Осколки

— Госпожа Санни, Ваш отец зовёт Вас. Санни оторвалась от наскучившего ей свитка по этикету и посмотрела на служанку ярко-голубыми глазами. От её пронзительного взгляда девушка стушивалась и опустила голову. Санни никогда не «зверствовала», даже со слугами всегда обращалась по-справедливости, пусть и требовательно, но все знали на что был способен её отец, если обидеть его единственного ребёнка даже случайно. В свои одиннадцать лет она была умной, но имела довольно своевольный и ветреный нрав. С чужими особо не любезничала, из-за чего практически никто не знал её настоящую. — Отец… — протянула Санни звонким, спокойным голосом и положила папирус рядом с собой. Встав в кровати, она оправила белую с желтым орнаментом юбку. — Убери это в мой стол, — кивнула она на свои записи, — однако, отцовские папирусы не трогай, я уберу их сама, когда вернусь. Девушка поклонилась и заправила длинные, светло-каштановые волосы за спину. — И ещё, — уже на выходе она обернулась к служанке, — Уоти мне нужна будет сегодня. Скажи дочери, чтобы уборку не брала на себя. Я отца предупрежу. Надеюсь, у вас нет других планов? Санни не предупреждала их заранее, поэтому изначально хотела уточнить не отвлечёт ли девочку своей просьбой. Впрочем, мало какая служанка откажет Госпоже, поэтому были ли у них планы по настоящему, Санни никогда не узнает: — Нет-нет, что вы, я скажу Уоти! Санни кивнула и прикрыла дверь своей комнаты. Отцовский кабинет был в том же коридоре, что и её комната, но в другом конце. Не торопясь Санни прошла и постучала в нужную дверь. Она неоднократно наблюдала за тем, как кто-то стоял на этом месте и не мог решиться даже постучать. Она же сделала это не боясь. Санни, наверное, была единственным человеком на которого Верховный Эпистат никогда не повышал голос. Да и в целом, её отец всегда по возможности шёл единственной дочери навстречу. — Войди! Санни распахнула дверь и прошла сразу же к отцовскому рабочему месту. Амен поднял взгляд от папируса и сдержанно улыбнулся ей. У Санни был только отец и он был рядом сколько она себя помнила, поэтому нежные чувства затапливали её каждый раз, когда она смотрела на папу. Она была единственной, с кем отец не старался держать лицо, кто знала его в минуты слабости и видела неуверенность. Для неё он редко был именно, что Верховным Эпистатом. — Уоти сегодня не будет, я беру её по делам, папа. Амен кивнул, давая понять, что всё понял. — Ты жаловалась на то, что тебе одиноко, дочь моя. Я тщательно взвесил всё и нашёл решение твоей проблемы, — начал Амен, ласково смотря в голубые глаза своего ребёнка. Санни встрепенулась. Она жаловалась, было дело. В последнее время в Мемфисе отчего-то было неспокойно и все встречи с друзьями практически сошли на «нет», не считая пары исключений. Теперь, безопасности ради, она практически безвылазно сидела в особняке. Да, места тут много было, но одной скучно. Служанки — не то же самое, что друзья. Она была для них лишь Госпожой. — Ты будешь чаще пускать меня на прогулки с друзьями? Спасибо папа, ты лучший! Санни бросилась на шею к отцу, но не почувствовала ответных объятия. Только чуть позднее он неуверенно приобнял её, но… Она отстранилась, вгляделась в хмурое, аристократическое лицо и услышала неприятное: — Прям как мать, — вздохнул Амен и, смотря в одну точку, на автомате погладил её по шоколадным волосам, которые достались ей от мамы, которую Санни никогда не знала. Она зло выдохнула, молодец! Опять расстроила папу этой темой. Как только девушка спрашивала где мама, отец молчал, когда узнавала бросила ли она их — тоже. А молчание, как известно, было знаком согласия. Она на маму не злилась, но ей жизненно требовалось узнать у неё почему, за что и она верила, что когда-нибудь, ей представиться возможность спросить. Ну, а вдруг? В жизни ведь бывают чудеса. — Твоя мама тоже любила делать поспешные выводы и творить всякое, не подумав. Нет, Санни. Гулять с друзьями опасно. Я решил набрать больше служанок твоего возраста. — Ч-что? — отшатнулась от отца Санни. — Сейчас у нас есть только Уоти. Не спорю, девушка она хорошая, с тобой одного возраста, да и мать её неплохо общалась с твоей, но я бы хотел, чтобы ты росла в окружении сверстников. И дело доброе сделать можно — наберём сирот или нищих, пособие хорошее будет, тебе не одиноко, да и помощи штатным слугам больше. Санни фыркнула. Ну, прекрасно! Теперь в доме будет больше детей, а следовательно, больше промахов от слуг. Уоти пока привыкала к работе в доме так часто ошибалась! То постирает не так, то непонятно куда, а главное, забыв в скором времени, убирает вещи. О том, как готовила в первое время и говорить не приходилось! — Пап, мне не нужны слуги моего возраста. Что с них толку? Будут крутиться вокруг меня, а работа в доме так и будет множиться. Ты прав, давно пора было пополнить штат слуг. Так набери нормальных, взрослых людей и позволь хоть изредка встречаться с подругами! — Санни, это мое последнее слово. Кроме того, у тебя есть Уми и Сефу. Я понимаю, что они, хоть и близкие друзья, не заменят женское общение, но для этого у тебя и будет личная прислуга твоего возраста. Сможешь сама выбирать, кто с тобой будет, а остальные будут помогать старшим служанкам. Нынче дети из бедных семей очень рукастые. Санни вздохнула. Не было смысла спорить. Отца она знала и очень хорошо, если он что-то решил, то это было абсолютно твёрдое, взвешенное слово, против которого было бесполезно идти. — Ладно, папа, — кивнула Санни. «Посмотрим, что из этого получится. Почему-то у меня такое ощущение, что назреет новая драма, как обычно это происходит». Может быть Санни и преувеличивала, но у неё перед взглядом представало то, какой ажиотаж начнется, когда весть о том, что дочери Верховного Эпистата, лучшего воина Египта, второго человека после Фараона, ищут личных слуг ещё и из числа детей. Она поморщилась, не будет в жизни спокойствия. — Кстати, хотел тебя предупредить. В Коптосе замечены подозрительные движения. Мы уезжаем туда ненадолго, постараемся скоро вернуться. Амен взволнованно посмотрел на дочь. Он знал — она ненавидела долгие отлучки отца, которые по долгу службы периодически случались, но такова была жизнь: всё, что они имели по большей части было благодаря работе, а работа требовала жертв. Санни это понимала, но всё равно безумно расстраивалась. Он ненавидел слёзы дочери. Мог стерпеть всё: любые пытки или унижения, но не её слёзы. Она вскинула голову и в её взгляде он разглядел печаль. Она была дороже ему, чем кто-либо ещё и его каменное сердце сжималось, когда он видел её боль. Он тихо подошёл к ней и крепко обнял. Он гладил её по спине, а она дрожала. Не плакала, уже привыкла, но он был с самого детстве её единственной опорой и оставаться без отца даже на столь короткий срок было слишком страшно для неё. Она могла строить из себя взрослую Госпожу сколько угодно, да и при не близких слугах она не покажет своих чувств, но по факту, она была совсем ещё ребёнком, которому требовался отец. Он был как глоток живительного воздуха для неё. Только он всегда был рядом и столь долгое расставание было пыткой. Но ничего было не поделать. — А ты… Погуляешь со мной сегодня, папа? Под звёздами, — робко попросила она Амена, смотря блестящими от влаги глазами на него. Амен вздрогнул. Эти слова глубоко ранили в самое сердце. В голове тут же всплыли воспоминания: Она обернулась и он увидел, как её золотистые глаза горели счастьем, когда она смотрела на мириады звезд, которые сверкали кристаллами на темном небосводе. Они пришли на пустырь, коих в Египте было великое множество. Амен смотрел за тем, как хрупкая фигурка Эвы купалась в свете ока Великого Хонсу. Она была воистину прекрасна. — Ну что ты там стоишь? Ей-Богу, зануда! — Накажу, — буркнул Амен и покачал головой. Эва засмеялась, подбежала к нему, и, схватив руку Амена, рванула вперёд. Подведя его к центру пустыря, где до этого стояла, она плечом толкнула его в предплечье и томным полушепотом прошелестела: — Накажи… — и направила взгляд в небо. Амен тоже посмотрел на звёзды. Казалось, что в присутствии любимой девушки они сверкали ещё ярче. Под сиянием звёзд казалось, что все печали уходили прочь, все тягостные мысли тут же покидали голову. Амен терпеть не мог, когда Эва гуляла по ночам и не слушала его слова, просьбы, уговоры и приказы. Но он признавал: свет луны шёл ей. Её глаза приобретали такие оттенки, от красоты которых, казалось, что их не могло существовать в природе. Эва была чем-то прекрасным в свете ночи. Не мудрено, что ей нравилось гулять в это время. Она была будто дочерью ночи, обожала это время и Амен ловил себя на мысли, что ему тоже начинало нравиться гулять под звёздами. Плохой пример заразителен, не так ли? Да… Дочь от матери взяла не только волосы, телосложение и характер. Как и Эва, Санни обожала гулять под звёздами. Это было… Больно. Когда Амен смотрел на Санни, он видел в ней Эву. Ту чертовку, что не давала жить спокойно и вечно находила на одно причинное место проблемы. Казалось, дай Эве свободу и через пять минут она обязательно попадёт в беду. Санни была такой же, но она была и дочерью Верховного Эпистата. Единственной, глубоко обожаемой и тщательно защищаемой. Да и постоять она за себя более, чем умела. Кроме вспыльчивого характера матери, Санни взяла хладнокровие и умение разбираться в ситуации от отца. Жаль, осторожностью Боги обделили её, впрочем, когда речь шла о дочери Эвы, это было вполне ожидаемо. — Конечно, — грустно улыбнулся Амен. *** Вечером, как Амен и обещал, они с Санни вдвоём пошли на пустырь, смотреть на звезды. Вот только светила не привлекали его внимание так, как собственная дочь, ведь Амен смотрел на неё и видел свою первую и последнюю любовь. — Мне без тебя будет очень грустно, — пробормотала Санни. Амен очнулся от своих мыслей и, справившись с чуть дрогнувшим голосом, сказал: — На время, пока мы будем отсутствовать, к тебе приедут Милая Дия с малышом Суди и Уми. «Оо… С Уми скучно не будет. Мы так редко видимся в последнее время. Можно попробовать и Сефу пригласить, тогда все будут в сборе». — Папа, а почему ты называешь Госпожу Дию Милой? — с улыбкой спросила Санни. Отец так делал только в кругу «своих». — Потому что она милая, — невозмутимо ответил Амен и Санни рассмеялась. Она очень любила папу. Ладно, хочет, чтобы с ней было больше слуг, пускай так и будет. Ему было виднее, что лучше для неё.