Натурщик, или красота - убойная сила

В понедельник, стоило Юре переступить порог академии, как все глаза обратились в его сторону. Разболтал, подумал он, но даже не смог добавить “гад”. Злости на Степу не было - только досада, что все пошло так, как он предвидел, без всяких неуместных новогодних чудес среди октября и прочих сказочных сюжетов. Но уже через несколько шагов Юра понял, что народ просто посмотрел на открывшего входную дверь; через мгновение, все снова уткнулись обратно в учебники, или рисунки на стенах, или вернулись к своим разговорам. Если кто и задерживал на нем взгляд, то без всякого ужаса, а с тем любопытством, которое повлекло за собой его публичное раздевание. Впрочем, и они не пялились уже совсем бесстыдно: в юном возрасте многие переживания быстро теряют свежесть, а голое тело для живописца все-таки вещь привычная. История с ботаном, который проиграл по пьяному делу пари и потом должен был позировать голым для своей группы уже переосмыслялась из воспоминаний в назидательную байку для будущих перваков. Дойдя до кабинета живописи, Юра был вынужден признать, что либо все будущие художники были сорвиголовы, которых никак не волновал разгуливающий по коридорам киллер, либо случилось то, чего он не ожидал: Степа сдержал слово и сохранил его тайну. Это немного успокоило, хоть и не до конца. То, что Степа не успел ничего разболтать вечером спьяну не значило, что он будет держаться вечно. Не сегодня так завтра, он не утерпит и огорошит Вовку - конечно, по большому секрету, только ты никому-никому. А Вовка немедленно растреплет Ленке, поскольку муж и жена - одна сатана, а заодно Сане с Денисом - друзья детства, все-таки. И так далее, в геометрической прогрессии. Причем распространяясь по глухому телефону, сплетня вполне может заиграть новыми красками, изобразив Юру киношным головорезом, а то и маньяком, который хранит у себя в морозилке трофейные (и, возможно, надкушенные) сердца поверженных врагов. Но пока все было как обычно, и родные криворожане раскладывали свои тюбики и кисти без особого возбуждения. Только Женьки среди них не было - тот вроде в злостных прогульщиках не числился, но с кем не бывает. Юра занял свое обычное место возле Степы и разложил перед собой тюбики. Степа оглядел их с понимающей ухмылкой - теперь на каждом красовались наклейки с крупными подписями фломастером: “КРАСНЫЙ”, “ЗЕЛЕНЫЙ”, “ОРАНЖЕВЫЙ”. - Ты Софью этими наклейками убьешь наповал, - громким шепотом сообщил он. Изумрудный, вермилион - а ты “зеленый”, “красный”… Такую поэзию и так приземлить. Юра нахмурился. Тему чужой смерти от его рук ему не хотелось развивать даже в шутку. В этот раз мучились со второй версией того же натюрморта: сегодня предметы были расставленными по другому, и свет был иной - осеннее солнце. Степа опять подсказывал, но Юрины краски уже не трогал, а довольствовался собственной скудной палитрой, подолгу смешивая цвета в погоне за идеальным оттенком. - Художник должен уметь получить любой цвет используя только три основных, - горделиво заявил он, когда Юра подвинул свои тюбики поближе к нему. - Если есть синий, красный, желтый, и белила, то есть все. Навязываться со своими красками Юра не стал, но остаток класса провел в грустных раздумьях. Видимо, Степа решил больше не принимать никаких одолжений от убийцы. И Юра не мог с ним не согласиться: на его месте, он наверно поступил бы так же. Пережив очередной разнос от старой художницы (Юре опять попало за цветопередачу, Степе, конечно, за неряшливость, потому что закопался с палитрой и все сделал наспех), они спустились в столовую. Выбор блюд на обед был невелик: сосиски, наполовину состоящие из бумаги, котлеты, ровно настолько же состоящие из хлеба, и несколько гарниров. Поколебавшись, Юра решил взять котлеты. Степа поморщился, глядя, как раздатчица наваливает ему в тарелку золотистую тушеную капусту. - Что? - спросил Юра. - Гадость, вот что… - Ну почему гадость? - Юра покосился в Степину тарелку, где в мясной подливке плавали разваренные макароны, похожие на неизвестные науке морские водоросли. - Я в армии и не такое ел… - Если бы ты еще работал, мог бы этой дрянью запросто клиентов гасить. Поймал, напихал в рот… Юра повернулся и отошел. Степа, не уловивший его перемену настроения, все равно подсел к нему. - Слушай, - спросил он, пока Юра жевал корку черного хлеба. - А это страшно? - Что, страшно? - Ну… - Степа выпрямил указательный палец и цыкнул нëбом, “стреляя” в потолок. - Работать. Страшно было? Юра перестал жевать. Постоянные Степины намеки на его - теперь их - тайну становились невыносимы. "Чего он от меня хочет?" мучаясь думал Юра. И тут же ответил сам себе: а чего может хотеть молодой голодный художник от человека, которому теперь с легкостью может отравить жизнь, стукнув на него? Конечно, денег. На душе стало невероятно тоскливо. Видимо, как он не твердил себе, что любовь - это не про него, в сердце тайно пела пернатая надежда, что может быть, может быть… но нет, не может. Он хотел было сказать Степе, что готов выслушать его требования, но не сейчас, а вечером, после занятий, как к ним подлетел Саня - запыхавшийся, с огромными вытаращенными глазами. - Пацаны! У нас… такое… блин!.. Юра встрепенулся. - На Жеку-то нашего!… напали вчера! - Кто напал? - первым отреагировал Степа, пока Юра переводил дух и переживал совсем неуместную, но очень знакомую тихую радость оттого, что новостью дня оказался не он. - Да хуй его знает! - Саня красноречиво хлопнул ладонью по столу, будто показывая, что если б он знал, то уже мокрого места от этого козла не оставил. - Напали со спины, трое или четверо - он даже не помнит, сколько их было. Повалили, испинали, куртку сняли, вместе с кошельком… Санин бенефис продлился недолго - в столовой показался сам виновник, с позволения сказать, торжества; Женька, бледный и с расквашенной физиономией - рассеченную губу, распухшую скулу, и фингал под глазом было видно через всю столовку. Вокруг него суетились Маля и Вовка, пытаясь не то утешить, не то придержать за руки, но Жеке от их прикосновений было, кажется, неуютно. На нем был длинный растянутый свитер - видимо, в поисках гуманитарной помощи раздели единственного, кто подходил Женьке по росту: мощного великана Юзика. В очередь за едой Женька не встал - поискал глазами по столам, нашел замахавшего ему Саню, и подсел к ним. Вова и Маля похлопали его в последний раз по плечам и пошли разживаться пропитанием. - Мда, разукрасили тебя, - сказал Степа озадаченно. - Знакомые? - Да какие знакомые! - взвился Женька. - Просто мудаки левые. Юра нахмурился. При ближнем рассмотрении, бровь и губа у Женьки оказались зашитыми черными хирургическими нитками. - Ты в травму ездил? - Ага, Стас отвез. - Стас? - удивился Степа. - Почему Стас? - Да это все из-за Ленина! - воскликнул Женька. Степа и Юра переглянулись. - В смысле, высокая криминальность из-за постсоциалистической разрухи?.. - не понял Юра. Оказалось, Женька провел большую часть воскресенья помогая Стасу разбирать барахло в кабинете анатомии. Этим они занимались уже не первое воскресение - времени у Женьки было вдосталь, а за помощь Стас кормил его сытным обедом или ужином. Что-то выкидывали, что-то разносили по другим кабинетам, а вчера докопались до гвоздя программы: огромной гипсовой башки Ленина. Был уже вечер, и Стас решил забрать вождя домой. Тащить его в машину и из машины требовалось вдвоем, и было решено что Женька поедет с ним, а заодно и поужинает. Когда болвана загрузили, Стас вдруг вспомнил, что забыл закрыть кабинет. В некоторых мастерских еще горел свет, и Женька направился к воротам, чтобы подождать Стаса на улице и не лезть в его машину прилюдно ("А то и так уже слухи ходят...") Там на улице, недалеко от ворот, на него и напрыгнули. - Я вообще сначала не врубился, чего они хотели, - говорил он. - Думал, они меня за кого-то другого приняли. Но потом косуху сняли… Юра внимательно слушал. Хотя он и не чувствовал себя полноценным членом общей криворожской стаи, но все-таки они его приняли, несмотря на то, что он унылый и пить совсем не умеет, а значит и Женька теперь был ему не чужим. В Юзиковых обносках он выглядел ужасно жалким и несчастным - просто Диккенсовский сирота, только двухметровый. Увешанная цепями и разнообразными значками (включая умильную россыпь Олимпийских мишек 1980 года) косуха была его единственной гардеробной гордостью, купленной за собственные заработанные деньги - всю остальную одежду он унаследовал от старшего брата, который невероятным образом был еще выше Женьки. И особенно эта куртка была ему нужна теперь, в преддверии холодов. Возмущению коллектива не было предела. Женька был исключительно безобидным существом, к тому же родом из рабочей семьи какого-то полумертвого пгт. В академию он пробился на голом таланте. Мать присылала ему раз в месяц какие то копейки, которые он тут же проедал. Как душа еще держалась в его длиннющем костлявом теле, было загадкой. Другую куртку ему было купить не на что - но даже при наличии денег, с его баскетбольным ростом, шансы найти подходящий размер были невелики. Пока Женька сетовал, что ладно кошелёк, так две гривны всего было, но вот так, как ему в тот раз свезло на барахолке с этой косухой, ему уже не свезет никогда, вернулись Вова и Лена с лишней порцией макарон и котлет для потерпевшего. Юра почувствовал себя неловко - даже не догадался купить Женьке поесть... - Надо найти этих гадов! - заявил Вова, как всегда готовый к бою за правду и справедливость. - Ты в милиции был? - Ну, со мной в травме говорил следак. - И что? Женька пожал плечами, словно говоря: а что он мог мне сказать? Времена такие; Бога благодари, что жив остался. - Ну ты их описал? - Да я их не запомнил особенно… А без описания, как они искать будут? - Тогда надо составить фотороботы! - сказал Саня. - Отнести ментам, и заодно расклеить по району. Чтобы они знали, что их ищут. Давайте, ребята - художники мы или нет, в конце концов? На столе появились карандаши и бумага. - Так, Женька: давай, описывай. - Да не помню я, говорю же!… Темно было! А я на асфальте лежал и голову закрыть пытался… - Ну хоть что-нибудь помнишь? Усы, например, были у кого-нибудь? - Наводящие вопросы искажают зрительную память, - тихо сказал Юра. Все повернулись к нему с удивлением: Юра почти никогда не присоединялся к разговору самостоятельно. - Если даже человек не видел усов, если он услышит такой вопрос, мозг их просто создаст на размытом лице и закрепит. - Ну, я не знаю тогда… - расстроился Вова. - Их было трое, ты говорил? - спросил Юра. - Один прыгнул на тебя сзади? Именно прыгнул? - Ага, - сказал Женька. - А другой со стороны замахнулся, он был повыше. У него рука вытянулась из рукава… джинсового! Джинсовая куртка. На руке часы… темные, крупные такие. - Голоса ты слышал? - Да не особенно… один был довольно высокий, даже немного писклявый. Но который из них, не знаю. - А на пальцах было что-нибудь? - Типа, перстни, что ли? - удивился Женька. - Нет, кажется… не помню ни колец, ни татуировок. Да я даже ботинки не могу вспомнить, хотя они прямо перед лицом были! Недолго, правда… - Но это были именно ботинки? Женька подумал. - Не знаю… одна подошва точно была темная. Берцы, кажется. - Цвет волос? - Да не знаю я, темно же было! Вроде все темные… или, там, темно-русые. Совсем светлых не помню. Ну, таких, как Степка. Наверно, тогда заметил бы. Свидетель из Женьки выходил никакой, что впрочем было неудивительно - другой бы на его месте тоже мало что запомнил. Ребята огорченно свернули незадавшиеся фотороботы. После обеда у Юры было окно, и он пошел искать Стаса. - А, Дорифор, - благодушно поприветствовал Стас, оборачиваясь к Юре через плечо. - Чем обязан? Преподаватель стоял у столика, на котором раскладывал какие-то предметы - видимо, уборка в его владениях рисковала принять формат бесконечной. Юра переступил с ноги на ногу, соображая, с чего начать - вроде бы бросаться с расспросами сходу было неуместно. Требовалось облечь свое не совсем праздное любопытство в какую-то форму, за которой Стас не опознал бы расчетливое стремление к возмездию. - Я по поводу Женьки, - начал Юра, тщательно подбирая слова, но Стас не дал договорить: - Да-да, ужасная история! Меня всего пару минут не было… совсем не ожидал… Как он хоть? Держится? Юра пожал плечами. Сложно было сказать, что Женька “держится”: бедняга просто сносил все удары судьбы, вероятно, предполагая, что у него вообще не может быть по-другому. Такие, как он, проскакивали на крейсерской скорости все стадии принятия неизбежного, почти сразу запрыгивая в безропотное смирение. Сам Юра так не умел - хоть он сам уже давно смирился с особенностями своей жизни, но путь к этому покою был долгим и болезненным. - Мы хотим в милицию пойти, - сказал Юра. - Помочь им найти тех, кто это сделал. - Так ведь заявление уже взяли, - Стас вздохнул. - Но толку от этого… Нет, я ни в коем случае не говорю, что не стоит пробовать, но… сам знаешь, какая у нас милиция. А этого хулиганья вокруг развелось… - Мы фоторобот хотим составить, - Юра старался лучиться наивным оптимизмом, подражая Сане, когда тот предложил идею. Получалось неважно - и в силу невосторженного образа мыслей, и потому, что сам он в эту затею не верил. - Только Женька деталей не помнит. Может, Вы запомнили что-нибудь?… Стас вдруг наконец отвлекся от своего столика и развернулся до конца. Он смотрел на Юру долго и пристально, и хотя в этом взгляде не было ничего страшного, его вдруг тряхнуло от этих глаз - черных, тяжелых и отчего-то удивительно знакомых… - Зачем тебе? - тихо спросил Стас. Юра слегка отступил. - Как, зачем?… - Ты собираешься искать их сам? Юру бросило в холод, потом в жар. Даже когда он стоял перед Стасом абсолютно голым, он не чувствовал себя настолько прозрачным. - Я хочу иметь возможность узнать их, - ответил Юра, подумав. - Например, на случай, если они опять появятся у ворот академии. Вдруг в следующий раз они столкнутся не с Женькой, а с кем-нибудь из девушек… Стас продолжал смотреть на него. Потом он перевел взгляд обратно на свой стол и поднял с него красивое пресс-папье: круглый хрустальный шар на деревянной подставке. Юра узнал этот шар: они рисовали его на первой неделе. - Вот этот предмет у меня уже пять лет, - сказал вдруг Стас, - и я решил, наконец, забрать его домой, и только привозить на занятия. Знаешь, почему? Юра не знал. - Из-за него у меня в кабинете уже три раза был пожар. Когда за окном пасмурно, то он просто красивая безделушка, стоит на столе и радует глаз. Но когда на него падает прямой солнечный луч, он становится линзой. Фокусирует свет и тепло в одну горячую точку, и в конце концов поджигает у меня на столе бумаги. Они тлеют-тлеют, а потом… - Стас выразительно поднял элегантные брови. - Наверное, надо накидывать на него что-то, - подсказал Юра. - В солнечные дни. Платок какой-нибудь. - В том-то и дело, что не всегда знаешь, когда из-за туч выглянет солнце, - вздохнул Стас. - А держать его всегда под платком - зачем он тогда вообще, если на него нельзя любоваться?.. В конце концов, он же не виноват, что у него такая сущность… поджигательная. Но все-таки будет безопасней забрать его домой и поставить на книжную полку. Подальше от солнца. Мда… Так ты хотел узнать, как выглядели те хулиганы? К великому моему сожалению, я видел их только сзади, когда они убегали. Я подъехал и спугнул их… Юра с пониманием кивнул и повернулся, чтобы уйти. - Постой, - сказал Стас и, сев за стол, взял ручку и перевернул какой-то исчерканный лист чистой стороной вверх. - Их было трое. Первый ростом сто шестьдесят семь или сто шестьдесят восемь сантиметров. Телосложение спортивное. Бежевая куртка, темно-зеленые тренировочные штаны, кеды или кроссовки, но очень грязные и истоптанные. Светлый шатен, слегка отливает рыжинкой. Второй примерно с тебя ростом, метр семьдесят пять. Брюнет, красная олимпийка, черные тренировочные штаны, ботинки. Слегка полноват, прихрамывает на правую ногу. Затылок отросший, волосы закрывают шею. Самый высокий - метр восемьдесят два или три. Длинные, мосластые руки покрытые черным волосом. Голубая джинсовка, которая ему мала - сдается мне, что щеголять в Жениной куртке собирается именно он. Худощавый. Кожаная кепка, подбритый темный затылок. Глаза довольно светлые, нос длинный, с горбинкой. К сожалению, это все. Стас протянул Юре лист с тремя нарисованными силуэтами. Двое были спиной, но самый длинный был повернут вполоборота к зрителю и зыркал светлым глазом. - Спасибо, - ошарашено сказал Юра, принимая рисунок. - Как Вы сумели рассмотреть столько деталей? - Ну так я же на машине подъехал. Успел осветить их фарами, пока они удирали. - И все так хорошо запомнили? И пропорции, и одежду… Стас повертел карандаши на столе, сдвигая их вместе. - Дорогой мой Дорифор, я как-никак профессор художественной академии. Двадцать лет уже, на минуточку. Ну, пару лет не преподавал, когда Союз развалился, по личным обстоятельствам... Он посмотрел на Юру, как будто намекая на что-то, что Юра должен был знать. На всякий случай, Юра кивнул. - Так вот, что я тебе скажу, - продолжал Стас. - Художник должен уметь видеть мир просто как сочетание разных соседствующих цветов, и понимать, как эти цвета меняются под разным освещением. А что касается роста и так далее… Люди разнообразны, как снежинки. Человека выделяют не только его лицо и рост, но и пропорции, осанка, походка, форма головы, в конце концов… Уж что-что, а запомнить человеческое тело я умею. Особенно когда оно в движении… Стас опять вперил в Юру свои черные глаза. Не вполне понимая, что нашло на профессора, Юра слегка взмахнул листком в знак признательности, качнул головой, и, пятясь, свалил из кабинета. И сразу наткнулся на Степу - тот сидел прямо на полу у стены, обнимая колени. Стало ясно, что даже если он не слышал весь разговор, то все понял, а если и не понял - то подозревает настолько, что было бессмысленно отпираться. Степа заглянул ему в лицо снизу вверх. - Ты чего к Стасу ходил? - тихо и совершенно серьезно спросил он, без тени своей привычной издевки. Его утреннего нахальства и желания лезть под кожу как не бывало. - Показания собирал? Карательный поход задумал? Разговор этот нельзя было вести в коридоре. Юра подхватил Степу за руку и затащил в соседнюю студию, заставленную стендами с изображениями рук и босых стоп в разных позициях. Студия оказалась пустая, и Юра плотно прикрыл за ними дверь. - Ты сам их искать собрался, да? - напирал Степа. Пару дней назад, до того, как все закрутилось, Юра бы смог спокойно сделать вид, что ничего такого у него и в мыслях не было. Да и самому Степе не пришло бы в голову подозревать у него темные намерения. Теперь же, Юра видимо был для него как оптическая иллюзия двойной картинки: однажды увидев в неловком ботане силуэт мрачного хищника, Степа уже не мог его развидеть. - Да, - коротко ответил Юра, складывая лист вчетверо и пряча в карман. - Надо же куртку Жене вернуть. Скоро холода… - Ну, допустим, ты их нашел. А дальше что? Это гопота, с ними драться придется. Трое на одного, а? Что делать будешь? У тебя что, винтовка с собой? Из кустов пристрелишь?! - Чушь какая! - Неожиданно для себя, Юра рассердился. - Ты кино дрянного насмотрелся, что ли? Думаешь, я всех подряд мочу? Степа приподнял брови, будто издеваясь: сам же понарассказывал! - Чего ты от меня хочешь, Степ? - вздохнул Юра. - Денег за молчание? Сколько? Сто баксов пока хватит? Он вскинул руку еще до того как понял умом, что к носу летит кулак: Степа попытался дать ему в челюсть, но замахнулся и выдал себя. Юра машинально отклонился, отвел от себя кулак правой по центру, и, захватив кисть, резко дернул вниз, нажав левой ладонью Степе на шею. Пытаясь уйти от давления, Степа осел, и Юра легко согнул его в три погибели. - Доволен? - просипел Степа из-под его руки. - Кретин. Брюс Ли с китайского рынка. Ты выпендриваешься или дерешься? Пока ты меня тут в две руки пакуешь, второй тебя уже сзади по башке приложил. А их там трое будет! Юра отпустил Степу. Тот не выпрямился, а повалился на пол и перекатился на спину, прижав к груди краснеющую правую кисть. - Ты вообще дрался когда-нибудь? - продолжал Степа с пола с таким видом, как будто это Юра, а не он лежал поверженный. - Или только типа с тренером на матах? Они ж тебя отпиздят точно так же, как Женьку. Даже хуже, потому что ты сопротивляться будешь. Приползешь потом обратно с переломами и ножевыми… если вообще приползешь. - Ты… ты со мной, что ли, хочешь пойти? - наконец догнал Юра. - Из тебя-то какой боец? Весишь всего ничего, зато бухаешь и дымишь как паровоз. Даже убежать не сможешь! - Не хочешь меня, возьми Саньку. И Вовку заодно. Они всегда рады подраться, особенно за благое дело... А еще лучше Юзика. Он на них просто сядет, и все дела… - Я вообще не планировал драться, - сказал Юра, слегка морщась: вранье давалось ему нелегко. - Я хотел найти их и рассмотреть поближе. Лица запомнить. А то ведь Стас их тоже не видел толком - только спины… В следующий момент Юра потерял равновесие и очутился на полу с болью в плече и гудящим затылком: пользуясь тем, что противник отвлекся, Степа сделал выпад ногой и подсек его лодыжку. - Плани-ировал… - ехидно просипел Степа сбоку. - А кто тебя спрашивать будет, что ты планировал? Либо иди готовый, либо не ходи вообще! Когда у Юры перед глазами перестали мелькать звездочки, вдруг пришла мысль, что Степа, возможно, прав. Опыт уличных драк у него был довольно скудный, а ежедневно терзаемый боксерский мешок смиренно качался под его ударами, не выкидывая подлых штучек, как Степа, и даже не давая сдачи. Степа вдруг резво перекатился на живот, а в следующую секунду навис над Юрой, светя издевательской улыбкой. - Что, не нравится, да? А будь меня трое, мы бы тебе уже по почкам наваляли!… Он резко, в этот раз без сигнальных флажков в виде замаха, дернулся вперед и ущипнул Юру за бок - уже совсем издевательски, как в детском саду, когда какой-нибудь болван подходил и спрашивал, знает ли Юра, как кусается лошадь. Через свитер было даже не больно, но неожиданно и совсем обидно. - Им пофиг, что ты весь из себя герой боевиков! - не унимался Степа. - И мне пофиг! Тоже мне, рыцарь... печального образа… Еще щипок. Юра не утерпел и перекатил Степу на спину, прижав его руки к полу. Степа выгнулся, слегка пробуя хватку на прочность, и Юра непроизвольно сжал пальцы сильнее вокруг тонких запястий. - Перестань хулиганить, - тихо приказал он Степе. Степа тихо заскулил в нос, и Юра собрался уже его отпустить, как в его бедро ткнулось что-то подозрительно твердое. - Поймал, так займись, - хрипло сказал Степа, опять толкаясь стояком в Юру. - Ты мне еще за ту ночь должен… - Что, прямо на полу? - Юра немного растерялся. - А если войдет кто-нибудь? - Скажем, что деремся. - Ага, деремся… палками фехтуем, - хмыкнул Юра. Словно услышав их, за стеной что-то с грохотом уронил Стас. Юре подумалось, что это хрустальный шар пытался удрать от хозяина, не желая покидать его кабинет, где было разбросано столько вкусных, легко воспламеняемых бумажек. Степа поморщился. - Ну вот, опять он думает-размышляет. А так хорошо все начиналось, с огоньком, с перчинкой!.. - Тебе действительно так нравится, когда тебя бьют?.. - озадаченно спросил Юра. - Вот ведь послал Бог неврубанта! - воскликнул Степа. - Да мне не побои нравятся, а ты! Пусти руки. Руки пусти, говорю! Юра послушно отпустил Степины запястья, и тот немедленно повис у него на шее, попутно обвивая его бедра ногами. - Юр, ну неужели ты до сих пор не понял, как ты мне нравишься? - пробормотал Степа ему на ухо, уже совсем без ехидства. - Понял, - грустно сказал Юра. - Ты мне тоже. - Ну? И? - напирал Степа. Юра хотел было ему сказать что, все-таки, на грязном холодном полу в студии как-то не комильфо, особенно в первый раз, как в дверь вломилась целая ватага старшекурсников. - Оппа! - загоготал один из них. - А что это тут происходит?! - Греко-римская борьба, - съязвил Степа. - Не уходите, будьте свидетелями моего триумфа!.. Юра высвободился из его ослабевших объятий и поднялся на ноги, морщась. Поднес руку к затылку, провел по волосам, и посмотрел. На ладони была кровь. - Ни хрена себе! Это он тебя так приложил? - спросил другой, уже совсем другим голосом. - Все нормально, - сказал Юра недоверчивым ребятам. - Я сам упал. Споткнулся. Он протянул руку Степе и поднял его на ноги. Тот зашипел и схватился за правое запястье, которое уже шло синяками. - А можно выяснять отношения где-нибудь еще? Например, во дворе, а не прямо под нашими курсовыми? - сурово спросила чернобровая девица с высокой артистически неряшливой “бабеттой” на голове. - Слушай, а по-моему, брызги крови оживили бы всю композицию! - возразил первый студент. Завязался спор, о том, требует ли композиция кровушки, и если да, то стоит ли подбирать под нее гуашь, или просто попросить этого вот потрясти башкой возле стенда, и пусть паттерн ляжет как ляжет. Пользуясь моментом, Юра и Степа улизнули обратно в коридор. - Ну-ка покажи, - потребовал Степа. - Да нет уже ничего, - успокоил его Юра, но затылок все же подставил. - Голову только надо помыть. - Знаешь что я вспомнил? - сказал Степа, раздвигая темные пряди у него на затылке. - В древности был такой свадебный обычай, вывешивать окровавленную простынь после первой брачной ночи. - Почему в древности? Он и сейчас много где есть… - Короче, кровь на простыне доказывала обществу честь невесты. Сечешь? - Нет... - У нас точно так же сработало. Твоя кровь спасла нашу честь, так сказать… Юра повернулся к нему лицом. - Я не считаю свои чувства к тебе бесчестием, - сказал он серьезно. - Может, я все не так делаю, у меня совершенно нет опыта, но… Договорить он не успел: Степа припечатал его к стене крепким поцелуем. - Ты все так делаешь, - сказал он, быстро отстранившись и осмотревшись. - Но мне надо на культурологию. Юра вспомнил, что и ему надо было на академический рисунок. - И не вздумай бежать в крестовый поход за Женькиной курткой без Саньки и Вовки! - предупредил Степа. - Персеваль ты безлатный...