Бродячий бордель

      Счастливые вещи в жизни Теодора Нотта, каким бы уникумом он себя ни считал, по большей части были банальными до оскомины.       Наверное, каждый одиннадцатилетка замирал от восторга, перебрав в магазине Оливандера с десяток палочек и сжимая наконец ту самую, свою. Каждый ощущал, как древко, словно влитое, ложится в ладонь, и как нетерпеливым током сквозь тело устремляется к нему магия.       А чье детское сердечко не трепыхалось в груди при первом посещении Хогвартса? Вот он, прекрасный древний замок, о котором столько было прочитано и услышано, вот парящие свечи, и движущиеся лестницы, и именитые профессора. И впереди жизнь, длинная, почти бесконечная, наполненная новыми открытиями и прекрасными событиями. Наполненная надеждой.       Мало кто не захлебывался радостью и адреналином, рассекая на метле упругий от скорости воздух. Небо становилось ближе, переставало быть недосягаемым, высота звала, а все дерьмо оставалось внизу, и хотелось показывать средний палец земле под собой и всем, кто на ней остался. Аривидерчи, бескрылые.       Счастливые вещи… Моменты. Маленькие промежутки времени от одной секунды до другой, вот и все. Опускаешь веки — краткая эйфория. Ресницы дрожат, распахиваются — все позади. Только воспоминание остается послевкусием, слабеющим, как сладость жевательной резинки…       Тео с силой зажмурился, досчитал до пяти и вновь открыл глаза.       Грейнджер.       Сидит впереди, на расстоянии, которое можно измерить ярдами, или небольшими круглыми столиками, или гостями, которые внимают свадебной речи шафера. Чертовски далеко, на самом деле. Настолько далеко, что Нотт не в силах был добраться. Торчал, как приклеенный, на белоснежном стульчике с резной спинкой, катал в пальцах тонкую ножку фужера и делал вид, что слушает Рональда Уизли. Делал вид, что смотрит на Рональда Уизли. Но взгляд упорно соскальзывал с веснушчатой физиономии и притягивался к Гермионе. Снова и снова. Раз за разом, как металлический шарик к магниту — щелк. Казалось, что все окружающие слышат этот херов щелчок.       Грейнджер была в красном, как и все подружки невесты — а чего еще ожидать от гриффиндорской свадьбы? Но остальные девицы сливались с толпой гостей, смешивались с другими, как разноцветные драже в миске, и плавно выцветали в серый где-то на периферии зрения.       Только не она. Ни на секунду. С того самого мгновения, как Тео заметил ее впервые. Вот Джинни Уизли под руку с отцом прошла к алтарю, встала напротив взволнованного Поттера. Вот отзвучали брачные клятвы и сдержанные всхлипы растроганных родственников и друзей. И вот Грейнджер первая поднялась на ноги и зааплодировала новобрачным. По нежным щекам, остужая выступивший румянец, катились слезы, но она улыбалась и хлопала в ладоши так отчаянно, словно от этого зависело будущее молодоженов или вообще весь мир.       В этот момент в груди Теодора Нотта расцвела эйфория, сравнимая с десятком новых волшебных палочек, или с сотней школьных церемоний распределения, или с тысячей полетов на метле. Расцвела, взорвалась фейерверком и никуда не исчезала, сколько бы он ни моргал. И сколько бы сидящий рядом Джордж не тыкал его локтем, потому что Тео иногда аплодировал не впопад, и его одинокие хлопки вызывали удивление и укоризненный ропот окружающих…       — Когда мы были на втором курсе, ты спас мою сестру, Гарри, — Рональд Уизли, стоя на невысоком помосте под сводом свадебного шатра, продолжал свой тост, — и только по этой причине я не дал тебе в морду, когда ты впервые поцеловал ее у меня на глазах.       Новобрачные за своим столиком переглянулись и дружно рассмеялись. Их охотно поддержали гости. Рон же немного смущенно взлохматил затылок и стрельнул глазами в Гермиону. Та ободряюще ему улыбнулась. Тео зажмурился снова, ловя под веки эту улыбку, одну из многих за сегодня, и запечатлевая ее на сетчатке. Он завел себе собственную коллекцию под названием «губы Грейнджер» и с начала церемонии кропотливо складывал туда каждое их движение. Она смеялась, болтала, беззвучно проговаривала свадебную клятву вместе с Поттером… Видимо, написала для него слова, как школьный доклад, и готова была подсказать в любой момент, если вдруг жених запнется.       Смысл слов ускользал от Нотта, но движения губ оставались. Их хотелось попробовать на вкус. Прижаться ртом к ее рту, ловить каждую фразу и катать на языке вместе с языком Грейнджер. Это желание никак не отпускало, занимало все мысли, будто он впервые осознал, что губы у нее красивые, как и вся она. Глупости. Он знал это давно. Чертовски красивая. Настолько, что о цвете платья невесты можно было только догадываться. Кажется, белое, потому что замуж принято выходить в белом…       — Салазар, я думал, это никогда не закончится.       — Что? — Тео прикрыл веки, отсекая себя от ее лица. Только так, пусть и ненадолго, ему удавалось сбросить наваждение и вернуться в реальность.       Реальность удивила. Он обнаружил, что Джорджа уже нет рядом, а он сам не сидит за столиком, а стоит чуть поодаль, рядом с высоким каскадом винных бокалов, и держит все тот же фужер с шампанским, к которому так и не притронулся.       — Тосты, — в поле зрения появилась рука, на безымянном блеснул платиной фамильный перстень с выдавленной буквой «М». — В жизни не слышал столько сопливой херни за раз.       Нотт медленно повернул голову и пронаблюдал, как Малфой подносит ко рту бокал, пробует и кривится, словно там не вино, а гоблинская моча.       «Охренеть, что происходит», — как-то равнодушно подумал Тео, но потом вспомнил, что Забини говорил об этом. Точнее, стенал и плакал в связи с тем, что, в отличие от двоих сокурсников, его-то никто не пригласил на «самую знатную пирушку года».       — Что с твоим лицом? — Драко отпил еще немного вина и сосредоточил серый взгляд на содранной переносице Теодора.       — Уронил, — тот дернул уголками губ, изображая подобие улыбки, и отвернулся. У него не было никакого желания созерцать лучащуюся надменностью малфоевскую рожу. Вместо этого он заскользил глазами по толпе гостей, выискивая Грейнджер, чтобы вновь с головой нырнуть в свою эйфорию и, цепенея от восторга, погружаться в нее до бесконечности, до отсутствующего дна.       — Точно, — тихо хмыкнул Малфой, — я читал ту статью.       Грейнджер не было. Взгляд метался от одного алого наряда к другому, но никак не находил нужного. Малфоевская шпилька неожиданно противно кольнула в висок, и Теодор-язвительный-мальчик-Нотт настороженно приподнял голову. Принюхался, давясь горьким парфюмом бывшего сокурсника.       — Я про тебя тоже немало читал пару лет назад, — бросил ответную шпильку Тео, приподнявшись на носочки, чтобы разглядеть краешек красного подола, мелькнувший позади Рубеуса Хагрида. Бесполезно. Полувеликан возвышался над остальными подобием Астрономической башни, и пришлось бы встать на один из стульев или даже сразу на стол.       — О, правда? — судя по голосу, Драко ни капли не смутился. — И что, ты вдохновился моим примером?       После этой реплики внутренняя язва зарычала и натянула цепь. И Нотт готов был спустить ее с привязи, чтобы растерзала за каждое слово. Чтобы спросила, кто послужил примером Малфою. Папочка? Шлет рекомендации о том, где подмазать и кому отсосать, прямо из Азкабана? Что ж, Люциус определенно знает толк в таких вещах. Даже жаль, что для него самого все это не прокатило дважды, не то стоял бы сейчас здесь и тоже исподтишка кривил породистое лицо.       Тео озвучил бы все это. Непременно. Если бы не одно «но».       Малфой был прав. Лишь отчасти, но эта часть вдруг показалась омерзительной, как дерьмо, налипшее на подошву. Только, в отличие от дерьма, стряхнуть не получится, сколько ни старайся.       — Все мы кем-то вдохновляемся, — ответил в итоге Нотт, дергая эфемерный поводок своей внутренней язвы.       К ноге. Сидеть смирно.       А ты, белобрысый, отвали. Просто съебись отсюда и доставай задушевными беседами кого-нибудь еще.       Разумеется, Малфой не внял этой мысленной отповеди. Рассмеялся и легонько толкнул Нотта плечом:       — Приятно видеть, что малыш Тео все такой же — себе на уме. Черт, сколько мы не общались? Со школы, верно?       Прозвучало неожиданно доброжелательно и искренне. Словно они только что обменялись не ядовитыми плевками, а парой дружеских шуток.       — Да, — Теодор проглотил «малыша» и запил шампанским. Оно давно нагрелось, и теплые пузырьки неприятно ударили в нос.       — Куришь? — Драко вопросительно приподнял брови и хлопнул себя по карману брюк. Видимо, там хранились сигареты.       — Курю, пью и сквернословлю, — подтвердил Нотт.       Какие, нахрен, сигареты? Это же Малфой. Он без нужды и трехфутовой палкой не притронется к тому, что создали маглы.       — Тогда пошли, а то меня уже мутит от всего этого. Как хорошо, что ты здесь. Еще одна змея в эпицентре львиного прайда, — коротко хохотнул он. — Теперь чувствую себя не таким одиноким…       Тео в очередной раз обернулся на праздник позади себя. В этот самый момент заиграла музыка, лирическая и пронзительная. На танцевальную площадку, примыкающую к свадебному шатру, шагнул Поттер, галантно подал руку своей новоиспеченной жене.       Платье Джинни Уизли действительно было белым. Легкий подол красиво струился до земли, а по корсету порхали маленькие волшебные мотыльки. Она улыбалась, сдержанно, даже кротко, и совсем не напоминала ту рыжую фурию трехдневной давности, которая влетела в магазинчик Джорджа и уволокла Грейнджер. Похитила, украла ее из жизни Нотта на долгих семьдесят два часа. А теперь вот улыбалась Поттеру. А он смотрел на нее так, будто ничего прекраснее в жизни не видел. Будто возможность взять ее за руку и увлечь в плавный танец была его самой счастливой вещью.       Музыка зазвучала чуть громче и пронзительнее, гости восторженно заохали, а Тео заподозрил вдруг, что с таким же лицом смотрит на Гермиону.       Нет-нет. Точно не с таким. Не дай Салазар, иначе все вокруг немедленно приняли бы его за влюбленного идиота, а ведь это…       Совсем не так.       — Идешь? — уже на ходу бросил Малфой.       — Угу, — отставив фужер с теплым шампанским на ближайший столик, Нотт двинулся следом.       Еще до начала церемонии, когда гости только рассаживались по местам, Джордж заливался соловьем о процессе предсвадебной подготовки. Будь Теодор в ином настроении, непременно оценил бы выращенный на придомовом участке сад: живые изгороди, стройные туи, цветы, зеленые скульптуры, изображающие магических животных… Волшебник, который создал все это, постарался на славу, и нельзя было не признать сотворенные заросли образцом очень хорошего волшебства. Тео уважал хорошее волшебство. Жаль, что даже сейчас, в отсутствие Грейнджер, обстоятельства не располагали к любованию.       Они, лавируя между насаждениями, отошли настолько, насколько позволяло пространство заднего дворика, и остановились у старого покосившегося сарая. По правде говоря, здесь почти все было старым и покосившимся, однако Нотту это даже нравилось. Ветхая, но опрятная Нора являла собой прямую противоположность пропитанному запустением мэнору с его помпезной архитектурой снаружи и безжизненной пустотой внутри. Он с удовольствием окинул взглядом шаткое строение и прислонился спиной к дощатой стене. Вытянул из-за пазухи сигареты, ощущая, как прогретые солнцем доски охотно отдают тепло в лопатки и поясницу.       — Что это? — Драко острым подбородком указал на пачку в его руках.       Сам он уже успел достать из кармана брюк трубку, на которую даже смотреть было дорого. Наверняка она стоила больше, чем весь дом Уизли вместе с сараем, забором и расположенной неподалеку магловской деревушкой. Забини как-то сказал, что манера выпячивать свое богатство — родовая черта Малфоев, а если и сыщется такой, что не трясет кошельком направо и налево, то матушка его однозначно согрешила на стороне.       — Будешь? — вместо ответа Тео мило улыбнулся и протянул пачку. Ему вдруг показалось, что это забавно — угостить Драко Малфоя магловским табаком.       Едва ли у его чистокровного величества голубая кровь пойдет носом или начнется неудержимая рвота. Что бы этот трижды особенный о себе ни мнил, физиология маглов почти ничем не отличалась от физиологии волшебников. Теодор твердо это знал, несмотря на все попытки отца сделать из немагов грязных животных в глазах сына.       Драко, покрутив в пальцах свою трубку, подозрительно прищурился и упрямо повторил вопрос:       — Что это?       — Ты не знаешь? — Нотт округлил глаза и, вытащив сигарету, зажал ее в зубах. — Попробуй, тебе понравится.       В ответ на это Малфой вздернул брови, явно выражая сомнение. Тео же снова улыбнулся ему. Чиркнул колесиком зажигалки и со вкусом затянулся ментоловым дымом. Невинным голосом протянул:       — Опасаешься пробовать новое? Понимаю…       Это была охренительно банальная подначка родом из школьных времен, но, черт, она всегда работала безотказно. Забини беззастенчиво пользовался этим. Например, прямо посреди урока громким шепотом восхищался стальными яйцами Поттера, и Малфой шел выебываться на гиппогрифа. Или вскользь упоминал за завтраком о самом молодом ловце Гриффиндора, который не ссытся при виде матерых игроков, и Малфой устраивал скандал папочке, в результате чего вся сборная Слизерина получала новые метлы и нового ловца вдовесок. Или вопрошал на все купе, найдется ли храбрец, который пойдет и узнает, почему остановился поезд, и Малфой шел, а потом, встретив дементора, в истерике вис на близнецах Уизли.       «Лучшая лотерея, — каждый раз ржал Забини. — Десять случаев из десяти!»       Правда же заключалась в том, что никто не считал Драко трусом. Кроме него самого.       — Это разумная предосторожность, — он одарил Теодора снисходительной усмешкой. — Я слишком хорошо тебя знаю.       Трубка в его руках затлела сама по себе, в воздух взвился сиреневый дымок с навязчивым приторным запахом, напоминающим засахаренную вишню, которую вымочили в хвойном одеколоне. Нотт лишь непринужденно пожал плечами. Не сработало, да и ладно. Все-таки, до подстрекательских талантов Забини ему было далеко, но сожалеть об этом явно не стоило.       — Итак, — Драко глубоко затянулся и указал своей трубкой на Теодора, — рассказывай. Как дела? Как жизнь? Я слышал, ты ищешь работу?       — Нормально. Нормально. Не ищу, — стряхнув пепел с сигареты, отчитался Нотт.       — М-да? — Малфой выразил недоверие бровями. — А Блейз сказал, у тебя проблемы.       — Гойлу он однажды сказал, что притирания из гноя бубонтюбера способствуют увеличению члена, и тот потом бегал к Помфри за настойкой растопырника. Я бы не верил всему, что извергает глотка Забини.       — Вот как… — Драко задумчиво пыхнул трубкой, выпустив в собеседника дымное кольцо. — А ограбление?       — Кража, — поправил Тео, брезгливо разгоняя ладонью вонючий дым. — Надеюсь, мне не нужно объяснять разницу?       — Ты поэтому подкатил к грязнокровке?       Мерзкое слово слетело с губ Малфоя легко и непринужденно. Неудивительно. Он натренировался еще в школе, отрепетировал каждый звук до идеальной рычаще-презрительной интонации, от которой Нотт стиснул челюсти так, что прокусил сигаретный фильтр. Мягкие волокна напитались слюной и прилипли к языку как одуванчиковый пух.       Разумеется, эта реакция не укрылась от белобрысого. Он искривил рот в довольной усмешке и продолжил как ни в чем не бывало:       — Не подумай, что я тебя осуждаю. Времена нынче пошли… Половина семейки Уизли торчит в Министерстве на высоких постах…       — А ты тянешь лямку на побегушках у Избранного, — понимающе кивнул Тео, сплюнув размочаленный фильтр в траву, хотя хотелось в рожу напротив.       — Что есть, то есть, — не смутился Драко. — Но, согласись, это не худший вариант.       — Согласен, в Азкабане чуть хуже.       На лицо Малфоя будто бы набежала тень. А может, просто табачный дым.       — Ты никогда не бывал там, верно? — вкрадчиво спросил он.       — Мне хватило ума туда не попадать, — подтвердил Нотт. — Это не так уж сложно.       — А я навещал отца, — Драко нагло проигнорировал очередную шпильку. Поднес трубку к губам, затянулся и продолжил: — Твоего, кстати, тоже.       Тео в ответ на это заявление делано равнодушно пожал плечами, хотя от упоминания Нотта-старшего что-то внутри неприятно сжалось, словно от кадра из застарелого ночного кошмара, который уже давно не является во снах, но все еще сидит где-то в подкорке.       Он не посещал отца ни разу за оба его ареста, несмотря на все письма. Сперва с категоричными требованиями, потом с унизительными мольбами. В каждом надоевшая песня всего с двумя припевами.       «Ты мое наследие, Теодор» — «Я лишу тебя наследства, мелкий ублюдок»       «Хочу увидеть тебя напоследок, сынок» — «Ты ничтожество, не достойное следа на семейном древе»       — Знаешь, после реформ Кингсли там ввели некоторые послабления, — Малфой, попыхивая трубкой, с самым непринужденным видом продолжал разговор.       Подобные разговоры Теодору были хорошо знакомы. Обычно их цель заключалась в том, чтобы смешать собеседника с дерьмом, рассуждая исключительно о розах. Видимо, белобрысому казалось, что он выбрал подходящую тему. Возможно, он знал о письмах Нотта-старшего от Люциуса. Не исключено, что двое бывших прихлебателей Волдеморта даже делили камеру.       Но все это не имело значения. За год мытарств по министерским кабинетам Тео оброс толстой броней, которую даже такой змее, как Малфой, едва ли удалось бы прокусить.       — Послабления? — он оттолкнулся спиной от стены сарая и ловким щелчком пальцев отправил окурок в долгий полет за забор. — Отменили пятничный анальный досмотр?       — Нет, — Драко укоризненно цокнул языком, как будто ожидал иного ответа, хотя в школе неоднократно наблюдал Теодора-веселого-мальчика-Нотта и его похабные шуточки.       — Не отменили? — Тео сладко зевнул, а затем сделал несколько неспешных шагов по газону, изображая, что просто разминает ноги. — Ну и правильно. Уверен, без этих досмотров в Азкабане скука смертная. Хотя всегда ведь можно уронить мыло в душевой…       — Речь идет о послаблениях иного рода. — Малфой ожидаемо повелся: развернулся спиной к сарайчику, чтобы не терять собеседника из виду. — Заключенным с некоторых пор приносят прессу.       — Это прекрасно, — лениво потянулся Нотт. — Воскресные кроссворды — неплохая альтернатива мыльным утехам.       — К сожалению, в газетах помимо кроссвордов печатают еще и новости, — Драко вновь затянулся трубкой и с фальшивой грустью выдохнул сиреневый дым через ноздри. — Но, к счастью, твой отец не дожил до того дня, когда в «Пророке» появилось то колдо. Это невероятно ранило бы его.       — О-у-у, ты такой заботливый, — умилился Теодор, склонив голову к плечу. — Наверняка Люциус страшно тобой гордится. Но мой папаша сдох, а я не ищу ему замену, так что адресуй свою заботу… ну-у-у, Поттеру, например. Он тоже сирота.       — Да брось, — осклабился Малфой. Видимо, пытался скроить участливую физиономию, но серые глаза впивались в лицо Нотта, как два сверла, а потому улыбка казалась сущим оскалом. — Мы ведь не чужие люди, наши семьи столько лет дружат. Я могу помочь.       — Но я не нуждаюсь в твоей помощи, — Тео сокрушенно развел руками, словно признавал свою вину за отказ и пытался оправдаться.       — Не нуждаешься в моей помощи, — зачем-то повторил Драко. Может, давал возможность переосмыслить сказанное и передумать? Наверняка с его точки зрения Нотт вел себя крайне неразумно: не желал отчего-то воспользоваться протекцией бывшего сокурсника и его связями в обмен всего лишь на небольшое унижение сейчас и гарантированное лизоблюдство в дальнейшем. Ей-Мерлин, какая мелочь. Да в прежние времена люди сами в очередь выстраивались, чтобы унизиться перед Малфоями.       — Ты правильно расслышал, — похвалил Теодор, непринужденно сунув руки в карманы. — Не нуждаюсь.       Без резких движений. Нужно делать все аккуратно, чтобы не вызвать подозрений. Это несложно. Белобрысый уже оседлал любимого пегаса и сейчас понесется по бескрайним прериям своего самодовольства.       — Рассчитываешь, что Золотая девочка поможет? — смешок вырвался из малфоевского рта вместе с дымом. — Ты неплохо продвинулся, раз она притащила тебя на свадьбу, но… Серьезно? Грейнджер сидит в крохотном кабинетике и перекладывает бумажки с места на место. Что она может? — он неопределенно поводил трубкой, словно сам пытался подобрать ответ на свой вопрос, но не смог и задал новый: — Что она вообще из себя представляет? Просто подружка Избранного, вечно нудящее приложение. Хотя не могу не восхититься твоей беспринципностью. Подкатить к грязнокровке ради министерской должности…       — Вы с Забини на пару долбитесь в уши? — ласковым голосом перебил Тео, исподтишка сканируя взглядом окружающее пространство, чтобы убедиться: никто не ошивается поблизости и не смотрит в сторону сарая, все увлечены танцем новобрачных, умиляются, улыбаются, утирают слезы. — Я же сказал, что мне не нужна никакая должность.       — А зачем тогда это все? — кажется, Драко искренне удивился. — Салазар… Только не говори, что она тебе… нравится.       Последнее изреченное им слово истекало брезгливым недоверием, как змеиная пасть ядом. И когда Малфой снова поднес к своему дохрена язвительному рту мундштук, чтобы всосать еще порцию приторного дыма, пальцы Тео крепко сжались на гладкой поверхности древка.       Палочка легко выскользнула из кармана, удобно легла в руку. Дощатая дверь, распахнутая невербальным заклинанием, таинственно скрипнула и выбросила в воздух облачко пыли и древесной трухи.       — Какого… — Малфой, отняв трубку от губ, обернулся на скрип.       Теодор воспользовался моментом и хорошенько толкнул бывшего однокашника в грудь. От этого толчка тот наверняка рухнул бы прямо в сваленную на полу сарая кучу старых метел, но пространство внутри было слишком тесным, так что Драко просто приложился лопатками о заднюю стенку, отчего в воздух взвилось еще больше пыли.       — Что за… — нахуй, наверняка хотел спросить он, но вместо этого оглушительно чихнул.       — Будь здоров. — Нотт огляделся еще раз и шагнул следом, захлопнул за собой дверь. Острие его палочки ткнулось под нижнюю челюсть Малфоя.       Конфундус всегда удавался Тео на славу. Откровенно говоря, он любил это недооцененное многими заклинание. Мощное, совершенно легальное, не требующее, в отличие от пресловутого Империуса, постоянного контроля. Один магический импульс. Любая идея, которую можно подселить в чужую голову, как живучего таракана, выдав за продукт работы собственного мозга. Просто и изящно, как все гениальное.       Взгляд Драко расфокусировался и поплыл, тело расслабилось и, покачнувшись, навалилось на Теодора.       — Стоять, — приказал тот, вновь пихая широкую грудь.       Малфой честно попытался исполнить приказ, но черенки метел под ногами вяло способствовали сохранению равновесия. Он покачнулся снова и вцепился в плечи Нотта. Прижался к нему всей своей аристократичной тушей.       — Блядь… — В бедро Тео уперлось что-то твердое. — Ради Салазара, скажи, что это не твой член…       — Это не мой член, — послушно озвучил Драко.       «А чей?» — чуть было не ляпнул Нотт, но сдержался. Неразумно задавать такие вопросы человеку, находящемуся под действием Конфундуса, если не хочешь, чтобы его на ближайшие пару недель заклинило на гениталиях. Нет, это было бы весело, конечно. Но сейчас предстояли дела поважней.       — Заткнись, — просто попросил Теодор, собираясь с мыслями.       Удушливый парфюм заползал в ноздри, и он ненадолго задержал дыхание, чтобы унять зуд в носу. Чихать не стоило. Не тогда, когда надменная рожа Малфоя маячила так близко, что можно было в мельчайших деталях разглядеть крошку табака, прилипшую в уголке бледного рта.       Наверное, это смотрелось чертовски странно: два парня обжимаются в тесном сарае для метел, пока над ними в пробивающемся сквозь щели солнечном свете красиво кружатся пылинки. Просто голубки, воспылавшие взаимной страстью на свадьбе Избранного, не иначе. Срочно подайте сюда репортера из «Пророка», он сожрет свою камеру, возбудившись от такой сенсации.       — Благотворительный бал в твоем мэноре, — стараясь дышать ртом, начал Тео. — Ты наверняка хочешь заманить туда побольше толстосумов.       — Да, — отрешённо согласился Малфой, — хочу.       — Мне нужно приглашение. Ты же знаешь, что с платежеспособностью у меня все в полном порядке, что бы там ни трепал Забини.       — Знаю.       — Ещё тебе определенно стоит пригласить Гермиону Грейнджер, — продолжил Нотт. — Известная личность, героиня войны.       — Грейнджер… — в безвольном голосе Драко прорезалось сомнение, а пальцы на плечах Теодора сжались чуть сильнее. Похоже, многолетнюю ненависть нелегко было перешибить даже качественно исполненным Конфундусом.       — Это пойдет на пользу твоей репутации, — Теодор прикрыл веки, подбирая новые аргументы. — Тебе стоит показать всем, что твои сраные предрассудки о чистоте крови остались в прошлом.       Малфой молчал. Жарко дышал Нотту в лицо, отчего на коже оседала мерзкая, раздражающая влажность. Хотелось стереть ее одним резким движением ладони, но Тео терпел.       — Ты вышлешь приглашение Грейнджер.       — Да, — наконец согласился Драко. — Я сделаю это.       — И назначишь свидание в борделе, про который тебе рассказал Мейсон Флипс, — продолжил Нотт, — прямо на дату бала. После всей этой светской херни тебе наверняка захочется хорошенько расслабиться. Шикарная идея, правда?       — Да, — на этот раз в голосе Малфоя не было и тени сомнения. Губы дрогнули и растянулись в какой-то плотоядной ухмылке. — После бала я пойду в бордель и хорошенько расслаблюсь. Шикарная идея.       Захотелось сплюнуть скопившуюся во рту пыль прямо в его бледную морду. А еще перехватить запястья и оторвать от себя цепкие пальцы. Оттолкнуть. Выйти прочь. Замуровать сарай снаружи.       — Чудесно, — несмотря на нарастающее отвращение, вызванное непрошенными объятиями и гадкой ухмылочкой напротив, Тео улыбнулся. Заглянул в мечтательное лицо Драко и вкрадчиво добавил: — А еще ты, говнюк белобрысый, больше никогда в жизни не назовешь Грейнджер грязнокровкой. Понял меня?       — Я белобрысый говнюк, — отстраненно проговорил тот. — Грейнджер грязнокровка.       — Ты тупой упертый баран, — закатил глаза Теодор. — Не смей называть ее так.       Малфой вдруг моргнул. Он моргал и до этого, но иначе: сонно и медленно, практически со скрипом. Сейчас же его веки мимолетно скользнули вниз-вверх, а зрачки подозрительно сузились. Пару секунд он сверлил Нотта почти осмысленным взглядом, а затем опустил глаза на свои руки. Медленно разжал пальцы.       Не зря безумная тетка учила своего племянничка окклюменции, ох не зря…       — Обливиэйт, — тихо шепнул Тео и наконец убрал палочку от его челюсти. Отступил назад, спиной толкая дверь.       После пыльного сарая разогретый летний воздух показался упоительно свежим. Нотт с удовольствием вдохнул полной грудью, бегло оглядевшись по сторонам, а затем вытянул за собой немного ошалевшего Малфоя. Окинул его критичным взглядом и заприметил очертания табачной трубки под тканью брюк — надо же, и когда только белобрысый успел ее спрятать в карман? Облегченно выдохнул. Просто трубка. Он бы и впредь предпочел, чтобы в него упирались чем-то подобным, а не тем, о чем подумалось в сарае.       Быстро очистив одежду от пыли с помощью магии, Тео бесцеремонно щелкнул пальцами у Драко под носом и с наигранным беспокойством поинтересовался:       — Все в порядке?       — Да… — с несколько вопросительной интонацией ответил тот. — А что… — он запнулся и беспомощно огляделся по сторонам, будто забыл, где находится. Будто, потому что в своем Обливиэйте Теодор ни секунды не сомневался.       — Ты задумался о чем-то, — подсказал он, убирая палочку и вместо нее вновь доставая пачку сигарет. — Я тут с тобой разговариваю, а ты пялишься в пустоту, губами шевелишь… Жуть, если честно.       — Я просто подумал… — Драко прервался, закашлявшись. Очевидно, тоже успел наглотаться пыли.       — Тебе, видимо, голову солнцем напекло, — Нотт, зажав сигарету в зубах, сочувственно потрепал его по плечу, — так что ты пока не думай, поостерегись.       — Черт… — Малфой, прокашлявшись, зажмурился и с силой потер виски. — Наверное, ты прав…       — А может, это вино, — выдвинул еще одно предположение Теодор. — Не налегай больше…       Он замолчал на полуфразе, потому что заметил Гермиону. Она стояла в проеме заднего выхода Норы. И тоже, к сожалению, его заметила. Взгляд задержался на лице Тео лишь на секунду, а потом сорвался на его руку, которая все еще лежала на плече Драко.       И тогда Нотт сделал нечто неправильное: отшатнулся, как от раскаленного очага. Будто Грейнджер застукала его за чем-то предосудительным. Будто не ради нее он терпел сперва надменный треп, позже — жаркие обжимки в тесном сарае. Не ради нее сейчас вешал лапшу на малфоевские уши, чтобы эта прожженная сволочь лишний раз не копалась в причинах своего неважного самочувствия.       А Теодор просто не хотел, чтобы она видела такой-блядь-дружеский-жест по отношению к ее врагу. Только и всего. Отчего-то он подумал о том, что ей будет неприятно, быстрее, чем о чем-либо еще. Отчего-то страшно не захотел делать ей неприятно. Отчего-то ее чувства стали важнее собственных. С каких гребаных пор? Непонятно. Тео под угрозой Авады не отследил бы этот момент.       — Эй, Герм, — за плечом Гермионы рыжей каланчой нарисовался Рональд Уизли. — Вот ты где! А я всюду тебя ищу, — его взгляд напоролся на Нотта, переполз на Малфоя. Веснушчатое лицо презрительно скривилось. Тео готов был поклясться, что прочитал свистящее «С-с-слизерин» по его губам.       Некоторые вещи никогда не меняются. Вот только на чувства младшего Уизли Теодору совершенно точно было плевать. Он вынул сигарету изо рта, сунул за ухо и уже сделал шаг в нужном направлении, как в плечо вцепился Драко.       Да блядь…       Что ж за день сегодня такой?       — Я вспомнил, о чем думал, — радостно заявил Малфой, не обращая внимая ни на Гермиону, ни на Рональда, ни на желание Теодора свалить подальше: наведенный Конфундус требовал немедленного выполнения поставленной задачи.       — Прекрасно, но давай позже, — Нотт раздраженно стряхнул его руку, которая мгновение спустя вернулась на прежнее место.       Взгляд Грейнджер немедленно приковался к этому прикосновению, а губы сжались в тонкую, прямо-таки макгонагалловскую линию. Рональд склонился и что-то зашептал ей на ухо, решив, видимо, по старой школьной выучке не разглашать информацию в присутствии двух слизеринцев.       — Я устраиваю благотворительный вечер, — тем временем вещал Малфой, которого присутствие двух гриффиндорцев ничуть не смущало. — Буду очень рад видеть тебя.       — Да-да-да, — Тео предпринял очередную попытку вырваться, но не тут-то было. Драко оказался потрясающе упорен в своем желании подкреплять беседу тактильным контактом.       «Чтоб у тебя руки отсохли», — подумал Нотт, тщетно пытаясь выдраться из цепкой хватки бывшего ловца.       Рональд тем временем закончил шептать в ухо Грейнджер, и на ее лице проступила неуверенная радость. Она слегка приподняла брови и переспросила:       — Правда?       — Буквально десять минут назад, — важно подтвердил Рон. — Пойдем, я провожу. Он очень ждет…       Это «он» почему-то врезало под дых незримым кулаком, хотя было совершенно непонятно, о ком идет речь. Тео испытующе уставился на Гермиону, будто та вот так запросто могла расшифровать немой вопрос в его глазах. Наверняка могла, она же так любит отвечать на чертовы вопросы…       — Идем, — поторопил Рональд и, неосознанно копируя Малфоя, закинул руку на тонкие плечи подруги.       — Так тебя ждать? — тем временем не унимался Драко, потрясая Теодора как тряпичную куклу. — Мне бы очень хотелось, чтобы ты пришел.       — Угу, — сквозь зубы выдавил Нотт, беспомощно наблюдая, как Грейнджер снова уводят от него. И кто? Снова Уизли. Чтоб их! Всех, кроме Джорджа. — Я приду. Ты доволен? Может, уже отпустишь меня?       — Я не назвал дату.       — Она будет в приглашении.       — Точно! — Малфой, рассмеявшись, хлопнул себя по лбу. — Салазар, да что со мной? Ты был прав, это вино. Пойдем выпьем еще?       — Обязательно, — от желания достать палочку и оглушить белобрысого у Тео отчетливо зачесались ладони, — но позже. Мне надо бежать.       — Куда? — будто бы даже расстроился Драко. — Я думал, мы еще поболтаем…       — Позже! — рявкнул Нотт и, буквально стряхнув его с себя, поспешил в сторону шатра. Именно туда в обнимку с младшим Уизли ушла Гермиона.       К сожалению, взятый им темп быстро угас: гости давно успели присоединиться к новобрачным, и теперь все пространство перед шатром оказалось заполнено танцующими. Нотт решительно влился в их нестройные ряды, ведь, ей-Мерлин, он и за меньшее перебегал дорогу прямо сквозь несущийся поток автомобилей, а тут всего лишь люди. Но все оказалось не так просто. Шаг, второй, и он увяз в этих хаотичных перемещениях чужих и зачастую не очень трезвых тел.       Взгляд засновал по толпе в поисках алого платья. Нашарил сперва Делакур, потом ее сестру, потом еще трех девиц, имен которых Нотт не знал и знать не хотел, переметнулся на Лавгуд. Она не танцевала. Стояла в сторонке, у свадебной арки, и, прищурившись, внимательно пялилась куда-то поверх головы Тео.       Почему-то он замер от этого внимания прямо посреди всеобщего танца и машинально пригладил волосы. Полумна моргнула. Мечтательно улыбнулась ему, а затем увела глаза влево.       Почему-то он проследил этот взгляд. Прямо до Грейнджер.       Та стояла у каскада бокалов, возле которого минут двадцать назад топтался сам Теодор. Улыбалась, смущенно обхватив руками голые плечи. И, конечно же, не смотрела на него в ответ. Все ее внимание было сосредоточено на собеседнике.       — Ох! Ай-яй… — кто-то нехило врезался Нотту в плечо. Он пошатнулся, но устоял на ногах. В основном благодаря тому, что толкнувший любезно придержал его за локоть. — Извини, пожалуйста!       — Все в порядке, — на автомате ответил Тео, отводя от себя чужую руку.       Нихера не в порядке.       Нихера.       Она стоит там. С ним. И улыбается. Ему.       И хочется зажмуриться и не смотреть, но собственный взгляд почти наверняка раздерет веки в клочья…       — Я случайно, — тем временем виновато протянул налетчик. — Ой! Ого-о… Это же Виктор Крам? Вон там, с Гермионой.       — Да, — Тео неимоверным усилием воли заставил себя сосредоточиться на случайном собеседнике. — Привет, Лонгботтом.       — Привет, — смущенно улыбнулся тот. — Э-э-э… Прости, не помню твоего имени.       — Значит, не читаешь газет за завтраком, — мрачно констатировал Нотт.       — Да, — удивленно подтвердил Невилл. — А как ты…       — Неважно. Идем-ка, — Теодор кивнул куда-то в сторону. В какую-то. Строго противоположную от Грейнджер.       — Но я хотел… — Лонгботтом сдержанным жестом указал на стоящую возле арки Лавгуд. — Ой… Вот блин…       — Угу, — почти сочувственно кивнул Тео, наблюдая, как приглянувшуюся Невиллу девчонку приглашает на танец какой-то парень. Огненно рыжий. Наверняка очередной Уизли, чтоб их всех еще раз.       Всех, кроме Джорджа.       Где его, кстати, черти носят?       — Идем, — повторил Теодор и на этот раз сам сжал локоть Лонгботтома, — научу тебя курить…       Он решил, что больше не станет гоняться за Грейнджер, выцеплять из толпы, проваливаться в нее взглядом и ощущать, как собственное сердце отчаянно толкает в спину: «Подойди!»       Решил, что не будет больше ждать ее ответного взгляда, и подходящего момента, и сказочного шанса, и хер знает чего еще. Все, хватит. Дождался. Она теперь мило беседует с Крамом, и ей, кажется, хорошо. Она улыбается ему, а не сжимает губы в тонкую укоризненную линию. Стоит рядом с ним, а не уносится сломя голову куда подальше.       Уводя Лонгботтома за собой в глубь тенистого сада, Тео решил, что больше не будет на нее смотреть.

***

      — Я навещаю его дважды в неделю, — Невилл ковырнул торт десертной ложкой и тут же отправил добытый кусочек в рот. — М-м-м, как же вкусно! Точно не хочешь?       — Точно, — Тео равнодушно покосился на блюдце с собственным нетронутым куском. Оно стояло чуть поодаль, возле куста рододендрона, и куст иногда подозрительно шевелился. В отличие от Нотта, тот, кто прятался в листве, явно не прочь был отведать сладенького.       — Зря, — Лонгботтом тщательно облизал ложечку и продолжил: — Аберфорт ведь только с виду такой угрюмый и нелюдимый. Но иной раз разговорится, хоть бери и записывай. Столько всего повидал… Да и сам понимаешь, «Кабанья голова» — то еще местечко.       — Угу, — Теодор бывал в таких местах, по сравнению с которыми самый злачный трактир Хогсмида показался бы детским садом для розовых феечек, но сейчас это не имело никакого значения.       Уже вечерело, и в магических зарослях вокруг Норы, где Нотт с Лонгботтомом нашли себе пристанище, царил полумрак, а густая листва хорошо приглушала звуки чужого веселья. Слушать Невилла оказалось неожиданно… сносно. На контрасте с душными разглагольствованиями Малфоя рассказы про стажировку в Хогвартских теплицах звучали почти увлекательно. А на фоне гребаного Крама, который где-то там сейчас подкатывал пару своих болгарских снитчей к Грейнджер, всякие цапни и мандрагоры вызывали почти симпатию.       — Это три дня назад было, — продолжал вещать Лонгботтом. — Пришел я к Аберфорту как обычно, а он занят. Я уже и не помню чем. То ли провизию принимал, то ли по хозяйству чего… Ну, я сел в уголке, достал Тревора…       — Кого?       — Тревора, — охотно пояснил он, а затем зажал в зубах ложку и полез за пазуху.       Секунду спустя взору Нотта предстала большая бородавчатая жаба. Раздула глотку, важно квакнула и соскочила с ладони Невилла в траву.       — Не любит оставаться один, — вынув ложку, пояснил тот и вновь принялся за торт. — Я и тогда его достал, посадил на столик проветриться. И тут подходит ко мне один волшебник и спрашивает, не могу ли я сдать ему в аренду свою жабу денька этак на три-четыре, как пойдет.       — Что пойдет? — без интереса уточнил Тео, наблюдая, как Тревор ленивыми прыжками форсирует траву.       — А это самое веселое, — Лонгботтом улыбнулся измазанным в креме ртом. — Я ему тот же вопрос задал. Что пойдет и зачем вам, уважаемый, моя жаба? А он мне и отвечает, известно, мол, зачем: высиживать Василисков.       — Чего? — не удержавшись, фыркнул Теодор.       — Вот и я ему: чего-чего? Каких еще Василисков? — хохотнул Невилл. — А он мне и рассказал, как закупил у Наземникуса Флетчера четыре дюжины яиц саламандры, а они оказались куриными.       Странно, но после потасовки в «Белой виверне» Нотт не испытывал к Наземникусу прежнего раздражения. Было даже занятно узнать, что плешивый прощелыга оставался в рамках своего репертуара и успешно нажигал таких же прощелыг, которым матушка-природа выделила чуть меньше мозгов. А еще, конечно, сегодня на раздражение Теодора сыскался гораздо более достойный претендент. И если Флетчер уже получил за свои выкрутасы в ухо, то Крам…       Нет. Ни хера он не получит. Можно сколько угодно развлекать себя, перебирая в уме проклятия, но кого мы тут обманываем, верно, Теодор-взбешенный-мальчик-Нотт?       — Он решил, представляешь, — от смеха десертная ложка в руке Лонгботтома мелко дрожала, роняя ему на брюки капли крема, — чего добру пропадать? Надо найти жабу, чтобы высидела ему куриные яйца. А уж он бы потом озолотился на продаже яда.       — Сказочный оптимист, — вяло откомментировал Тео.       — Еще какой! — утирая выступившие на глазах слезы, подтвердил Невилл. — Рассказывает, а сам все на Тревора зыркает. А потом уточнил у меня, сколько яиц за раз помещается под мою жабу…       Рассказать дальнейшие подробности этой презабавной истории ему не удалось, потому что на их полянку из просвета между двумя стройными туями, сжимая у груди букет невесты, вышла Лавгуд.       — О, — ее и без того большие глаза удивленно округлились, когда она заметила двух парней. — Я не знала, что здесь есть кто-то еще.       — Ничего страшного, — Лонгботтом резво вскочил на ноги, уронив блюдце с остатками торта. Неловко потер ладонью кремовое пятно на брюках, но лишь сильнее размазал его. — Привет, Полумна.       Тео не стал утруждать себя манерами: остался сидеть на травке и просто кивнул.       — Привет, — немного отстраненно отозвалась Лавгуд и протянула Невиллу букет. — Подержи, пожалуйста.       — Конечно… — тот поспешно схватил цветы и трепетно вздохнул, когда его пальцы на мгновение соприкоснулись с пальцами Полумны.       Нотт, глядя на это, криво усмехнулся. Наверное, ему стоило придумать какой-нибудь повод и уйти, оставив эту парочку наедине друг с другом. Он бы так и сделал, но в следующий момент врожденное любопытство пригвоздило его к месту, потому что Лавгуд опустилась на корточки и принялась голыми руками рыть землю.       Тео перевел взгляд на Невилла и приподнял брови в безмолвном вопросе. Кто знает, может, эта девчонка постоянно проделывает нечто этакое. Может, один только Нотт не ведает сути ее манипуляций.       Однако Лонгботтом ответил изумленным взглядом и слегка поводил руками, как бы сообщая, что тоже понятия не имеет, что здесь происходит. Повисшее молчание, нарушаемое лишь приглушенной музыкой со стороны шатра, стремительно становилось неловким.       — Эм… Полумна? — Невилл сделал крохотный шажок поближе к ней. — Тебе нужна помощь?       — Пожалуй, — она прервала свое занятие и попыталась отряхнуть черные от земли руки. — У тебя есть лопата?       — Нет, — Лонгботтом окончательно растерялся и беспомощно переступил с ноги на ногу. — Я как-то не подумал прихватить ее с собой…       — Какое упущение, — цокнул языком Тео. Творящийся абсурд начинал его забавлять. Хоть какая-то возможность отвлечься. — Ты разве не знаешь, что всякий уважающий себя волшебник просто обязан принести на свадьбу садовый инвентарь?       — А где же твой инвентарь в таком случае? — как-то жалко огрызнулся Невилл.       Бедняга. Понравившаяся девчонка сама приплыла к нему в руки, а он оказался не готов. Ни лопаты, ни мозгов. Нет, Теодор вовсе не считал его идиотом, наоборот, прекрасно понимал, как безнадежно быстро разбегаются из черепушки здравые мысли, когда предмет обожания оказывается в непосредственной близости. Умный-мальчик-Нотт сегодня страдал ровно тем же недугом всякий раз, когда в поле его зрения оказывалась Грейнджер.       Но сейчас ее не было, так что он, показушно кряхтя, поднялся с травки и достал палочку. Заклинание, взмах, и блюдце Невилла трансфигурировалось в небольшую садовую лопатку. Тео подобрал ее и протянул Полумне:       — Держи.       — Спасибо, — кивнула она и продолжила копать яму.       — Это для букета? — проявил смекалку Нотт.       — Да.       — То есть ты поймала его и не хочешь сохранить на память?       — Нет.       — А зачем тогда ловила?       — Потому что если бы его поймал кто-то другой, то вряд ли сделал бы все как надо.       — А как надо? — без особого интереса спросил Тео.       — Вот так, — Лавгуд отложила лопатку в сторону и жестом потребовала у Лонгботтома цветы.       Нотт приготовился было наблюдать какое-нибудь невероятное таинство, но она просто сунула букет в яму и присыпала землей.       — Что, и все? — не скрывая разочарования, спросил он.       — Да, — Полумна тщательно утрамбовала образовавшийся холм лопаткой и поднялась на ноги.       Вновь повисла пауза. Градус абсурда продолжал накаляться. У Тео сложилось четкое впечатление, что они втроем, окруженные свадебным торжеством со всех сторон, организовали похороны. Потянуло сказать что-то приличествующее случаю: помним, любим, скорбим… Он даже откашлялся в кулак, но Лонгботтом его опередил:       — Славные были цветочки… А почему мы их закопали?       — Потому что букет невесты — это символ любви, верности и счастья, — охотно пояснила Полумна. — Я не разделяю традиции бросать его кому попало.       — А… — Невилл ткнул пальцем в холм.       — Здесь отчий дом Джинни. Лучше пусть любовь, верность и счастье останутся тут.       — Ага, — он кивнул, но тут же указал на ее грязные ладони: — А…       — Лучше руками. Магические эманации излишни.       — Ясно.       Вот и поговорили.       Тео плавно опустился обратно на траву. Боковым зрением отметил, что пока суд да дело, точнее, похороны да погребение, некто из зарослей успел слопать торт с его блюдца. Теперь там лежал крупный плод цапня, и это показалось вдруг какой-то нелепой пародией на сегодняшний день. Нотт прибыл на эту свадьбу ради Грейнджер, а в итоге торчал в столь странной компании, что даже ощутил смутную тоску по завсегдатаям вампирского трактира. Даже по любительнице бананов, хотя со своими странностями та недалеко ушла от Лавгуд.       Тем временем Невилл вспомнил наконец, что у него тоже есть палочка, и наколдовал Агуаменти, чтобы Полумна могла вымыть руки. Она тщательно полоскала их под струйкой воды и при этом неотрывно пялилась куда-то поверх головы Тео, а он… Какого-то черта продолжал сидеть. Зачем? Надо заставить себя встать и…       — Они у него стали синими, — доверительно сообщила Лавгуд.       …валить отсюда. Куда-нибудь. В пустой мэнор, где самое место. Где никто не помешает вариться в собственном соку и жрать себя изнутри…       — Кто? — уточнил Лонгботтом.       — Мозгошмыги.       …или отправиться в магловский Лондон, на кишащие народом вечерние улицы…       — А какими они должны быть?       — Они никому ничего не должны, — немного снисходительно пояснила Полумна, — но весь день были розовыми. Почти как у Гарри и Джинни.       …и еще острее ощутить… Нет, не одиночество. Отсутствие. Нехватку Грейнджер. Это как перезревший огурец вместо торта на фарфоровой тарелочке. Только в миллион раз хуже.       — А что это значит? — в голосе Невилла сквозила неподдельная заинтересованность. Дважды бедняга. Одно дело слушать бред ради привлекательной девчонки. Совсем другое — уверовать и вникать в суть.       — Ничего это не значит, — устало выдохнул Теодор, взлохматив волосы. — Никаких мозгошмыгов нет.       — Конечно, есть, — Полумна улыбнулась ему сочувствующе, как ребенку, усомнившемуся в существовании Санты. — Я же их вижу.       На такой тяжеловесный аргумент и сказать было нечего. По крайней мере, так, чтобы не скатиться в хамство. Как хорошо, что от необходимости отвечать избавил Джордж. Он ворвался в пространство между туями стремительно, как сияющий рыцарь во вражеский замок, и, обращаясь к Теодору, молвил:       — Так вот ты где, Принцесса. Чего расселся? А ну, вставай!       — Не хочу, — честно признался Нотт, поудобнее устраиваясь на травке. — Может, ты присядешь? У нас тут небольшой похоронный ритуал, — он торжественно обвел рукой Лавгуд, Лонгботтома и последнее пристанище свадебного букета между ними.       Уизли словно только сейчас заметил остальных участников абсурда. На его лице проступило удивление, которое, впрочем, секунду спустя сменилось решимостью.       — Луна, Нев, — он ухватил обоих за локти и дернул друг на друга так, что те едва не столкнулись лбами, — идите-ка потанцуйте, там «Ведуньи» готовятся исполнять новый хит.       — Я не очень люблю эту группу, — вяло затрепыхался Лонгботтом.       — Я тоже, — вторила Лавгуд. — Они чересчур претенциозны…       — Марш, я сказал, — Джордж был непреклонен. — Обсудите ваши музыкальные предпочтения на танцплощадке. И чтоб без детских штучек, я проверю! Если между вами будет оставаться хотя бы дюйм, заколдую так, что не отлипните друг от друга, пока не перечислите все вкусы драже «Берти Боттс» по памяти. Все, кыш! — и он бесцеремонно подтолкнул обоих в спины.       — Уже жалею, что научил тебя тому заклинанию, — отметил Тео, когда на полянке они остались вдвоем.       — Зелен ты еще меня учить, — Уизли, чуть покачнувшись, шагнул ближе и уселся на траву напротив. — Я сам его освоил, и, прошу заметить, только благодаря этому мы изловили Наземникуса.       — И не поспоришь, — Нотт поднял руки в знак капитуляции.       Рыжий кивнул. Удовлетворенно, но с излишне большой амплитудой, пожалуй, и Теодор только сейчас уловил исходящий от него легкий запах алкоголя, отметил чуть остекленевший взгляд и даже ощутил мимолетное сожаление от того, что сам так и не удосужился напиться, хотя поводов было хоть отбавляй.       — Ты должен пойти со мной, — категорично икнул Уизли.       — Зачем? Мне и тут хорошо, — пожал плечами Тео.       — Не очень.       — Очень.       — Не спорь со старшими, — Джордж попытался легонько пихнуть его коленом, но промазал. — И не строй из себя обиженку.       — Ничего я не строю, — возразил Нотт, но тут же, опровергая собственные слова, добавил: — Ты почти всю свадьбу шлялся где-то, а теперь про меня вспомнил?       — Ну прости, Принцесса, — Уизли умоляюще сложил перед собой ладони. — Я был немного занят, готовил праздничный салют.       — Помню, один такой за твоим авторством почти неделю гремел в школе, — Нотт возвел глаза в потемневшее небо, на котором уже проклюнулись первые звезды. — Будет так же феерично?       — Дай-ка подумать? — Джордж картинно потер подбородок. — Даже не знаю, что для меня радостнее: уход из школы или свадьба сестры? Пожалуй, второе, так что не стоит кошмарить гостей огненными драконами. Будет просто красиво. Но ты многое упустишь, если останешься сидеть здесь, — последняя фраза была произнесена очень многозначительным тоном, и Теодору показалось вдруг, что речь идет уже не о салюте.       Он беззвучно усмехнулся уголками губ и покачал головой, все еще не отрывая взгляда от глубокой небесной синевы. Было страшно признаться себе самому, но с появлением рыжего стало чуточку… легче? Или просто не так тоскливо, как до этого. Куда-то идти все еще не хотелось. Хотелось просто сидеть здесь и дальше, но уже с Джорджем, хотя просить его остаться было бы слишком… эгоистично. Или глупо. Вечер, густые заросли, поляна и разговор по душам, на хер не нужный Уизли, который точно не нанимался на роль жилетки.       Но поговорить хотелось. Почему бы не с Джорджем, особенно с учетом того, что он пьян?       Блядь, да с кем вообще, кроме него?       — Я… — Нотт прокашлялся, потому что голос внезапно сел до позорной хрипотцы, — …совершенно такого не планировал, но… мне кажется… я конкретно влип.       Браво! Сейчас ближайшие заросли расступятся, и сам Министр магии вынесет на поляну кубок за лучшую речь. Или, что чуть более вероятно, рыжий непонимающе нахмурится и переспросит, какого дьявола Теодор имеет в виду, потому что понять что-либо из этой сумбурной связки слов, неуверенных, как первое в жизни заклинание, невозможно. Да проще всучить носок домовому эльфу или объяснить Троакару, что такое сарказм.       — Тебе не кажется, дружище, — серьезность, с которой Джордж сказал это, резанула слух. Непривычно до одури. И оттого странно.       Досада на собственную неспособность выразиться так, чтобы было понятно, сменилась досадой иного толка, потому что он все понял. Кажется, вообще не обязательно было что-то говорить. Тео к такому не готовился. Ожидал шутки, или беззлобного подкола, или «да что ты, черт побери, такое несешь?».       А вот понимания никак не ожидал. Опустил голову, взглянул на Уизли в упор и задал самый тупой вопрос, какой только можно вообразить:       — И что дальше?       Внутренний голос при этом отчаянно завопил: ответь! Скажи, научи, ткни пальцем! Должен же быть выход. Я ведь не первый и не последний идиот на этой земле, таких миллионы. Наверняка кто-то написал об этом книгу — миллионы книг, — но во всей библиотеке мэнора даже до аврорской ревизии не было подобной, иначе я бы знал и не хоронил букетов на задворках чужой свадьбы.       — Пойдем, — едва ли Джордж владел легилименцией, но выражение лица у него сделалось проницательным, будто он ждал именно этого вопроса.       — Куда?       — На исходную. Ты ведь и сам прекрасно знаешь, что нужно делать, — Уизли неожиданно резво для своего состояния вскочил на ноги и протянул руку. — Я просто дам тебе знатного пинка. Мотивирую, так сказать.       — А пнуть меня прямо тут никак не получится? — с тщетной надеждой спросил Тео.       За последние несколько часов он почти пустил здесь корни и успел сродниться с окружающими зарослями. Они казались уютными. И безопасными. Не для него, разумеется, а для Крама, который вряд ли подозревал, что на свадьбе Поттера завел себе врага. И вряд ли обрадовался бы, узнав, какого именно. Поэтому было гораздо проще торчать здесь и дальше, не ходить никуда, не делать ничего, о чем потом придется сожалеть. Не из соображений совести, конечно. А из-за Грейнджер. Страшно представить, как она расстроится, если ее школьный ухажер покроется вдруг фурункулами с головы до пят, но до стадии «я за себя не отвечаю» Теодору оставалось так мало…       Всего лишь какая-нибудь ее-улыбка-не-для-него. Какое-нибудь не-его-к-ней-прикосновение.       — Годрик… — Джордж, так и не дождавшись от Нотта телодвижений, закатил глаза, а затем ухватил его за плечо. Неожиданно сильно дернул, вынуждая встать на ноги. — Вот что ты за человек, а? На минуту оставить нельзя.       — Ты оставил меня на полдня, — недовольно буркнул Тео.       — Позже поплачешь, Принцесса. Шагай давай, пока я и впрямь не начал тебя пинать…       Стоило им покинуть спасительные заросли, как праздник обступил со всех сторон. Оглушил музыкой самой популярной в магическом мире рок-группы, ослепил огоньками гирлянд, пологом раскинувшихся над танцплощадкой, зарябил в глазах многоцветьем нарядов.       Молодожены давно отбыли в объятия медового месяца, а гости пошли в отрыв. Нотт успел заметить Хагрида, который, возвышаясь над остальными на добрых четыре фута, счастливо тряс патлатой башкой у самой сцены, и Полумну с Невиллом, которые топтались на границе всеобщего танца в нелепых попытках выполнить предписания Джорджа, и еще с десяток знакомых и развеселых лиц…       — Смотри, — Уизли дернул Тео за плечо, останавливая. — Какое безобразие, правда?       Вопреки его требованию захотелось зажмуриться, чтобы затаенное бешенство вновь не заклокотало в груди. Чтобы, не дай Салазар, собственная палочка, вновь проплавив одежду, не оставила на коже злое и горячее клеймо. Но Теодор послушно посмотрел. Потому что, в конце концов, сам напросился.       Гермиона сидела за одним из множества опустевших столиков. Улыбчивая, слегка растрепанная, разгоряченная, очевидно, недавним танцем, пусть всего лишь танцем, блядь, пожалуйста, пусть. Крам рядом с исключительно довольным, каким-то мерзко-сытым видом рассказывал что-то, делано беззаботно закинув руку на спинку ее стула. Почти, сука, касаясь кончиками пальцев ее голого плеча.       — Я не знаю, что у вас произошло, — голос Джорджа зазвучал над самым ухом, и это неожиданно помогло Теодору остаться на месте, — но так не годится. Абстрагируйся сейчас от того горячего болгарского парня, ладно? Представь, что его там нет. Просто посмотри на Гермиону и скажи мне, какого черта ты, мистер Амбициозность и Упорство, сидишь в кустах, как распоследний садовый гном? Чего ты там ждал? Чуда? Так оно уже произошло три дня назад, когда она сама пришла с тобой поговорить, но ты вынул тогда совершенно неуместный норов, а надо было вынимать кое-что другое. И не вздумай сейчас шутить про член, понял меня?       — И не собирался, — искренне заверил Нотт, уперев взгляд в носки своих туфель.       — Чудесно, — Узли одобрительно похлопал его по плечу, — потому что эта девчонка достойна гораздо большего. Достойна лучшего, если уж говорить откровенно, а ты, сэр Хвастун, не единожды уверял меня в своей исключительности. Так вот знай: Гермиона во сто крат исключительнее тебя. Соответствуй, черт возьми! И объясни, наконец, какого соплохвоста твоя девушка сидит там без тебя?       — Она не… — Теодор вдруг запнулся, вновь приковавшись взглядом к Грейнджер. Опять. В тысячный, наверное, раз за сегодня.       В памяти всплыла собственная фраза, утром брошенная Блейзу — «она не моя», — и Тео с какой-то светлой обреченностью осознал вдруг, что мог сказать так про всех девчонок, что у него были, про каждую из них. Только не про Гермиону. Неважно, со сколькими он ходил на свидания, разговаривал, смеялся, танцевал, засыпал и просыпался, потому что все они ничего не значили. А она — да. Значила так охрененно много…       От этого осознания какое-то первобытное ликование занялось внутри, захлестнуло ребра и поднялось выше. Залило по глотку. Нотт запрокинул голову в вечернее небо и рвано вдохнул ртом.       Конечно, ему только показалось, что вместе с воздухом в легкие проник клевер, потому что Грейнджер была далеко, на расстоянии праздника, который гремел и сверкал между ними. Она все еще сидела рядом с Крамом. Все еще улыбалась ему и смущенно потирала плечо. Нотт знал, что смущенно. Успел выучить каждый жест и каждое выражение лица, все эмоции. Знал очертания румянца на ее щеках лучше, чем географическую карту Британии.       — Я скажу тебе, что дальше, Тео, — рука Джорджа прочно легла на плечи. — Посмотри-ка во-о-он туда. Видишь ту красотку? — другой рукой он указал куда-то левее Грейнджер.       Теодор неохотно перевел взгляд в нужном направлении и заметил Анджелину Джонсон, непривычно элегантную в вечернем платье. Она что-то горячо обсуждала с Рональдом и размахивала бокалом так, что вино едва не выплескивалось через край.       — Я надрался и сейчас подойду к ней, — заговорщицки сообщил Джордж. — Поскольку не каждый день моя любимая сестренка выходит замуж, надрался я знатно, так что прихвачу с собой горячего болгарского парня. Мы обсудим квиддич. А ты давай, дружище, топай к своей Гермионе, — он легонько встряхнул Нотта за плечи. — Только с ней о квиддиче не говори, она этого не любит.       Тео собрался было заверить рыжего, что и сам об этом прекрасно знает. Об этом и много о чем еще. Но напоролся на прямой взгляд, опять нетипично серьезный, без тени свойственной Джорджу иронии.       — Ты обещал мне танец, — напомнил тот, — так иди и потанцуй с ней. И я займусь тем же самым с Джонсон, — он, слегка покачнувшись, наконец снял руку с плеч Тео и принялся с показным тщанием поправлять галстук-бабочку.       — Ну и на кой черт тебе тогда болгарин? — Нотт против воли метнул в Крама взгляд, а хотелось метнуть проклятие, чтобы руки отсохли и не тянулись к Грейнджер больше никогда.       — О-о-о, — конечно же, такая реакция не укрылась от Джорджа, — это для его же блага. У тебя вон как глазки сверкают. Не хватало нам тут дуэли.       — Я бы его сделал.       — Не сомневаюсь, сэр Хвастун. И в других обстоятельствах охотно взглянул бы. Но сегодня все-таки свадьба моей сестры.       — А как же… — Нотт кивнул в сторону Джонсон.       Она словно почуяла, что речь зашла о ней, и обернулась через плечо. Губы растянулись в улыбке, без всяких сомнений адресованной Джорджу.       — А вот сейчас обидно было, — Уизли возмущенно сдвинул брови, но тут же задорно подмигнул, смазывая весь эффект. — Мне, — он многозначительно ткнул себя пальцем в грудь, — никакой болгарин не помешает заполучить понравившуюся девушку.       — Туше, — тихо хмыкнул Тео и склонил голову, признавая свое поражение в этой словесной пикировке.       Рыжий картинно развел руками, словно говоря «кто бы сомневался», а затем двинулся в сторону Грейнджер и Крама. Успел сделать несколько шагов, прежде чем Тео окликнул его. Обернулся и вопросительно приподнял брови.       — Спасибо, — сказал Нотт.       — Назовешь первенца в мою честь, — вновь подмигнул Уизли, а затем сделал ручкой и пошагал дальше, ловко обходя танцующих и веселящих гостей, что никак не вязалось с его «знатно надрался».       А потом Теодор просто наблюдал, как он подходит, панибратски хлопает Крама по спине и что-то ему говорит. Как тот сперва недоуменно хмурит кустистые брови, но затем кивает и, немного виновато улыбнувшись Грейнджер, послушно встает, идет следом за Джорджем. И как она, оставшись в одиночестве, вновь смущенно потирает руки, скользит взглядом по толпе, словно ищет, чем бы себя занять. И натыкается на Нотта.       Вежливая улыбка, еще державшаяся на ее губах, медленно увяла, утекла, как меловая линия в дождливый день. Секунду она смотрела на Тео с нечитаемым выражением лица, а потом так гордо задрала голову, словно он бросил ей немой вызов, а она его приняла.       Так знакомо, черт… До каждого дюйма, на который приподнялся ее подбородок, до каждой обострившейся черточки, до щемящего дежавю на всю грудную клетку.       От этого жеста дьявольски очевидная мысль шарахнула в голове Бомбардой, ослепила изнутри. Как магловская железная дудка прострелила череп от виска до виска, образовала сквозную свистящую дыру, через которую вымело все прочее. И тогда, не отводя взгляда от Грейнджер, Нотт впервые озвучил эту мысль самому себе. Неслышно шепнул:       — Моя…       Впервые попробовал на вкус это слово и смысл, который оно в себе несло.       Прозвучало охренеть как правильно. Как единственно возможный вариант, как гребаная нумерологическая аксиома, как щелчок вставшей на место детали пазла. Как «Джордж был прав на сто процентов».       Первый шаг дался удивительно легко, за ним второй, третий и четвертый. Теодор шел сквозь пеструю толпу, пересекал чужой праздник, оставляя за спиной всех неважных людей, все неважные взгляды, и на ходу подбирал слова. Хотелось сказать ей так много…       Извини, что был такой язвой.       Я помогу тебе, и мне ничего не надо взамен. Я хочу помочь. Впервые сделать что-то для другого человека. Для тебя. Просто потому что это ты.       Прости, что не подошел раньше. Потерял столько времени. Мне бесконечно жаль каждую секунду.       Ты такая красивая.       Ты моя. Просто скажи, что моя.       Кивни.       Шаг, шаг, фразы. Такие верные, но среди них ни одной нужной. И Гермиона все ближе. Сидит на месте, а он идет к ней, но кажется, что все наоборот. Какая-то дьявольская оптическая иллюзия. Теодор двигается, но при этом застыл в паутине из собственных мыслей и не может сплести что-то внятное. Правильное.       Ты была права, я паук.       И я запутался.       Увяз.       — Привет, — больше выдохнул, чем сказал, остановившись в одном последнем шаге от нее. Окружающее веселье гремело в ушах канонадой, и он сам себя не расслышал.       А Грейнджер расслышала. Слегка нахмурилась, словно ожидала иной реплики, но все же ответила:       — Привет, — осторожно-настороженно, будто тоже пробовала на вкус новое для себя слово.       — Ты позволишь? — Тео протянул ей руку.       Гермиона нахмурилась сильнее: опустила взгляд и сдвинула брови, как будто он держал какой-то подвох прямо на открытой ладони и предлагал ей.       В бушующем под ребрами ликовании мелькнула краткая горечь. Разумеется. Что она получала от него все это время? Сарказм, иронию, пошлости, глупые подначки и идиотские прозвища. Чего еще ей ожидать?       — Пожалуйста, — Тео сжал и разжал пальцы. — Позволь мне…       Крохотная пауза, во время которой где-то на периферии зрения мигнула фотовспышка. Нотт даже бровью не повел. Продолжал смотреть только на Гермиону, потому что только она сейчас имела значение — такое огромное, что не поместится ни в один объектив, — и ждал.       Наконец кивнула. Не ему, кажется, а самой себе. Наверняка успела перекрутить в умной голове все его мыслимые и немыслимые мотивы, каждый рассмотреть со всех сторон, на каждый выработать линию поведения и принять решение.       Решение в его пользу.       Протянула руку. Тонкие пальцы нерешительно погладили воздух над его ладонью, а затем прикоснулись почти невесомо.       — Никакой аппарации, — предупредила строго, хотя в карих глазах отчетливо заплясали черти.       — Щупальца, я помню, — Тео улыбнулся и сжал ее руку.       Помог встать и повел за собой. На площадку, где в ожидании новой мелодии топтались другие пары. Под самый зенит свитого из гирлянд полога. Прямо под перекрестье любопытных взглядов, которых с каждым их шагом становилось все больше.       Плевать.       Пусть смотрят.       Наверное, впервые в жизни ему хотелось, чтобы смотрели.       На помосте с музыкантами Джордж говорил что-то в самое ухо солисту «Ведуний». Заметил Теодора, широко улыбнулся и показал большой палец. Нотт ответил коротким кивком, а затем развернулся к Грейнджер, привлек к себе. Перехватил ее руку, сплетая пальцы.       Первые аккорды зазвучавшей песни показались смутно знакомыми, будто он слышал ее прежде, но не вслушивался. Она играла словно из другого мира, полного городских улиц, электрических фонарей и нелепых самоходных карет.       — Это же магловская песня, — Гермиона удивленно приподняла брови, подтверждая его предположения.       — Правда? — Тео сухо сглотнул, глядя на нее. — Я не знал. Мне нравится.       Она робко улыбнулась, продолжая пронзать его взглядом. Наконец взаимным, неотрывным. И глаза… Такие огромные, что можно провалиться. Горячие, как кончик вышедшей из-под контроля палочки.       Из сонма вертевшихся в голове фраз наконец всплыла одна. Нужная. Короткая и правильная.       За мгновение до того, как в хрипловатый гитарный рифф врезался голос солиста, Тео успел сказать:       — Я соскучился.       И под кожей разлилось какое-то необъяснимое облегчение, захотелось покрепче сжать Гермиону, чтобы не взлететь и не запутаться в гирляндах над головой. Ведь это была не просто фраза, а ответ на вопрос, который терзал последние три дня. Или дольше? Непреложная правда, истина в последней инстанции. Гребаное «так вот что со мной происходит». Такое очевидное. И такое, блядь, непостижимое без Грейнджер…       Её ресницы дрогнули, а тонкие пальцы сильнее сжали ладонь Тео. Несколько секунд она продолжала смотреть на него, не отрываясь, а затем прикрыла веки и прижалась гордым подбородком к его плечу.       Нотт глубоко вдохнул — показалось, что объем легких увеличился вдвое. Они наполнились запахом Грейнджер. Он притянул ее ближе, прильнул всем телом и уткнулся носом в копну волос, в каштановое поле клевера. А она отняла свою руку, чтобы тут же зарыться ею в кудри на его затылке, легонько сжать их, пропустить сквозь пальцы. Кажется, Золотая девочка была неравнодушна к шевелюре Теодора Нотта, как и десятки других девочек, но только ее неравнодушие находило пульсирующий отклик где-то в районе солнечного сплетения.       Солист пел, музыка обволакивала, но все классические па, которым Тео обучался в детстве, шли к черту, потому что они с Грейнджер не танцевали, а просто стояли, обнявшись, на месте. Замерли в золотистом свете гирлянд, как насекомые в янтаре, пока другие двигались вокруг, создавая ненужную возню.       Яркая вспышка внезапно ударила в лицо, обжигая веки. Нотт открыл глаза и заметил холодный отблеск объектива, нацеленного четко на них. Еще вспышка, и воображение само дорисовало щелчок затвора.       Мигом припомнив прошлое фото в «Пророке» — совершенно отвратительное, — Теодор украдкой вынул палочку. Невербальное, короткий взмах, и колдоаппарат репортера превратился в белого хорька, который тут же вывернулся из рук, свалился в траву и дал деру до ближайших кустов. Репортер смачно выругался, что легко читалось по губам, и припустил следом.       — Тео, — укоризненный шепот Грейнджер ворвался в ухо. Плевать она хотела на его «украдку». Все заметила и легонько ткнула в ребра, чтобы выразить возмущение.       — Что? — он заглянул в ее лицо, сделал брови домиком, сама невинность. — Тебе не нравятся хорьки?       — Не в этом дело, — она закатила глаза, хотя губы при этом дрогнули, готовые вот-вот растянуться в улыбке. — Человек просто делал свою работу, а ты слишком часто выражаешь недовольство чужой работой посредством колдовства.       — Да, — без тени смущения подтвердил Нотт, но тут же осекся. Выдал самый свой подозрительный прищур и спросил: — Давно догадалась?       Он не допускал и доли вероятности того, что его заложил Джордж. Нет, едва ли. Просто это Золотая девочка, умнейшая ведьма столетия, которая сперва играючи разобралась с чарами в телефонной будке, а потом и исполнителя вычислила, кто бы сомневался.       — В тот день, когда приходила в магазин поговорить, — Гермиона смущенно опустила ресницы, будто это Теодор уличил ее, а не наоборот. Тихо добавила: — И я все еще хочу.       — Я тоже.       Он и вправду хотел. Три гребаных дня желал увидеть ее и перемолвиться хоть словом. А еще лучше — объясниться, признать себя идиотом, рассказать про фигов Отдел тайн, сделать что угодно, лишь бы между ними все стало как прежде…       — Давай уйдем? — то ли предложила, то ли попросила Грейнджер и, словно оправдываясь, продолжила: — Я так больше не могу.       Тео не стал повторять очевидное «я тоже». Просто выпустил ее из объятий и снова взял за руку, сплетая пальцы. Повел за собой, выставив вперед плечо, чтобы проторить путь сквозь толпу.       «Ведуньи» с резким переходом заиграли следующую песню, которую тут же почти перекрыли радостные визги и возгласы гостей, с первых нот признавших старый хит. Парочки вокруг разбились, смешались в сплошную людскую массу, которая заколыхалась и потекла в едином направлении, концентрируясь у сцены. Нотт покрепче сжал руку Гермионы и ускорился, насколько мог, стремясь поскорее выбраться, пока их не отнесло с намеченного маршрута. Откровенно говоря, хотелось просто снова прижать ее к себе и аппарировать немедленно, но он обещал больше так не делать. Сегодняшним вечером в сознании, потеснив остальных, воцарился Теодор-послушный-мальчик-Нотт, и Грейнджер, сама того не ведая, была признана единоличной владелицей пульта дистанционного управления.       Они уже выбрались к краю толпы, когда нечто с оглушительным треском взвилось в небо и раскрылось над головами гигантским шаром из тысяч ярких звезд. Всеобщий изумленный вздох запоздало вторил вспышке.       — Как красиво, — Гермиона мягко потянула руку Тео, останавливаясь, и задрала голову, чтобы полюбоваться салютом.       — Да, — он сам предпочел наблюдать через отражение в ее глазах, огромных, распахнутых в небо. Смотрел, как яркие искорки взрываются по краю карих радужек, окрашивая их в золото, как всполохи света беспорядочно пляшут на скулах, на приоткрытых губах…       Какофонию музыки и восторженных вскриков прорезал чей-то — Салазар, дураку ясно чей — одобрительный свист, когда Нотт притянул Грейнджер за талию и поцеловал. Не так, как в первый раз, когда в поцелуе вместе с языками переплеталась их обоюдная злость. Не так, как в последующие, когда изо рта в рот лилось желание, билось вместе с пульсом под кожей и искало выхода в блуждающих по ее телу руках. Сейчас все было иначе. И, прижавшись губами к губам Грейнджер, Тео хотел выразить нечто иное. Что-то невесомое и теплое, как огонек гирлядны. С привкусом неги и…       Он не успел разобраться. Кто-то задел его плечом, и еще раз, зацепил локтем, вынуждая разорвать поцелуй и раздраженно вскинуть голову.       Оказалось, что народ массово повалил с танцплощадки, обтекая их с Гермионой как речное течение. Она прижалась теснее, вцепилась пальцами в отвороты пиджака, словно опасалась, что ее отнесет прочь, и шепнула:       — Смотри.       Из дальних зарослей, плавно закручиваясь воронкой, поднимался в небо сонм мотыльков. Они будто были сотканы из мягкого искристого света и напоминали тех, что украшали платье невесты. Полупрозрачные крылышки непрерывно трепетали, вознося их все выше, и очень скоро это волшебное торнадо заколыхалось на уровне крыши Норы.       — Как здорово, — восхитилась Гермиона. — Это Джордж придумал. Мои светлячки…       — И мое заклинание с чаем, — закончил за нее Теодор. — Неплохо.       Грейнджер фыркнула в ответ на столь скромную оценку талантов рыжего, но тут же улыбнулась:       — Он взял что-то от нас обоих. И сделал нечто потрясающее, — она вдруг привстала на носочки и, выпустив пиджак Нотта, замахала рукой.       Тео проследил ее взгляд и увидел Джорджа. Тот сидел на краю сцены, свесив ноги, и махал в ответ. Заметил Нотта и показал ему два оттопыренных больших пальца, а затем картинно утер воображаемые слезы гордости. Теодор усмехнулся краем рта и скользнул глазами дальше, по тем немногим, кто не спешил полюбоваться мотыльками.       Малфой, кто бы сомневался, остался в стороне от общего восторга. Стоял под тенью шатра, скрестив на груди руки. Сверлил взглядом Грейнджер и непонимающе кривил лицо. Небось словил когнитивный диссонанс от внушенного намерения пригласить ее в свой мэнор.       Чуть поодаль прямо на травке отдыхал Хагрид: косматая голова свесилась на грудь, а плечи содрогались от мощного храпа. Оставалось только гадать, во сколько встала Поттеру возможность так напоить полувеликана. Забини, узнав, наверняка пришел бы в неописуемый восторг.       По центру площадки сиротливо топтались Лавгуд и Лонгботтом. Первая мечтательно улыбалась, глядя на мотыльков, а второй пялился на ее руку на своем локте с таким лицом, будто слабо понимал, что вообще происходит.       И как апофеоз всего в нескольких футах от Нотта возвышался Рональд: брови сурово сдвинуты, кулаки крепко сжаты. Того и гляди ринется в бой на слизеринца, который полминуты назад целовал его лучшую подругу у всех на глазах. Это незамысловатое намерение легко читалось на веснушчатой физиономии, сквозило из каждой возмущенно взлохмаченной рыжей пряди.       Тео широко улыбнулся ему. На секунду в голову закралась крамольная идея снова поцеловать Гермиону, просто чтобы побесить Уизли-младшего, дабы от угрожающих гримас перешел к действию. Несколько дней назад Нотт непременно так и сделал бы.       Но не сегодня.       Сегодня привычное раздражение, константой кипевшее внутри весь последний год, как-то незаметно растворилось, утекло сквозь ладонь, которую сжимала Грейнджер, так что Тео позволил себе лишь сущую малость: глядя прямо в бешеные глаза Рональда, потер переносицу средним пальцем.       А потом пару десятков ярдов до знакомой поляны в окружении зарослей. Уже там, за зеленой завесой от чужих взглядов, еще один долгий поцелуй.       И аппарация.