Бродячий бордель

      «Оле Г.»       Надпись была выгравирована на крошечной латунной табличке. Табличка примостилась в основании деревянной подставки. На подставке возвышался хрустальный эльф-домовик в шерстяном свитере.       «Заходи, располагайся».       Вообще-то, Теодор заприметил эту фигурку еще в прошлый свой визит, но тогда ни подставки, ни таблички не было. Оле Г., разумеется, являлся никем иным как Оле Гиббсом, вошедшим в анналы истории за то, что первым среди всех волшебников освободил своего домового эльфа. Обозвать кусок хрусталя в его честь — вполне в духе Грейнджер.       «Телевизор ты теперь умеешь включать».       К слову, собственный домовик Тео скончался, когда отец еще тратил кислород в камере Азкабана. Откровенно говоря, к тому моменту эльф ввиду старости уже и не прислуживал толком, а лишь слонялся по мэнору, беспрестанно бормотал что-то себе под нос и творил всякую дичь: натирал посуду сажей, а простыни — луком, прятал вещи в самых неожиданных местах, варил на ужин хозяйские башмаки. Весть о том, что Нотта-старшего упекли пожизненно, окончательно подкосила бедолагу, и в один из дней, когда Теодор исследовал магловский Лондон в поисках приключений на свой член, домовик забрался в большой кухонный котел и издох там. Поскольку загул затянулся на три дня, по возвращении Нотта ожидал неприятный сюрприз в виде смердящей тушки. Пришлось, преодолевая брезгливость, зарыть ее в саду вместе с котлом.       «Я в душ».       Тео откинулся затылком на спинку дивана и прикрыл веки. Последняя фраза Грейнджер крутилась в голове, в ушах стоял шум льющейся воды. Негромкий, еле уловимый, но такой оглушительный в тишине ее квартирки.       Разумеется, Нотт мог включить телевизор, чтобы не слышать. Взять с полки книгу, чтобы не думать. Но предпочел всецело окунуться в предвкушение, как ребенок, на глазах которого наматывают на палочку сладкую вату.       Нет, он не знал, чего конкретно ему предвкушать, но на всякий случай присматривался к мебели. Журнальный столик едва ли выдержит двоих, его можно сразу отмести. Диван — удобно, но скучно. Кресло… Грейнджер танцевала на нем в прошлый раз, и стоило признать, что уже тогда где-то на подсознательном уровне Теодор представлял, как прижимает ее к цветастой обивке или закидывает ее ноги на потертые подлокотники…       Впрочем, не исключено, что не видать ему никакой сладкой ваты. Так, поводят перед носом, дадут вдохнуть сахарный аромат, а потом угостят пустым чаем.       Чушь.       Просто бред, потому что когда он донес Гермиону до дома и наконец опустил на землю, она и не подумала прощаться. Не поблагодарила за то, что проводил, не пожелала спокойной ночи, а молча взяла его за руку и увлекла в темноту подъезда. Вверх по лестнице. В свою маленькую душную гостиную. А потом — «я в душ». И это было так разумно, черт подери, они ведь вымокли до нитки, благослови Мерлин каждую каплю пролившегося дождя. Какой чудесный повод, несмотря на то что причина в ином.       Будь это любая другая девчонка, хрена с два Нотт торчал бы на диване. Но это была Грейнджер, и он заставил себя думать головой, а не членом, потому что не хотел все испортить.       Но и сидеть сложа руки вовсе не обязательно.       Остервенело взлохматив влажные волосы, Тео принялся расстегивать рубашку. Ее нужно высушить, чем не повод? Ведь гораздо удобнее сперва снять. А потом, весьма вероятно, и надевать не придется…       Стук в дверь прозвучал оглушительнее и внезапнее недавней грозы. Три настойчивых и каких-то нервозных «тук», будто пришелец явился ругаться на то, что его заливают.       Нотт высвободил последнюю пуговицу из петли, припомнив старуху Уишоу, и подумал: пусть катится на хер. В конце концов, он был не настолько мокрым, чтобы устроить потоп этажом ниже. Однако стук повторился, и при этом куда настойчивее.       Теодор натянул рубашку, которую уже начал снимать, обратно на плечи, и неуверенно прислушался. Вода в ванной все еще шумела, вряд ли за этим шумом Грейнджер слышала хоть что-то. И хотя велико было искушение заглянуть к ней, раз уж нарисовался такой прекрасный предлог, Тео решил, что разберется с незваным гостем сам.       Он взял с журнального столика свою палочку и тихо прошел к входной двери. Прижался к ней ухом и тут же раздраженно отпрянул, потому что некто по ту сторону вновь атаковал створку. На всякий случай навесив на себя щитовые чары, Нотт спрятал руку с палочкой за спину, а затем щелкнул замком. Дверь плавно приоткрылась, из гостиной в темноту лестничной площадки вылился прямоугольник света.       Того, кто оказался за порогом, он, пожалуй, ожидал увидеть меньше всего. Рональд, взъерошенный и злобный, словно подрался с гиппогрифом, часто заморгал от ударившего в лицо света. На нем все еще был свадебный костюм, исполосованный, как бритвой, и кое-где висящий рваными клочьями. На веснушчатой физиономии краснели царапины, под правым глазом наливался свежий фингал.       Теодор аж залюбовался.       В правой руке Рональд держал совиную клетку. Она не была рассчитана на телеса сидящего в ней Живоглота, и пушистые кошачьи бока выпирали сквозь прутья. Усатая морда при этом выглядела не менее злобной, чем у Рона.       — Гермиона, как хорошо, что ты дома, — быстро, как по отрепетированному, затараторил тот, не оставляя попыток проморгаться, — извини, не хотел тебя будить, но твое рыжее чудовище без тебя страшно бунтует и… — тут взгляд его наконец сфокусировался. Но не на лице подруги, как он ожидал, а на обнаженной груди Нотта.       Кажется, сие обстоятельство привело беднягу в изрядное замешательство. Он чуть не выронил клетку, сдавленно ругнулся, прижал ее к себе и ругнулся еще раз, потому что Живоглот не преминул сквозь прутья лягнуть его в пузо.       Тео тихо хмыкнул, оперся плечом о дверной косяк и милостиво разрешил:       — Продолжай.       — Чего? — Уизли таки грохнул клетку на пол и тут же опасливо отодвинул ее ногой подальше от себя. Кот сердито заурчал в ответ на эту бесцеремонность.       — Ты хотел рассказать что-то про рыжее чудовище, — угодливо напомнил Теодор.       А за спиной перехватил палочку поудобнее. Если кого здесь и можно было назвать рыжим чудовищем, так это Рона. Нотт даже знать не желал, какого соплохвоста тот приперся, а просто намеревался спровадить побыстрее, пока Грейнджер, выйдя из душа, не обнаружила внезапного гостя. С нее ведь станется и чаю предложить.       Чай не входил в планы Тео.       — Я не… — Рональд запнулся. Попытался приладить на место полуоторванный рукав пиджака. — Ни черта я не хотел, ясно?       — Ясно, — легко кивнув, Нотт наклонился, подтянул к себе клетку и откинул крючок. — Спасибо, что принес Живоглота. Я передам Гермионе, что ты заходил, — дождавшись, пока кот выберется и скользнет в квартиру, он поднял клетку и вручил ее Рональду. — Доброй ночи.       Искусанная рука решительно уперлась в дверь, которую Тео попытался захлопнуть.       — Где она? — строго спросил Рон, удерживая створку. Обоняния Нотта при этом коснулся легкий запах алкоголя.       «У меня в желудке. Убил, выпотрошил и съел ее печень с тушеными бобами и чудным Кьянти», — хотел было ответить он, но вовремя вспомнил, что отменным чувством юмора наделены, увы, не все Уизли.       Пришлось сказать правду:       — В душе, — Нотт даже попытался любезно улыбнуться, но вышло не очень. Уголки губ лишь чуть дрогнули и опустились в прежнее положение.       Рональд комично вылупил глаза и приоткрыл рот, снова обдав Теодора алкогольными парами. Еще раз ощупал ошеломленным взглядом его распахнутую рубашку. На веснушчатом лице отразился мучительный мыслительный процесс. Небось, прямо сейчас пытался решить для себя, что хуже: смерть подруги от лап коварного слизеринца или ее оргазм от его же члена.       Ох, страшный выбор, врагу не пожелаешь.       — Если это все, — Тео приподнял брови, обозначая пока еще вежливое нетерпение, — то я бы уже…       — Я войду, — перебил его Рон. — Мне надо… спросить у нее кое-что и…       Видимо, дальше он не придумал. То ли не посчитал нужным, то ли задача оказалась непосильной для его нетрезвого мозга. Лично Нотт склонялся ко второму варианту.       В отличие от других Уизли, которых ему посчастливилось наблюдать, Рональд никогда не демонстрировал выдающихся умственных способностей. По этой части природа на нем сделала перекур, зато физическими данными не обидела: он был выше и шире в плечах. Однако Теодор не испытывал по этому поводу ни капли досады, потому что все еще сжимал палочку.       «Великий уравнитель», — говаривал Кантанкерус, и Тео всегда с ним соглашался, ведь ни выдающийся рост, ни бугрящиеся мышцы еще никого и никогда не спасали от искусного проклятия.       — Полагаю, тебе лучше вернуться утром, — он все еще старался оставаться вежливым, несмотря на зудящее под кожей раздражение.       — Нет, я все-таки войду сейчас, — Уизли толкнул дверь сильнее и тут же втиснул в увеличившуюся щель плечо. — Мне нужно убедиться, что с Гермионой все в порядке.       Только посмотрите на него. Приперся спасать подругу от бесчестия, просто конопатый пояс верности. Огреть бы магией, чтобы веснушки на морде превратились в тараканов и разбежались кто куда. Есть даже подходящее заклинание. Вот только Грейнджер вряд ли оценит подобный жест.       «Она не узнает, — некстати вылез Теодор-коварный-мальчик-Нотт. — Колдуй давай».       Конечно, не узнает, но только если не выпендриваться и сделать все четко и быстро. Один маленький Конфундус, и Рон отправится домой отсыпаться после свадьбы.       Иными словами, уйдет безнаказанным, а за проявленную бесцеремонность очень хотелось его наказать. Проучить хорошенько, чтобы впредь думал головой, а не тем местом, на которое приличные люди надевают брюки, а всякие оголтелые гриффиндорцы вечно ищут приключения.       — Пусти, — продолжал настаивать Уизли, налегая на дверь.       — Не пущу, — гаденько ухмыльнулся Нотт, удерживая створку. Это становилось непросто делать одной рукой. Пора было задействовать вторую, с палочкой. Вот прямо сейчас, пока Грейнджер не вышла из ванной.       — Что ты с ней сделал? — Рон поднатужился и всунул в проем колено, пнув Теодора в бедро.       Вот же наглый недоумок. И как Гермиона выносила его столько лет в школе? Тео еще на первом курсе прикопал бы где-нибудь в теплицах, а потом вместе с мадам Стебль радовался бы проклюнувшимся в этом месте цветочкам.       — Пока еще ничего, — честно ответил он. — Проваливай, Уизли.       — И не подумаю! — возмущенно рявкнул тот и хорошенько надавил на дверь всей своей массой.       Теодор только того и ждал. Он сделал изящный танцевальный шаг в сторону, не зря же в детстве учился вальсу. Дверь распахнулась на всю ширину, и Рональд в обнимку с клеткой влетел в гостиную шальным бладжером. Мелькнула подлая мыслишка подставить ему подножку, но он справился сам: запнулся о край ковра, покатился кубарем и затормозил об журнальный столик.       Бум! — со столешницы на рыжую макушку обрушился хрустальный домовик.       А сразу после этого прозвучал вопрос…

***

      — Что здесь происходит? — Гермиона уперла руки в бока и наградила парней строгим взглядом.       Оба — и растянувшийся на полу Рональд, и стоящий у входной двери Теодор — синхронно втянули головы в плечи и одарили ее ответными вороватыми взглядами. Первый торопливо подобрал с пола фигурку домовика, а второй не менее торопливо спрятал за спину правую руку. Его отчего-то расстегнутая рубашка от этого движения распахнулась шире, и при виде обнажившегося торса нечто внутри Грейнджер сделало стремительный кульбит — алле-ап!       Отвечать никто не спешил.       Справедливости ради, она и сама не спешила повторять вопрос, просто молча пялилась на грудь Тео, попутно проваливаясь в воспоминания о том, как несколько дней назад, в магазине Джорджа, касалась ее, гладила… И вообще, так, для справки, еще в ванной, стоя под душем, она планировала это повторить, но…       — Кхе-кхе, — в свой фальшивый кашель Рон умудрился вложить изрядную долю возмущения.       К этому моменту взгляд Гермионы добрался до плоского живота Нотта с узкой полоской темных волосков, убегающей под ремень.       Зря Уизли напомнил о себе. Ох, зря…       — Что ты здесь делаешь? — еще строже, чем прежде, спросила она, неохотно переключив внимание на друга.       Прозвучало не слишком дружелюбно, пожалуй, но на то были свои причины. Буквально минуту назад в ванную поскребся Живоглот, и Грейнджер, конечно, сразу поняла, что кот никак не мог вернуться домой самостоятельно. А ведь Рональд на свадьбе прекрасно видел, с кем она целовалась и с кем покинула праздник. И не просто видел, а смотрел волком, сжимая кулаки. Так что пусть теперь только попробует заикнуться о том, что помчался через пол-Британии посреди ночи исключительно ради доставки ее питомца.       — Чудовище твое притащил, — предсказуемо буркнул Уизли и, неловко поднявшись на ноги, со стуком водрузил домовика обратно на журнальный столик.       Живоглот, который как раз вышел из спальни вслед за хозяйкой, обиженно зашипел.       — Салазар… — Нотт закатил глаза, а затем подошел к коту и, подняв его с пола, прижал к груди. Вот прямо к той самой, к которой в ближайшее время планировала прижиматься Гермиона. — Не слушай его, малыш, никакое ты не чудовище.       Живоглот благодарно замурчал, а Рон откровенно опешил, потому что сам никогда в жизни не получал от Глотика подобной благосклонности, только фунты презрения.       Впрочем, заслуженно.       — Боже… — Грейнджер, раздражаясь все сильнее с каждой секундой, внимательнее всмотрелась в лицо друга. — Откуда у тебя фингал?       Про изорванный костюм и царапины спрашивать не стала, и так ясно, что кот не желал покидать Нору в его компании. Но при этом едва ли сочный синяк под правым глазом был оставлен кошачьей лапой.       — Это не я, — тут же открестился Теодор, продолжая наглаживать Живоглота.       — Да куда тебе, — презрительно огрызнулся Рон.       — Ну да, — хмыкнул Нотт, — ты прекрасно способен убиться самостоятельно.       — Это драчливый телескоп Джорджа, ясно? — Рональд осторожно потрогал свой фингал пальцами. Поморщился. — Мы с Эмили хотели… Неважно. Гермиона, можно тебя на пару слов?       О, да-а-а. Разумеется, можно. Она ведь минут двадцать торчала в ванной. Побрила ноги, хотя уже делала это утром перед свадьбой. Обмазала волосы «Простоблеском», чтобы не походить после душа на игривую овцу. Достала из стратегического запаса косметики духи, подаренные Гарри. Те самые, ценой в треть ее зарплаты. Которые для особого случая. По капельке за уши и на запястья, капельку на лобок, все как учила Джинни. Почти надела трусики из тонкого черного кружева, которые заранее вынула из комода и прихватила с собой.       И все это ради того, чтобы в итоге выскочить из ванной, наспех накинув на себя не шелковый пеньюар, а халат с зайчиками. Чтобы птицей лететь в гостиную, пока махровые полы развеваются за спиной, как крылья. Чтобы Рон возмущенно кашлял на нее, когда она смотрит на своего… На Тео.       Да-да, все только ради этого.       Несомненно.       И сейчас она с удовольствием сказала бы Рональду пару слов!       — Я слушаю, — тем не менее кивнула Гермиона и потуже затянула пояс халата, потому что трусики из черного кружева остались сиротливо лежать на стиральной машине.       — Я бы хотел поговорить только с тобой, — Уизли многозначительно шевельнул бровями в сторону Нотта. — С глазу на глаз, понимаешь?       — Чудно. Идем, я заодно провожу тебя.       Ох, чуть не сказала «выпровожу». Это слово точнее отразило бы ее намерение. Жаль, воспитание не позволило.       — Но я думал… — Рон с надеждой покосился в сторону кухни.       — Идем! — приказала Грейнджер не терпящим возражений тоном.       — Ладно… — друг как будто сдулся. Ссутулил плечи, понурил голову и маленькими шажочками двинулся к выходу из квартиры. Нарочито медленно. Видимо, тянул время с расчетом на то, что Гермиона передумает и предложит остаться.       Гермиона предложила бы ему больше никогда не заявляться в гости вот так: с глупым предлогом, посреди ночи, только потому, что она ушла со свадьбы не одна.       Еще туже затянув халат, она двинулась вслед за Рональдом. Поравнявшись с Теодором, шепнула:       — Я быстро.       — Обещаю без тебя не начинать, — шепнул он в ответ.       Грейнджер тут же зарделась и склонила голову, чтобы скрыть за волосами заалевшие щеки, но Тео потянулся и заправил локоны ей за ухо. Легонько провел большим пальцем по скуле, словно наслаждался тем, какая она стала красная и горячая.       — Кхе-кхе! — коронный кашель Рональда беспардонно разрушил момент. — Ты идешь?       — Да, — Гермиона демонстративно закатила глаза, что вызвало у Теодора короткий смешок.       Он опустил Живоглота на пол, запахнул рубашку и вполне благосклонно пожелал Рону:       — Доброй ночи. Или утра?       — Или утла, — передразнил тот. — Пошел ты, — а затем развернулся и удалился в открытую дверь.       Тео лишь пожал плечами, как бы давая понять, что большего и не ждал, и Грейнджер была за это благодарна. Уж чего ей точно не хотелось, так это эскалации конфликта. И она прекрасно понимала, как непросто ему далось молчание.       Он же Теодор Нотт — мистер Апофеоз, господин Язвительность, его величество Сарказм. Играючи переспорит сфинкса и соплохвоста вгонит в краску, а потом будет стоять как ни в чем не бывало и улыбаться. Вот как сейчас, скромно и невинно, словно ребенок со спичками, за спиной которого полыхает пожар.       И рядом с которым регулярно вспыхивает Гермиона Грейнджер.       Кое-как собравшись с мыслями, она покинула квартиру вслед за другом и прикрыла дверь. Замок щелкнул, лестничная клетка тут же погрузилась в темноту. Дурацкие лампочки вечно перегорали отчего-то именно на ее этаже. Пришлось достать из халата палочку. Ее, в отличие от трусов, Грейнджер предусмотрительно прихватила с собой. Ну, просто потому что магия помогла бы в решении вероятного конфликта куда лучше, чем кружевное белье.       Как только Люмос осветил исцарапанное лицо Рона, она воинственно скрестила на груди руки и спросила:       — Ну? И что это было?

***

      — Необоснованное хамство, — уверенно заявил Тео, расстегивая пуговицы на манжетах. — Не обращай внимания на этого Уизли, пусть болтает.       Живоглот согласно мигнул желтыми глазами.       — И будь лапочкой, как я тебя учил, — добавил Нотт, стягивая рубашку, — тогда его россказням про твою чудовищность просто никто не поверит.       Кот тут же замурлыкал и ткнулся в его локоть мокрым носом.       — Так держать, — похвалил Теодор, ласково потрепав густую шерсть на кошачьем загривке. — А теперь не мог бы ты меня оставить?       На сей раз Живоглот взглянул на него укоризненно и тут же плюхнул задницу на стиральную машинку.       «Нет, не мог бы, — сообщила его новая поза. — Гладь давай».       — У меня не так много времени до возвращения твоей хозяйки, — оправдался Тео, вытягивая ремень из пряжки. — А у тебя вряд ли много желания пялиться на мой зад.       Последний аргумент возымел действие. Кот фыркнул и, нервно дернув пушистым хвостом, спрыгнул на пол.       — Благодарю за понимание, — усмехнулся Нотт и достал палочку. — Взамен я, пожалуй, организую тебе досуг.       Он даже проводил Живоглота до гостиной, а затем, сотворив для него Патронуса, вернулся в ванную.       Воздух здесь был теплым и влажным после Грейнджер. На стенах бисером висели мелкие капельки, кафельная плитка под ногами хранила мокрые отпечатки ее босых ступней. Пахло клевером. И еще каким-то парфюмом, незнакомым, но приятным.       Тео закрыл дверь и разделся окончательно. Высушил наконец свою одежду, сложил и пристроил на стиральной машине. Какой-то непонятный черный комочек при этом свалился с края и, скользнув по голому бедру, беззвучно упал на пол.       Нотт тихо чертыхнулся. Ей-Мерлин, какая же тесная у Гермионы ванная. Его собственная в мэноре вместила бы пять таких.       Осторожно, чтобы не отбить об окружающую обстановку локти или лоб, он нагнулся и подобрал комочек с пола. Тут же безошибочно определил наощупь кружевную ткань. Нет, он никогда не носил ничего подобного, но зато регулярно трогал.       Уже поняв, что именно обнаружил, Тео, тем не менее, медленно выпрямился и развернул вещицу на уровне глаз, аккуратно удерживая ее кончиками пальцев. Тяжело сглотнул.       Трусики.       Черные кружевные трусики Гермионы Грейнджер.       Спереди под крохотным атласным бантиком белела этикетка.       Новые. Приготовленные ради него.       За свою жизнь Теодор твердо усвоил одну истину: если под одеждой у девчонки красивое белье, то из вас двоих это явно не ты тот, кто решил, что у вас будет секс.       Последние сомнения полетели на стиральную машинку вместе с черным кружевом. Нотт забрался под душ, включил воду и торопливо осмотрел полку, уставленную разноцветными флаконами и баночками.       За свою жизнь он так и не научился разбираться в куче косметики, которую обычно используют девушки, так что просто искал знакомые слова — «гель», «шампунь», просто «мыло» тоже подошло бы. Ситуацию усугублял тот факт, что все это косметическое разнообразие было ароматизированным, а Тео вовсе не желал пахнуть марокканским кашемиром или иранской розой.       Наконец на глаза попалась заманчивая надпись «без запаха», и он немедленно схватил флакон с забавным названием «Роскошная львица». Кто бы мог подумать, что маглы выпускают шампунь персонально для гриффиндорок. Хотя с эпитетом невозможно не согласиться.       Грейнджер была именно такой. Роскошной. Днем, на свадьбе, в своем гриффиндорски-алом платье. Позже, под дождем, с растекшейся по щекам тушью. Пять минут назад, в гостиной, в халате с зайчиками. Без нижнего белья. Жаль, что Теодор узнал об этом только сейчас.       И это знание охереть как взбудоражило. Кровь стремительно рванула в район паха, пришлось сделать воду похолоднее.       Тео, наверное, еще никогда не мылся так быстро. Разве что в школе, когда в общую душевую после тренировки всем составом вваливалась сборная Слизерина по квиддичу. Запах стоял такой, что глаза слезились вовсе не от мыла, а от крепкого командного духа, в мгновенье ока наполнявшего помещение. Приходилось спешно завершать водные процедуры и спасаться бегством.       Вот только в этой крохотной ванной пахло Гермионой, и холодная вода не особо помогала, как и воспоминания о голых задницах сокурсников в количестве семи штук.       Наспех смыв с себя обильную пену, Нотт вылез из-под душа и яростно растерся полотенцем. Белым, махровым, сухим. Наверняка, тоже приготовленным для него Золотой девочкой Гермионой Грейнджер. Такой предусмотрительной, что просто сотня очков Гриффиндору.       Обернув уже влажное полотенце вокруг бедер, Тео осмотрел себя в зеркале, пятерней расчесал мокрые кудри и, тихо открыв дверь, вышел в спальню.       Пусто.       Он постоял немного, утопая босыми ступнями в пушистом ворсе ковра, а затем двинулся в гостиную. Но и там Гермионы не оказалось, только Живоглот весьма юрко для своих габаритов носился по комнате, увлеченный погоней за Патронусом. Серебристый енот Теодора светился на редкость ярко и проворно уворачивался от когтистых лап. На полу тут и там валялись вещи: книги, журналы, диванные подушки и совиная клетка Рональда.       — Эй! — Нотт метнул в кота укоризненный взгляд. — Мы же договаривались: без разрушений.       Разумеется, Живоглот не стал отвлекаться от своего занятия на какие-то там укоры. Хорошо, что, несмотря на упомянутый договор, Тео все равно наложил на гостиную заглушающие чары, чтобы не будить старуху Уишоу.       Предусмотрительность уровня «Гермиона Грейнджер», ведь не хватало в дополнение к конопатому придурку еще и морщинистой горгульи с первого этажа.       Подняв с пола парочку подушек и вернув их на диван, Нотт направился к входной двери. Подошел вплотную и прижался ухом.       Голоса. Глухие и невнятные. Нет, он вовсе не собирался подслушивать разговор, просто хотел убедиться, что Гермиона все еще здесь, а то кто знает этого Уизли… Тео не понаслышке знал, что гриффиндорское безрассудство, помноженное на алкоголь, дает подчас непредсказуемые результаты. Забавно. Видимо, слишком долго дышал одним воздухом с Рональдом, раз успел заразиться его мнительностью. Ну что тот может сделать? Оглушить и похитить подругу, чтобы не досталась ненавистному слизеринцу?       Ха!       Смешно.       Возвращаясь в спальню, Теодор в красках представлял, что сделает с конопатым недоумком, если тот решится на подобное. Как пить дать, одними веснушками Вислый не отделается…       В спальне стало чуточку светлее. Лампа на прикроватной тумбочке все так же заливала теплой желтизной идеально заправленную постель, но теперь сквозь неплотно задернутые шторы пробивалось раннее летнее солнце.       Тео прошел к окну и отодвинул занавеску. Слегка прищурился от мягких, пока не слишком ярких лучей. Представшая взору магловская улица еще спала: ни пешеходов, ни автомобилей, только покачивающиеся от слабого ветерка ветви деревьев создавали движение, а по золотистым от солнца лужам пробегала легкая рябь. Он на секунду прикрыл веки, а затем полностью раздвинул шторы и принес из ванной свою палочку.       Через пару минут все было готово. Теодор оставил древко на подоконнике и присел на постель. Запрокинул голову к потолку, оценивая результат своих усилий. Он никогда не делал такого прежде, но прекрасно знал теорию. Пожалуй, на практике тоже вышло неплохо.       Интересно, Гермионе понравится?

***

      — Конечно, да.       — Точно?       — Да! Слушай, я понимаю, что сплоховал, но клянусь, что впредь такого не повторится, — и Рональд отчаянно ударил себя кулаком в грудь.       — Нет-нет-нет, — Гермиона решительно замотала головой. — Так не пойдет. Давай конкретно и по пунктам.       — Ты издеваешься?       — Нет. Я хочу убедиться, что мы выяснили все окончательно и бесповоротно. Вот прямо раз и навсегда.       — Ох… — Рон тяжко простонал и бросил умоляющий взгляд на наручные часы. — Герм, уже утро. Я хочу спать.       — Вот и спал бы себе, — фыркнула она. — Кто заставлял тащиться сюда? Точно не я. Может, твоя природная дурость? Давай! По пунктам!       — Ну хорошо, хорошо, — Уизли зачем-то протер ладонью циферблат своих часов, переступил с ноги на ногу, почесался, откашлялся, поковырялся в ухе…       Грейнджер ждала, хотя ей, вообще-то, не терпелось вернуться в свою квартиру. В первую очередь из-за того, что было неловко перед Тео, который сейчас занимался тем же самым: ждал ее возвращения. И во все-все остальные очереди из-за того, что ей очень, просто нереально сильно и совершенно дико хотелось к нему. Итоговые подсчеты очередей позволяли сделать несложный вывод: Нотт был единственной причиной всех бушевавших в ней желаний.       — Начинай уже! — рявкнула она, потому что Рон решил, что ему срочно, вот прямо сейчас, необходимо приладить на место полуоторванный рукав пиджака.       — Да-да, — он рьяно кивнул, еще раз прокашлялся и, уставившись в носки своих туфель, как провинившийся школьник, пробубнил: — Я обещаю больше не приходить в гости по ночам без уважительной причины.       — Хорошо, — поощрила его Грейнджер, — продолжай.       — Обещаю помнить, что мои глупые предрассудки не являются уважительной причиной, — чуть увереннее выдал Рональд. — Клянусь не забывать, что ты сама способна о себе позаботиться и… — тут он запнулся и кинул на нее жалобный взгляд.       — И твердо усвоить, что я буду встречаться… — подсказала Гермиона и поводила рукой, призывая его продолжить самостоятельно.       — Будешь встречаться с тем, кто тебе нравится, — послушно подхватил друг, — а не с тем, кто нравится мне. Обещаю. Хотя Виктор, между прочим…       — Рон!       — Все! — он вскинул перед собой ладони и даже отступил на пол-ярда, настолько строго прозвучал ее голос. — Все-все, я понял, честное слово. Можно я уже пойду, а? Светает.       — Хорошо, — милостиво кивнула Грейнджер. — Иди. Передавай привет родителям. Только не врывайся к ним так, как ко мне.       Она ждала, что от этой шпильки Уизли немножко устыдится напоследок, но он вдруг шагнул ближе и стиснул ее в объятиях.       Гермиона пискнула от неожиданности и, схватившись за полы халата, попыталась буквально обмотать ими бедра. Так, на всякий случай. То, что они с Роном когда-то видели друг друга без одежды, вовсе не означало, что ему стоит знать об отсутствии на ней нижнего белья.       — Еще раз извини, — тем временем пробормотал Рональд, не обращая, кажется, никакого внимания на подозрительную возню подруги. — Я правда не хотел тебя расстраивать, просто очень переживал…       — Я понимаю, — быстро проговорила она, не переставая терзать халат, — и очень тронута, даже несмотря на то, что ты явно переусердствовал с переживаниями.       — Больше не сердишься на меня?       — Нет.       — Точно?       — Да!       — Ну, тогда я пойду? — Рон немного отстранился и неуверенно заглянул ей в глаза.       — Ага, — Грейнджер воспользовалась моментом и вывернулась из объятий. Тут же, отступив к двери, принялась одной рукой шарить по ней в поисках ручки, другой продолжая удерживать халат. — Иди.       — Ой, — он вдруг демонстративно сконфузился и умоляюще попросил: — Можно я сперва воспользуюсь твоей уборной?       Да что ж такое…       — Нет, Рональд Артур Уизли! — злобно прошипела Гермиона. — В Норе есть туалет, и ты, я уверена, потерпишь те пять минут, которые потребуются тебе, чтобы дойти до ближайшего угла и аппарировать домой!       Договорив, она наконец нащупала ручку и открыла дверь. Рон при этом совершенно бессовестно вытянул шею, стремясь заглянуть в квартиру.       — Топай! — грозно припечатала Грейнджер. — Пока я не передумала тебя прощать.       Захлопнув и заперев дверь, она привалилась к ней спиной. Облегченно выдохнула, услышав удаляющиеся по лестнице шаги.       Мерлин всемогущий.       Неужели спровадила наконец? Сколько вообще продлился их разговор?       Взгляд машинально нашарил настенные часы. Четыре утра. А во сколько она ушла?       В квартире не было ни звука, и свет в гостиной не горел, потому что утреннее солнце уже заглянуло в окна эркера.       — Тео? — неуверенно позвала Грейнджер.       Нет ответа. Только сонная морда Живоглота показалась на секунду над подлокотником дивана и тут же вновь скрылась за ним.       — Черт…       Неужели ушел?       Запросто. Аппарировал, не попрощавшись, это вполне в его духе. Видимо, Гермиона слишком долго вправляла Рональду мозги. Хороша же она, ничего не скажешь. Пригласила парня к себе, а сама…       Получается, Рон так или иначе добился своего.       Горло сдавило обидой, такой противной, соленой и жгучей, словно кто-то затолкал Грейнджер в глотку пригоршню маринованных каперсов.       Она так ждала… Так предвкушала момент близости, и все только затем, чтобы стоять теперь в гордом одиночестве в своей гостиной и рассеянно теребить пояс халата.       Ну, зато выяснила отношения с другом. Молодец, Гермиона. Рон теперь может спать спокойно. Вероятно, он будет делать это в объятиях своей новой девушки, а ты иди и попытайся уговорить Живоглота согреть твою постель.       — Кис-кис? — чуть не плача, позвала Грейнджер.       Ответом ей был недовольный кошачий вздох.       — Тео? — позвала она снова, и неясно, что прозвучало громче: ее голос или отчаянная надежда в нем.       На сей раз ответом ей была тишина.       Натужно сглотнув фантомные каперсы, Гермиона медленно побрела в спальню. Несмотря на долгий день, оставшийся за плечами, сна не было ни в одном глазу. Она подумала, что не станет ложиться, лучше выпьет чаю. Но сперва следовало хотя бы надеть нижнее белье. Трусики из хлопка, голубые в белый горошек, мягкие и удобные. Джинни назвала бы такие «прощай, молодость».       По пути развязав пояс халата и вынув из него одну руку, она толкнула дверь.       И обомлела.       На мгновение показалось, что каким-то неведомым образом мир сошел с ума, перевернулся вверх тормашками и облепил собой стены ее комнаты. По однотонным кремовым обоям тянулась улица, фундаменты домов вырастали из потолка, крыши почти касались пола, на светлой постели переплетались, покачиваясь, ветви деревьев.       От неожиданности Грейнджер почти захлебнулась изумленным вздохом и лишь спустя мгновение осознала, что мир в порядке, что все это — только проекция, льющаяся в ее спальню сквозь небольшое отверстие в плотно задрапированных оконных стеклах.       — Вернулась? — голос Теодора стал новой неожиданностью.       Гермиона вздрогнула и попыталась натянуть халат обратно на голое плечо, но лишь позорно запуталась в рукаве. Тем временем у нее на глазах от смежной стены отделился силуэт Нотта, и стало понятно, почему она не сразу заметила его. Световой отпечаток улицы точно так же, как и на обоях, лежал на его лице. На обнаженной груди. На белом полотенце, обернутом вокруг бедер.       — Ага, — выдавила Грейнджер, совладав наконец с дурацким рукавом.       Теодор шагнул ближе, окинул ее лукавым взглядом. Улыбнулся. Гермиона хотела было улыбнуться в ответ, но так вдруг заколотилось сердце, что она не попала в такт. Промахнулась. До боли в пальцах сжала кулаки и выпалила первое, что пришло в голову:       — Я думала, ты ушел.       — Нет, — Теодор, не стирая улыбки, слегка выгнул бровь. — А надо было?       — Нет.       Конечно же, нет. Нет-нет-нет, черт побери, боже, как она была рада, что он остался! Так рада — аж засвербело в пятках, словно невидимые пружины начали прорезаться сквозь них, чтобы подбросить ее до потолка.       Грейнджер привстала на носочки, дабы этого ни в коем случае не произошло, и зачем-то сообщила:       — Я звала тебя, а ты не откликнулся.       — Поставил заглушку в гостиной, — спокойно пояснил Тео, делая еще один плавный шаг, — чтобы Живоглот не разбудил твою соседку.       — Ясно, — у Гермионы наконец вышло нечто похожее на улыбку, хотя Нотт больше не улыбался. Просто подошел к ней еще ближе, почти вплотную, и остановился.       Ей показалось, что теперь она чувствует тепло, исходящее от него, кончиком носа. И ключицами, не прикрытыми махровой тканью. И вообще каждой клеточкой тела.       Пришлось чуть запрокинуть голову, чтобы видеть его лицо.       — Извини, что так задержалась, — тихо шепнула Грейнджер. — Мы с Роном поговорили и…       Глаза Тео, непривычно темные, смотрели на нее не мигая. Без тени улыбки, с просто убийственной серьезностью. Вынимали из груди душу, гнали кровь, заставляли как никогда остро ощущать отсутствие нижнего белья под халатом.       — Все в порядке? — спросил он.       Гермиона кивнула. Будучи не в силах больше выносить его взгляд, опустила подбородок.       Солнце поднялось выше, и теперь проекция улицы плыла прямо у них под ногами. Ветви качались. Шевелились, словно живые.       — Камера обскура… — шепнула она, наблюдая за этим беззвучным танцем. — Никогда не думала, что это так красиво.       — В магическом мире обскуром называют нечто совершенно иное, — теплый шепот Тео коснулся ее лба.       — Паразитический сгусток темной энергии, образующийся в результате самоподавления магии, — как по написанному отчеканила Грейнджер. — Я знаю.       И тут же подумала — дура.       Что ты несешь, господи боже… Хочешь его до дрожи в коленках и болтаешь всякий бред. Умничаешь. Или тянешь время?       Где вся решимость, с которой ты брила и без того гладкие ноги? Осталась в ванной вместе с кружевными трусами?

***

      — Именно, — проговорил Теодор, глядя в макушку Гермионы, — ты знаешь все на свете, — и, выдержав небольшую паузу, добавил: — Мне это так чертовски нравится.       Так блядски сильно, Грейнджер, ты себе даже не представляешь…       Она вскинула голову и посмотрела на него. Закусила губу, будто хотела сказать что-то еще, но никак не могла осмелиться. Просто стояла перед ним, смущенно поджимая пальцы босых ног. Глаза огромные, глубокие, как колодцы, а в них отражение отражения лондонской улицы. И бешеный пульс на тонкой шее.       Такая красивая, что Нотт никак не мог налюбоваться. Если бы кто-то сказал, что завтра его казнят за это, он бы все равно на нее смотрел. Все равно растягивал бы этот момент предвкушения, эту секунду «до», как сладкую сахарную нить…       — Тео, — губы влажно блеснули в свете солнца.       И — на хер предвкушение. Просто — на хер.       Он подался ближе и впился в ее рот, поймал еще одно свое имя на вылете, языком затолкал обратно. Дверь за спиной Гермионы со щелчком захлопнулась, когда она уперлась в нее лопатками, отвечая на поцелуй. Тонкие пальцы уже привычно запутались в волосах Нотта, и он знал, что будет дальше: смущенная Золотая девочка, по памяти цитирующая «Расширенный справочник магических тварей», растворится в его руках без следа. А вместо нее возникнет маленький неистовый пожар и обожжет ладони, скользнувшие под халат, рельефом мелких мурашек.       Теодор все-таки сделал это. Огладил ее ребра, втиснул пальцы под пояс, растягивая узел, спустился на ягодицы. И убедился, что белья на Грейнджер действительно нет.       — Еще раз выйдешь к Уизли без трусов… — почти прорычал ей в губы.       Но так и не закончил фразу. Что он мог с ней сделать? Отругать? Лишить сладкого? Трахнуть так, чтобы вообще не смогла ходить?       На последнем варианте ток крови мгновенно шандарахнул в пах.       — …не сможешь… — выдохнул Нотт эхом собственных мыслей ей в рот, не узнавая свой голос.       — Я не… Боже… — всхлипнула Гермиона, когда он под халатом сжал ее задницу и толкнул на себя, вынуждая ощутить твердокаменный стояк, оттопыривший полотенце, почти прожигающий махру. Ее пальцы с новой силой вцепились в волосы Тео, короткие ноготки впились в кожу головы.       Больно.       Охуенно.       — Хочу тебя, Грейнджер…       Как ненормальный, блядь. Настолько, что каждый дюйм возбужденного мяса вибрирует под кожей. Настолько, что готов кончить, просто прижавшись еще раз, просто поймав губами пульсирующую на нежной шее жилку.       — Тео… — руки Гермионы исчезли из его волос и легли на грудь. Мягко толкнули, призывая отстраниться. — Послушай, мне надо…       Нотт едва ли понимал, что именно ей надо, но подчинился. Мерлин свидетель, это было непросто, но он убрал руки и отступил на полшага. Взглянул в ее карие и бездонные. Вопросительно выгнул бровь.       Грейнджер глубоко вдохнула, как перед прыжком в бездну, и зажмурилась. Возможно, еще помолилась, потому что припухшие, искусанные им губы еле заметно шевельнулись.       — Я сделал что-то не так? — без обиняков спросил Теодор.       — Нет, — она быстро и как будто даже чуть виновато качнула головой. — Конечно, нет, все просто замечательно, но…       Это крохотное «но» повисло между ними, как каменная пыль после шарахнувшей в стену Бомбарды, а мысли в голове Нотта, несмотря на отлившую от мозга к члену кровь, пустились в бешеный галоп.       Не так уж часто он слышал от девчонок это короткое словечко, однако каждый раз им все и заканчивалось.       «Ты классный, но я живу не одна».       «Мы хорошо провели время, но мне завтра рано вставать».       «У нас ничего не выйдет, но дело не в тебе, дело во мне».       И еще с полдесятка вариантов.       Интересно, какой из них озвучит Грейнджер? «Я передумала»? «Мы слишком торопимся»?       — У меня давно никого не было! — выпалила она, прежде чем Тео успел угадать сам, и, распахнув глаза, уставилась на него с вызовом. — Это я! Я могу сделать что-то не так, понимаешь?       На секунду Теодор откровенно опешил, потому что… Ну что она могла сделать не так? Ей-Мерлин, секс — довольно простое занятие. Небось, даже Вислый справляется разок из пяти. Еще через секунду захотелось рассмеяться, потому что дошло: Золотая девочка вознамерилась прихватить в постель свой комплекс отличницы. Быть идеальной, безупречной, лучше всех! Будто в конце ей непременно выставят оценки за сложность, исполнение и артистизм.       — Прости… — Гермиона снова поджала пальцы ног и тихо спросила: — Я все испортила, да?

***

      — Нет, — ответил Тео. Спокойно и невозмутимо, словно она поинтересовалась, не пересолила ли овсянку. — Иди ко мне, — он за талию притянул ее ближе, прижал к груди. От этого движения халат распахнулся, и напряженные соски Грейнджер прильнули прямо к его обнаженной коже.       Она судорожно вдохнула.       Мерлин, какой же он горячий…       И какая же она дура.       Но о подобном стоит предупреждать, ведь так? Гермиона прекрасно помнила про «магловские цветочки». Сколько их было у Нотта? У нее был только Рон, а с ним… куда проще. Взаимно-первый раз, никаких планок и завышенных ожиданий. С Тео же все иначе.       Тогда, в магазине Джорджа, все случилось спонтанно, и разум просто отключился. Сейчас Грейнджер, как ни старалась, не могла найти у себя эту кнопку аварийного отключения, и потому мозги работали на полную катушку и подкидывали образы, один ужаснее другого: как она трогает не то, что надо, двигается с грацией горного тролля, издает неправильные звуки… Мерлин, их вообще нужно издавать? Или лучше молчать? Наверняка Теодор, искушенный в подобных делах, ждет от нее чего-то особенного или хотя бы просто элементарной сноровки. Но за все время, минувшее после расставания с Роном, у нее никого не было. Если не считать собственных пальцев и насадки для душа, конечно.       Все эти мысли вихрем пронеслись в голове за долю секунды и испуганно замерли, когда горячие губы Тео прижались к ее шее.       — Знаешь, что мы будем делать, — шепнул он, скользя ртом по ее коже, — если вдруг у нас не получится?       «Лично я планирую сгореть со стыда, — подумала Гермиона, нервно сжав махровый пояс, чтобы чем-то занять руки. — Приютишь моего кота? С Рональдом он точно жить не захочет».       Но вслух спросила:       — Что? — и зажмурилась в ожидании ответа.       — Мы попробуем снова, — Тео коснулся ее кончиками пальцев и медленно повел от ключицы к плечу, сдвигая ткань халата, — и снова, — на мгновение его губы теснее прижались к шее Грейнджер, вызывая сладкий спазм в низу живота, — и снова…       Она тихо охнула, когда он толкнулся к ней бедрами, давая почувствовать собственное возбуждение — такое твердое, Мерлин, что подкосились колени — и вцепилась в широкие плечи, чтобы не разбиться вдребезги прямо у его ног.       Нотт одной рукой сжал ее талию сильнее, а другой дернул ворот халата, спустив его до локтей. Горячая ладонь тут же прижалась к оголившимся лопаткам Гермионы, и она выгнула поясницу, ощущая, что начинает плавиться прямо от места прикосновения и дальше по контуру его ладони, как воск, в который швырнули раскаленный металлический шарик.       — Будем пробовать, — голос Тео гипнотически вибрировал в ушах, — пока не получится так, как ты хочешь.       — Ладно… — выдохнула Грейнджер.       Она неожиданно почти трезво констатировала, что между бедрами у нее уже мокро. И скользко. И что пути назад, в общем-то, нет. Точнее, есть, конечно, но сейчас даже Империус не заставил бы ее повернуть.       — Ладно, — куда увереннее повторила Гермиона и, опустив руки, позволила халату упасть на пол.       Он сложился у ног крупными складками, а в следующее мгновение Тео притянул ее к себе, сжал бедра и легко поднял вверх, заставляя по инерции обхватить его талию ногами, прижаться влажной промежностью к напряженному до предела члену, Мерлин, какого черта дурацкое полотенце все еще на нем?       Гермиона одной рукой обняла Нотта за шею, а другой потянулась вниз, повела ладонью по плоскому животу, пытаясь забраться под ткань. Скользнув ртом по его подбородку, почти жалобно попросила:       — Сними.       — Сейчас… — он перехватил ее поудобнее и попятился в сторону постели.       — Левее, — подсказала Грейнджер, все еще пытаясь избавиться от дурацкой мешающей тряпки.       Теодор на ходу скорректировал направление, сделал пару торопливых широких шагов. Край кровати пришелся ему под колено, и они вдвоем как подкошенные рухнули на спружинивший матрас, словно провалились в солнечную проекцию камеры обскура, прямо в переплетенье покачивающихся ветвей.       Гермиона оказалась сверху, но ненадолго. Тело Нотта выгнулось под ней, жаркое и упругое. Головокружительный переворот, и к лопаткам прильнула контрастно прохладная и мягкая простынь, а рядом с головой комом шлепнулось полотенце.       — Выше, — скомандовал Тео, и Грейнджер, уперевшись пятками, послушно сдвинулась на пару футов, почти ткнувшись макушкой в изголовье. — Умница, — хрипло, на выдохе.       Она слизала это слово с губ Нотта и ворвалась в рот за новым, сходя с ума от его тяжести на себе. В отчаянном желании ощутить эту тяжесть сильнее, выгнулась так, что спина приподнялась над постелью. Он легко считал ее желание, словно оно было начертано на ближайшей стене, прямо поверх перевернутой улицы. Прижался, вдавливая в матрас. Горячая ладонь накрыла правую грудь, пропустив между пальцами напряженный сосок, пуская по нервам сладкое электричество.       — Боже… — Грейнджер выгнулась снова, чтобы прильнуть к его ладони теснее. Сжала бедра, стремясь унять разгорающийся между ними пожар.       — Просто Тео, — с тихим смешком напомнил Нотт, прежде чем снова ее поцеловать. Его вторая рука легла на лобок. Палец скользнул между половых губ…       «А-а-а, так вот где эта кнопка аварийного отключения», — успела напоследок подумать Гермиона.       И окончательно провалилась в мир ощущений.       Это было нечто невообразимое. Теодор находил на ее теле такие точки, прикосновение к которым зарождало концентрированное блаженство. Оно билось под кожей в такт пульсу, скапливалось лужицами, а потом вместе с кровью стекало в низ живота и сосредотачивалось в пылающем клиторе.       Нотт словно знал ее тело лучше нее: предугадывал, касался за мгновение до того, как она сама осознавала, что хочет, чтобы он коснулся ее именно там. Тело ныло и предательски подчинялось ему: каждому поцелую, каждому влажному скольжению языка по коже. Как будто от всех ее сочленений к его пальцам тянулись незримые нити, и он дергал за них. Словно во «Флориш и Блоттс» ему продали справочник под названием «Эрогенные зоны Гермионы Грейнджер».       О, нет-нет…       Он собственноручно мог бы написать такой. Он читал ее, как открытую книгу, которую сочинил сам же, и оставлял на коже, как на страницах, прикосновения-автографы. Пальцами — на ноющих от возбуждения сосках. Губами — на напряженном животе, и чуть ниже, в выемке пупка, и еще чуть ниже…       Секунду, что?       Гермиона резко вынырнула из своих ощущений, даже в груди, кажется, что-то булькнуло. Предостерегающе сжала пальцы в волосах Нотта и попыталась сдвинуть ноги, но уперлась ими в горячие плечи.       — Что-то не так? — в голосе Тео прозвучало такое беспокойство, что ей стало неловко.       Она приподняла голову и поймала его взгляд. Так — пытливо и участливо — он еще ни разу на нее не смотрел. Солнечная проекция заливала красивое лицо, обрамленное ее голыми бедрами, как портрет рамой. И это было отчего-то…       Дьявольски сексуально.       Грейнджер судорожно сглотнула свои идиотские мысли и тихо проблеяла:       — Тео, у меня не…       — Давно не было, — мягко продолжил он, коснувшись невесомым поцелуем ее правого колена, — я помню.       Его слова сорвались с губ теплым дыханием и опалили влажную промежность, отчего все нутро сжалось в предвкушении. Пальцы, запутавшиеся в кудрях, самопроизвольно сжались, а воображение нарисовало картину, как Гермиона обхватывает ладонями затылок Нотта и настойчиво тянет вниз, одновременно подаваясь тазом навстречу…       Пресвятой Мерлин…       Откуда это у нее в голове?       Грейнджер поджала пальцы ног от смущения и, чувствуя, как щеки заливает краской, призналась:       — Такого… вообще никогда.       На секунду брови Теодора удивленно взлетели вверх, но он быстро совладал с лицом. Нежно поцеловал на этот раз левое колено и с уже привычной и хорошо знакомой Гермионе уверенностью заявил:       — Тебе понравится.       О, она, черт возьми, даже не сомневалась, потому что имела некоторое представление о… об этом процессе. Читала статьи, слушала, краснея до корней волос, восторженные откровения Джинни о том, с какой великолепной артикуляцией Гарри проговаривает Экспеллиармус у нее между ног, а однажды даже видела своими глазами, когда в видеопрокате кто-то по ошибке сунул кассету с эротическим фильмом в коробку от рождественской комедии.       Тем не менее, невзирая на кипящее в теле вожделение, что-то не давало ей сдать позиции: расслабиться, покориться и насладиться. Кое-как собрав в кучу остатки мыслей, Гермиона выразила это «что-то» тихим вопросом:       — А тебе?       Вот этого она и вправду не знала. С ее неискушенной точки зрения Нотт сейчас затевал игру в одни ворота, а она просто хотела, чтобы ему тоже было хорошо с ней. Хотела очень сильно, до мелкой дрожи по позвоночнику.       Кажется, Теодора ничуть не удивил этот вопрос — брови остались неподвижны. Он чуть склонил голову и языком провел по ее бедру влажную дорожку, не прерывая зрительного контакта. Низким, хрипловатым голосом ответил:       — Готов кончить от одной только мысли о том, чтобы вылизать тебя, Грейнджер.       Боже-боже-боже…       Он только готов, а она уже, кажется, испытала микро-оргазм от этих слов, горячо провибрировавших по мокрой коже. В принципе, делать что-то еще Нотту было вовсе не обязательно. Просто еще пара-тройка подобных фраз вот таким заведенным тоном, вот этими губами, влажно блестящими от слюны, и…       — Ты уверен? — из последних сил выдохнула Гермиона.       М-да…       В детстве у нее была книжка про анатомию человека, в которой внутренние органы разговаривали со своим хозяином.       «Привет, я желудок. Я перевариваю пищу».       «Привет, я сердце. Я гоняю кровь».       Интересно, что бы сейчас сказала Грейнджер ее истекающая смазкой вагина?       «О, Гермиона, ради бога, просто заткнись!»       Тео вообще не сказал ничего.       Длинные пальцы крепко сжали ее бедра, разводя их шире, а кудри упали на лоб, занавесив темный взгляд, когда он склонил голову еще ниже.       А потом мир схлопнулся. Просто сжался. Из целой вселенной, наполненной звуками, запахами, разговорами, стенами квартиры и тем, что за их пределами, превратился в концентрированное осязание внизу живота. Там, где язык Нотта раздвинул половые губы. Там, где его горячий рот втянул в себя возбужденный, словно раскаленный клитор.       Все глупые вопросы о том, как лучше вести себя в постели, канули в никуда, заглушенные собственными стонами. И Гермиона уже не думала, насколько уместно они звучат. Она вообще ни о чем не думала. Только ощущала. И от этих ощущений сходила с ума. Извивалась на смятой, залитой солнцем постели, подавалась навстречу, зарываясь пальцами в затылок Теодора, задыхалась его именем. И это было так правильно. И так хорошо, что слова «хорошо» не хватило бы, чтобы описать даже сотую часть происходящего.       Никто никогда не доводил Гермиону Грейнджер до такого исступления. Ни собственные руки, ни насадка для душа, ни первый и единственный парень, Мерлин, как там его зовут? Неважно. Сейчас ее рот был способен лишь на умоляющее, почти хнычущее:       — Тео…       И это имя на языке только усиливало удовольствие, которое доставлял ей язык Нотта. И его пальцы. В ней. Сразу два. Скользнули внутрь. Легко. Задвигались, срывая крышу, подводя к неизбежному, разрывающему…       Грейнджер выгнулась на постели до хруста позвоночника. Остатком мозга приказала своим руками выпустить волосы Теодора, чтобы не сделать ему больно… Всхлипнула:       — Господи-боже…       И кончила.       Ярко, неистово, просто бешено, до сведенных судорогой ступней и треска порванной простыни… Так, как никогда и ни с кем. Если бы она еще способна была думать, то, наверное, сравнила бы этот оргазм с Круциатусом. Так же невообразимо остро, только вместо всепоглощающей боли — того же калибра наслаждение. Оно волнами прокатывалось по телу, накрывало с головой, топило. Было мокро под спиной и ягодицами. В уголках глаз.       Грейнджер шмыгнула носом, ловя последние отголоски экстаза, вяло шевельнулась, запутавшись пальцами в прорехе на простыне, и промычала что-то протестующее, когда Нотт обхватил ее лодыжку и потянул куда-то…       Куда?

***

      — Ближе… — он рывком сдвинул Гермиону на кровати, сминая коленями увлажнившееся постельное белье. — Иди сюда…       Кажется, она его не слышала. Еще не вернулась с небес на землю. Помутневший взгляд бессмысленно блуждал по комнате, грудь вздымалась и опадала, дразня взгляд торчащими сосками, волосы нимбом разметались над головой.       Святая Грейнджер.       Как минимум, божественная с раздвинутыми перед ним ногами, между которых призывно блестела влага. Его слюна, смешанная с ее смазкой. Кто бы мог подумать, что Золотая девочка способна так бессовестно течь. Прямо по подбородку Теодора Нотта, почти начисто срывая ему тормоза.       Все данное от природы терпение практически иссякло, еще когда она задыхалась под ним, заходилась стонами, даже не подозревая, насколько сильно это его заводит. Шутка ли, Тео почти трахнул чертов матрас, пока упирался в него каменным стояком. Теперь же остатков самообладания хватило только на то, чтобы подняться, утереть лицо и рвануть на себя разомлевшую от оргазма Грейнджер.       Она пробормотала что-то неразборчивое, но Теодор не стал слушать. Не в этот раз. Он просто не сомневался, что если не почувствует ее под собой срочно, прямо сейчас, то просто, блядь, взорвется к херам. Уже почти взорвался за те секунды, что она кончала, стискивая его голову дрожащими от напряжения бедрами.       Закинув на сгиб локтя ее правую ногу, Нотт вошел плавно и до упора. Сцепил зубы, впитывая ощущение жаркой тесноты, пульсирующей вокруг члена, разглядывая лицо раскинувшейся перед ним Гермионы. Пристально. Жадно. Хотелось вырезать себе веки, чтобы не упустить ни единой черточки. Смотреть на нее, блядь, бесконечно, до крови из глаз, но руки Грейнджер, выпутавшись из порванной простыни, обхватили его за шею и притянули ближе. Губы раскрылись навстречу.       Тео позволил увлечь себя в поцелуй, давая ей окончательно прийти в себя. Чтобы потом отправить в новый полет. Слегка отстранился, выскользнув почти на всю длину, и вошел снова, медленно, наслаждаясь каждым дюймом упруго-мягкого сопротивления, такого влажного и горячего, что Салазар, дай сил самому продержаться достаточно долго...       Гермионе не понадобилось много времени. Пара скольжений языка, легкий укус на его нижней губе, и она двинула тазом, сжав его до слепящих искр под веками.       Будто спустила курок стартового пистолета.       А дальше только ее иступленные стоны и его лихорадочные поступательные. Горящие глаза, впивающиеся ногти, влажные удары тел, стройные икры, скрещенные на пояснице. Проникновения. Сильнее, глубже…       — Быстрее… — на ее истерзанных губах.       Кто бы мог подумать, что Золотая девочка с членом между ног превращается в сущую бестию?       Тео мог.       Не приведи Салазар, Грейнджер узнает, как много и часто он думал об этом в последние дни. Думал сейчас, ритмично вбиваясь в нее, пока она нетерпеливо подавалась навстречу, охуенно красивая, обжигающе горячая, задыхающаяся и мокрая.       Безупречная.       — Моя…       Не проконтролировал, вырвалось само и заблудилось среди смешавшихся, рот в рот, выдохов. Все равно Гермиона, кажется, ничего не слышала. Откинула голову, закатила глаза, приоткрыв рот в беззвучном крике…       — Сейчас… — Тео поспешно втиснул руку между ними.       Пара толчков, пара круговых по набухшему клитору, и Грейнджер под ним натянулась струной, почти зазвенела. Сжала его ногами, затрудняя движения. Короткие ногти полоснули кожу на спине, но Нотт не почувствовал боли. Двинулся еще несколько раз, стараясь подольше сохранить взятый ритм, пока она сокращалась вокруг него. Салазар…       Кончала под ним.       Снова.       Он бы любовался на это вечно, но почти сразу кончил сам, толкнувшись последний раз, ощущая, как горячая смола разливается под кожей, как дрожат мышцы и вскипает пот. И сердце — бум-бум-бум — бешено долбит в ребра.       А потом локти предательски подкосились, и Тео отклонился в сторону, чтобы не рухнуть прямо на Грейнджер. Это было все, на что его хватило. Тело сотрясали последние вспышки экстаза. Измятая простынь прилипла к спине, как вторая кожа. Сквозь биение пульса в уши прорывалось учащенное дыхание Гермионы.       Некоторое время они лежали неподвижно, только жадно глотали воздух, пронизанный солнечными лучами. Потом Грейнджер шевельнулась и зашарила рукой по мокрой от пота груди Теодора, словно хотела убедиться, что он еще здесь.       Брось, Грейнджер.       Куда я теперь от тебя денусь?       Он поймал ее ладонь, приятно прохладную, прижал к пылающему лицу. То ли кровь никак не желала остывать, то ли прошедший ливень и впрямь наградил его лихорадкой.       Плевать.       — Тео? — шепот Гермионы щекоткой пробежался по шее.       — М-м-м?       — Я… не собиралась выходить к Рону без трусов… Эй! — она пихнула его коленом в затрясшееся от смеха бедро. — Прекрати! Это вышло случайно!       — Я знаю, Грейнджер, — Нотт потянул ее за коленку, сгреб в охапку эту маленькую возмущенную заучку, всю целиком, взъерошенную, разомлевшую от секса, но все равно упорно пытающуюся призвать его к порядку. — Только поэтому ты отделалась всего лишь предупреждением.       — Звучит очень самонадеянно, Теодор Нотт, — отбрила она и завозилась в его объятиях, устраиваясь поудобнее. — Я просто хотела все прояснить. Меня достали недомолвки.       — О, так у нас минутка покаяний, — усмехнулся он. — Ладно. Ты не надела трусы…       — А ты помылся шампунем Живоглота.       — Что? Нет…       — Да, — Гермиона высвободилась из рук Тео и приподнялась на локте. Уткнулась носом в его плечо и с шумом втянула воздух. — Я знаю, как этот шампунь пахнет.       И звонко расхохоталась, заметив выражение его лица.       Отлично, Теодор, просто замечательно.       Ты лег в постель Золотой девочки, благоухая ее котом.       — На флаконе было написано «без запаха», — буркнул Нотт. — Чертовы маглы… Обманывать котиков — последнее дело!       — Клянусь ничего не рассказывать Живоглоту, — с торжественной серьезностью заявила Грейнджер, положа руку на сердце.       И снова рассмеялась так, что сверкнули слезы в уголках карих глаз.