Сожги меня

… И все это время, пока мы были вместе я словно парил, не касаясь ногами земли. В такие моменты казалось, что ничто и никто не может испортить гармонию между нами. И знаете, читатель, так и было, пока я не увидел его. Спустя три года он снова пришел забрать самое дорогое, что у меня есть и вместе с ней — мое спокойствие.

***

Сначала все было хорошо. Первый день после приезда был по-настоящему волшебным. С самого утра я в полной ясности золотых лучей я был уверен, что теперь ничего не сможет нам помешать быть счастливыми. Десять невозможно коротких дней в моем маленьком раю вместе с любовью всей моей жизни. Все таки не бывает несбыточных мечт, кто бы что ни говорил. Я ждал этого так долго и вот это случилось. Как я ей и обещал — я привез ее в Париж, а это уже значит, что на это была Божья воля. Как известно, ничего не происходит просто так, все так как есть потому что этому есть причина. А значит и наша любовь и эта поездка не просто бред по уши влюбленного безумца. Она ведь тоже чувствует это, должна чувствовать. Она даже сама целовала меня, это точно должно что-то значить. И значит это то, что я в самом деле был прав — проблема не в нас, проблема в окружении. Тяжело существовать среди людей, которые готовы забросать тебя камнями просто за то, что чувствуешь то, что чувствуешь. Я правда люблю ее и готов ждать сколько угодно, чтобы наконец выхватить ее из Лос-Анджелеса и увезти куда-то, где мы могли бы жить без страха. Я бы жил с ней где угодно, серьезно. Когда по-настоящему любишь то вопрос удобства уже не стоит на первом плане. Когда любишь, то отдаешь и хочешь отдавать, поэтому я никогда бы не испугался тех банальных мирских трудностей, которыми пугают наивных молодых влюбленных. Я всю жизнь отдаю ей всего себя, все возможные ресурсы, которые имею. С момента ее рождения я больше не принадлежу себе, я говорю ей об этом все время. Я никогда и не думал о том, чтобы просить что-то взамен на мою жертву. Мне ничего от нее не нужно, кроме принятия. Если бы только она могла понять какого это и хотя бы на мгновение полюбить меня так же сильно… Раньше я жил надеждой и свято верил, что Бог все рассудит верно и я получу ту благодать любви, которую заслужил, а сейчас я уже ничего не жду. Все, чего я хочу теперь — это иметь возможность созерцать, говорить с ней, дышать воздухом с ароматом ее духов и все это там, где меня будет некому осуждать. С ней я жил бы где угодно, лишь бы не там, где каждая стена имеет по паре глаз и ушей. Но это все потом. Сейчас ей всего шестнадцать лет и мне нужно будет подождать как минимум два года и тогда я смогу любить мою милую как взрослую девушку обыкновенной, понятной всем любовью и не уклонятся от неудобных вопросов о ее возрасте, словно я моральный урод и растлитель. Но если мне сейчас нужно скрываться чтобы потом иметь возможно быть с ней свободно, я сделаю это. С этими мыслями я засыпал после нашего первого дня в Париже. Она одним своим присутствием делала этот день и город волшебными. Что мне еще может быть нужно для счастья если вот она спит просто рядом со мной? В такой же благодати прошло и наше утро. Как же прекрасно никуда не спешить. Я дал ей вдоволь выспаться, поэтому когда она проснулась то у нее не было повода жаловаться что я всю ночь мешал ей спать, когда сквозь сон пытался ее обнять. К моему удивлению, Билли была будто бы даже рада увидеть меня, нависающим над ней (я всего лишь хотел поправить непослушный локон, что все время выпадал из копны ее потемневших волос). Она сонно улыбнулась и просто позволила мне любоваться ею в утренней дымчатости. Хочу еще сказать, что ее новый цвет волос был довольно неожиданным выбором. Зная ее, она вряд ли бы носила такой цвет, но к неожиданности для самой Билли, он ей очень подошел. От себя же могу добавить, что обрамленные синей копной волос ее глаза засияли еще ярче на бледном лице. Моя сказочная русалка. Но все же, наверное лучше бы она этого не делала. После воздействия очередной химии ее волосы местами обломались, поэтому ее новая «челка» постоянно выбивалась с пучка и падала ей на лицо, из-за чего моя милая дико бесилась. Я же просто молча наблюдал за этим со стороны, а потом пришел к ней с новым, выбранным мной специально для нее набором милых заколок. Она еще тогда надменно фыркнула, но все же приняла подарок. Я не знаю, нравятся ли ей они или нет, но выглядит она с ними так же прекрасно, как и без. Единственная разница — теперь она в три раза меньше отвлекается, чтобы ругнуться на непослушные волосы. День обещал быть таким же прекрасным как и утро и, думаю, так бы и было, если бы нам не помешали. В первый раз я увидел его когда мы выбрались из небольшого номера отеля на прогулку. Она конечно же потянула меня за рукав пойти попить какое-то особенное кофе, которое точно больше не подают ни в каком другом кафе. И я не то чтобы был против, скорее наоборот. Мне нравилась перспектива просто тихо сидеть и глазеть на мою любимую сестрицу почти десять минут подряд. Я не был голоден, но она видимо совсем не позавтракала. Я не собирался отказывать ей в удовольствии попробовать те веганские панкейки, которые нам любезно пролекламировал официант. И вот я смотрю как она сидит и с аппетитом уплетает свой поздний завтрак, как вдруг мой взгляд внезапно цепляется за человека с уж слишком знакомым лицом. Он сидел за одним из соседних столиков и кажется, не сводил с нас глаз. Я пару секунд пытался понять кого мне напоминает этот мужчина и почему мне кажется, что я его уже где-то видел, при том что в Париже мы были только второй день. И в один момент мой мозг прогружает всю память и осознание бьет меня тяжелым камнем по голове. Конечно же, как я сразу его не узнал — это был никто иной как он — Мордер. Тот, которому в одиночку удалось украсть у меня спокойствие и окончательно лишить всякого доверия к миру снаружи нашего дома. В две тысячи пятнадцатом — всего три года назад он пытался забрать ее у меня и тогда у него это, к моему счастью, не получилось. Вот я вижу его снова и я уверен, что и сейчас его цель не изменилась. Он здесь за тем же что и я — из-за нее. За прошедшее время он никак не изменился. Все та же прическа, все тот же стиль, все тот же навязчиво-внимательный взгляд с прищуром. Вдруг он встает и мне на мгновение кажется, что он уходит. Но как потом оказалось, пошел он в сторону уборной. Я не дал ему затеряться среди людей — сразу же сорвался и пошел за ним, на ходу говоря моей любимой, что долго не задержусь. Мои глаза неотрывно следили за ним, целясь прямиком в затылок. Мои ноги несли меня со скоростью, которую я с трудом мог отследить. Я преодолел этот десяток метров нереалистично быстро и даже не понял как оказался в другом конце помещения. Вот я вижу как он заходит и за ним закрывается дверь. Я залетаю за ним уже будучи готовым к возможной драке, адреналин в моей крови за экстремально короткий срок допрыгивает до крайнего показателя. И вдруг все это в один момент прерывается и обрушивается водопадом в виде холодного пота и немого шока. Я не просто не увидел его в уборной возле ряда мраморных раковин, его не было вообще нигде. Мне повезло, что в такие моменты моя мозговая активность резко повышается и я могу оценивать ситуацию с уровнем оперативности, которого как раз достаточно чтобы не застолбиться перед каким-то нелепым препятствием. Я обошел всю комнату, открывал все двери и с ежесекундно растущем уровнем недоумения обнаруживал, что какую бы кабинку я не проверил, все они были пусты. Не поверив своим глазам я перепроверил все еще раз, но ничего не изменилось. Внимательно осмотрев всю уборную мои глаза снова наткнулись на большое зеркало, висящее над раковинами. Я лишь в очередной раз увидел себя в его отражении и подтверждение самой первой мысли, что тогда пришла мне в голову — я был там абсолютно один. При том, что зашел сюда буквально сразу после него. Я своими же глазами увидел как Мордер закрыл за собой дверь. В висках оглушительными ударами гремела кровь, я чувствовал, словно мое сердце в миг увеличилось до размеров грузового автомобиля, что еще немного и оно вот-вот заполнит все помещение. Видел, как я задыхаюсь, захлебываясь в своей же крови и этому словно не было конца. Но и тут мой мозг обманул меня. Все закончилось до странного быстро, так же внезапно, как и началось. В итоге я нашел себя стоящим возле того самого зеркала. Моя грудь тяжело поднималась и опускалась, пока я сам опирался об край раковины. Осознав всю бессмысленность моего здесь пребывания, я молча вернулся к нашему столику. Билли как раз доедала свой последний панкейк с удовлетворенной улыбкой на лице и кажется, совсем не замечала моего состояния. В тот момент это даже в каком-то смысле меня порадовало. Мне совсем не хотелось ей ничего объяснять, когда объяснять было в общем-то и нечего. Все то время, пока я наблюдал как она ест и допивает свое кофе, ни одна мышца не дрогнула на ее прекрасном лице. Она была совершенно статична и это делало всю ситуацию еще страннее. Но тогда я решил не обращать внимания на эти детали, просто чтобы еще сильнее не загнаться. Потом у меня точно будет время подумать о том, что только что произошло в уборной, а пока лучше не тратить драгоценные мгновения рядом с ней на этот бред.

***

Июнь. Две тысячи пятнадцатый год. В этом году лето пришло очень резко. Уже с середины июля начался невыносимый зной. Дни с моей маленькой любовью тянулись как расплавившийся сахар. Из-за жары они казались бесконечными, особенно в полдень, когда солнце было в зените и все вокруг словно замолкало. Все живое пряталось от жгучих лучей, даже на заднем дворе нашего дома, где всегда было слышно пение птиц было непривычно тихо. Тишина эта только сильнее подчеркивала то, как медленно ползли стрелки на часах в моей комнате. Молчание было ощутимо в воздухе, поэтому каждый раз, когда Билли прерывала его звуком перелистывания страниц комикса (который она бессовестно стащила у меня, не сосчитав нужным даже и слова мне об этом сказать). Шея не держала мою голову, которая так или иначе откидывалась на край кровати, пока я сам сидел на холодном полу. На кровати лежало еще мокрое полотенце, которое по идее должно сделать ее постель хоть немного прохладней и комфортней для отдыха. Воздух был невероятно сухой, поэтому своеобразный запах влажности, исходящий от того полотенца все же касался ноздрей. Запах выделялся среди общего фона комнаты, которая пропиталась ароматом ее шампуня, дезодоранта, спрея для тела и прочей химии, которая должна была перебить естественный запах ее тела. При том я все равно знал какой он — свежий и что странно, слегка мускусный одновременно. Ассоциации в моей голове были такими сильными, что я мог видеть ее перед собой даже с закрытыми глазами. Просто чувствовать тень почти выветрившегося на ней парфюма было вполне достаточно. Тем не менее я не позволял себе закрывать глаза или отводить взгляд. Мне хотелось глядеть на нее до тех пор, пока я могу. В ее спальне стоял полумрак из-за тех ее штор, но немного света все же было. Она все так же сидела слева от меня, совсем рядом. Зной словно окрашивал ее обычно бледную кожу в легкий персиковый оттенок, что так дивно гармонировал с розовостью ее припухших губ. Солнечные лучи так или иначе пробивались в комнату, проходя даже через плотные блэк-аут шторы. При каждом, даже малейшем дуновении ветра они танцевали у нее на лице золотистыми пятнами и я с трудом мог оторвать от нее взгляд. Обычно они прыгали по ее бархатной коже резко, а моментами разливались подобно меду. Вот тонкая полоска золота тянется по ее локонам, вот переходит на щеку и наконец стекает к устам и я не могу не поддаться искушению и не вылизать мед прямиком из ее губ. Ее горячее дыхание бьется о мою щеку, кровь шумит у меня в ушах и я почти ничего не слышу. Перед тем как поцеловать ее я из-под полузакрытых век могу наблюдать как она шевелит губами. Ее брови на пару секунд сводятся в вопросительном выражении, ясные как небо глаза смотрят в мои, вероятно ожидая ответа. Она не знает что это все бесполезно — мой мозг плавится все больше по мере моего приближения к ядерному реактору, чей жар обжигает даже через ткань футболки. Я к большому сожалению вынужден проигнорировать ее вопрос, так как мой мозг просто не способен мыслить ясно. Она садится на кровать, отодвигаясь от меня. Было заметно как сильно ее саму мучила жара. Даже в полумраке ее комнаты мой взгляд цеплялся за малейшие перемены в ее облике. Обычно бледно-молочная кожа порозовела, она была невероятно притягательной. Я так рад, что кроме меня никто ее такой еще не видел. Прошла бы она такая где-то по улице все особи мужского пола бы шею сворачивали. Вот я смотрю на нее и чувствую как блик на ее локонах и легкое сияние, словно исходящее от ее кожи слепят меня. Я вижу любимую сестрицу словно сквозь слегка запотевшее стекло, с трудом фокусирую зрение. Вот Билли откинула голову назад, чтобы свободной от страниц комикса рукой поправить волосы. Ее тонкая шея слегка блестела от пота, завиток у хрупкого плеча слегка покачнулся и у меня вдруг перехватило дыхание. В один момент мое обоняние обострилось настолько, что я теперь мог чувствовать ее парфюм ото всюду. Запах ее разгоряченного тела сводил меня с ума. Она была подобна какому-нибудь десерту из свежих фруктов. Мне ужасно хотелось ее съесть. Она села, подогнув под себя ноги, и потянулась, будто нарочито показывая мне тонкую полоску кожи на животе. Я почувствовал, как в и без того горячем воздухе растёт напряжение. Желание прикоснуться к ней, ощутить её тепло и вкус стало невыносимым. Тонкая ткань ее футболки прилипла к ее влажной коже, еле скрывая ее от моих голодных глаз ее тело. Она снова облокачивается об спинку кровати, подбивая под свою спину самую большую подушку. Ее грудь медленно вздымается, в пылу момента я перестаю видеть четко. Мне снова кажется, что моя милая зовет меня глазами, пока глядит на меня сквозь ресницы. Потом она как ни в чем не бывало отвлекается на птиц за окном. Совершенно безразлично, без малейшей тени смущения покачивает согнутой перед собой ногой. Загипнотизированно смотрю на ее колено, которое легко движется из стороны в сторону. Я так сфокусирован, словно наблюдаю движение маятника на часах, отсчитывающие секунды до моей грядущей гибели. Сам же теряю всякое ощущение времени, когда край ее футболки задирается выше. Готов поспорить ей это нравится — нравится чувствовать мой взгляд на себе. Со стороны я наверняка выгляжу как полоумный и она считает это зрелище забавным. Вот она наклоняет голову, двигает ею в образном полукруге, разминая шею. Одновременно качает коленом, обнажая исподу ляжки. Теперь я уже уверен, что сестрица намеренно меня дразнит. И на этом моменте я уже не вижу ничего плохого в том, чтобы ответить на ее немое приглашение. Ну и в целом — если она сама этого хочет и просит, то почему я должен отказывать возлюбленной? Для нее это уже норма, обыденность требовать, чтобы я безвозмездно отдавал ей всего себя. Забывал про оставшиеся крупицы самоуважения и здравого смысла ради воплощения ее хотелок. Если бы это было возможно, то я бы дал ей больше. Вот только во мне и так уже нет ничего, я пуст. Лишь бесконечная адская пустыня, в которой песок плавит мое беспощадно-палящее солнце. Среди этой раскаленной пустоты остается только она. Сколько бы раз я не говорил ей, что она любовь моей жизни, ей все рано всегда будет мало.