Бродячий бордель

      Когда-то на свое десятилетие Грейнджер в числе прочих подарков получила энциклопедию для подростков «Мое тело». Мама, немного смущаясь, сказала, что Гермиона растет и из ребенка превращается в молодую леди, а это значит, что ей неплохо бы узнать некоторые аспекты подобного процесса.       Конечно, она с раннего детства обожала читать и с энтузиазмом юного исследователя взялась за энциклопедию. Осилила ее за три дня и все это время активно доставала родителей вопросами, потому что, с ее точки зрения, сведений в книге было недостаточно для полноты картины. Родители удовлетворяли ее любопытство как могли: подбирали метафоры, приводили примеры, объясняли на пальцах и, кажется, иной раз жалели о выборе подарка. По их задумке дочь должна была сама ознакомиться с теми изменениями и открытиями, которые ее ожидают, на том успокоиться и не выводить папу с мамой на зыбкую почву разговоров о пестиках и тычинках, однако Гермиона Грейнджер никогда не слыла поверхностной девочкой. Она цитировала текст, рассуждала, переспрашивала, уточняла и, в конце концов, добилась более или менее конкретных ответов на все свои вопросы. Кроме одного.       «Притяжение, — сообщила ей книга и загадочно добавила: — Между мальчиком и девочкой». Мама не менее загадочно улыбнулась и отвела глаза, а папа сказал только: «Мне сложно объяснить словами, детка… но когда-нибудь ты обязательно почувствуешь это сама и все поймешь».       В общем-то, так и случилось. Грейнджер действительно неоднократно ощущала это притяжение. В тринадцать, когда впервые поцеловалась с соседским мальчишкой в домике на дереве. На четвертом курсе Хогвартса, когда танцевала на Святочном балу с Виктором Крамом. Два года назад, когда еще только начала встречаться с Роном…       Сейчас, пока шла рядом с Ноттом.       Вечер вступил в свои права не далее часа назад, и Косой переулок кишел народом: волшебники и волшебницы сновали от лавки к лавке по-одиночке, парами и целыми компаниями. Нотт с Грейнджер чинно шагали в общем потоке и не сговариваясь делали непринужденный вид, хотя у первого было разбито лицо, а вторая светила кровавым пятном на подоле юбки. Вдвоем они привлекали куда больше внимания, чем например, вон та волшебница с пышным плюмажем из ядовито-зеленых перьев на голове, или вон тот маг с бородой до колен, за кончик которой держался тоненькой ручкой эльф-домовик. Взгляды прохожих то и дело цепляли Золотую девочку, но ее это ни капли не трогало. Она смотрела строго перед собой и лишь иногда переводила глаза на Теодора, на краешек безмятежной полу-улыбки, застывшей на его губах. С кровавой корочкой в самом уголке.       Притяжение.       Этимология этого слова была предельно проста, а суть выражалась в каком-то странном электричестве. Оно текло сквозь пальцы, пока Грейнджер сжимала ладонь Нотта, покалывало под ребрами, посылало микроспазмы в легкие. От него сердце вздрагивало в такт покачивающимся от ходьбы каштановым кудрям. Гермионе казалось, что еще немного — и все тело завибрирует. Она сильнее сжимала пальцы. Сцепляла зубы, чтобы ни одна мышца не дрогнула на лице, ломая маску непринужденности. Она знала, что долго так не протянет. В основном потому, что рука Теодора каждый раз сжималась в ответ.       Переулок плавно изогнулся под ногами, и впереди наконец показался фасад «Всевозможных волшебных вредилок». Грейнджер даже не поинтересовалась, почему они идут именно туда. Наверное, потому что в магазине сейчас никого. Пустота и тишина. Нет чужих взглядов и ушей, можно спокойно поговорить, зализать раны… На самом деле, ей было без разницы, потрясающе все равно, исключительно наплевать.       Целый день она провела на любимой работе, впервые стремясь свалить с нее поскорее. С утра до вечера перекручивала в голове все события вчерашнего дня, выстраивала мысленные диалоги и делала-делала-делала выводы, чтобы теперь желание поговорить о борделе сменилось другим. Новое желание подло затмило собой все остальное, нагло вырвалось на передний план, заполонило мысли в тот самый момент, когда Гермиона прибыла в Косой переулок и ткнулась носом в закрытую дверь лавки Джорджа.       Записка была на дверной ручке. Маленькое оригами выдры, угловатый почерк Нотта на внутренней стороне изломанного сгибами листа и одна на всю голову мысль: он ждет. Мысль, нелепая в своей очевидности — разумеется, ждет, вы ведь договорились. Невыносимая в своей навязчивости — пожалуйста, Гермиона, давай подумаем о чем-нибудь более важном. Торжествующая в своей истинности — Нотт в мрачном трактире с дурацким названием. Обернулся, стоило ей раскрыть рот. Кинулся навстречу, стоило ей сделать шаг.       И вот Грейнджер снова остановилась у входа во «Всевозможные волшебные вредилки». Круг замкнулся. Теодор достал палочку и снял запирающее заклятие, а затем галантно открыл дверь, жестом предлагая Гермионе проследовать внутрь. Она сдержанно кивнула в ответ на проявленную любезность и степенно шагнула из-под вечернего неба и чужих глаз в полумрак торгового зала. Развернулась на каблуках.       Дверь тихо щелкнула замком, отсекая их от остального мира. Теодор замер в полутора футах. Не отрывая пристального взгляда от Грейнджер, убрал палочку медленно, словно опасался сделать хоть одно резкое движение раньше времени, а она вдохнула поглубже, потому что знала, что вскоре кислорода начнет не хватать. Они оба знали. Ее тихий и судорожный вдох послужил сигналом.       — Тео… — полувсхлип-полустон вырвался из груди, когда Нотт стремительным рывком убил эти жалкие полтора фута, разделявшие их.       Зачем она произнесла его имя? Что хотела сказать? Остановить его? Мерлин, да ни за что на свете…       Это же притяжение.       Они буквально врезались друг в друга, как два разноименных заряда — странно, что не посыпались искры — и дальше двигались вместе. Несколько шагов, вперед — для него, назад — для нее, синхронно, почти изящно, как в вальсе. В поясницу Грейнджер уперся жесткий край прилавка. Ладони Теодора — горячие — легли на талию, сжали, подтянули вверх. Бах! — какие-то картонные коробки свалились на пол, когда она уселась на столешницу. Невольно охнула, но Тео быстро заткнул ее рот поцелуем.       Окружающий мир исчез, растворился в движениях его языка, опустел и тут же наполнился влажными звуками поцелуя, хриплыми вдохами-выдохами, глухими полустонами. Нотт имел вкус, солено-железный от крови, горьковатый от никотина. Гермионе нравилось. Она катала эту смесь во рту, втягивала в себя, впитывала и, чтобы ощутить сильнее, зализывала ранку в уголке его губ.       Его пальцы — горячие — коснулись лица. Он провел костяшками по пылающим скулам, спустился ниже — на шею. Большие на мгновение замерли в ямках над ключицами, слегка надавили, заставляя выгибаться им навстречу, и Гермиона выгибалась, плавилась от прикосновений и просачивалась сквозь эти пальцы, медленно испарялась по частичкам, взлетала под потолок. Кровь кипела, шумела в ушах, набатом колотилась в сердце. Собственные руки зарывались в кудрявый затылок.       — Тео… — едва слышный шепот прямо в поцелуй.       — М-м-м?       Его губы на секунду исчезли, искрящий контакт был разорван, где-то в конце тоннеля замаячил проблеск разума, но быстро схлопнулся и исчез, когда язык Нотта скользнул по шее, прямо по бешено бьющейся артерии.       Что ты хотела сказать, Гермиона? Что так нельзя? Что он должен остановиться? Что ты не хочешь, чтобы он останавливался? Давай, попробуй вспомнить.       Легкий укус, мягкие губы, влажный язык, скользящий по коже. Тихое:       — Мне нравится, когда ты зовешь меня так.       И Грейнджер сдалась окончательно. Запрокинула голову, подставляясь под поцелуи. Теодор прижался ближе, вторгся в пространство между ее коленями, и ткань юбки задралась, обнажая бедра. Он накрыл их ладонями — Мерлин, такими горячими — и потребовал:       — Назови еще.       — Тео, — послушно и почти умоляюще.       — Умница… — он сжал ее бедра и рывком притянул к себе.       Задница Грейнджер скользнула на край столешницы. Странно, но, несмотря на рану от расщепления, больно не было. Возможно, лечащие чары сработали лучше, чем она предполагала. Возможно, дело было в том, что в ее промежность уперся пах Нотта. Ощущение его твердости затмило собой вообще, нахрен, все.       Кровь, нагулявшись по телу, радостно рванула вниз, словно вся разом. От неожиданности Гермиона выпустила кудри Тео. Сжала пальцы в кулаки, словно пыталась поймать ими это ощущение, удержать его подольше, но Нотт отстранился и убрал руки. Шлепнул ладони на прилавок по обе стороны от нее. Хрипло выдохнул:       — Герм…       Кажется, он тоже хотел что-то сказать, но она ни черта не поняла. Все, что волновало ее в данный момент, — это потеря контакта. Колкое электричество больше не струилось по венам, не бежало к тем местам, где ее тела касался Теодор. Оно потеряло ориентир, заблудилось под кожей и зудело, требуя выхода.       Гермиона раздраженно выдохнула и медленно подняла веки. Прилавок купировал разницу в росте, и глаза Тео оказались четко напротив нее: темные, с тягучей, как нуга, поволокой. Зрачки были настолько огромными, что за ними почти исчез янтарь радужек. Они словно обзавелись собственным гравитационным полем, превратились в черные дыры — глубокие и засасывающие.       Притяжение.       — Герм?       — Что?       Что это, Нотт? Невысказанный вопрос? Какое-то сомнение?       Секунда, вторая… С почти слышимым скрипом до обескровленного мозга Грейнджер дошло, что он ждет ее согласия, потому что их поцелуй вот-вот грозится перерасти в нечто большее. Поцелуй, о котором она думала весь день. Поцелуй, казавшийся таким маловероятным с утра, а к вечеру превратившийся в гребаную аксиому.       Мерлин, она с задранной до пояса юбкой и разведенными коленями что, кажется недостаточно согласной? Какое упущение… Словно Макгонагалл указала на недоработку в контрольной по Трансфигурации.       Гермиона Грейнджер привыкла быстро устранять все недоработки.       Взгляд Нотта сместился на ее губы, когда она приоткрыла рот и медленно облизала верхнюю, готовясь хорошенько продемонстрировать свое согласие. На его предплечьях вздулись венки, словно он изо всех сил сдерживал себя, цепляясь за прилавок, но Гермиона и не собиралась дожидаться от него очередного шага. Она подняла руку, скомкала в кулак толстовку на его груди и решительно потянула к себе, одновременно подаваясь навстречу.       Перестаралась, и они стукнулись зубами.       — Черт, Грейнджер… — Тео рассмеялся и тут же прижался ртом к ее подбородку, будто пытался смягчить свою реакцию.       — Замолчи, Нотт, — выдохнула она. Вновь прикрыла веки и требовательно сжала ногами его бока. — Помнится, ты грозился научить меня пользоваться коленями.       — Салазар… Только не говори, что поняла тогда мой намек.       — Еще как поняла. И знаешь что? — Гермиона запустила руку под его толстовку и прижала к плоскому животу. Повела ниже, пальцами ощущая рельеф мышц и узкую дорожку волосков, убегающую под пояс джинсов.       — Что? — Нотт напряг пресс и уткнулся лбом ей в плечо, его кудри защекотали скулу.       — За свои слова нужно отвечать.       Он усмехнулся бархатно, дыханием обжигая шею, и сжал ее ногу под коленом. Потянул к себе. Снова прижался твердой ширинкой к намокшей ткани ее белья, толкнулся сильнее, и волшебное электричество возобновило свой бег.       Это было с ума сойти какое притяжение. Почти забытое за два года одинокой жизни или и вовсе неизведанное прежде. Безудержное, безумное, заливающее по самую глотку. Гермиона запрокидывала голову, чтобы не захлебнуться, глотала воздух и ныряла обратно. Целовала Нотта и без шуток сходила с ума. Снова. И снова. Многократно. От каждого движения его языка. От каждого полу-укуса. Всякий раз, когда он сжимал ладонями ее задницу, или гладил бедро, или слизывал заливающий скулы румянец. Она выгибалась, подставляла беззащитную шею и вновь парила где-то под потолком.       Теперь обе ее руки блуждали под толстовкой Нотта. От ощущения его обнаженной — горячей — кожи срывало крышу. Хотелось больше. Гермиона водила по ней ладонями и коротко впивалась ногтями, исследовала все, до чего могла дотянуться: острые подвижные лопатки, чуть выступающие позвонки, изгиб поясницы, напряженный живот, линии ребер…       От последнего прикосновения Тео дернулся и зашипел от боли. Грейнджер испуганно распахнула глаза и тут же убрала руку.       — Нет… — он поймал, прижал обратно. Шепнул, влажными губами касаясь уха: — Трогай меня…       В этой просьбе содержалось нечто мощнее всякого Империуса — Гермиона охотно подчинилась. Одной рукой вновь провела по ребрам, нежно, едва касаясь чуть более горячей в этом месте кожи. Вторую опустила ниже и просунула под грубую джинсу. Замерла на мгновение, ощущая обтянутый бельем твердый член. Всецело насладилась этим ощущением. Медленно сжала пальцы.       Нотт шумно втянул воздух сквозь стиснутые зубы, нетерпеливо толкнулся в ее ладонь, призывая продолжить, и очередной срыв крыши не заставил себя ждать. Грейнджер двинула рукой и простонала в унисон с ним, потому что пресловутое электричество циркулировало все быстрее, носилось между ними из тела в тело, и все прикосновения сливались в одну жаркую, пульсирующую взаимность.       Вот Гермиона нащупала маленькую пуговку на джинсах Нотта, высвободила ее из петли, лязгнула металлической молнией. Вот он в ответ скользнул ладонями по внутренней поверхности ее бедер, сжал, разводя шире, и костяшками пальцев потер промежность через промокшее белье. И вот они синхронно выдохнули друг другу в рот, снова слились в поцелуе, замыкая электрическую цепь и взаимно подрагивая от нарастающего напряжения. Сквозь него, как сквозь вату, Грейнджер внезапно расслышала голоса. Где-то по ту сторону двери. В другом, параллельном, мире…       В следующее мгновение Тео стащил ее с прилавка и прижал к себе. Твердая опора исчезла из-под задницы. Гермиона охнула и неловко вцепилась в его плечи, сжала ногами поясницу, все еще ощущая промежностью давление возбужденного члена и лишь краем сознания понимая, что ее куда-то несут.       «Кровать», — логично предположила она, вновь блаженно прикрыла веки и скользнула губами по слегка колючему подбородку Тео в попытке продолжить поцелуй, но не тут-то было.       Поцелуя не последовало, ее задница приземлилась на что-то жесткое, а Нотт категорично вырвался из объятий. От потери магического контакта сразу стало холоднее. Грейнджер резко распахнула веки и обнаружила, что сидит уже по другую сторону прилавка на деревянном стуле. Одна. Возмутилась:       — Эй!       — Т-с-с, — Теодор, торопливо застегнув джинсы, успокаивающе клюнул ее в скулу и снова отстранился. — Джордж пришел.       — Что?! — Гермиона в ужасе округлила глаза, только сейчас вспомнив, что все это время сходила с ума и намокала, как перо в чернильнице, не где-нибудь, а в магазинчике Уизли.       Так вот что это были за голоса…       — Дьявол! — она принялась одной рукой судорожно одергивать вконец измятую юбку, а другой — поправлять выбившиеся из пучка волосы. Нотт, ограничившись застегнутой ширинкой, лукаво посмотрел на нее сверху вниз и сжал губы, чтобы не рассмеяться. На светлой джинсе в его паху темнело влажное пятно. Это Грейнджер оставила его там. Небольшое, но такое чертовски заметное, просто кричащее.       Захотелось провалиться сквозь пол. Не от того, что она чуть не отдалась парню прямо на прилавке магазина, а от того, что чуть не отдалась парню на прилавке магазина Уизли, который был ее другом, а еще братом ее бывшего.       Ну почему мозг отключился так невовремя? Почему он вообще отключился? Прежде такого не случалось. Гадство… Будучи старостой, Гермиона не раз после отбоя ловила влюбленные парочки в темных уголках замка. Она снимала с них факультетские очки за нарушение правил и в душе поражалась столь беспардонному и безответственному поведению.       А сама-то, оказывается, не лучше.       За дверью вновь раздались громкие, но невнятные голоса, зычный смех. Кажется, Джордж пришел не один. Кроме того, создавалось впечатление, что он не спешит входить в лавку и специально болтает со своим спутником снаружи, чтобы… что?       — Расслабься, — подтвердил ее мысли Нотт. — Он же не идиот и понял все еще в трактире.       — Что он понял? — Грейнджер вяло засопротивлялась очевидному, не оставляя попыток привести себя в божеский вид. — Что тут понимать? Я сама ни черта не понимаю. Прекрати ржать!       — Как скажешь, — Тео сильнее сжал губы, но его плечи все равно мелко подрагивали от смеха.       — Мерлин, — каялась Гермиона, дрожащими пальцами застегивая две верхние пуговицы на блузке, — что на меня нашло…       — Тебе объяснить? — Нотт игриво приподнял брови. — Знаешь, между мальчиком и девочкой иногда случается подобное. Притяжение и все такое…       — Замолчи! — она зажмурилась и отчаянно замахала на него руками. — Ни слова про дурацкое притяжение!       — Я был уверен, что ты в курсе, — безжалостно продолжал он. — Пребывающие в неведении девочки обычно ведут себя несколько иначе…       Гермиона зажала уши ладонями, ощущая, как горят щеки, и пронзила Тео умоляющим взглядом. Он тяжело вздохнул и будто бы недовольно закатил глаза, но в самых уголках его губ все еще таилась улыбка.       Дверной замок щелкнул. Загорелись, на мгновение ослепляя, витражные фонарики под потолком.       — А вот и я, — провозгласил Джордж, вваливаясь в магазин. — Надеюсь, вы успели обсудить все, что хо… Оууу… Вау! — он замер на месте и обвел взглядом взъерошенную Грейнджер, невозмутимого Нотта и бардак на полу. Выразительные брови плавно поползли вверх.       — Извини, — Теодор наклонился и подобрал одну из коробок, — мы тут немного…       — Увлеклись разговором, — подсказал Уизли.       — Точно, — Тео вернул коробку на прилавок и не спеша поднял следующую. — Сейчас все уберу.       — Я помогу, — пискнула Грейнджер. Она сползла со стула и опустилась на корточки, прячась за прилавком. Несколько коробок раскрылись от падения, и пол был усеян леденцами в ярких обертках. Гермиона принялась подбирать их один за другим. Руками. Могла бы быстро справиться с помощью магии, но совершенно не хотела выныривать обратно под сочащийся иронией взгляд Уизли.       — А как ты дверь открыл? — раздался его голос, на этот раз с ноткой подозрительности.       — Палочкой, как же еще, — Нотт сместился ближе к Грейнджер и опустился на колени рядом с ней. Очень близко. Почти вплотную. От его дыхания затрепетали выбившиеся прядки на ее виске.       — Твоя палочка у меня, — возразил Джордж.       — А у меня три запасных, забыл? — Теодор потянулся и сгреб в ладонь несколько леденцов, а заодно и руку Гермионы. Часть конфеток, которые она сама успела собрать, с дробным стуком посыпалась обратно.       — То есть все то время, что мы сидели в трактире, ты был вооружен? — кажется, Уизли возмутился.       Грейнджер тоже хотела было, но не смогла. Близость Тео вызывала что угодно, только не возмущение. Где-то в том дюйме, что еще оставался между ними, наверняка затрещали невидимые искры. По крайней мере, что-то сквозь одежду покалывало тело там, где Нотт почти касался ее — почти — и Гермиона думала, что он либо должен убраться подальше, либо немедленно прижаться ближе, иначе это крохотное пространство между ними загорится, а то и вовсе рванет к чертям собачьим.       — А ты наивно подумал, — проговорил Теодор, вновь обжигая дыханием ее висок, — что я так легко позволил бы разоружить себя?       Остатки леденцов просыпались на пол, когда Грейнджер перевернула руку ладонью вверх и сплела их пальцы. Прикрыла веки и ощутила, как губы Нотта легонько коснулись пылающей скулы. Его вторая рука, сдвигая блузку, скользнула по талии, прямо по обнаженной коже.       — Знаешь, сэр Хвастун, — хмыкнул из-за прилавка Уизли, — на секунду да, так и подумал. Кстати, ты бы вернул Наземникусу его палочку.       — Еще чего. Я честно завоевал ее в дуэли, — с каждым новым словом чуть влажные губы Тео задевали скулу, а пальцы проворно забирались под одежду все выше, поглаживали позвонки. Гермиона медленно выгибала спину, до боли в запястье сжимая его ладонь то ли в беззвучном требовании прекратить все это, то ли в отчаянной просьбе не прекращать. — Если Флетчер жаждет вернуть свою палочку, пусть отвоевывает обратно.       Они обещали собрать то, что уронили, но ей казалось, что она скоро растает в лужицу и просто зальет собой разбросанные по полу леденцы. И они растают тоже. И вся эта карамельно-грейнджеровская смесь будет плавно течь по натертому воском паркету прямо к коленям Нотта.       — Я был бы крайне признателен, если бы ты простил ему эту формальность, — кажется, на этот раз голос Джорджа прозвучал чуть ближе. — Я все еще рассчитываю наладить с Наземникусом торговлю.       Это было какое-то безумие: Уизли стоял совсем рядом, не видел их, но легко мог заглянуть за прилавок в любой момент, однако данная перспектива не останавливала Гермиону. Наоборот, странным образом подстегивала. Почему-то от риска быть застигнутой в объятиях Тео сладко сжималось все нутро.       Она повернула голову и скользнула языком по его нижней губе, поймала, втянула в рот… Мысленно прокляла себя за это.       — О, раз так, пусть забирает, — немного невнятно смилостивился Нотт. Его рука под блузкой Грейнджер замерла чуть ниже лопаток. Пальцы поддели застежку лифчика, слегка оттянули эластичную ткань…       — Ценю твою уступчивость, — зевнул Джордж. — Вы там достаточно конфет уже собрали? К чаю хватит?       Мерлин… О чем он вообще? Какой еще чай?       Грейнджер уперлась коленками в пол, подаваясь ближе к Тео, но он неожиданно отстранился и убрал руки. Ответил:       — Да. Пожалуй, достаточно.       Это он сейчас о конфетах? Так они не собрали ничего. Зато Гермиона по своим ощущениям уже дошла до кондиции подтаявшего десерта.       — Тогда я пошел греть чайник, — к прилавку приблизились шаги, и Грейнджер задрала голову, ловя хитрый взгляд нависшего над ней Джорджа. — Тебе, наверное, с ромашкой, Герм? — подмигнул он.       — Да, пожалуйста… — пролепетала она, спешно поднимаясь на ноги. — Я могу воспользоваться твоей ванной?       — Разумеется. Тео, проводишь?       Нотт, который все еще стоял на коленях в окружении коробок и леденцов, многообещающе улыбнулся, но Грейнджер решительно замотала головой:       — Я сама.       В памяти очень некстати всплыл Малфой с его туалетной интрижкой.       «Ты не нашел более подходящего места?»       Ха-ха, а ты, Гермиона?       «Я люблю разные места. Но тебе этого не понять».       Она подумала, что если еще раз застукает Хорька с какой-нибудь девицей, просто обязана будет дружески хлопнуть его по плечу и сообщить, что теперь-то прекрасно его понимает. А еще подумала, что стыд за свое поведение куда-то делся. То ли потому, что она не видела на лице Джорджа ни капли осуждения. То ли потому, что ей безумно понравилось вести себя так, и пошло все к черту.       Грейнджер улыбнулась своим мыслям и сидящему на полу Теодору. Достала палочку и вычертила нужную руну. Все леденцы, шурша обертками, вернулись обратно по коробкам, а коробки взлетели и приземлились на прилавок стройным рядом, одна к одной.       — Я быстро, — пообещала она, направляясь к неприметной двери в ванную. — Вернусь и займусь вашими ранами, мальчики. А потом мы действительно поговорим.

***

      От мази адски зудела переносица, и Тео очень старался не морщиться, но к зуду прилагался еще и омерзительно-резкий запах, так что в глазах стояли слезы. Палец Грейнджер с новой порцией отвратительной субстанции на самом кончике уже тянулся к рассеченной брови.       — Может, не надо? — стараясь не дышать лишний раз, попросил Нотт. — Само заживет.       — Надо, — безапелляционно заявила Гермиона, — не то останется шрам.       Она вернулась из ванной почти как новенькая: волосы без заколки, но аккуратно расчесаны, ни единой складки на одежде и никакого кровавого пятна на подоле. Но все же почти, потому что на шее, прямо над наглухо застегнутым воротничком блузки, виднелись следы. Чуть заметные красноватые пятна от губ Тео. Алеющие полумесяцы от его укусов. Едва ли Грейнджер не заметила их на своей коже, просто, почему-то, решила не сводить, и Нотту нравилось это решение. Хотелось еще раз пройтись по ее шее поцелуями, закрепляя эффект.       — Шрамы украшают мужчину, — с наигранным пафосом заявил он.       — Да куда тебе, — встрял Уизли. — Станешь слишком красивым — русалки украдут.       Он со своим фингалом разобрался легко и быстро с помощью другой мази, которая довольно сносно пахла морской солью. Вот только она не годилась для открытых ран, и Теодору приходилось терпеть зуд и вонь, но оно стоило того, потому что с ним возилась Гермиона.       — Как жаль, что у вас нет экстракта бадьяна, — посетовала она и, сосредоточенно закусив губу, мазнула пальцем по брови Теодора. Тут же легонько подула.       Он прикрыл веки, ощущая, как от ее дыхания остывает на щеке первая предательская слеза.       — Чем богаты, тем и рады, — вздохнул Джордж. — Я как-то не рассчитывал, что мне сегодня будут бить морду, а то запасся бы с лихвой.       — А еще жаль, что я мало практиковалась в лечебных чарах, — добавила Грейнджер. — Тоже не рассчитывала, что увлекусь экстремальной аппарацией, — она придирчиво осмотрела лицо Нотта, удовлетворенно кивнула самой себе и спросила: — Где еще болит?       В ответ он молча задрал толстовку до груди, и она охнула, заметив сочную гематому у него на боку. Сочувствующе свела брови и спешно приманила к себе очередную баночку с мазью.       — А переломов у тебя там, часом, нет? — Джордж вытянул шею и с подозрительным прищуром тоже осмотрел огромный, красно-лиловый синяк. — Принесу-ка я Костерост.       Теодор не успел возразить: рыжий уже сорвался с места и исчез за дверью в подсобку. Десяток секунд спустя загремел там чем-то в поисках зелья.       — Значит, тебя больше не разыскивают, — Гермиона тем временем набрала на пальцы побольше жирной синеватой мази и принялась аккуратными движениями наносить ее на гематому. По ребрам потек приятный холодок.       — Значит, нет, — кивнул Тео.       Они уже успели бегло обсудить события минувшего дня, обменяться новостями, и теперь ему не хотелось обсуждать все еще раз. Вообще не хотелось разговаривать. Прохладная рука Грейнджер, скользящая по коже, вызывала только одно желание…       — Сможешь вернуться домой.       Нет, вовсе не это…       Странно, но мысль о доме тоже не вызывала энтузиазма. Казалось бы, в фамильном поместье у Теодора была огромная спальня, бескрайняя кровать, постельное белье из дорогущего хлопка и тишина по ночам, а здесь — тесная каморка, скрипучая продавленная койка, простынь в идиотский горошек и Джордж, который за стенкой то храпел, то бормотал во сне. Дома от вечно брюзжащего Кантанкеруса легко можно было уйти или ляпнуть что-нибудь такое, чтобы он ушел сам и оставил правнука в одиночестве. Уизли же в своем магазинчике был практически вездесущ. По вечерам, когда Тео засиживался в торговом зале до поздна, чертил руны и освежал в памяти рецепты зелий, рыжий не спросясь составлял ему компанию. Иногда молча усаживался рядом и занимался подсчетами. Иногда заваривал чай на двоих, болтал, совал нос в руны, озвучивал ненужные советы или задавал глупые вопросы, снова болтал и ни на секунду, кажется, не оставлял в покое, хотя у него была своя семья. Большая и, насколько мог судить Тео, очень дружная. Замечательная. Настоящая. Тем не менее, Джордж предпочитал торчать с ним.       В какой-то момент Нотт почти с ужасом осознал, что не против. Что ему импонируют сосредоточенность и искренняя увлеченность Уизли во время работы, его треп в перерывах и по вечерам. И уже не раздражает, когда он громко звякает ложкой, размешивая сахар в чае, а потом доедает лимон со дна чашки, попутно повествуя какую-нибудь байку. А сегодня в магазинчике была еще и Грейнджер, и Нотт решил, что эти двое — неплохая для него компания. Может быть, единственная, в которой он действительно хотел находиться. Они оба носились с ним, как с драконьим яйцом, а ему было на редкость хорошо, несмотря на зудящие ссадины и вонючую мазь.       — Нашел! — радостно сообщил Джордж, выскакивая из подсобки и потрясая пузырьком Костероста.       — Я не буду это пить, — застроптивился Тео. — Со мной все в порядке.       В «Белой виверне» ему показалось, что от удара Берча что-то хрустнуло в ребрах, но позже он ощущал боль только от гематомы и не испытывал никаких затруднений при движении, а значит, перелом можно было смело исключить. Видимо, тогда, в пабе, захрустело его самолюбие. Однако Уизли был неукротим в своем желании напоить Нотта зельем.       — Еще как будешь, — зловеще пообещал он и направил на пузырек палочку. Пробка с хлопком вылетела из горлышка.       — Лучше перестраховаться, — вторила ему Грейнджер.       Вдвоем они дружно насели на Теодора, и он после недолгих уговоров сдался. Сделал глоток зелья и закашлялся, ощущая, как оно обжигает горло. А вот жжения в ребрах, которым должно было сопровождаться ускоренное сращивание костей, так и не последовало, о чем Нотт не преминул сообщить.       — Подумаешь, — отмахнулся Уизли, — хлебнул немного горькой гадости. Зато теперь мы уверены, что ты цел и невредим как снаружи, так и внутри.       — Насчет внутри я уже не уверен, — поморщился Тео. — Кажется, твой Костерост прожег мне желудок.       — Бедняжка, — рыжий потянулся и самым наглым образом взлохматил кудри Нотта. — Иди сюда, я тебя пожалею…       — Ага, щас, — Теодор ловко увернулся от очередного посягательства на свою шевелюру и спрятался за Грейнджер.       Она смущенно пискнула, когда Джордж простер руки прямо поверх ее головы в попытках все-таки достать Нотта. Тот, пригнувшись, увлек девушку за собой, как живой щит, беззастенчиво используя такую прекрасную возможность прижать ее к себе. Втроем они закружились по залу в нелепой шуточной потасовке.       — Герм, ты посмотри на него! — стараясь дотянуться до Теодора, хохотал Джордж, — Совершенно не поддается моему сочувствию. Может, ты попробуешь?       — А мне его нисколечки не жалко, — хохотала она в ответ. — Ой!.. Он слишком прыткий для пострадавшего…       Неизвестно, сколько еще продолжалось бы все это веселое безобразие, но в какой-то момент Грейнджер умудрилась споткнуться и чуть не обрушилась на пол. Нотт поймал её и, заметив, как она болезненно наморщила курносый нос, подхватил на руки.       — Ты бедро свое точно хорошо залечила? — Уизли тоже обратил внимание на ее гримасу и обеспокоенно нахмурил брови.       — Точно, — Гермиона на руках у Нотта насупилась, прижала ладони к груди и стала напоминать маленькую застенчивую выдру.       — А в чем дело тогда? — Теодор прошёл к прилавку и снова усадил её на полированную столешницу. Взволнованно заглянул в глаза.       — Это все дурацкие балетки, — она опять поморщилась и вытянула ногу. Покрутила ступней.       — Балетки? — он против воли задержал взгляд на её тонкой лодыжке. Тяжело сглотнул.       — Ага. Они малы мне, — кивнула Грейнджер, а затем, плавно краснея, поведала, как беззастенчиво украла чужую обувь. И посмотрела на Нотта с вызовом. Правда, быстро смутилась и добавила тихо: — Я обязательно их верну.       — Снимай, — решительно скомандовал он и потянул за потертый замшевый мысок.       — Что? — Гермиона тут же отдернула ногу. — Нет… Мне не во что переобуться.       — И не надо. Будем ходить босиком, — и Тео быстро скинул собственные кроссовки.       — Давай, — поддержал Джордж. — Как дикари.       Это было очень точное слово. Именно так ощущал себя Нотт десять минут спустя, наблюдая, как Грейнджер шлепает босыми ступнями по паркету, привстает на носочки, демонстрируя розовые пятки, и колдует волшебных светлячков, потому что Уизли погасил свет.       Чудилось нечто первобытное в том, чтобы пить чай прямо на полу, когда вместо костра в центре — горячий чайник. Казалось совершенно дико осознавать себя частью стихийно возникшего трио, сидеть в одной из вершин треугольника. Разговаривать. Смеяться вместе. Слушать разглагольствования Джорджа и исподтишка заколдовать его носки, чтобы они, как змеи, уползли под прилавок. Поймать укоряюще-веселый взгляд Гермионы. Соприкоснуться с ней коленями. И еще раз. И еще. Научить обоих бесполезному заклинанию, чтобы жидкость в чашке закручивалась в миниатюрное торнадо, и получить порцию остывшего чая за шиворот. Подтрунивать над рыжим за его неуклюжесть, прекрасно зная, что это была месть за носки. Чувствовать тепло магии Грейнджер под быстро высыхающей толстовкой…       Услышать от Уизли странный вопрос:       — Так, значит, вы теперь вместе?       Тео замер, ощущая, как улыбка застывает на губах, превращаясь в неподвижный оскал. Посмотрел на хитрющую физиономию Джорджа, а потом с удивлением заметил, что Грейнджер тоже смотрит. Только не на рыжего, который задал вопрос, вроде как, им обоим, а на него.       Приплыли, мальчики. Умный, красивый, воспитанный… Который из вас сейчас у руля? Есть, что ответить?       — Что ты имеешь в виду? — в жалкой попытке выиграть время на раздумия уточнил Теодор.       — Вместе разбираетесь с борделем, что же еще? — Джордж невинно хлопнул ресницами, достал кружок лимона из своей чашки и сунул в рот.       Захотелось повторить за ним этот плебейский маневр и выиграть еще немного времени, чтобы подольше полюбоваться, как щеки Гермионы заливает румянец.       Очаровательно.       — Разбираемся — это громко сказано, — вместо лица Грейнджер Нотт уставился вверх, туда, где под потолком кружили ее волшебные светлячки. — Это не так-то просто, знаешь ли…       — Может, я помогу?       Теодор хотел было ответить, что рыжий и так здорово помог: нашел и скрутил для него Флетчера абсолютно безвозмездно, между прочим, если не считать за награду фингал, но Гермиона вдруг напустила на себя решительный вид и твердо сказала:       — Да.       — Да? — Тео притворился, что ослышался. — Ты серьезно?       — Более чем. Я сегодня много думала о том, как быть дальше, — кивнула она, — и пришла к выводу, что нам необходимо проникнуть в бордель.       Салазар, просто умозаключение века…       Нотт пришел к тому же выводу уже давно, но при этом уперся в него, как в каменную стену. Проникнуть, угу. А как? Заявиться к лиловой даме и сказать, что пожирательского отпрыска нигде не жалуют и он настолько отчаялся, что готов поработать на нее? Теодор-красивый-мальчик-Нотт к вашим услугам. Отточенные навыки уборки и отсоса, ибо убирал вампирский трактир и многократно отсасывал у Министерства…       Грейнджер тем временем, не подозревая о его мыслях, продолжила свою:       — Нам необходимо достать два приглашения. Одно мы с тобой используем, чтобы войти. Второе останется у Джорджа, и он задействует его ровно через час, чтобы мы смогли выбраться…       — Стоп-стоп-стоп, — перебил Теодор. — Ты говоришь об этом так, словно нет ничего проще.       — Это сложно, — не стала отрицать она, — но возможно. Сегодня Флипс притащил свое приглашение прямо на работу. Я могла бы оглушить его или огреть Конфундусом и украсть карточку, подсунув копию взамен. Уверена, у меня еще будет шанс. Надо просто все тщательно спланировать и выбрать нужный момент. Когда миссис Уишоу снова проберется ко мне, это послужит сигналом.       У Нотта от скепсиса аж щеки свело, словно он по примеру Джорджа засунул таки лимон в рот, но Грейнджер так воодушевилась своей идеей, что язык не поворачивался спорить с ней. Вместо этого Тео напомнил себе, что перед ним сидит Золотая девочка, умнейшая ведьма своего времени, и что если бы не она, Поттер сдох бы еще в школе, а он сам с Черной меткой на руке прислуживал бы сейчас Волдеморту. Хотя нет…       Предпочел бы тоже сдохнуть.       — Ладно, — отложив свой скептицизм до лучших времен, Теодор решил дать плану Грейнджер шанс. — Допустим, ты сможешь достать приглашение Флипса. Нам понадобится еще и его волос. Я выпью Оборотное… — он передернул плечами от одной только мысли об этом.       — А я надену мантию-невидимку, — поддержала Гермиона, — и мы вместе проберемся в бордель, добудем доказательства…       Они ударились в обсуждение деталей плана, и Джордж, который до сего момента с круглыми глазами молча слушал разговор, как-то незаметно присоединился к обсуждению. Тео больше не возражал. Конечно, изначально он не хотел втягивать Уизли во все это и уж точно не собирался просить о помощи, но раз рыжий сам изъявил желание поучаствовать, то почему бы и нет? Не запрещать же ему. Он уже большой мальчик и способен принимать решения, а также сталкиваться с их последствиями.       Более того, где-то в глубине души Нотт порадовался такому повороту событий. Джордж был сообразительным. И надежным. Несколько дней назад буквально спас его шкуру и сегодня тоже отчаянно полез в драку защищать от Берча. Тео слишком привык рассчитывать исключительно на себя, а потому сам себе боялся признаться, насколько много все это для него значит.       Полночь застала их лежащими на полу. Нотт сдался первым и опустился на жесткий паркет, подложил руку по голову. Пару минут спустя к нему, продолжая рассуждать, неожиданно присоединилась Гермиона. Ее волосы мягкими волнами разметались совсем близко и смешались с кудрями Теодора, словно в крепкий кофе влили расплавленную карамель. Уизли, не выпадая из диалога, наколдовал каждому подушку и тоже растянулся рядом, поддерживая общий дикарский стиль.       — М-да, ребята… — сладко зевнул он по прошествии получаса. — План у нас вышел… весьма и весьма дерзкий.       — Это еще мягко выражаясь, — повернув к нему голову, добавил Нотт.       Гермиона лишь согласно угукнула, палочкой гоняя своих светлячков по кругу.       — И мы пока так и не придумали, как достать сразу два приглашения, — добавил рыжий. — У Флипса ведь точно не будет запасного.       — Он не единственный клиент борделя, — справедливо заметила Грейнджер.       — Но о других нам ничего не известно, — Тео уже всю голову сломал над решением этой нетривиальной задачки. Если бы только у него было достаточно времени… Он бы разобрался в чарах, наложенных на приглашение, и, возможно, сумел бы их повторить. Но лишнего времени точно не будет. Им придется достать обе карточки почти одновременно, чтобы всю их авантюру не спалили еще на старте.       — Вообще-то, — Гермиона в очередной раз взмахнула древком, и светлячки под потолком закружились вихрем, — мы знаем еще одного клиента…       — Даже не думай, — оборвал ее Нотт. — Флипс — беспросветный идиот, и его можно сколько угодно обводить вокруг пальца, однако к Малфою это не относится. Эта хитрожопая, расчетливая сволочь не даст себя облапошить. Ты даже не сможешь подобраться к нему.       — А ты?       И снова приплыли, Нотт. Бросай якорь, сходи на берег и напоминай, что ты выпал из того круга общения, который позволил бы тебе хотя бы подышать одним воздухом с Малфоем. Выпал давно и безнадежно и возвращаться не собираешься.       Гермиона, не дождавшись ответа, приподнялась на локтях и нависла над ним, явно не желая отступать.       — Меня Хорек ненавидит, — проговорила она, пригвождая Теодора к полу своими глазищами, — и это взаимно. Я не могу выпить с ним чая, как с Флипсом. Но ты можешь. Вы ведь учились вместе.       — Мы все учились вместе, — мило улыбнулся он. — Часто ты после школы пила со мной чай?       — Вы с Малфоем чистокровные слизеринцы, — упрямо продолжила она, — и наверняка знакомы с детства. У тебя гораздо больше шансов подобраться к нему. Ты умнее, Тео, и, я уверена, сможешь его… облапошить.       Какая же она все-таки умница, эта Грейнджер. Четко знает, куда надавить и где погладить.       Вот так, детка, давай, прямо по моему огромному самолюбию.       — Годрик, вы прямо как мои старики, — Джордж хохотнул и принял сидячее положение. — Матушка тоже начинает нахваливать отца почем зря, когда чего-то от него хочет.       — В каком это смысле «почем зря»?! — мигом возмутился Тео и швырнул в рыжего подушку, а затем снова перевел взгляд на Гермиону. — Прошу, продолжай. Еще пара комплиментов моему интеллекту, и я поддамся.       Она коварно улыбнулась в ответ и отодвинулась от него. Села в позу русалки, перекинула волосы с одного плеча на другое и задумчиво закусила губу. Нотт отбил рукой ответную подушку Уизли и изобразил на лице вежливое ожидание.       — Он хорошо учился в школе, — шепотом подсказал Джордж.       — Точно! — Грейнджер довольно хлопнула себя по коленке.       — Эй! — Теодор погрозил обоим пальцем. — Без подсказок. Тем более, школа вовсе не показатель ума.       — Твоя правда, — признал рыжий. — Я вот известный умник, но едва наскреб проходной балл по трем СОВам…       — Потому что был шалопаем, — вставила Гермиона.       — Зато весело проводил время…       Они втроем, позабыв про Малфоя, стремительно погрузились в школьные воспоминания: хохотали, подкалывали друг друга, перебирали бывших сокурсников и учителей. Нотт поведал о паре своих самых коварных проделок, а Джордж — о паре десятков самых громких шалостей.       — Вообще-то, — влезла Грейнджер, когда Уизли, утирая слезы, закончил очередной рассказ о том, как кошмарил Амбридж, — я тоже не была паинькой в школе.       — Ой, и что же такого ты натворила? — рыжий наградил ее ироничным взглядом. — Не помыла руки перед обедом? — и он в притворном ужасе схватился за голову.       — Протащила шпору на экзамен? — округлив глаза, подключился Теодор.       — Заманила эту вашу Амбридж в Запретный лес к кентаврам, например, — Гермиона гордо тряхнула волосами. — А еще воровала ингредиенты у Снейпа и варила Оборотное на втором курсе. Залезала в запретную секцию библиотеки… — она побарабанила ногтями по паркету, припоминая еще что-нибудь. — О! Однажды наслала Конфундус на Кормака Маклаггена, чтобы он провалил отборочные в команду по квиддичу.       Улыбка на губах Джорджа медленно увяла. Он посмотрел на Золотую девочку в упор таким взглядом, словно она призналась в том, что собственноручно топила котят в бочке с кислотой. Скорбным голосом спросил:       — За что ты его так?       — Ну… — от подобного тона Грейнджер растеряла весь свой запал: опустила голову и занавесилась волосами. — Он, знаешь ли, был той еще занозой. Заносчивый, наглый, самовлюбленный сверх всякой меры… Вечно командовал и разглагольствовал о своей неотразимости. От такого игрока у Гриффиндора были бы одни проблемы…       — А еще он претендовал на место Рона, да? — рыжий со знанием дела продолжал ломать комедию: сокрушенно покачал головой и даже пару раз укоризненно цокнул языком, всячески показывая, что не ожидал от Золотой девочки такого поведения.       — Да! — она мигом ощетинилась и с вызовом задрала подбородок. — И если ты расскажешь Рональду об этом…       — Ну… — Джордж изобразил сомнения и тут же получил снаряд из подушки в лицо. — Ладно-ладно, не лютуй, я ничего ему не скажу. Тем более, знаешь, малышу-Кормаку по жизни не везло с квиддичем. Когда я был на пятом курсе, он тоже рвался в команду и бегал за нами денно и нощно. Так достал, ей-Мерлин, что однажды его потные ладошки обросли густым, блестящим мехом, из-за чего стало совершенно невозможно удержать метлу в руках… М-да… Не судьба, короче, — печально вздохнул он.       — А ведь и вправду не судьба, — хихикнула Гермиона. — Когда я была на пятом, Маклагген на период отборочных угодил в больничное крыло, потому что…       — Обожрался яиц докси, — закончил за нее Теодор.       После этих слов два изумленных гриффиндорских взгляда скрестились на слизеринской физиономии.       — Да-да? — Нотт мило улыбнулся обоим, изобразив из себя святую невинность.       — Как ты заставил его сожрать яйца докси? — в голосе рыжего прозвучал нездоровый интерес.       — Никак. Он сделал это исключительно добровольно.       — В рамках спора, — блеснула осведомленностью Гермиона и тут же, скривившись, пояснила: — На вечере у Слизнорта он вещал об этом, как о великом подвиге. Но про тебя, — она стрельнула глазами в Теодора, — не упоминал.       — Потому что хорошо усвоил урок.       И снова два изумленных гриффиндорских взгляда просверлили бедного слизеринца. Пришлось рассказать, как Маклагген, угодив в больничное крыло, наябедничал на Тео своему декану. Старушка Макгонагалл, видимо, прекрасно знала, какого идиота занесло на ее факультет, а потому обошлась с Ноттом не слишком сурово: всего лишь оштрафовала на двадцать очков и назначила отработку. В больничном крыле, угу.       Целую неделю Теодор по вечерам помогал Помфри со всякими зельями и настойками, а заодно готовил для Маклаггена целебный отвар. И пару раз, чтоб ему с этого места не сойти — совершенно случайно что-то напутал в рецепте.       Трехдневный непрекращающийся понос пронял Кормака до глубины души. Ну, или еще до какой-то там глубины, неважно. Главное, что после этого Нотт по праву стал для Маклаггена тем, кого нельзя называть.       — Поверить не могу, — Грейнджер рассмеялась и тут же стыдливо прикрыла ладонью рот, — что мы все трое так обошлись с Кормаком… Правду говорят, у дураков мысли сходятся.       — Но-но! — погрозил ей пальцем Джордж. — Лично я предпочитаю другое объяснение: гениальные люди мыслят одинаково. Тео?       — Согласен, — Нотт шлепнул по подставленной ладони рыжего и выжидающе посмотрел на Гермиону.       — Ох, ладно, — она закатила глаза и протянула им руки. Еще два хлопка прозвучали в унисон. — Будь по вашему, мы все чертовы гении в том, чтобы делать гадости исподтишка… Но гордиться тут нечем!       — Зато есть, над чем поржать, — расхохотался Джордж, и Тео поддержал его, хотя при этом подумал — как странно…       Странно находить точки соприкосновения с этими двумя. Не сейчас, а в прошлом. Получается, благодаря придурку Маклаггену их нелепое трио в каком-то извращенном смысле существовало еще в школе, просто им всем было невдомек…       Лишь во втором часу ночи Грейнджер спохватилась и засобиралась домой. Конечно же, Тео вызвался ее проводить. Джордж наградил его таинственной улыбкой и, пожелав спокойной ночи, поскрипел ступенями лестницы наверх, картинно покряхтывая на ходу, словно старый, мудрый дед, оставляющий пылкую молодежь наедине друг с другом.       — Фигляр, — проворчал Нотт ему в догонку, подхватывая магией грязные чашки.       Светлячки под потолком постепенно гасли один за другим, подушки, сотворенные Уизли, развеялись сами, и на полу остались лишь украденные Гермионой балетки. Она с обреченным вздохом сунула в них ступни. Наморщила нос и спросила тихо:       — Идем?       — Угу, — Нотт сгрузил чашки на прилавок, смахнул со лба кудри.       И они оба остались стоять на месте.       Грейнджер молчала, беззаботно улыбаясь, Теодор рассматривал пуговки на ее блузке и считал. Полмили до «Дырявого котла», аппарация, полмили до ее дома. Достаточно, чтобы сказать несколько слов. Нет, чертовски мало, на самом деле, но можно уложиться. Пара секунд на фразу и вечность на то, чтобы решиться. Всего-то.       Почему он не сделал этого раньше? У него была возможность. Кажется, даже не одна. С четверть часа в магловском саду, полдня в ее квартирке, несколько минут здесь, до прихода Уизли. Прорва времени. Масса шансов. Тонна уверенности в себе. Не за просто же так просить собрался…       — Тео…       — М-м-м? — Нотт поднял на нее взгляд и шумно выдохнул воздух. Все нотки клевера из него вместе с кислородом давно впитались, угодили в кровь, растеклись по организму, и теперь требовалась новая порция.       Раньше. Надо было сказать раньше. Тогда, когда любые слова ничего не изменили бы. Когда он еще не утратил способность думать исключительно о себе, и ему было плевать, какие последствия это может повлечь для Грейнджер.       А сейчас не плевать? Правда?       — Тебе тоже стоит обуться.       Теодор непонимающе вскинул брови, а потом склонил голову и уставился на свои босые ступни. Завис на пару секунд и заозирался в поисках кроссовок.       В поле зрения их не оказалось, пришлось использовать манящие чары, после чего обувь вылетела из-под лестницы, радуя глаз фиолетовой в звездах расцветкой.       — Джордж, зараза… — обуваясь, ворчал Нотт под тихий смех Грейнджер.       — Хочешь, я все исправлю? — предложила она и вынула палочку.       И даже не представляла при этом, как он хочет…       — Думаешь, стоит? — хмыкнул Тео, завязывая шнурки. — Рыжий ведь старался.       — Вышло немного эксцентрично… — Гермиона задумалась ненадолго и кивнула: — Но давай оставим все как есть. Мне нравится.       Оставить все как есть.       Ей нравится.       Поздно. Все уже решено и должно быть озвучено, пока не стало еще позднее.       Последние светлячки под потолком потухли от взмаха палочки, щелкнул отпертый заклятием замок, и воздух Косого переулка немного охладил лицо. Можно было аппарировать прямо отсюда, но вместо этого они не сговариваясь двинулись к «Дырявому котлу». Теодору требовалось время, и Гермионе, видимо, тоже, только он не знал, зачем. Она весело стрекотала что-то, непринужденная, словно маленькая девочка: стоило вместе построить один песочный замок, и вот вы уже лучшие друзья… Интересно, это отличительная черта всех гриффиндорцев? Вот так просто сходиться с людьми, даже с такими, как Теодор-зацикленный-на-себе-мальчик-Нотт.       Хороший вопрос.       Грейнджер наверняка дала бы на него четкий и обстоятельный ответ, расписала бы все по пунктам, но болтала о другом. Всю дорогу. Пока они шли по переулку, пока открывали проход в «Котел», пока протискивались сквозь вечно переполненный народом зал. Прервалась только тогда, когда совместная аппарация прижала их друг к другу и потащила сквозь пространство, выдавливая кислород из легких, но оставляя запах клевера. И, едва в ушах отзвучал хлопок, Нотт прижал Гермиону к садовой решетке и торопливо накрыл ртом прохладные губы, пока она не сказала что-нибудь еще.       Это был удивительно эффективный метод затыкать Грейнджер. Стоило ее поцеловать, и она начисто теряла способность произносить что-то, кроме тихого, просящего «Тео». Горячо прямо в губы. Судорожно, на выдохе. Он практически спятил, когда услышал это в первый раз, и сейчас она со знанием дела его добивала: зарылась пальцами в кудри на затылке и прильнула всем телом, всем своим запахом, так тесно, словно они снова собирались аппарировать.       Нотту чертовски нравилось это. То, как Золотая девочка заводилась с пол-оборота, отбрасывала свое смущение, как нечто совершенно лишнее, толкала язык к нему рот и нетерпеливо пыталась забраться под толстовку, путаясь пальцами в складках ткани, словно ее не волновало, что вокруг спящая магловская улица.       И эту девчонку он считал средоточием целомудрия?       Да она вспыхивала от поцелуя, как волшебный фейерверк, пылала в руках, рассыпая колкие искры, и Тео каждый раз становилось интересно, получится ли у них когда-нибудь целоваться нормально? Без того, чтобы начисто срывало крышу. Не так, словно каждый их поцелуй — последний. Или на сей раз так и есть?       Тихий стон в рот, мокрое движение языка по подбородку, быстрый укус, еще раз, и еще — все…       Нотт оторвался от нее с влажным звуком и запрокинул голову. Гермиона протестующе сжала его волосы, потянулась следом, нежно прихватила зубами кожу под кадыком…       — Грейнджер, — хрипло выдохнул он в ночное небо. — Мне нужно…       — Мне тоже.       Салазар… Они точно говорят сейчас о разных вещах, и как же хочется, чтобы она продолжила. Рассказала бы в подробностях, что ей нужно и как именно, а он бы слушал и конспектировал каждое слово на подкорку, и в жопу Министерство, великую и благородную фамилию, Пожирателя-отца, чтоб он еще раз сдох, и злогребучий Отдел тайн…       — Отдел тайн, — эхо собственных мыслей, наверное, излишне громко прозвучало в окружающей тишине, и все прекратилось.       Пальцы Грейнджер в волосах медленно расслабились. Она плавно выдохнула и чуть отстранилась, спуская ладони с затылка Нотта на его плечи. Переспросила:       — Что?       — Мне нужно попасть в Отдел тайн, — тщательно проговаривая каждое слово, повторил он.       — В каком смысле — попасть?       Это был пустой вопрос. Тео по выражению лица видел, что Гермионе прекрасно понятен смысл. Она ведь умница каких поискать. Ей отлично известно, что на девятый уровень Министерства не водят экскурсии, не приглашают сотрудников с улицы и не устраивают день «Приведи дочурку на работу».       — Ты уже делала это, — только и сказал Нотт.       — И ни в коем случае не собираюсь делать еще раз, — Грейнджер окончательно убрала руки и скрестила их на груди. — Это и есть ответная услуга, да? Ты об этом хотел попросить меня в обмен на помощь с борделем?       — Да.       — Зачем тебе туда?       — Это неважно.       Забавно. Она стояла перед ним, взъерошенная, с отголоском недавнего фейерверка в глазах, с влажными, припухшими от его поцелуя губами, такая… невероятно притягательная, чертовски горячая девчонка. И только тон был… грейнджеровский.       — Ошибаешься, — отчеканила она. — Это очень важно. Мало ли…       — Мало ли, что я собрался сделать? — хмыкнул Нотт. — Ну да, чего хорошего можно ожидать от пожирательского отпрыска.       — Я не это имела ввиду.       — А что?       — Если бы ты рассказал мне, с какой целью затеваешь это… — Гермиона замялась на секунду, но затем продолжила куда решительнее, чем прежде: — Мы могли бы вместе подумать над другим способом. Лезть в Отдел тайн очень опасно, понимаешь? Начиная с того, через что придется пройти, чтобы проникнуть туда, и заканчивая тем, с чем мы можем столкнуться внутри.       — Ты делала это прежде, — повторил Теодор, как идиотский заводной болванчик.       Он не собирался ее уговаривать, вообще-то. Изначально просто планировал поставить перед выбором. Помочь ей, если она согласится помочь взамен, а если нет — пусть сама разбирается с чертовым борделем.       Но сейчас, кажется, уговаривал.       — Откуда ты знаешь, что я была там? — спросила Грейнджер.       Казалось бы, опять пустой вопрос: об этом писал «Пророк» и трубила вся школа. Но Тео понял, что она имеет ввиду.       Его отец был в Отделе тайн в тот день.       — Волдеморт заманил туда Гарри, — не дождавшись ответа, тихо продолжила Гермиона, — а я пошла за ним. И позволила пойти остальным. Это было чудовищно глупо. Пожиратели расчистили нам дорогу и поджидали. Мы подвергли опасности свои жизни и жизни друзей. Вели себя, как неразумные дети. Мерлин, да мы и были детьми! Мне до сих пор страшно вспоминать об этом и думать, что было бы, не подоспей Орден Феникса… Пожалуйста, Тео, — она потянулась и ледяными пальцами коснулась его руки. — Я хочу тебе помочь, правда, но… Что бы ты ни желал отыскать в Отделе тайн, это не стоит такого риска. Я уверена, мы найдем другой путь.       — Я найду другой путь, — Нотт отступил на шаг, и рука Грейнджер осталась висеть в воздухе. — Придумаю, как попасть туда без тебя. В конце концов, ты ничего мне не должна.       Кажется, она хотела возразить: искусанные губы дрогнули и чуть приоткрылись… Но Тео не стал слушать. Резко крутанулся на месте, привычно нащупывая путь в ничто.       В никуда.       Нацеленность, настойчивость, неспешность.       У него есть цель, и он добьется своего любой ценой. Рано или поздно.