Сожги меня

Забрав тот самый несчастный комикс, сам наконец зашел в дом. Ты как обычно побежала переодеваться, а я осел в своей комнате, потрясённый всем тем, что случилось со мной немного меньше, чем полчаса назад. Первым, что я увидел, когда вышел из комнаты — это тебя, быстро шагающую по направлению в свою комнату с насупленными бровями. С кухни раздался голос мамы: — Билли, не буть такой категоричной, возможно ты еще передумаешь. Странно, я вроде недолго просидел у себя, а уже успел пропустить какой-то разговор. И судя по интонации голоса Мэгги и твоего выражения лица, это весьма серьёзный разговор…

***

На следующий день я прошёл на кухню, в надежде спросить, о чем вы тогда говорили и какое такое важное обсуждение я пропустил. Проснулся я действительно поздно и наконец-то, за долгие сутки бессонницы, все-таки смог поспать, что конечно же не могло не радовать. Настроение тоже было лучше чем вчера и всё это в купе являло собой удачное начало дня. Солнце светило ясно и при этой мимолётной мысли я вспомнил тебя. И все хорошо, но я так же, как и вчера, думаю о тех простых временах, уронив в руки тяжелую от мыслей голову. Чувствую слабость, хоть я и выспался. Но это приятная слабость, в мышцах сладко ноет и нет той боли по всему телу, как вчера, после того что случилось. Еще чувствую странную тревогу, оставшуюся с прошлого дня. Будто я что-то упустил, не обратил внимания. Хотя это даже тревогой не назовёшь. Беспокойство безусловно есть, но при это присутствует еще кое-что, чему я не могу дать название… Мы бы сейчас могли просто расслабиться после вчерашнего. Пойти уже в другое кафе, где ничего не напоминает о плохом. Я закажу тебе веганский молочный коктейль с двойным шоколадным сиропом, как ты любишь, или любой, какой ты захочешь. Да, мы пойдем именно в то милое кафе, ты говорила тебе очень понравилась атмосфера там и официантки в белых платьях на роликах. Помню, я даже удивился, что тебе там понравилось и ты разделила мои мысли на счёт того места. Ты забавно шутила о том, что вероятно новички, приходящие на новое рабочее место часто падают с той обуви на колёсиках. Еще ты неожиданно для меня замечала, что юбки их платьев картинно развиваются на ветру, когда они будто лавируют между столиками. И конечно же размышляла над тем, как это может быть неудобно целый день проводить в такой «рабочей форме». В моей памяти все ещё живет воспоминание о том, с какими заинтересоваными глазами ты наблюдала за собранием «Мужчины в музыкальном бизнесе» проходящим там, тогда кстати я и объяснил и рассказал тебе все об этом. Ты немного возмутилась по поводу названия и вообще сути, да и я был согласен с тобой в твоих рассуждениях. «Почему только мужчины, разве есть какая-то разница?» — спрашивала меня ты, а потом, когда мы немного дольше послушали, оказалось, что это тематичекая конференция-собрание, и никто не говорит что у кого-то способности к музыке лучше или хуже. Как я понял, они обсуждали успехи своих друзей музыкантов и вообще рабочих в этой сфере, наверное они все из одной компании или студии. Тогда было обжигающее лето, я листал какой-то музыкальный журнал, со вставкой на страницах биографии артистов. На фоне играло радио с подборкой популярных джаз-артистов. Меня веселило, как ты с горящим энтузиазмом комментировала каждую песню и что они все однообразно-слащавые, все о любви и вообще не интересно. Тебе больше нравилось слушать тогдашний рок и других исполнителей, которых включал сам, и тогда я отметил, что у тебя очень хороший музыкальный вкус. Я помню всё это так хорошо, будто это было вчера, а ведь прошёл уже год… Ты была еще больше малышкой, чем сейчас… Тебе было еще двенадцать, тогда ты и познакомилась с тем Генри и двумя твоими подружками, но с ними ты общалась меньше чем с ним. Это меня и напрягало больше всего. «Трём месяцам красоты, двум месяцам нежности, предстояло быть навеки промотанными, и я не мог сделать против этого ничего, mais rien.» «Всем вам, наверное, знакомы эти благоуханные остатки дня, которые повисают вместе с мошкарой над какой-нибудь цветущей изгородью и в которые вдруг попадаешь на прогулке, проходишь сквозь них, у подножья холма, в летних сумерках — глухая теплынь, золотистые мошки.» Помню, те дни, когда лето почти прошло… Мы с тобой лениво валялись на лужайке вместе с последними жаркими деньками на заднем дворе. Вроде бы ничего особенного тогда не произошло, мы просто говорили о жизни, о будущем, а я мечтал о жизни с тобой в этом тумане летнего зноя таинственного будущего. Сидели до заката, рискуя задержаться до рассвета. Я уверен, что отдал бы много лет, чтобы вернуться во времени и все повторить. «Снова и снова перелистываю эти жалкие воспоминания и все допытываюсь у самого себя, не оттуда ли, не из блеска ли того далекого лета пошла трещина через всю мою жизнь…» …Я помню тот день, то мгновение до сих пор стоит у меня перед глазами. На участке за домом мама занималась цветами, а папа что-то мастерил в гараже. Идиллия. Я помню тот знойный, летний день так ясно. Пока Мэгги возилась в клумбе я застыл в немом восхищении. Ты как самый прекрасный цветок лежала среди солнечных одуванчиков, в той длинной футболке. Я узнал, это была моя футболка. Я уставился в шоке. Пока распылитель для полива газона кружил тот фонтан, ты блистала в лучах солнца, под тёплыми каплями воды. Твоя (то есть моя) футболка промокла почти насквозь. Твои мокрые белые волосы ласкали золотые лучи. Ты листала один из комиксов, который вероятно стащила из моей комнаты. Через секунду меня озарил твой свет. Ты оторвалась от картинок и посмотрела на меня, заметив мой взгляд, так же ослепительно улыбнулась.

Что-то переменилось во мне в тот момент..

***

Сегодня на удивление хороший день. Только что мы всей семьей приехали на ранчо к мистеру Уильямсу. Как говорит мама, он очень хороший друг нашей семьи, а его жена — лучшая подруга Мэгги еще с детства, поэтому родители часто таскали нас с собой, когда собирались к ним в гости. Но это все не так важно, не буду отвлекать читателя на пустяки и лишние детали. Цель нашего приезда на ранчо, как не сложно было догадаться, это верховая езда, или если официально — конный спорт, как называла это Билли. Она всегда относилась к этому максимально серьёзно и не любила, когда кто-то шутил над этим увлечением, особенно когда это называли просто увлечением. Но мне всё равно нравилось дразнить тебя так и смотреть как мило ты морщищь носик, когда злишься. И сейчас тоже, твои глаза с хрустальным блеском не просто блестели восторгом, они сияли. Твой заливистый смех звучал будто со всех уголков моего подсознания и я чувствовал, что не выживу, если не буду слышать его. И вообще, твой голос. Бог знает, как я люблю тебя. Я помог подсадить тебя на красивую белую лошадь с такой же белоснежной гривой. Я еще не забыл, как мы впервые приехали сюда. (Просто я не могу забыть хоть самую мелкую деталь, связанную с тобой, даже самым незначительным образом. Нет ничего незначительного, когда дело касается тебя .) Вместе с Миссис Элинор Уильямс вы подобрали для пони весьма милое имя — Сабрина. Мы все видели, как ты была рада что это ты первая дала ей имя. Твою радость видели все, а я как обычно мысленно запечатлел тебя смеющуюся, с лучиками счастья, на воображаемой камере в своем взгляде. Лучиками, которые все еще на дали мне замерзнуть в мучительном, тоскливом одиночестве. Когда ты накаталась и остановилась, я напрасно пытался заставить себя ждать, и не бежать как ребенок к вратам своего личного рая. Мне настолько не терпится обнять тебя. Папа что-то говорит тебе, ты смеешься и все улыбаются. Ты расцветаешь и все это видят, твоя красота лишает меня дара речи. Я очарован, моя прекрасная нимфа. Хочу сказать, что я абсолютно искренен и честен с тобой, мой читатель. Ах, если бы вы могли быть на моем месте (я бы вам очень завидовал, что смотрите на нее вы, а не я), вы точно смогли бы узреть всё великолепие, которое слепит мои глаза сейчас. На этом белом пони, который напоминает пегаса с крыльями, а она сказочную принцессу. Вы бы точно смогли почувствовать то блаженство и восторг, которые пронизывают всё мое существо при виде её. Mon amour, моё милое дитя, ангел мой нежнокрылый, как я хочу чтобы ты всегда улыбалась. Улыбалась для меня. Я уже было хотел подойти к лошади, чтобы снять тебя с седла, но вдруг у меня на миг остановилось сердце… Не знаю о чем ты думала, когда решила сделать это, но о том что это очень опасно ты точно не думала. Я уверен. Читатель, я очень постараюсь выразить свои эмоции без нецензурной лексики, но сейчас я понимаю, что мне нечего сказать. Лошадь подскочила в испуге и удрала в ту же секунду. Меня ударило током и парализовало от волнения. Я правда не помню, как со скоростью звука добежал до моей малышки и после того как помог подняться, подхватил на руки. Услышав шаги отца и мамы, вместе с голосами Элинор и Джека Уильямсов я понял, что все еще не сдвинулся с места и все еще сжимаю тебя в руках. Повернув голову к твоему бледному лицу, я заметил, что ты хоть и стараешься сдерживаться чтобы не заплакать, но у тебя дрожат губы и подбородок, как у ребёнка, у которого вот-вот вырвутся наружу рыдания. Ты обвила мою шею руками и уткнулась мне в ключицу, спрятав свое лицо, и в тот момент даже я не понял — это ты вздрогнула, или меня трясло. На ватных ногах я понес тебя к ним в дом откуда (вероятнее всего услышав весь этот шум суету) выглянул их сын… Читатель, прошу, не считайте меня рассеяным, безответсвенным подлецом, из-за того, что я прерву свой рассказ из-за описания этого мальца, но все же, я считаю это немного важным и все-таки вставлю пару слов о нем. Я видел как он смотрит на тебя. В его глазах, также как и в голосе, было фальшивое беспокойство, которое меня не на шутку разозлило. Я на полном серьёзе готов был умереть здесь и сейчас, только бы с тобой все было хорошо, а он играется. Глазки тебе строит. Благо тебе было не до его дешёвого и абсолютно неуместного флирта, и ты прижалась ко мне крепче. Я начинаю чувствовать себя сволочью, потому что радуюсь этому происшествию от того, что ты так близко и обнимаешь меня. Я посадил тебя на маленький диван в их гостиной, а сам побежал к Элинор за аптечкой. Потом, когда мы ее открыли, оказалось что ничего из того, что нам нужно и что поможет тебе у них нет; бинт закончился, самой перекиси у них тоже нет, о пластыре и говорить нечего. Единственное, что у них было — это вата. Сказать, что это меня очень удивило — равно ничего не сказать. Они же живут на ранчо, наверное ушибы или подобные ситуации не редкость, неужели они не пользуются подобным арсеналом медицинской помощи?! Мэгги и Элинор начали собираться в ближайшую аптеку за всем необходимым и уже в попыхах заявили мне, что я останусь с ней, пока они не вернуться, а другими словами, просто все скинули на меня ответственность (которой я был как никогда рад) за мою крошку. Рой (тот самый сын Элинор и Джека) начал строить из себя героя и демонстративно нагнетал драму, да и просто сыпал абсолютно бесполезные реплики, будто он главная звезда пьесы «Последняя жертва». Но Патрик и Джек крикнули ему, вспомнив о Сабрине и открытом стойле, сорвавшись побежали догонять пони. Всё это напоминало какое-то адское торнадо. Вот так, на ровном месте такой курьёз, а все так хорошо начиналось… Вот так мы остались совершенно одни. Я был счастлив по этому поводу, но также и глубоко расстроен из-за этого дурацкого происшествия. И вот сейчас я сидел на коленях перед тобой, почти не имея ничего в «инвентаре», чтобы что-то сделать с царапинами. Я просто не знал за что хвататься, единственное что помню, я видел, как это делала мама. Сам же я такого не делал, наверное никому. Я наклонился, держась одной рукой за твою голень. Со взволнованными глазами и напуганными руками, обследовал твои прекрасные ноги на наличие других ран. Наверное сейчас я был похож на муравья: сосредоточенными, торопливыми движениями проходясь про всей ножке от колени до ладышки я знал, что точно не пропущу ни одного синяка. Когда дело доходило до тебя — я просто не мог позволить себе невнимательность. Если бы ты спросила меня зачем я так крепко держу тебя, то скорее всего я бы ответил что-то вроде «для поддержки», но ты сидела, облокотившись об спинку дивана и падать повторно не собиралась, и у меня не было особой нужды держать тебя, будто ты сейчас развалишься. — Господи, Билли, я поверить не могу, что ты спрыгнула с лошади! Чем ты думала вообще? — Я не мог не спросить ее, она заставила меня пережить достаточный стресс из-за этого. Я нахмурив брови, разглядывал большой лиловый синяк на левой ноге, идущий от икры до середины бедра, и сильные ссадины на ее коленях.  — Лошадь довольно большое животное, неужели ты не понимаешь, милая. Люди умирают от падения с лошади! — я вздохнул, качая головой как можно более неверяще, зажмурившись для пущего эффекта. А ты просто закатила глаза. — Ты не представляешь как я за тебя испугался!  — Ну, во-первых, это был по… — Она перебила сама себя, зашипев от боли, когда я неосторожно нажал большим пальцем прямо на то место на её бедре, где был самый тёмный синяк, и в ту же секунду рассыпался в извинениях, поглаживая её икры ладонями. Мои руки остановились на лодыжках, и я немного подался вперёд, чтобы невесомо поцеловать место, где сделал больно. К моему счастью ты не вертелась и вела себя спокойно.  — …это был пони, — прочистив горло, закончила она. — Ты же видел, она даже не бежала, всё хорошо, это не была какое-то серьёзная трагедия, перестань драматизировать, Финнеас! Я просто немного испугалась. — Она уверенно улыбнулась. — Когда ты уже поймешь, для меня не существует ничего несерьёзного, если речь идет о тебе и твоем здоровье. — Я поднял голову и мы одновременно глянули друг другу в глаза. Она протянула руку к моему лицу и провела ладошкой по моей легкой щетине. У меня снова будто встало сердце, я втянул в себя воздух рядом с тобой и задержал дыхание. Ты просто улыбнулась шире в ответ на мои насупленные брови.  — Это не было серьёзное падение, — снова твёрдо заверила моя шелковистая прелесть. Я вернул своё внимание к её коленям, начиная обрабатывать царапины просто влажной ватой. Ты все так же продолжала улыбаться, уверенная в том, что ничего страшного не произошло. — Ай! — Она резко отдёрнула ноги от меня, и, как оказалось, зря: в этот момент повреждения, все как одно, дали о себе знать. Моя крошка вскрикнула от боли. Я вздрогнул, и как всегда, отреагировал молниеносно, притягивая её к себе и крепко обнимая нежные девичьи колени. Меня захлестнула интимность и духовная близость этого момента. Я пересел к тебе на диван и ты тут же безвольно повисла на мне, обнимая за шею. Я прижимал тебя к себе, вдыхал тебя, (ведь ты — самый сладкий воздух для меня), а потом поднялся на ноги, потянув за собой. Моя крошка не сопротивлялась и тоже попыталась встать устойчиво, но все же пошатнулась и упала на мою грудь. — Я не в праве запрещать тебе верховую езду, но пожалуйста, не пугай меня больше так. — прошептал я, целуя её в пушистую голову. — Это слишком опасно. Я не могу допустить, чтобы ты ещё раз повредила себе что-нибудь. Нельзя так рисковать, моя девочка. Ты не осознаешь, насколько дорога мне. Ты ещё раз заглянула мне в глаза, и я готов был поклясться, что ты сама, прикрыв глаза потянулась ко мне. В дверь постучали…