Натурщик, или красота - убойная сила

Рисовать решили вечером, в том же кабинете пластической анатомии, к которому Степа выпросил у Стаса ключ. От сессии в общаге Юра отказался напрочь. Если в академической обстановке он еще мог заставить себя разоблачиться для благого дела, то в общаге, где люди будут ходить туда-сюда и отвешивать похабные шуточки - нет уж, увольте. Тем более что нужная им настольная лампа была именно в кабинете. Степа включил освещение и устроился на своем старом месте на ящике. Сегодня он был какой-то странный, не хохмил и не зубоскалил, а когда Юра начал расстегиваться, вообще повернулся к нему спиной. - Я не смотрю! - поспешно заявил он. И на том спасибо, подумал Юра, снимая рубаху. А то слишком бы смахивало на стриптиз… Почему-то на него опять накатывал мандраж, хотя уже не было ни толпы народа, рассматривающей его “тысячью биноклей на оси”, ни Стаса, небрежно расписывающего все его физические недостатки. Теперь они были вдвоем, после всех занятий - шел одиннадцатый час ночи. По-любому, стоять нагишом перед одним Степой, тем более таким странно присмиревшим, было в разы лучше, чем перед всем коллективом. Раздевшись, Юра нашел отметки мелом на подиуме и встал в позу “Эфеб Крития” - слабо выраженный контрапост и руки по бокам. - Можно? - спросил Степа, все еще смотря в закрытую дверь. - Да, - сказал Юра. Степа повернулся, сверил позу с рисунком, мелко закивал и начал шуршать карандашом, то и дело воровато поглядывая на Юру. Его в последние дни как будто подменили. С тех пор как Юра скинул перед всеми шмотки, Степа перестал задирать его подколами, просить деньги, и вообще сводил все их взаимодействия к сугубо академическим. Юра даже чувствовал какую-то обиду, как будто он был девушкой, которую первый в классе красавчик уболтал в постель, и после этого перестал замечать в упор. На Вовку, тоже отсидевшего свое нагишом, Степино внезапное невнимание не распространялось, хотя и с ним он был теперь тише и молчаливей. Да и не только с ним - со всеми. Вот и сейчас он напряженно сидел на краю ящика, как будто с минуты на минуту ждал, что его модель забьет на все, оденется опять и уйдет, а на пути к двери еще и даст ему в морду. “А может, это не из-за меня?” подумал Юра. “Чего ему из-за меня грустить; я ему никто…” Он вспомнил Степину ярость после того, как его завалила за бедность вступительная комиссия: как он швырялся вещами, бродил взад-вперед по комнате как тигр по клетке, крыл всех и всея трехэтажным матом, и строил планы расписать ночью все здание непристойностями. Когда у Степы были трудности, он не унывал, а восставал - хотя бы эмоционально. Тем более странно и неприятно было видеть его сейчас таким пришибленным. - Степ, - позвал Юра. - А тебе только рисунок надо догнать? - Ну да, - сказал Степа, аккуратно работая ластиком. - Я сам кретин, конечно, все время утренние пары просыпаю... Надо завязывать с пьянством уже… - Но все остальное у тебя хорошо? - спросил Юра, чувствуя себя в высшей степени неловко. Степа посмотрел на него - вернее, не на него, как смотрел раньше, а в глаза. - Да нормально все, - пробормотал он. - А что? Юра пожал плечами, не сразу вспомнив, что сейчас он - реквизит. - Ты, это… - начал Степа опять. - Извини, что мы к тебе пристаем все время. - Да ладно, - удивленно сказал Юра. - Я не против. - Надоедаем, наверно… - Н-ну, нет, почему… - Юра смутился окончательно. - Вы молодые… - А ты как будто весь из себя старикан! - вскинулся Степа. - Тебе-то самому сколько? - Двадцать семь. Степа всхрюкнул. - Кабздец, песок сыпется! Ты когда позы менять будешь, главное не упади - в твоем возрасте это ваще приговор. А чего тебя на старости лет потянуло в художники-то? Юра и сам часто задавал себе этот вопрос, безо всякой иронии. - Не знаю, - признался он. - Захотелось, и все тут. * * * Степа заставил себя отвлечься, наконец, от Юркиных плеч и заняться светотенью в других частях тела. Какое равномерное развитие мускулатуры, думал он. Так, поворот формы на бедре… Прокачивать каждую мышцу отдельно в спортзале - это практически работа. У нормального человека на это не хватит ни времени, ни терпения… Значит, какой-то вид спорта после занятий…усиливаем голень… На ногах никаких шрамов и болячек - вроде на футбол не похоже… лето только кончилось, а на нем загара нет… Да и откуда тогда эта грудь и эти плечи?.. Каждый спорт ведет к разным пропорциям... А ведь Дорифор не был сделан с какого-то конкретного олимпийца, он образ собирательный... Кажется, легкоатлетический. Как его там… пятиборья. Метание копья, диска, бег, прыжок в длину… и еще чего-то там… А, да - борьба. Ему вдруг вспомнилась когда-то горячо - подозрительно горячо, как оказалось позже - любимая детская книга про Олимпийского чемпиона Древней Греции и его младшего брата. То есть, конечно, наоборот: детям следовало отождествлять себя с мальком, но Степе в одиннадцать лет уже было откровенно начхать на его препинания с сестрой в гинекее, спортивные неудачи в палестре и игру на дудочке. Он читал и перечитывал книгу из-за его старшего брата-олимпийца. Хотя все прелести и доблести своего героя автор описывал весьма целомудренно, Степино воображение дорисовывало все нужное само. Собственно иллюстрации к тексту ему не особенно нравились: древнегреческие идеалы мужской красоты советский иллюстратор либо разворачивал боком к читателю, ханжески сводя почти на нет линии их задниц, либо надевал на них скромные набедренные повязочки. - Юр, а чем ты занимаешься? - наконец не удержался Степа. - В смысле? Учусь... - Нет, я имею в виду, - Степа сделал жест карандашом. - Каким спортом? Юра пожал плечами. - Сейчас никаким. Так, круговые тренировки иногда. В детстве плавал. Потом болел долго, потерял форму совсем. Понемного отстроился опять в спортзале. В училище в футбол играл и бегал. А после школы уже ничем. - Серьезно? Странно… физическим трудом, тогда, занимался до академии? - Было дело, - вздохнул Юра. - И грузчиком работал, и почтальоном, и ямы копал. Много по делам бегал, по лестницам вверх-вниз… Заказы тяжелые таскал... - Юра усмехнулся. - Много чего было. - Пятиборье жизни, - пробормотал Степа. - Что? - “Тот, кто может быстро и долго передвигать ноги, тот бегун; тот, кто может сжимать и удерживать противника, борец; тот, кто умеет наносить удары, способен к кулачному бою; а тот, кто способен ко всему этому, тот - пятиборец,” - процитировал Степа. - Аристотель говорил, что атлеты, занимающиеся пентатлом, - ну, пятиборьем, - самые красивые, так как они по своей природе равно способны как к телесным состязаниям, так и к быстрому бегу. - Это как триатлон? - спросил Юра. - А ты и триатлоном занимался? - Да нет. У меня и велoсипеда-то нет… - Надо купить. Как Печкину. Ты же у нас только жить начинаешь, на пенсию выходишь, - поддразнил Степа. Но Юра не улыбнулся. - Ага, - только сказал он и опять замолчал. * * * Еще через полчаса, одергивая манжеты, Юра подошел посмотреть на Степины рисунки. Они были красиво выполнены и тщательней, чем обычно, но было непонятно, какое отношение эти античные фигуры, в обеих позах, имели к нему конкретно. Выходило, что Степе он был нужен скорее как живое анатомическое пособие для светотени под лампой. По крайней мере, ничего похожего на себя Юра на бумаге не видел. К тому же, на втором рисунке у спокойного и мужественного героя была недлинная, но густая борода в древнегреческом стиле. - Я знаю, многие ребята решили поэтому вообще не рисовать лицо, но мне захотелось… - Степа украдкой взглянул на Юру. - Стереть? Юра пожал плечами. Собственная борода у него росла довольно скудно, но Степин рисунок не вызывал у него стеснения. На нем был совсем другой человек, некий эталон мужского совершенства, на который Юра не походил даже отдаленно, хоть с бородой, хоть без. - Можешь оставить, - сказал Юра и слабо улыбнулся. - Ему идет. - Слушай, спасибо тебе огромное. - Степа посмотрел на него снизу вверх и улыбнулся. - Если смогу вернуть долг хоть как-то, обязательно сделаю. Он уже закрывал альбом, когда Юра заметил внизу на листе круглый след - лампа высветила едва заметную неровность бумаги. Юра узнал его сразу: это была высохшая капля. Он и сам оставлял такие на домашке в детстве - капающими слезами, когда его накрывало приступом жалости к себе. Он посмотрел на Степу с тревогой, но тот уже вставал с ящика, слегка кряхтя. - Блин, всего час просидел, уже спина болит. Мне вот двадцать, а я уже по всем швам расползаюсь… - пожаловался он, обворожительно потягиваясь. - Вот возьму себя в руки, займусь спортом… - Это, конечно, хорошо, - сказал Юра, - но залог здоровья - правильная диета. Зелень, некрахмалистые овощи, фрукты… - Да? А на какие шиши я все это покупать буду? - На те, которые ты сейчас тратишь на бухло и сигареты, - назидательно сказал Юра. - Я придумал, что я сделаю с твоими рисунками, - сказал Степа, щурясь. - Плакаты для минздрава. Будешь всех вдохновлять на правильный образ жизни… К Степиному удивлению, Юра вдруг выдохнул смешок - один, в нос, как будто давно не смеялся и успел разучиться.