Натурщик, или красота - убойная сила

После академического рисунка, Юра вышел во двор и пошел к турнику, где часто коротал время между парами. Пока он прыгал с воображаемой скакалкой, приседал и растягивался, рядом под деревом возились Саня и Вова. Сейчас они осматривали крашенный-перекрашенный стенд, специально отведенный для практики будущим муралистам, и обсуждали дизайн какого-то логотипа, чиркая то тут то там мелом. Юра смотрел на них и пытался припомнить что-то смутное, из первых хаотичных лет своей работы, но никак не мог уловить нить воспоминания. Это напоминало дежа-вю: где-то, когда-то, все это уже было - два пацана, черненький и беленький, орудующие мелками у стены… Из доносящегося разговора, выяснилось, что Вовка, через каких-то знакомых, получил небольшой заказ на рекламу какого-то нового ночного клуба. Вместо обычных плакатов, заказчики пожелали что-нибудь элегантно-хулиганское, и Вовка и Саня предложили использовать свой опыт граффити: склепать трафарет из уже заготовленной рекламной листовки с силуэтом обнаженной девицы и бокала мартини. Имея трафарет, рекламу можно было затем наносить на стены по всему городу. - А адрес, что, тоже вырезать из картона? - упирался Саня. - Зачем из картона? - возражал Вовка. - На пластмассе нарежем алфавит и цифры, как полагается, профессионально! - Так на это ж вся оплата уйдет! - Сань, ну ты сам подумай. Во-первых, хорошо, допустим оплата уйдет на трафарет. Но он же потом у нас и останется. Получается, это вложение в бизнес-инвентарь, а не просто карманные деньги в ларек пару раз сбегать. А во-вторых, если мы сейчас этот заказ исполним и им понравится, то могут быть еще заказы. И не только от них - народ будет видеть нашу работу, и думать: о, круто, надо этих рекламщиков нанять. Главное, свой логотип в углу поставить. Чтобы было сразу видно кто делал. - Ну, тогда, получается, нужно аж три трафарета! - по-итальянски вскинул руки Саня и начал загибать пальцы: - Один с дизайном для клиента; второй, полный алфавит и цифры, как ты хочешь; и третий мелкий, для нас, просто с названием компании! Вова помолчал. - Да, - согласился он. - Черт, ты прав… Слишком дорого. А самим буквы вырезать сложно, такие мелкие… - Он подумал. - Вот был бы у нас графический логотип, наряду с текстовым… Как надкушенное яблоко у Эппл. Тогда можно было бы подписаться им сейчас и наращивать узнаваемость. А потом по возможности сделать комбинированный, уже с текстом. Видимо загоревшись этой идеей, Вовка заходил взад-вперед и забормотал. До Юры донеслось только “фонтан”, а дальше Вовка отвернулся и стало совсем неразборчиво. Юра заканчивал подход в десять подтягиваний нейтральным хватом, попеременно меняя руки, когда он почувствовал, что на него смотрят. Он спрыгнул и встретился взглядом с Вовой. - Я тебя отвлекаю? - спросил он. - Нет, - сказал Вова, словно думая что-то свое. - Занимайся. Юра запрыгнул заново и сделал десять подъемов ног к перекладине. Бицепсы он качать не любил, поэтому перешел на широкий хват. Затем повисел прямо, чтобы расслабить позвоночник. Затем сделал жим от поперечины, но спрыгнул и вытер мокрые ладони о штаны. - Сань, у тебя меловой крошки не найдется? - спросил Юра. Саня оторвался от перерисовывания рекламки на стенд и, недолго думая, вывернул ему на ладони карманы куртки, где лежали мелки. Осушив и обсыпав потные руки, Юра снова вернулся к турнику. Вова продолжал смотреть на него. - Слушай, Юр, - спросил он. - А ты солнышко крутануть можешь? - Не пробовал, - сказал Юра. Он покрутил плечами, взялся за турник прямым широким хватом, подтянулся, поднял прямые ноги выше уровня перекладины, перевернулся, перешел в упор, и опустился снова. - Могу вот так, - сказал он. - Подъем переворотом. - О как, - пробормотал Вова. - Но вверх ногами не очень… А можешь, типа, изогнутся красиво, когда подтягиваешься? - Прогибать туловище при подтягиваниях не следует, - сказал Юра. - Совсем ненадолго! - настаивал Вова и вынул из рюкзака альбом и карандаш. Юра пожал плечами. - Ничего что я в одежде? - вздохнул он с легкой иронией. - Нормально, - властно махнул карандашом Вовка. - Одетым как раз уместней. Правда, в майке было бы лучше… Так, повиси пока просто. Молодец. Вовка, думал Юра, вися на перекладине, просто не умел не командовать. И хотя бы по этой причине, его категорически нельзя было приглашать ни в какой военный поход. Бойкое, но неразумное дитя ни в чем бы не слушалось старшего товарища, и все бы делало согласно своим понятиям. При этом глупо было ожидать, что киевские гопники будут похожи на малолетних криворожских “бегунов”, которые придерживались каких-никаких, но правил в своих баталиях. Ребяческие разборки на районе не котировались за боевой опыт против взрослых отморозков. Но Степа сказал не соваться без их помощи, и Юра был не склонен ему перечить - еще обидится... Положительно, дело требовало нестандартного решения. Юра послушно повисел пару минут на перекладине, затем, по Вовиному указанию, медленно подтянулся с обратным хватом. Вовка быстро-быстро орудовал карандашом, прыгал с места на место в погоне за интересным ракурсом, и все пытался выжать из Юры позу поэффектнее. В конце концов он благосклонно разрешил своей выбившейся из сил модели отдыхать, вернулся к Сане и принялся фиксировать размеры и пропорции девицы с бокалом. Затем в ход наконец пошел баллончик с краской. И тут, глядя на то как парни прячут нижнюю часть лица в куртки, чтобы не вдыхать распыляемую краску, Юра вдруг понял, как будет действовать. Санина и Вовина помощь действительно придется очень и очень кстати - хотя и не совсем в той форме, какую воображал себе тревожный Степа. Логотип вышел неплохо; не то чтобы Юра находил грудастый силуэт особенно привлекательным, но он и не был целевой аудиторией. Когда все было готово, и Саня записывал под эскизом в альбоме требующиеся размеры и расстояния для трафарета, Юра спросил, есть ли у них использованные баллончики из-под краски. - Пустые? - удивился Саня. - Есть два-три. А тебе зачем? Тоже стрит-арт попробовать? Так я тебе нормальный дам! Подумав, Юра взял у него один наполовину использованный баллончик с черной краской и два пустых. На следующий день у них со Степой не было общих лекций, и Юра решил не искать его - встреча значила бы очередные расспросы про его планы, а значит возможность очередной ссоры. Легче было бы решить проблему с Женькиной курткой, а уже потом рассказать Степе все подробности. Победителей, как говорится, не судят. Значит, сначала надо было победить. После пар, Юра направился рыскать по магазинам и рынкам, и к вечеру затарился жидким мылом, подсолнечным маслом, эпоксидным клеем и клапанами от шин. Дрель нашлась в хозяйском чулане; автомобильный насос можно было одолжить у Митрича, вечно возившегося со своим Жигуленком во дворе. Оставалось достать самое нужное, и вечером Юра заглянул к Катерине Михайловне. - Что-то кузнечика твоего симпатичного не видно, - вещала она ехидным напевом, пока гость отсыпал недостающий ингредиент из жестянки в пакетик. - Как же это так, Юрочка? У тебя пустая квартира, а твой родственничек по общагам мыкается? Нехорошо выходит… Вы ж вроде как семья. Семья ведь? Юра почувствовал, что краснеет. Ему вдруг пришла в голову страшная мысль, что Катерина Михайловна все прекрасно понимает про них со Степой и посмеивается над его страхом быть обнаруженным. Поэтому он просто пробормотал свое спасибо и ретировался обратно в свое логово. Но видимо слова соседки запали ему в голову, потому что ночью ему приснился странный сон. Он барахтался в холодном океане. Волны захлестывали его со всех сторон, и он судорожно глотал воздух, стараясь держать голову над водой. Оставаться на плаву было все труднее; Юра работал ногами и руками, осматриваясь, когда момент позволял вынырнуть, но не видел перед собой суши. Умирать в открытом океане было страшно, но оттягивать неизбежное не было смысла. Не сейчас так через минуту, или пять, или десять, он выбьется из сил, и как только он перестанет барахтаться, его утянет под воду тяжесть собственного тела. Не лучше ли было просто опустить голову и вдохнуть смерть всеми легкими?.. И тут он услышал крик - не ужаса или боли, а веселый оклик знакомого голоса. Юра обернулся. За его спиной расстилался пляж - обычный пляж, с редкими зонтиками, цветастыми полотенцами, и малышней, копошащейся с лопатками на линии прибоя. Не переставая загребать руками, Юра выпрямил ноги и встал на твердое дно. С пляжа опять окликнули. Юра пошел к берегу, медленно продвигаясь сквозь волны, которые теперь доходили ему только до груди. На берегу лежал Степа. Он был в синих плавках и валялся на огромном пляжном полотенце с дурацким улыбающимся солнышком в солнечных очках (от кого эти очки? подумал Юра. Ведь светит само солнце…) Рядом с ним лежало второе полотенце; на нем мультяшный серый кот в белом поварском колпаке держал в толстых лапах блюдо с дымящейся жареной курицей. Подгорела, подумал Юра, и вдруг понял, что дико проголодался, так, как будто не ел уже неделю. - Я уж думал, ты там с акулой борешься, - лениво сказал Степа, прикрывая глаза рукой. Широкоплечий, золотой от легкого загара, с волосами высветленными солнцем до своей давней ребячьей белизны, он сиял крепкой, здоровой мужской красотой. - Волновался? - спросил Юра с улыбкой. - Ну, за акулу немного. - Степа оскалил ровные, ослепительно-белые зубы. - Ты бы поел уже, все утро плаваешь… Он потянулся и пододвинул к полотенцам плетеную корзинку, накрытую сложенной скатертью. - В кулере пиво еще осталось. Твое, безалкогольное, - сказал он, и вдруг потянулся к Юре и приложил губы к его мокрому плечу. Юру прошила дрожь - они были на виду у всего пляжа, даже без зонтика! Но никто не обратил на них никакого внимания. Женщины загорали или читали романы в ярких обложках; пузатые мужчины возились у мангалов и пили пиво; дети визжали в прохладных волнах и возились в песке. - Ну что ты? - пробормотал Степа, потерся об его щеку теплым облупленным носом. - Перегрелся? Конечно, все утро на солнце... Юра поймал его губы и поцеловал. Степа жеманно мурлыкнул и перехватил инициативу, перекатившись на него сверху. - У тебя веснушки, - сказал Юра тихо, когда они разомкнулись. - А я нос намазать забыл. А ты не напомнил. Вот и терпи теперь. - Почему “терпи”? Они красивые… Есть больше не хотелось: хотелось перекатить Степу на спинку, припечатать к полотенцу, и целовать до умопомрачения. И он сделал это, целуя и ощущая всем телом, как Степа изгибается и вертится под напором его желания. Но тут он почувствовал, что над ними кто-то стоит. И не кто-то один, а несколько человек, может даже много народу. Целая толпа, а возможно целый мир. Надо было встать и что-то сказать им, объясниться, но Юра не мог встать - сил не было. Он посмотрел на Степу, но он лежал на полотенце, бледный, костлявый, изможденный, с синяками на свернутой шее. Только огромные голубые глаза смотрели на Юру с застывшим в них навеки животным ужасом... Проснувшись, Юра во второй раз в жизни прогулял занятия. Все утро он провел за работой, а днем подловил Митрича у его многострадального Жигуля и попросил на пару минут его насос. Вскоре, матчасть похода было готова; оставалось проработать тактику. Где следовало искать Женькиных грабителей, Юра не знал, но опыт подсказывал, что гопники нередко гадят там же, где и живут, или по крайней мере неподалеку от своего района. Перечитав несколько раз описание от Стаса, он решил для начала прогуляться вокруг академического холма, нарезая расширяющиеся круги. Повезло ему неожиданно быстро: уже через три часа, он приметил низкого, рыжеволосого парня в бежевой куртке и грязных кедах. Парень препирался с продавцом в ларьке по поводу возмутительной цены на только что купленную бутылку “оковитой”. Когда он отошел, Юра купил в том же ларьке авторучку и номер “Киевских ведомостей” и не спеша последовал за подозреваемым. Вскоре тот исчез в небольшом обшарпанном доме. Юра обосновался на автобусной остановке возле дома напротив и углубился в газету. Через полчаса подозреваемый вышел из дому уже со товарищи, и товарищи эти были Юре волнующе знакомы, хоть и из третьих уст. Полноватый действительно прихрамывал, а высокий брюнет был длиннорук и худощав. Как Стас и предполагал, именно он сегодня щеголял в увешанной олимпийскими значками Женькиной косухе. Юра готовился следовать за ними хоть через весь город, но, к его удивлению, пункт назначения был совсем рядом - можно сказать, под боком академии. А точнее, на другой стороне Воловой горы. Держа дистанцию, Юра допас их по хлюпающей грязью немощеной дороге до обширного пустыря с несколькими заброшенными кирпичными трехэтажками, редкими как зубы во рту у бомжа. Кроме них вокруг не было ни души, разве что тут и там сновали бродячие собаки, вынюхивая в грязи какой-то только им ведомый след. Как тихо, подумал Юра, оглядывая холмы вокруг пустыря. Место было огромное, просторное, абсолютно безлюдное, и практически звукоизолированное от жилых районов. Насколько же привольно здесь было бы тому, бывшему Юре. Просто овечий загон… В долине уже смеркалось, и Юра решил приступить к операции. Не делая много шума, но и не прячась особенно, он направился к одному из заброшенных зданий с зияющими окнами. Остановившись у стены, исчерканной тут и там паукообразными буквами начинающих граффитеров, он рассовал баллончики по вместительным карманам ветровки. Затем он надел защитные очки, повязал вокруг рта косынку в стиле грабителя из старого вестерна, и вынул из авоськи баллончик с черной краской. Троица, затеявшая шумный пикничок с бутылками и какими-то стремными уличными пирожками в соседней заброшке под звуки радио “Шансон” сто один и девять, постепенно затихала, видимо, наблюдая за ним. Работать с баллончиками Юре раньше не приходилось, но он довольно быстро сориентировался в том, как его следует держать, чтобы струя ложилась на стену, а не на руку, держащую трафарет. Скоро работа заспорилась, и Юра так втянулся в процесс, что аж вздрогнул, когда над его плечом раздался высокий голос: - Эй пацан, ты че стену портишь? Юра отступил от стены и посмотрел на свое произведение. Лист папоротника был уже наполовину готов. Почерневший трафарет одного сегмента вайи отлично показывал себя в действии; передвигая его “елочкой”, Юра варьировал его длину так, что получающийся лист заострялся и слегка загибался. - Почему порчу? - спросил он, не оборачиваясь. - По-моему, совсем ничего. - Что это за хрень? - спросил второй голос. - Это не хрень, - ответил Юра мирно. - Это папоротник. Троица заржала. - Ты чего на нашу территорию приперся, папоротник? - спросил писклявый. - Ща маморотником заделаем… Какой гнусный голос, подумал Юра. Почти как у меня. (Сам он так бы и ходил в счастливом неведении того, каким его слышат окружающие, если бы не случайная аудиозапись одного школьного капустника, где все пели по очереди, каждый по строчке. Голос, который учительница пения, видимо из чувства такта, называла “тенорино” и хвалила за звонкие “верхние до” второй октавы, которые Юра брал даже после ломки голоса, показался ему настолько громким и пронзительным, что с того дня и без того молчаливый Юра перешел на тихое бормотание.) - Тебя как звать? - добавил кто-то. Юра поставил баллончик с черной краской на землю и вынул из глубоких карманов куртки два новых, встряхивая их в обеих руках. В глубине брякали стеклянные шарики, смешивая слои компонентов. - Некоторые зовут меня… Тим, - сказал Юра, разворачиваясь к троице и нажимая на распылители. Первым завыл высокий и сразу начал тереть глаза руками; его компаньон справа успел броситься вперед, но Юры там уже не было, и он впечатался в стену, слегка размазав не до конца подсохший рисунок. Третий успел отскочить, но не достаточно далеко: Юра настиг его в два прыжка и покрыл его лицо липкой смесью. От брызг перцовки горели руки и лицо - вместо аккуратной струи, распыление шло почти аэрозольным облаком - но очки делали свое дело, а значит можно было продолжать. Пока ослепленная троица шаталась, материлась и стукалась то об стену, то друг об друга, Юра улучил момент и дернул высокого за шиворот косухи. Уронить его на землю оказалось легче чем раздеть - вор орал и отбрыкивался, и Юре пришлось основательно протащить его по грязи, чтобы вытряхнуть наконец из Женькиной гордости. Его попытки увенчались успехом только потому, что мужик не застегнул на косухе молнию - день выдался теплый. Сунув баллончики обратно в карманы, Юра повязал огромную куртку себе вокруг пояса и припустил что было мочи вверх по холму. В первый раз в жизни, он уходил с места преступления, подгоняемый не осуждающей тишиной, а воплями и угрозами своих жертв. Выбравшись из огромной миски пустыря обратно на мостовую, Юра пробежал еще пару улиц и остановился. Лицо жгло, руки тоже. Очки запотели, но снимать их было нельзя: смесь мыла, масла, спирта и перца вмиг бы стекла со лба в глаза. Юра отер их об рукав и направился дальше.