Я - Предвестник.

      Аякс лежит на спине, чувствует жжение от хлестких ударов тонкого кожаного ремня, и думает о произошедшем уже остывшей головой.       Что он натворил?..       Аякс чувствовал себя странно, едва ли мог упомнить, что им двигало на улице, о чем думал, пока наносил удары снова и снова. И не мог понять, почему он это сделал, с какой целью. Если тогда он был на грани слепого веселья и удовольствия, то сейчас все смешалось внутри, не давая точного определения собственным поступкам.       — Братик?.. — тихо звучит голос Тони, и он поворачивает голову в бок, замечая голову сестры, что торчала из-за двери.       Аякс молчит, смотрит как девчушка тихо крадется в его спальню, залезая к нему на кровать. Слушая ее пыхтение, ему от чего-то стало еще хуже, словно на грудь положили громадный камень, который с каждой секундой сильнее вдавливался в его кожу, желая сломать хрупкие человеческие ребра. Стало тошно.       — Папа так громко ругался… — шепот сестры кажется криком в ухо, и Аякс поджимает губы. Слушать спокойную речь Тони было невыносимо.       Хуже, чем удары ремня и пинки от Скирк.       — Я… — говорит он, а голос хрипит и ломается. — Я совершил ошибку…       Как тяжело было сказать эти слова даже самому себе, в своей голове. Грудь сдавило тисками, и Аякс с шумом вдохнул полной грудью, уже не обращая внимание на жжение спины.       Рядом с Тоней он всегда чувствовал себя по другому. Бездна внутри умолкала, отступала куда-то глубоко, где Аякс ее не чувствовал. И сейчас, лежа спиной на кровати, смотря в потолок и видя краем глаза немного обеспокоенную сестренку, он понял, что было не так.       Для Тони Аякс оставался прежним старшим братиком, и ей было не важно — плакса он, или яростный воитель.       — Ты не плохой, — тихие слова подобны острому ножу, что линчевали его медленно. — Ты самый лучший братик на свете! Отец просто переживает за тебя.       Аякс прикусывает щеку, чувствуя как его ломает изнутри.       Проблема была не в отце, не в семье, не в глупых сверстниках, что раньше всегда издевались над ним и обижали. Проблема была не во всепрощающей матери, не в трусости его самого, а в спуске на самое дно этого мира. В его другой стороне. В мире Тьмы. В Бездне.       И осознание этого не вызвало агрессии или ненависти, как было раньше. Аякс понял, что глупо было винить отца и учинять беспредел в их спокойной деревушке. Перед глазами фантомно вырисовался высокий и худой силуэт женщины с неровными белыми волосами и торчащими плавниками из спины.       Как глупо он все же попался на уловку этого «чудовища», позволив Бездне медленно поглощать его, сводя в пучину кровавой резни. Но если бы не Скирк, то гнил бы он уже давным-давно, стал бы одним из тех искателей приключений в выгребной яме. Аякс был и благодарен, и зол за этот опыт.       — Это я во всем виноват, Тоня, — хрипит Аякс, и не выдерживает, болезненно кривит лицо, чувствуя как глаза горят и влажные капли стекают вниз на сбитое одеяло под собой.       Он плачет впервые, как вернулся из мира Тьмы, кусает губы и давит в себе постыдные всхлипы, не понимая что на него нашло и почему он сейчас плачет. Тоня подползает ближе, ложится на него сверху, прижимаясь ухом к груди и слушает бешенный стук сердца.       — Братик не виноват, — говорит она, и Аякс отупело кивает головой, дрожащими руками обнимает сестренку. — Ты лучший.       Аякс не в силах сдержать слезы, дергается от ломающих рыданий, гладит Тоню по спине, словно это она плачет, а не он.       Бездна развратила его своей силой, своим безумием и вседозволенностью. Скирк выдрессировала из него животное, которое знает только как применить свою силу, как обернуть Хаос себе на пользу. Аякс понимает, что все это время медленно утопал в скверне, теряя свой человеческий облик и чувства.       Бездна убивала его.       Он прижимает Тоню ближе, утыкается носом в мягкую копну волос, тихо всхлипывая. Отныне он отрекается от скверны, а о падении в Бездну постарается забыть, как о страшном сне. У Аякса их было много, а этот кошмар всего лишь подзатянулся. Он станет сильным без нее. Получит глаз Бога и пойдет по иному пути. Воин не тот, кто падает в скверну.       Сегодня он не видел снов.

***

      В предобеденное время город Ее Величества всегда становился слишком оживленным. Вот и сейчас Аякс поправляет красный шарф на шее, шагая в след за своим отцом. Он смотрит на спину высокого мужчины, видит нерешительность в шагах, но молчит. Потому что виноват и такое наказание будет справедливым.       Но противная мысль грызла изнутри, не давала ему покоя — Аякс не желает смиренно принимать удары. В груди все равно билась легкая тревога. Фатуи — не монстры из бездны.       Искусные солдаты, каждый из них совершенство во плоти, отдающие жизнь и честь на благо их державы. Есть ли у него — мальчишки, — шансы на хоть какую-то победу? Скирк было достаточно одной руки, чтобы уложить его даже в форме Наследия.       Мороз щипал лицо, звон моры в мешочке у отца угнетал наравне с гулом людей вокруг, которым не было до них никакого дела. Они шагали широким шагом, Аякс едва ли не бежал вслед за мужчиной, который увидел нужных людей.       Что-то противно засосало под ложечкой, когда Аякс углядел среди обычных рядовых и элитную гвардию.       Когда утром в комнату вошел отец, то Аякс открыл глаза прежде, чем скрипнула старая дверь. Тоня сопела под боком, и он осторожно встал с кровати, не смотря на застывшего в дверях мужчину. Лицо у него было хмурым, губы слегка подрагивали — убедившись, что сын встал, тот ушел на кухню, где уже бренчала посуда.       — Семья требует сто тысяч моры… — слышит Аякс голос отца, пока натягивал на себя теплую кофту.       — У нас нет таких денег сейчас, — матушка обеспокоенно стучала половником о дно кастрюли, и Аякс поджал собственные губы.       Он провинился. И понимает, что ему придется хорошенько постараться, чтобы выплатить долг — глупо было надеяться, что отец спустит ему это с рук. Заставит пахать, чтобы в кратчайшие сроки вложить все до последней монеты. Вот только для их деревни — это сравнимо с годовым жалованием мясника.       Аякс выходит на кухню, видит как родители прячут от него взгляд. Отец — злой и уставший от бесконечной головной боли, матушка — напуганный и нервный. Он замирает в проеме, чувствуя себя одновременно невероятно разбитым и удивительно отдохнувшим. Играло ли роль вчерашнее несовершенное убийство или его ночная слабость перед сестрой. Неожиданно стало стыдно перед Тоней за свои жалкие и позорные слезы.       Отец странно двигает челюстью, сцепляет пальцы в замок, пряча за ними нижнюю часть лица.       — Садись, — тон, не терпящий возражений, и Аякс шагает прямой, как палка, садится за стол напротив. К еде не притрагивается.       За окном едва ли начинало светать, Аякс тщетно пытался вспомнить вчерашнюю ситуацию в подробностях, но все словно в вязком тумане. Тишина на кухне угнетала, создавалось впечатление, что в ушах что-то противно пищит, как отец вновь продолжает тихо, но достаточно отчетливо и грубо говорить:       — Сейчас же отправляемся в столицу.       Аякс не может поднять на него взгляд, да и не хочет. Слегка хмурит лоб, сжимает кулаки под столом, пытаясь вести себя сдержаннее.       — Зачем? — даже голос звучит слишком хрипло и жалко, внутри него что-то ощутимо всколыхнулось, едва не вырвавшись злобным рычанием, но он вовремя себя одернул.       Аякс не желает больше потакать скверне, и не позволит ей владеть его разумом и телом.       — Кажется, ты вчера не внимательно меня слушал, — отец встает из-за стола, шагая к выходу. — Собирайся.       — Дорогой, он еще не… — подает голос матушка, и у Аякса по спине пронесся табун мурашек.       Он вляпался по крупному, и воспоминания о вчерашнем вечере обрывками врезаются в воспаленный разум, заставляя дыхание сбиться, а сердце застучать в быстром ритме.       Фатуи. Он обещал отдать его, как мешок для битья солдатам, чтобы показать, какого это.       И сейчас, когда эти самые солдаты были на расстоянии вытянутой руки, у Аякса похолодело внутри все и сразу. Он делает глубокий вдох, и неожиданно понимает, что бояться нечего. Ничего страшнее Бездны нет.       Он не боялся Скирк, которой было не сильно важно — выживет ли он, или нет. Солдатам же запрещено убивать гражданских. Рядовые и офицеры бросают на них хмурые взгляды, как его отец протягивает мешок моры в руке, говоря глухо и нервно.       И Аякс впивается в это множество глаз своими собственными, словно желая сразу взглядом прощупать своих предполагаемых врагов. Они крупнее его и более опытные, но от этого лишь сильнее забилось сердце, в предвкушении драки. Это будет незабываемый для него опыт. Скверна внутри недовольно завошкалась, когда поняла, что к ней не взывают, как прежде.       За своими размышлениями он пропускает весь диалог мимо ушей, придя в себя лишь тогда, когда мешок с морой оказывается у мужчины в маске.       — Такой дохляк, а решил забить дружка на смерть? — губы мужчины кривятся в усмешке, и Аякс хмурится, говорит тихо и четко:       — Мне он не был другом, — что-то в его тоне не понравилось солдатам, кто-то даже громко расхохотался.       — Правда? Не волнуйся, мы тебя отучим кулаками махать, — вперед выходит их группа застрельщиков, и Аякс шумно выдыхает.       «Опрометчиво» — думает он, и чувствует необычную уверенность, замечает, что весь страх куда-то испарился, уступая место предвкушению и азарту. Ему просто следует держать себя в руках. Не поддаться Бездне, заглушить скверну внутри, просто не позволить отпинать себя как жалкую собаку — крепко сцепит свои зубы и не проронит ни звука. А после он будет усердно работать, чтобы выплатить все до последней моры.       Он молчит, пока обычные рядовые разгоняют зевающую толпу людей, освобождая площадь для показательного наказания. Аякс ежится, стоит ему снять тулуп, на что отец хмурится и хватает его воротник.       — Чего удумал? — спрашивает строго, и впервые за все утро смотрит в его глаза.       — Меньше стирки будет, — коротко отзывается Аякс, и прежде, чем его успевают снова отчитать, отпускает тулуп, оставляя его в руках отца.       Он на ходу скидывает с себя шарф и ушанку, чувствуя как холодный ветер разом задувает под единственную кофту, на что даже элитные гвардейцы присвистывают.       — Больнее же будет, — качает головой их капитан, кивком головы веля кому-нибудь из застрельщиков шагнуть вперед.       Как и ожидал Аякс — эти громилы не собираются вступать в потасовку, отправляя более мелких и худых. Пара мушкетеров и заклинателей разбавляет один единственный агент, который в отличие от остальных скинул свои лезвия у командира. И не смотря ни на что, напротив него встает только он один.       — Почему один? — спрашивает Аякс, чем вызывает неподдельный искренний смех.       — Нас попросили наказать, а не убить. Тебе и одного хватит, — капитан опирается на свой молот всем весом, снисходительно улыбаясь.       Аякс хмурится, наблюдает как зеваки образовывают плотное кольцо вокруг них, пока его отец стоит рядом с командиром. Он смотрит в его глаза, находит там неуверенность, страх и обиду, но ничего не может с этим поделать. Он просто примет наказание.       Будет стоять как истукан, а после все вернется на круги своя.       Агент начинает двигаться неожиданно, Аякс даже не успевает сообразить, как уходит в сторону от столкновения, не замечая как в удивлении выгнулись лица взрослых. Тело движется на каком-то инстинктивном уровне, когда он приседает и одной единственной подсечкой опрокидывает солдата на укатанную снежную землю.       В воздухе на мгновение повисает тишина, прежде чем толпа начала хлопать в ладоши. Аякс замирает, смотрит удивленным взглядом на не менее удивленного агента, не совсем понимая, что сейчас произошло.       Он не хотел защищаться. Он хотел принять наказание и заслужить прощение у родных, но…       Но во взгляде отца снова мелькает бешенство, граничащее с ненавистью, как агент рывком поднимается на ноги, вновь замахиваясь для удара. Аякс реагирует быстрее, чем думает. В одно мгновение подходит слишком близко к противнику, бьет под дых, тут же ловя чужую руку. Выкручивает ее, и рывком кидает мужчину крупнее на прогиб. Капитан мотнул головой, нахмурился и отправил еще двоих.       Аякс с тяжелым вздохом решает наплевать на все, кидаясь в атаку первым, вновь входя во вкус, стягивая вокруг себя неприятности и почти наслаждаясь этим. Кровь вскипела в его венах, начала пьянить, но он старался контролировать себя, чтобы не увести легкую драку в очередной мордобой.       Легкая драка — да, вот что сейчас происходило в глазах Аякса. Страх перед Фатуи померк, едва ли он успел уложить первого агента, и он в очередной раз убедился — люди ему не чета. Что, если плюнуть на скверну, на Бездну, на Скирк и своего отца, погрузившись в бесконечные тренировки, бросая вызов всему миру?       — Вы не говорили, что все настолько… запущено, — говорит он тихо, наблюдая за невероятно гибкими и быстрыми движениями юноши, по лицу которого и не сказать, что он получает свое наказание. На лице мальчишки вновь расцвела слабая улыбка — он действительно наслаждался схваткой.       Отец стискивает челюсти, наблюдая как его третий сын с завидной легкостью уворачивается и наносит удары. В желудке связался тугой узел, а голова заболела с невиданной доселе силой. Мужчина с ужасом подумал, что сын его — чудовище. Ибо быть такого не могло, чтобы его трусливый мальчик стал…       Сгустком хаоса и разрухи. Необычайный упрямец, приносящий в мирную жизнь деревни Морепесок сплошные раздоры. Вернее сказать, он стал сердцем раздора — неважно, куда он шел и что делал, драки и споры следовали за ним попятам. И никакая жесткая военная дисциплина с отрядом солдат ему ни по чем.       Аякс движется сам по себе, даже не пытаясь как-то намерено им навредить, лишь уворачивается и дает сдачи. Выбить посох из рук, пригнуться под летящим в лицо кулаком, поставить подножку, ударить с локтя в чужой бок. Все казалось таким простым, что ему стало даже дурно от самого себя.       Ночная слабость не оставила после себя и следа, стираясь под очередным всплеском адреналина, когда с каждым ударом ему начинало казаться все нелепой игрой взрослых. Не было Бездны и скверны. Был только он — Аякс, Хаос этого бренного мира.       Его тело двигалось само, потому что выдрессировалось в темных глубинах. Он не может уже смиренно ждать удара, потому что Скирк била его со всей силы, заставляла тренироваться и выбивала из него необходимость всегда защищаться. Когда уже трое солдат упали перед ним на колени, хрипло дыша, он замечает как капитан напоследок сжимает рукоять молота, собираясь шагнуть в этот круг «наказания». Когда ситуация, казалось, начала выходить из-под контроля, ведь отец с разочарованием наблюдал, как его сын легко разделывается с отрядом хорошо обученных воинов, неожиданно толпа стихает, и в тишине улицы отчетливо слышны аплодисменты.       Аякс переводит взгляд на звук сразу, как только замечает вытянувшихся по струнке фатуйцев, разглядывая низенького старичка.       Богато одетый мужчина выглядел немного комично в этой до безобразия пушистой шубе, сверкая золотыми глазами из-под небольших круглых очков, слегка поправляя внушительную шляпу на голове. Аякс замирает на месте, пытаясь понять, что за человек перед ним.       — Молодец, юноша, — молвил он тихо, но из-за молчания людей вокруг голос прозвучал четко и ровно.       Трость из темного дерева странно громко стучит по обледенелому снегу, когда он шагает в своеобразную арену. Со стороны капитана тут же отмирает его отец, подрывается на скользкой тропинке, торопливо шагая к сыну.       Аякс напрягается словно тетива у лука, смотрит на старика неотрывным пристальным взглядом своих потемневших синих глаз, отмечая его низкий рост и странные уши — быть может, он эльф? Мужчина улыбается по доброму, останавливается напротив него и протягивает руку в кожаной перчатке.       — Как тебя зовут? — спрашивает он безмерно ласковым тоном, и Аяксу стало совсем не по себе. Но игнорировать нельзя — это понятно по реакции окружающих, и он резко набирает морозный воздух в легкие, протягивая руку для рукопожатия.       — Аякс, сэр… — говорит он глухо, когда рядом встают и отдают честь побитые солдаты, которых тут же расталкивает его отец.       — Г-господин, я… — начинает он, но мужчина останавливает его, рукой призывая помолчать.       Отец тяжело сглотнул, переводя взгляд на слегка дрожащего от холода сына. Аякс поджимает губы, но взгляда от старичка не отводит. Тот смотрит на него с хитрым прищуром и легкой улыбкой, от чего его усы слегка изгибались.       — Аякс? Хорошее имя. Меня зовут Пульчинелла, — представился он, и у Аякса сердце рухнуло в пятки.       «Пульчинелла? Разве Пульчинела не…» — проносится в его голове, как старичок перед ним добавляет:       — Я пятый Предвестник, мэр столицы — тихий смех совсем не разрядил обстановку, потому что привлечение на себя внимание Предвестника не всегда сулит хорошие последствия. — Хорошо сражаешься. Ты не проживаешь в столице, верно? Не желаешь вступить в Фатуи?       Ему кажется, что воздух разом вокруг исчез, потому что он не может сделать даже вдох. Отец позади тоже обомлел, потому что Пульчинелла переводит на него взгляд, знакомясь и разговаривая уже с ним.       Аяксу кажется, что весь мир схлопнулся в одну крошечную точку. Пропали звуки и чувства, оставляя лишь оглушительный стук сердца в ушах и обжигающее осознание: он привлек внимание Предвестника.