Натурщик, или красота - убойная сила

В душе Юра уложил инертного Степу в ванну, стащил с него приспущенные джинсы и трусы, и включил воду прогреваться; затем разделся сам и начал снимать с веревок влажные вещи, и свои, и Степины: пока гость предавался горячим сновидениям, хозяин успел прополоскать свежевыстиранное. Степа разморенно смотрел на него, слегка поглаживая себя по влажным пятнам на груди. - Ты какой стороной не повернешься, шедевр… - пробормотал он, пока Юра складывал майки и трусы в устланную полотенцем корзину. - Моя бы воля, я б день и ночь с тебя этюды рисовал… Наконец пошла горячая вода, и Юра залез в ванну. - Подожди минуту, - сказал он, когда Степа немедленно обнял его за спину и принялся целовать в шею. - Сначала отмоем тебя. - Может, не надо еще? - пробормотал Степа, то и дело касаясь его плеч губами. - Оставь, мне понравилось... - Нельзя, - сказал Юра тихо, и, помедлив добавил: - Негигиенично. - Чистюля, - сказал Степа и лизнул Юру в выступающий шейный позвонок, пока тот сосредоточенно мылил длинную мочалку. Минут пять Степа стоял под горячим душем, а Юра тер его со всех сторон, то и дело обмывая и осматривая его грудь, бока, и спину. Когда Степа был весь розовый, Юра сел на край ванны и нерешительно дотронулся мочалкой до его зада. - Можно? Степа кивнул, и Юра намылил обе ягодицы. Степа прижался к нему, обняв его голову и слегка напрягся в предвкушении. Но Юра ограничился этим целомудренным мытьем, сразу перейдя на его ноги. Степа сделал глубокий вдох, завел руку за спину, и перехватил его пальцы. - Хочешь? - спросил он тихо, проводя ими между половинок. Юра несмело коснулся его дырки. - Н-нет. Не сейчас, - сказал он. - Надо… подготовиться. - Опять негигиенично, да? Юра кивнул и потупился. - Понял, - сказал Степа с деланной беззаботностью, пока Юра, нагнувшись, мыл его ноги. - Подготовлюсь. Тогда говори уж сразу, что еще нельзя. В жопу без клизмы нельзя, это я понял, разумно. Кончать на кожу можно, но надо сразу мыться. И в рот тебя брать тоже нельзя? - Можно, но ненадолго, - сказал Юра, не поднимая взгляда. За шумом воды его было еле слышно. -Жаль. Мне в кайф… Ну, а целоваться? Мы же целовались тогда, в общаге… Тоже не хочешь больше? Юра посмотрел Степе в глаза. Вид у него был какой-то странно пришибленный. - Я не люблю так целоваться, - сказал он, словно через силу. - Это очень… - он подумал, - очень мокро. Мне редко когда хочется вот так, с языком… - Ну ладно, - пожал плечами Степа, уже не скрывая горечи. Двери в рай вновь затворялись, едва приоткрывшись. - А что же можно? В ответ, Юра взял его за талию, притянул к себе и поцеловал в живот, гуляя руками по его мыльной спине и заду. - Я могу тебя… как сегодня. - Спасибо, конечно, - сказал Степа озадаченно. - Но получается немного однобоко. Ты меня руками или ртом, а я тебя только руками?.. - Ртом тоже можно… но не до конца. Отмытый наконец до приемлемого уровня гигиеничности, Степа был растерт большим мохнатым полотенцем, упакован в халат и отпущен восвояси. Когда переодетый в чистое Юра вернулся в гостиную, неся гладильную доску, на столе уже стоял горячий чай и тарелочка с овсяным печеньем, а Степа сидел на его месте за столом и рассматривал новый рисунок, уже наполовину перенесенный на линолеум. - Слушай, здорово получилось! Это ты из головы нарисовал? - спросил Степа сквозь набитый печеньем рот. - Не совсем. Набросал с тебя. - Как, с меня? - Ты подушку во сне обнимал. Я позу использовал. Степа еще раз посмотрел на рисунок. На фоне сказочно звездного неба, красивая девочка в подобии старой школьной формы с белым фартучком склоняла голову к огромному коту, обнимая его полосатый бок. Ее длинные волосы рассыпались на пряди по его спине, превращаясь в светлые полоски между темных. - Очень мило, - сказал ему Степа, когда Юра притащил корзину белья и утюг. - Прямо я в седьмом классе. - В платье? - улыбнулся Юра. - И в платье, и с бантиками даже. Я для какого-то утренника переоделся в девочку. Все лежали от смеха. А как назовешь? Юра подумал. - “Во сне”, - наконец сказал он, раскладывая доску. Он уже успел разложить все стопками и нагреть утюг, а Степа все молчал и рассматривал картинку. - А это девочке снится, что у нее появился кот? - наконец спросил Степа. - Или это коту снится, что его обнимает девочка? Юра попробовал утюг пальцем. Название пришло к нему из ниоткуда, и ответа он сам не знал. - Возможно, они снятся друг другу, - предположил он.

***

Слегка пристыженный Юриной хозяйственностью, Степа переоделся в свежеотглаженную майку и трусы, вздохнул от удовольствия, и пошел на кухню мыть посуду. Он мечтал об этом совместном уикенде с момента Юриного приглашения в среду - два долгих дня и две беспокойные ночи. Но сейчас он понял: ни одна жаркая сцена разврата, будоражащая его сон, не могла сравниться с реальностью, где он мыл их тарелки после ужина, а Юра гладил им обоим одежду в гостиной. Парадоксальным образом, даже самый крышесносный секс проигрывал совместному занятию домашним хозяйством: ведь оно говорило о том, что Степа здесь уже не совсем гость, а значит, все только начинается... Он вдруг понял, что не хочет уходить из Юриной квартиры. Ни в воскресенье, ни вообще никогда. И к его стыду, дело было не только в самом Юре, хотя и от него тоже не хотелось уходить. В квартире было сытно, просторно, и тепло - даже лучше, чем дома в Надыме, где иногда зимой вдруг вырубалось отопление и электроснабжение при температуре минус пятьдесят, и тогда из города просто бежали… Степа с силой оттирал губкой жирную сковородку и вспоминал свои годы в Тамбове, где только и жил мечтами закончить техникум и укатить в Москву. Тогда столица казалась ему единственным вариантом для полноценной жизни: днем он бы учился на художника по костюмам, а вечерами… ну, должны же в Москве быть более приличные тусовки для “голубых”, чем плешки возле общественных туалетов. А до поры до времени, можно было мечтать. И Степа мечтал. Хотя жизнь в общаге не располагала к самоудовлетворению, он довольно быстро научился размеренно ласкать себя под тонким рваным одеялом, не издавая звуков и даже не скрипя койкой. Вот только фантазии ему лезли в голову какие-то подозрительные. Не столько извращенные - с этим он уже свыкся - сколько мелочно-мещанские. Например, иногда его подстерегал в ванной высокий, статный маньяк, или даже несколько маньяков, но когда он отходил от оргазма, оставалось впечатление, что дрочил не на них, а на саму ванную: тропически-жаркую, с джакузи из итальянского мрамора, огромными мохнатыми полотенцами, ароматным мылом, и мягкими ковриками для коленно-локтевого удобства. Или он видел себя с кем-то одним, безликим и молчаливым, и этот кто-то сидел с ним бок о бок в ночном такси и неторопливо ласкал его член под итальянским кашемировым пальто - но и тогда оказывалось, что обязательным компонентом была не рука на его члене, а именно пальто, и в придачу горьковатый запах дорогого мужского парфюма в кабине и проплывающие за окном огни то ли Парижа, то ли Милана. Недосягаемое западное богатство, постоянно мелькавшее на малых и больших экранах, распаляло Степино воображение пуще, чем любая порнуха, которую ему довелось смотреть на видиках у знакомых, где ему в первую очередь бросались в глаза не сиськи-письки, а убогие интерьеры, неумелое освещение, бездарная актерская игра и прочие оскорбления его эстетических чувств. Степа не мог похвастаться особой дальновидностью, но даже ему было ясно, до чего жажда красивой жизни, вкупе с тягой к членам, может довести мальчика метящего в столичные модельеры. Пресловутый цугундер был бы еще не самым худшим вариантом: насколько можно было судить по скандальным желтым газетенкам, такому покорителю столицы светил неминуемый СПИД и на закуску передоз героина. Впрочем, попытать счастья на поприще содержанца у богатого “папика” ему не пришлось: все столичные вузы, готовящие модельеров и художников по костюмам, отвергли его кандидатуру как один. Приняв эту пощечину судьбы как урок, Степа распрощался с мыслью о том, что когда-нибудь будет жить если не красиво, то хотя бы уютно. Но теперь у него появился Юра… “А что, если я в него действительно влюбился только из-за денег и тела?” подумал Степа, вытирая тарелки и расставляя их в сушилке. “Может, если бы он не давал мне постоянно взаймы, я бы на него не запал так? Просто общались бы, и все…” Подпортив себе настроение, Степа направился обратно в гостиную, где Юра доглаживал постельное белье. От мысли, что сейчас они оба завалятся на теплые отутюженные простыни, по телу немедленно растеклась истома, та самая, о которой писали всякие господа-писатели прошлого века. Вдруг жутко захотелось спать. Теплая постель и Юрка: ничего лучше в этом мире не могло быть. Впрочем, одернул он себя, собственно в кровать его еще никто не приглашал. - Если хочешь, - подал вдруг голос Юра, - то может, мы вместе… - Он замялся и облизнул край рта. - Я не знаю, как я буду спать; наверно, неспокойно… - Станешь опять душить - разбужу, - заявил Степа. - Но ты не будешь меня душить. Более того: сегодня у тебя не будет кошмаров. Юра уставился на него. - Откуда ты знаешь? - Я говорю тебе: их не будет. И ты сам себе скажи: их не будет. А будет что-то иное. Что-то интересное. Что-то, что захочется запомнить.