Сожги меня

Эшлин. Я и сам не заметил, как со временем начал видеть ее как свое творение. И не без оснований. В ней была самая настоящая вселенная, это поистине глубокая личность при таком юном возрасте. Только вот я почему-то совсем не заметил того фундамента, который должна была заложить ее семья, а в особенности родители. Она вечно колебалась в любом своем выборе, была непостоянна в своих позициях, и это ощущалось ее большим недостатком, так как поначалу я совсем не мог быть в ней уверен. Только со временем я осознал, какое сокровище нашел. И ценность ее была не в начальном наполнении, а как раз в том, как много еще в ней свободного места для того, чтобы создавать новое. Как мне кажется, именно эта ее особенность помогла мне сделать из четырнадцатилетнего застенчивого подростка звезду своего поколения. Она была как послушная глина в руках мастера. Работать с ней оказалось невероятно увлекательно, ей самой становилось это интересно. Я не могу сказать точно, почему она так любила «нырять» во все аспекты новой жизни, которую я для нее создавал — возможно, потому, что она просто была увлечена пением или же потому, что она была очень увлечена мной. Скорее всего, эти два фактора слились воедино, что и стало прекрасной почвой для взращивания ее карьеры как певицы. Возможно, вы зададите вопрос, мол, «с чего я взял, что она мной увлечена?», и я вам отвечу — не заметить такое почти невозможно. Оставался, конечно, вариант, что с ее стороны это просто невинное детское восхищение. Может, это был наивный интерес к дивному большому миру Голивуда, где большие взрослые зарабатывают большие деньги, но если бы это правда было так, то она бы не стремилась проводить со мной так много времени в нерабочий час, чтобы говорить обо всем, кроме работы. В те моменты я ощущал, что я в самом деле важен.

***

С каждым днем, проведенным вместе с ней, я задумывался о том, выбрал бы я ее и эти отношения снова, если бы мог вернуться в самое начало? Выбрал бы я Эшлин, если бы не тот неудачный опыт в прошлом, который получил вследствие попытки найти кого-то на замену той, которую уже не смогу вернуть? Неужели у меня не было тогда выбора, и я не смог бы удержать себя в руках и остановиться? Правда ли наше нутро имеет такую большую власть над нами, или мы сами наделяем его такой силой, после влияния которой голос совести уже не может до нас докричаться? Кто я в этой истории? Мерзкий извращенец или жертва обстоятельств, которые мне были попросту неподвластны, и кто по-настоящему виноват? Пока я думал об этом, я и не заметил, как Эш уже вернулась в комнату. Должен отметить, за последнее время ее внешний облик немного изменился. Не подумайте, читатель, что я закидываю вас ненужными деталями, чтобы отвлечь или еще хуже, обмануть. Этот дневник я взялся вести максимально честно, и все мои наблюдения и переживания описаны здесь со всей возможной искренностью. Дать комментарий о ее внешнем виде меня вынуждает моя душевная болезнь, что, как мне кажется, с годами только прогрессирует. Моя подопечная (не без моего напутствия) осветлилась в пепельную блондинку, отчего каждый раз, когда боковое зрение замечало ее проходящей рядом, мое больное сердце билось быстрее. И почти все в ней казалось мне идеальным, когда одиночество пожирало мою гниющую душу. Только вот глаза ее ужасно отличались. А голубые линзы лишь подчеркивали холодный блеск, за которым была такая же ледяная пустота. Глаза у Эшлин были красивые, но они ничем не отличались от глаз малолетней проститутки, которая была со мной до нее. Даже не так. Они были до грустного похожи. Хоть та и не была американкой и была очаровательной блондинкой с рождения, а не стала ею после салона. И глаза у нее были небесные всегда, а не только с линзами, но все равно ничего, кроме пустоты, я в них не разглядел. Я даже имя ее вряд ли сейчас вспомню (чему действительно рад, ведь думать все время о той, с кем спал из-за необходимости то еще удовольствие). В моей памяти она осталась абсолютно серым невзрачным пятном, хотя именно с ее помощью я выживал пока был в турах. Сама по себе в голове возникала картина из памяти, где моя Эш заходила в гостиничный номер, в котором все было приготовлено для нее. Возможно, в то самое мгновение мы сделали свой выбор, и никогда больше он не был бы таким невозможным. В ту ночь я уже был готов заплатить случайному зеваке за молчание столько, сколько он захочет, лишь бы обезопасить себя. Моему мозгу было все равно, что никакой угрозы быть не должно, ведь я задолго до этого продумал все до мелочей. Если в первый раз я спал почти без снов, то в следующий я не мог успокоиться и к утру был измотан от пережитого стресса. Это один из тех минусов отношений с моей очаровательной Эш. Каждый раз, когда мы вместе куда-нибудь выбираемся, тревога разъедает меня до мозга костей. И если от этого неугомонного волнения как от физического явления я могу спастись просто выпив транквилизаторы, прописаные моим психиатром, то от навязчивых мыслей о призрачном следователе, который преследует нас по пятам, я не мог спрятаться. Но после этого я не переставал ее хотеть, скорее наоборот. Желание владеть ею возростало в геометрической прогрессии и переходило в стадию обсессии. С ней мне было в самом деле блаженно, а таблетки в комплексе с моей сломанной нервной системой, давали нехилую побочку в виде невозможности взаимодействия с этой красотой как с той, которую желаешь. Хотя для меня это стало проблемой, Эшлин была исключительно рада моей временной слабости. В такие моменты, все, что я мог делать, — это лежать с ней в обнимку в состоянии, похожем на психоделический угар. Должен признаться, чувствовал я себя чертовски хорошо, хоть потом и мучился головными болями. Но сути это не меняет. Они отложились в моей памяти как блаженно непорочные мгновения, когда я мог быть с ней, не покушаясь на чарующую молодость своей маленькой протеже.

***

На этот раз все точно получится идеально, ведь я все спланировал. А главное, она согласилась, сама согласилась, а это уже значит, что все будет по-другому, лучше, чем тогда. Ведь тогда я все же совершил это без согласия моей прелести, а в этот раз я переиграю сцену с начала и до конца так, какой она должна была быть в идеале. Для начала можно выделить, что все будет происходить по обоюдному согласию. Эшлин сама хочет этого, она сама не против сблизиться. Это много о чем говорит. Значит, я все-таки не изверг, а просто жертва обстоятельств, над которыми не властен. Значит, я ни в чем не виноват. Теперь я выбираю свободу и принятие, и на этот раз все получится. Я знал, что Эшлин девочка стеснительная, ей нужно время, чтобы раскрепоститься, поэтому я решил ей помочь. Я стану ее проводником во взрослый мир, и это не будет чем-то вульгарным и грязным, нет. Ее первый раз будет прекрасным, а вечер, который она проведет в моей компании, станет лучшим в ее жизни. Для нее это первые отношения, и я рад, что могу показать, как с ней должны обращаться. Я смогу объяснить ей, что она правда заслуживает лучшего. И я уверен, что она оценит мои старания. Я отдам ей все самое лучшее, и она останется со мной. Идеальная и вся моя. Все так и должно быть, ведь как иначе? Я долго думал, что сделать, чтобы повлиять на ее зажатость, и в ходё собственных размышлений пришел к тому, что не хочу прибегать к каким-то сложным манипуляциям в первый раз. Я знал: достаточно пару бокалов легкого алкогольного коктейля, чтобы ее расслабить и, еще немного порассуждав, я остановил свой выбор на шампанском. Считаю, не так уж и плохо, тем более, если смотреть на это как часть всей композиции, которую я для нее приготовил, то все просто прекрасно. Она должна оценить, вряд ли у многих девушек в ее возрасте все так красиво, и вряд ли для других будут так стараться, как я для нее.

***

Сейчас мне уже трудно вспомнить дату, даже не знаю почему. Словно память отшибло, хотя это был довольно значимый вечер в наших жизнях. Могу только сказать, что от нашего знакомства до этого момента точно успело пройти примерно полгода, ведь к тому времени я успел закончить работу над ее альбомом и полететь с ней в тур. Я не мог перестать думать о нашей связи. Трудно представить, что я способен поймать такой же коннект мыслей с другим человеком после Билли. В моей голове это из раздела невероятного, так как бывает подобное только раз, если вообще происходит в жизни обычного смертного. Но это случилось снова. Это ощущение невозможно спутать ни с чем другим, поэтому я не думал долго, я просто все ей сказал. К сожалению, реакцию ее уже не помню, хотя, казалось бы, она была одной из самых значащих людей в моей жалкой жизни. Но я все еще не забыл, как раскручивал эту мысль и держал на уме, что слияния наших сознаний мне мало, я чувствовал, что готов пойти ради нее на многое. Вопрос был только в том, готова ли она. В один момент, в тот самый вечер мне показалось, что я теперь знаю ответ. Да, она готова, раз пришла. Затаив дыхание, я думал о том, понравится ли ей номер, интерьер и оформление. Мои страхи оказались напрасны: она была поражена количеством деталей, о которых я позаботился. Я сделал для нее лучшую обстановку, которую только можно было создать. Мне кажется, в тот момент все было у нас идеально. Выглядела она как никогда прекрасно. Даже не знаю, как описать тот эмоциональный подъем, который я испытывал каждый раз смотря на нее или касаясь кончиками пальцев. Я словно чувствую весь мир сильнее других, и она меня в этом понимала. Вот сейчас мы сидим за журнальным столиком, в ее руке бокал с дорогущим шампанским, а она говорит мне то, что не сможет сказать никому. Я первый и последний, кто услышит все самые темные и сокровенные ее тайны, первый, кто не осудит ни ее ни за что. Я приму ее во всем, если Эшлин разрешит мне узнать, как на самом деле чувствует себя юная звезда, а она позволит моей ладони свободно лечь на ее коленку, ощутить мягкость и гладкость кожи, и ни за что не будет протестовать. Вот уже мы сидим совсем близко, она расслаблена, вполголоса что-то говорит мне, а я не слышу. Мои руки успели исследовать изгибы ее худощавого тела через одежду, глаза закрыты, сквозь веки ощущаю приглушенный теплый свет единственной включенной лампы в нашем номере. Губами чувствую острые ключицы и параллельно хвалю себя за предусмотрительность. Знаю, что она на самом не любит мою колючую щетину. Она никогда мне не говорила, но догадаться не трудно. Эшлин не умеет врать, и эта прозрачность наших с ней отношений всегда меня восхищала. Теперь, когда с ее ярких уст срывается первый полустон, я понимаю, что мне можно все — впрочем, она никогда не протестовала против моих касаний. Моя рука лезет ей под блузку и натыкается на кружевную отделку лифчика. Через мгновение меня пробивает на раздражение. Зачем ей со вторым размером носить это ничтожное изобретение человечества? Разве только для красоты, так как пышнотой и мягкостью форм она никак не сравнится с Билли в четыранадцать лет. Именно в таких мелочах и проявляются их различия, но они почти несущественны. В этот момент все, что было перед моими глазами, это белые волосы, белая кожа и белая ткань, которую я норовил убрать. Моя ладонь гладит ее по ноге, без стыда забираясь под подол юбки, который словно обтекает ее коленки. Эшлин приоткрывает рот, но не может произнести ничего цельного. И я ее не целую, хотя губы у нее почти что такие же манящие, почти такие же яркие и влажные, как вишневый леденец, невозможно не сравнить. Как жаль, что все же не одинаковые. Но эти все мелочи теряются на фоне того, как моя подопечная ведет себя со мной. Она никогда мне не перечит, никогда не спорит и почти не возражает. Она необычайно пластична и податлива в моих руках. Не сомневаюсь, что это из-за ее чувств ко мне. Эти качества делали ее практически идеальной. Не было в ней ни одного изъяна, ни одного недостатка, который я не мог бы исправить замечанием. Чувствую, как она дрожит, не знаю, от реальной ли прохлады или от напора эмоций. Может и правда ей немного прохладно. Хоть мы сидим друг к другу вплотную, мои руки гладят ее голую спину, на ней остается только белье и юбка. Затуманенный разум никак не позволяет разобраться с застежкой бюстгальтера. Она все не усядется, все время вертится, и этим же усложняет мне задачу. Все же решаюсь ее поцеловать, и вместо того, чтобы умолкнуть и просто наслаждаться, она мычит сквозь поцелуй и отклоняется назад. Меня это уже начинает бесить, и я замечаю, как теряю терпение. Сначала мне показалось, что в номере как-то душно, хотя здесь не жарко. Это побудило меня сразу же снять пиджак и ослабить «хватку» галстука вокруг шеи. Еще через пару невыносимо долгих мгновений я понял, что мне ужасно тесно, и надолго меня так не хватит. Все еще сидя с ней на краю дивана я продолжал, мне было физически невозможно от нее оторваться, а она, в свою очередь, только то и делала, что испытывала мое терпение. Когда я подхватил ее под коленкой, чтобы положить себе на ноги, она не сопротивлялась, но когда я погладил внутреннюю сторону бедра, она вдруг совершила попытку свести колени. Конечно же, у нее ничего не получилось, но сам факт этого мелкого проишествия еще больше вывел меня из равновесия. Теперь моя обсессия ее идеально стройным тельцем граничила с манией. Что-то животное было в этом — то, о чем в обществе никогда не говорят в контексте идеальный любовных отношений. Сам я уже хорошо знаком с этим ощущением, не раз мне приходилось быть под влиянием этой неведомой и все же неотвязной силы. Однако для меня это единственный способ воспринимать окружающий мир. И пусть кто-то назвет меня сумасшедшим, даже если так и есть, я не могу ничего с этим сделать. Как только я смог разобраться с застежкой лифчика, все вдруг резко переменилось. Я даже не мог сказать что именно. Просто я перестал чувствовать себя и границы собственного тела. Все происходило словно в покадровой сьемке, действия производились рывками, плавность куда-то улетучилась. Все чувство свелось к неосознанному порыву. Даже Эшлин вдруг стала другая. Точнее не так — Эшлин просто исчезла. Передо мной сидела моя любимая сестрица, только вот все было в абсолютно другой обстановке. Я не помню, как успел за пару мгновений переместить ее на кровать. На подкорке словно отпечатались темные синие глаза с до боли знакомой дымкой, напоминавшей пену морской волны. Вот я вижу, как они исчезают: она застенчиво прикрывает веки, пытается не смотреть на меня. Так же закрывает руками грудь, которую я имел удовольствие не раз изучить губами. В голове каша из ароматов, картинок и воспоминаний. Запах роз не дает сосредоточится, но это не важно. Мне слишком нравится, как они теряются в ее белых локонах. К моему удивлению она не молчит. Без умолку бубнит о том, как ей стыдно за себя, как она плохо выглядит, ей жаль, что мне приходится смотреть на нее такую. Я все же цепляюсь за ее губы и думаю, что у меня получается ее успокоить. Шепчу о том, какая она красивая, что она в полном порядке, что ей не о чем беспокоиться, и в очередной раз прохожусь взглядом по ее почти нагому тельцу. Стягиваю последний элемент белья, но оставляю юбку. Мне нравится, как это выглядит, и она не сопротивляется. Но все равно не замолкает, только теперь вместо неуместных слов приглушенные стоны. Это тоже неплохо, снова целую ее и отмечаю, что она уже обладает навыками. Совсем скоро мне будет невыносимо продолжать просто смотреть на нее. Уверен, она понимает что к чему, и теперь я слышу как тихо, непроизвольно постанывает беловолосая красавица подо мной. Все же она была особенная, этого невозможно не заметить. Глажу ее там, чувствую влагу и думаю, что она должна быть уже готова. Не вижу ее лица, голова запрокинута, спина выгнута дугой, тяжело, рвано дышит. Одна услада для глаз. Потом я опять выпадаю из реальности. Перед глазами снова темнеет, и так несколько минут я не ощущаю себя и окружающий мир. Сознание теряется в бесчисленных ощущениях. Всё возвращается на свои места, но пробел во времени остаётся. Теперь я могу фиксировать эмоции, снова ощущаю ее мягкость, меня впервые с ней накрывает любовная нега. И все могло быть идеально. Она совсем влажная, вздыхает громко и резко. Вдруг осознаю, что блаженство совсем близко. Меня накрывает новой волной, я не разделяю наших тел, ритмичность словно вводит в особый вид транса. Но эта мерзавка не дает мне полностью насладиться моментом. Сквозь густой мрак затуманенного разума пробиваются надоедливые ее комментарии о том, как она плохо выглядит. Я скидываю ее лодыжку со своего плеча и прижимаюсь к ней всем телом, пытаясь то ли вдавить ее в матрац, то ли вобрать в себя. Со всех сил пытаюсь не обращать внимания, но через еще пару долгих секунд я не выдерживаю и, почти срываясь на крик, приказываю ей заткнуться. Это помогло. Она взвизгнула от неожиданности, но в конце концов замолчала. После того момента у меня вместо воспоминаний белый шум в ушах. Я смотрю на нее невидящим взглядом, неспособным зацепиться ни за что в ее облике. Я зол, до боли в груди зол. Зол на себя, на того романтичного дурака, который до сих пор ищет замену любимой сестре. И вдруг дымка рассеивается, реальность сильно бьет по голове. Это не она, Билли в наш первый раз вела себя совсем иначе, все это просто не имеет смысла. Все зря, ничего не повторить, ничего не исправить. Только в конце замечаю, что губы у нее дрожат, подбородок напряжен, как у готового расплакаться детеныша, а глаза закрыты. Я заканчиваю и укладываю ее рядом с собой, знаю, что она еще не спит, но совсем не двигается. Стягиваю с нее юбку, оставляя в одних гольфах, и укрываю одеялом. Стараюсь отключить голову, ни о чем не думать: милосердная тьма принимает меня, я наконец могу забыться. Чувствую, как последние крупинки сознания растворяются, она растворяется в моих руках, безвозвратно превращается в пену.