Не бойся чёрных роз

Вторник, 24-е августа 1976 г.

14:29

      «24.08, 15:00. Буду ждать у статуи. М.»              Страница с заметкой совсем уже размокла в потной ладони инспектора. Пока полицейский отряд ехал с новым визитом в «Восход», Джоан на своём авто аккуратно отлучилась, попросив Кларка особо о её планах не разглашать и пообещав, что до конца операции обязательно вернётся.              — Смотрите мне, детектив-инспектор, — по-доброму усмехнулся тогда мистер Коулман, кусая белое яблоко. Под ногами их несчитанное множество, хоть и ещё не зацелованных рыжей гнильцой — единицы. — Если Вас по пути какой-то дикий заяц загрызёт, то на чьей тачке мне тогда в город возвращаться?              Удивительный образом заброшенная церквушка словно испарилась, как только стала надобной. До этого она мелькала за окном столь часто и предсказуемо, что складывалось впечатление, будто с какой стороны не заедь, по какой тропинке не следуй — рано или поздно она вырастет на твоём пути. Однако теперь, когда она так нужна, лес решил спрятать её от взора. Джоан с радостью бы его приласкала и задобрила, дав понять, что природе она не враг, но, увы, понятия не имеет как. Что за гостинцы ему по вкусу и насколько искренен он с ней, когда шепчет хвойным ветром очередную не то историю, не то молитву.              К счастью, спешить ей некуда. С самого утра мисс Батчелор звонила Кассандре с намерением назначить новую встречу, а та по обыкновению кокетливо отмахнулась, сославшись на то, что до сих пор, мол, занята расхлёбыванием последствий ночного пожара в «Содоме». Джоан не верит ни единому её слову, хоть и даже не находит на это причин — просто отчего-то слова её звучат для инспектора так же, как и россказни сельчан о Конце света. На их устах нет липкости лжи, ведь сами они искренне верят в то, что говорят, но рациональное нутро детектива отторгает их речи на инстинктивном уровне.              Мисс Батчелор пообещала себе, что не забросит это просто так. Хотя и сама пока с трудом понимает, чего желает добиться от Кассандры. Какой подозрительной она бы ни была, едва ли имеющие сейчас обрывки информации об убийце складываются в её портрет — разве что если попытаться склеить их интуитивными домыслами. Алиби Сандры трудно оспорить: в конце концов, даже если весь «Содом» бы сговорился соврать, чтобы выгородить хозяйку, камеры выдали бы их ложь с потрохами. Знания о прошлых инцидентах слишком уж настырно зазывают Джоан на сторону версии о Хардманах, пусть и в нынешнем деле доказательств их вины пока ещё меньше. Чего же тогда так хочется мисс Батчелор?              Возможно, разбить наконец тот стеклянный барьер, который так незаметно вырос между ними. И просто обнаружить в один день вновь письмо на алой бумаге.              Всё-таки лес проявляет милость: за соснами начинают виднеться очертания церкви и статуи. Джоан припарковывается далеко, дабы не выдать своё присутствие раньше положенного. Преодолевает оставшийся путь пешком, прячась за деревьями и плавно перебегая от одного к другому, будто танцует со стволами вальс и каждые пару оборотов отдаётся в руки иному партнёру.              Каким бы зеркальным ни казался лес, очевидно, что на этом его участке инспектор ещё не бывала. Впервые она встречает здесь озеро. Совсем небольшое, вдоль берегов обшитое кустиками ветренницы, а чуть дальше — охраняемое сплетениями желтолистной ежевики. Проклятых роз немало и здесь, но цветут они от водоёма на относительном расстоянии. Издалека их алые головки и вовсе нетрудно спутать с гроздьями брусники, если б не мешался так выразительно их характерный сыровато-мясистый аромат с прелостью ряски и болотной тины. Над водой порхают зеленовато-бирюзовые стрекозы.               Только они и имеют здесь голос. Остальная же природа молчит, будто кто-то вырезал с корнем её язык.              У берега Джоан уже не столь сильно заботится о скрытности — очевидно, что на этом клочке леса ни души. Шагает медленно, прогулочно, выпутывая штанины из хватки ежевичных колючек, и ладонью ведёт вдоль коры каждого деревца на своём пути. Более внимательные, холодные наблюдения дали понять, что красным глазом здесь удостоены далеко не все — более того, череда меток вырисовывается в некую тропинку, а сами глазные яблоки, вероятно, служат в первую очередь указаниями, хлебными крошками в этом следу. Но сейчас у Джоан нет времени изучать, куда он ведёт.              Чем дальше по дороге, тем чётче слышится шорох где-то далеко за спиной. В какой-то момент он становится столь выразительным, что больше не удаётся списывать его на игры воображения. Лес больше не молчит.               Джоан оборачивается лишь наполовину, опираясь на силу бокового зрения. Сводит скорость своих шагов до почти незаметной, пока не удаётся прислониться спиной к дереву и выглянуть из-за него уже смелее, без страха быть замеченной.              Знакомое снежное платье, покрывающее щиколотки и силуэтом напоминающее цветок вьюнка. Знакомое чернильное облако кудрей до пят. Агата с невероятной силой и резвостью, вопреки своим утончённым пропорциям, орудует лопатой, раскапывая влажную землю. Едва ли возможно за рослыми травами разглядеть чьё-то мёртвое тело под её ногами, но Джоан знает, ощущает интуитивно: оно есть. Оно там.              Она следит, не сводя глаз, пока не ловит на себе взгляд Агаты. Та мёртво растягивает в улыбке губы, не двигая ни ресницами, ни зрачками, склоняет набок голову так плавно, словно тонкая шея вылеплена из мягкого пластилина и вот-вот треснет пополам, не выдержав напора. Пальцы, вымазанные в земле, будто бы сливаются с чернотой сухих ветвей, вытягиваются, как резиновые, обрастают то ли когтями, то ли шипами. Неестественный страх тут же пауком пробегает между лопаток. Джоан прячется за стволом, затаив дыхание. Не слышно шагов. Не слышно ветра. Снова природа затихает, душит молчанием. Даже стрекозы будто утратили голос.              Проходит минута. Две. Каждая раскалённым воском капает на мозг.              Агата здесь. Джоан чувствует её присутствие по ту сторону дерева, взгляд её птичьих глаз-бусинок, чувствует в безмолвном ветре тепло её дыхания. Но понимает разумом, холодность которого ничто не в силах растопить, что нужно обернуться. Встретиться лицом к лицу. Кладёт пальцы на рукоять пистолета за поясом, бесшумно выпускает из лёгких весь воздух, напряжённо округлив бордовый рот, и делает это.              Но нигде Агаты нет. Только седой заяц проскакивает мимо, шумно разворошив сухие травы.              За секунд десять Джоан впитывает осознание этого целиком. И, выровняв дыхание, сразу же мчится к месту предполагаемой ямы, взяв за ориентир дерево, чья самая крупная ветвь причудливо закручена в подобие спирали. Но заросли там выглядят нетронутыми. Ежевика и медная хвоя стелются однородным ковром, который голыми руками точно не выдрать.              — За столь короткий срок они уж точно не смогли бы вырасти заново… Уж если только лес — не живой организм с феноменальной регенерацией, на чьей коже раны затягиваются в мгновение ока.              Мисс Батчелор смотрит на циферблат наручных часов. Длинная стрелка застыла между без десяти три и без пяти. Нет времени на новую чертовщину, когда нужно разобраться сперва со старой.       А лес опять с ней играется: церквушка снова пропадает из поля зрения. Джоан вздыхает, держа губы плотно сжатыми. За, казалось бы, неподвижным зданием она почему-то вынуждена охотиться словно за шустрым зверьком, которого отпугнёт любой мелкий шорох.       Под ногами слышится нежданный фырк. Джоан опускает взгляд — её штанины обвивает невесть откуда взявшаяся лисичка. Белая-белая, будто прибежала с севера и ещё даже не успела отряхнуть от снега шёрстку. Она умудрилась подкрасться совершенно незаметно, хоть и свой слух госпожа детектив навострила до предела. Первым делом мисс Батчелор, конечно же, берёт во внимание то, что белые лисы в этих широтах не водятся. И в то же время вряд ли эта крошка одомашнена и просто сбежала от хозяина. По поведению видно, что для неё родна именно дикая природа, где никто ей не указ.       Сощурив хитрющие глазки-пуговки, лиса зазывающе взмахивает хвостом. Будто своенравная дамочка взмахивает веером — до того выразительно и горделиво. Джоан понимает, что лисичка хочет указать ей путь. Неизвестно, куда и ради чего, однако она всё же решает за ней последовать.       И чудо: всего пару десятков метров спустя на горизонте вновь вырастает церквушка. А волшебная лисичка теряется из виду, словно была не более, чем видением.              Джоан быстрым шагом преодолевает оставшееся расстояние. Церковь вблизи кажется ещё более ветхой, будто не то что ветерок — одно дыхание способно снести её, как карточный домик. Чернеющие от гнили, влажные, обросшие слоистыми грибами доски. От витражей остались лишь погнутые рамки и зубья выколотого стекла.              В паре метров от входа её охраняет статуя леди ангела. И правда, черты той самой, с центральной площади, в ней узнаются, но время их исказило почти что до кляксы с теста Роршаха. Камень потемнел от сырости, утопив лицо в гнилых слезах, многие кудри давно уж откололись и стали рублеными, как скала, утратили свою изысканность. Правда, сам рельеф очертаний сохранился удивительно хорошо: видна и знаковая крючковатая горбинка, и изгиб худощавых скул, и некая староверческая омрачённость в глубоко посаженных глазах. Сухой, шуршащий на ветру плющ стелется от макушки до подножия, струится, вторя линиям длинных волос. Кровавые розы туго оплетают ноги статуи, завиваются венцом вокруг головы.              Какая-то немая тревога сочится из неё. Словно попытается только Джоан переступить порог церкви — и ангел завопит бешеной вороной, вытянет чёрную пасть до земли и отрастит ряды ядовитых клыков. Потому пока она не смеет к этим стенам даже прикасаться. Лишь светит фонарём, рассматривая издалека углы, но слишком слепит пелена паутины, перетягивающая всё освещение на себя.              Шелестят кусты за спиной, будто хищник притаился в них. Детектив резко прерывается, прячет фонарь во внутреннем кармане пиджака. Угроза в этот раз ощущается куда реальнее и осязаемее, и Джоан уже даже не колеблется — круто разворачивается и, никого не заметив, сразу берётся за пистолет, держит наготове. Сжимает рукоять крепко до тихого скрипа.              — Покажитесь, — говорит решительно.              Но ни звука в ответ. А затем неясный шёпот — настолько, что мисс Батчелор даже не удаётся идентифицировать, принадлежит ли он человеку, или же заскучавший ветер опять напрашивается на беседу.              — Вам никто не причинит вреда. Если намерения у вас мирные, то вам нечего опасаться. Покажитесь.              И опять молчание.              Джоан неспешно осматривается, стараясь не выпускать подозрительные кусты из виду. Обнаруживает кое-что: тот самый индийский амулет, найденный вчера в дупле. Если бы его бирюзовые бусины не блеснули под выглянувшим на миг холодным солнцем, то так он и остался бы незамеченным на рябом фоне зарослей и корневищ. С опаской и бдительностью мисс Батчелор наклоняется, опускается на корточки, поднимает его за плетеный шнурок и всматривается, сощурив пересохшие от лёгкого ветра глаза. В памяти вспыхивает на секунду, как всё-таки называется этот символ — «ом». Но так и не вспыхивает то, каков сакральный смысл он несёт и для чего применяется.              — Ладно, всё. Сдаёмся.              От внезапной фразы сердце пропускает удар. Прижав ладонь к горлу и чувствуя пальцами, как дико пульсируют вены, Джоан поднимает взгляд. Никаких хищников или сектантов перед ней — только парочка подростков. Один — совсем невысокий, с по-ребячески хулиганской, но дружелюбной мордашкой, вихрем мягких пшеничных волос и жёлтой ромашкой за ухом. Прячет руки в карманах шортов, улыбается. Такой уж бойкий, несмотря на невыспанный и не по годам глубокий взгляд, такой лучезарный в своей растянутой майке цвета подсолнуха и с витками цветастых самодельных бус, браслетов, фенечек, что даже шевелюра в этом буйстве красок начинает отдавать солнечной рыжиной. Другой же — едва ли не на голову выше, худенький, как палочник, весь усыпанный родинками. Если верить легенде, что родинки у нас появляются там, где в прошлой жизни нас чаще всего целовали, то юноше однажды явно посчастливилось. Хоть и не боится покуривать сигарету при инспекторе — вероятно, уже совершеннолетний, ведь на заядлого правонарушителя не похож, — сам он весь малахольный и слегка зажатый. Даже волосами и одеждой в тон бурой коры сливается с лесом. Но кое-что яркое на нём всё-таки пестрит — вышитый на футболке Ганеша, обложенный лепестками лотоса.              — Можно? — предсказуемо протягивает он руку, надеясь получить свой амулет обратно.              Джоан тихо прокашливается, поправляет детективный значок на пиджаке. Выпрямляется — даже в таком положении, однако, этот юноша оказывается чуть выше — и сперва смеряет обоих взглядом. Не выглядят мальчики подозрительными совершенно, маргиналами от них не пахнет. Несмотря даже на все причудливые обстоятельства, не возвращать парнишке его безделушку инспектор не видит никакого смысла.              Она прячет оружие в кобуру и протягивает юноше амулет, но вместе с тем задаёт вопрос, от которого не позволяет уклониться:              — Чем столь юные лица здесь занимаются? Подобные места крайне опасны для прогулок в одиночку… А уж тем более для ребятишек вашего возраста. Дикие звери, наркоманы, маньяки и прочие асоциальные индивиды — лишь малая часть всех бед, на которые здесь можно наткнуться.              Рыжий мальчишка пинает шишку под ногами, поводит уголком рта и просто отвечает:              — Мы тут секту ищем. Меня Мейсон зовут. А это Дэмиан, — кивает на своего приятеля. Теперь у Джоан складывается в голове, что означала загадочная «М.» в записке. — Может, мисс, Вы знаете, где? А то мы которую неделю себе башку ломаем.              Слегка удивлённая такой непринужденной, немного даже наивной прямоте, мисс Батчелор складывает на груди руки:              — Во-первых, местная религиозная община не подпускает никого чужого к своей территории. А во-вторых, в данный момент там находится полиция. Потому, детишки, что бы вы ни задумывали, навряд ли вам удастся воплотить ваши замыслы в жизнь.              — А, не, фигня. — Мейсон машет рукой. — Нам другая нужна. Эту мы и сами нашли.              — Здесь есть и другие? — вздёргивает тонкие брови.              — Была когда-то, — вмешивается Дэмиан. — А теперь, оказывается, пропала.              — Для чего она вам нужна, детишки?              Ребята молча переглядываются: видимо, решают вместе, стоит ли вываливать констеблю всю правду. По итогу Мейсон присаживается на пенёк, локтями упёршись в сбитые коленки, и рассказ начинает издалека — значит, всё-таки доверяет:              — Я в этом посёлке родился, но уже хрен знает сколько тут не бывал. В Кантетбридже тем более. Папа у меня тогда был в секте какой-то. Здешней. Но точно не у этих адвентистов. Те больше язычниками были. А потом батя пропал куда-то… — Как только заходит речь об отце, в его голосе вдруг проскальзывает вселенская нежность. — За хлебом свалил и не вернулся, как говорится. Тогда мы с мамой отсюда и съебались. Я тогда был ещё совсем мелочью, так что не помню нифига. Ни про посёлок, ни про секту эту… И мама рассказывать не хочет. Забыть пытается, как о страшном сне. — Мейсон поднимает на инспектора чистые лесисто-зелёные глазёнки. — В общем, я папу ищу.              Дэмиан стелит на хвою свою полосатую рубашку, небрежно накинутую поверх футболки, и садится рядом с другом, переплетая ноги в позе лотоса. Видимо, мальчики готовы к долгому рассказу. Теребя пальцами неброскую серёжку в ухе, продолжает рассказ приятеля:              — А мой отчим, оказалось, в этой секте тоже был когда-то, и даже с папой мейсоновым дружил. Вот Мейс на него и вышел. Но когда постучался к нам, отчима дома не было… Был только я. Ну, мы поболтали тогда немного… И я вызвался помочь.              — Как давно вы с семьёй покинули Блэкторн Ридж? — спрашивает Джоан, подперев спиной дерево. Сперва обращается к Мейсону.              — Фиг знает. Лет десять назад, не меньше.              А затем к Дэмиану:              — Вы узнали что-либо от отчима?              — Ну, совсем немножко. Он особо вспоминать об этом не хочет… Почему-то очень боится. И маме о своём прошлом не рассказывает. А она вообще как узнала, что я теперь вожу дружбу с сыном какого-то сектантского шизика — так, блин, охнула… И общаться нам с Мейсом запретила. Даже звонки мои контролирует.              — Вот и продолжаем общение втихаря, — усмехается Мейсон, очаровательно морща нос. — Через лесную почту.              — Мг… Маме я говорю, что в лес хожу просто фоток наклепать. Она ругается немного, но не перечит.              — Поэтому в дупле на окраине леса была припрятана ваша записка? — уточняет мисс Батчелор.              — Ага.              Джоан собирает крупицы новой информации воедино, мгновенно присоединяя к данным о нынешнем деле. Совершенно нежданно она наткнулась, похоже, на настоящий родник, в котором может оказаться целая гроздь бриллиантов, если хорошенько раскопать. Не исключено, что эти мальчики способны и вовсе помочь закрыть дело одним махом. Спустя паузу продолжает расспрос:              — Как давно вы вдвоём заняты поисками данной секты?              — Месяц уже набежал, наверное. — Мейсон обращается к другу: — Я ведь двадцатого к вам приехал, да?              Дэмиан кивает.              — Ну вот.              — Много ли вам удалось разузнать информации за это время?              — Да много, только из полезного там кошак наплакал. Библиотеки местные перерыли, в архивы позаглядывали, в какие нас пустили — нифига про эту секту нет. Как будто её тут и не было никогда.              — Я от мамы с детства про какую-то секту рядом с Кантетбриджем слышал, — дополняет Дэмиан. — Но понятия не имел, про какую именно. Секта себе и секта. А оказалось, на её месте теперь другая стоит… И эти знаки теперь к ней ведут. Ну, глаза на деревьях.              Джоан призадумывается:              — А вы точно уверены, детишки, что та секта, о которой вы говорите, и правда тут была?..              — Да была, зуб даю. Вон, видите? — Мейсон тычет пальцем, указывая на один из множества красных глаз. — Это ж их символ! У папы куча всякой дребедени с этими глазами осталось. Даже иконы какие-то в рамках валяются. С глазом… и птицами, что вокруг него вьются. И церковь эта тоже им принадлежала: мы когда по ней шастались, много всякого нашли. Да и сами гляньте. Не зря же у этой дамочки третий глаз на лбу.              Дэмиан наматывает на палец шнурок своих кед. Сигарету он докурил и чинно потушил, а новую зажигать при инспекторе явно не хочет, потому, видимо, не находит, чем занять руки.              — Мы кучу всего об этой новой секте раздобыли. А про старую — ничего, даже названия. На каких-то знакомых выйти пытаемся, у них порасспрашивать… Пока всё без толку.              — Да там и знакомых, блин, с гулькин хуй. — Мейс хмурит лохматые брови, зажимая между зубов травинку. — Я, думаете, помню поимённо, кто со мной нянчился, когда я ещё под столом ползал? Вон, был разве что у папы брат какой-то. Дитрих. Единственный, о ком слышал. Но такое иногда чувство, что батя его тупо выдумал. Его даже в семейном альбоме на фотках нигде нет.               Мисс Батчелор слегка покусывает бордовый ноготь на указательном пальце, размышляя. Итог таков: вероятнее всего, раньше на месте «Восхода» находились некие язычники, и следы их до сих пор разбросаны по лесу. Но отчего же тогда воспоминания о них начисто стёрты с лица Кантетбриджа?              — Смотрите, мальчики… — Отрывается спиной от дерева, медленным шагом подходит ближе. — В нынешней общине вчера произошло убийство. Вы слышали об этом что-либо?              — По радио краем уха, — Мейс пожимает плечами. — Вы его расследуете?              Джоан плавно кивает:              — И мне, как детективу, крайне полезной будет раздобытая вами информация. Потому я могу предложить вам взаимопомощь: вы предоставляете её нам, а мы возьмёмся за поиски твоего, Мейсон, отца.              — Да копы его уже фигову тучу лет найти не могут, сами видите. Был бы от них толк — мы бы сами в этом копаться не стали. — Мейсон вскакивает с пня и улыбается. — Но ладно, мисс, мы согласны. Да, Дэм?              Приятель кивает в знак согласия, неторопливо поднимается и отряхивает рубашку от листвы и хвои:              — У нас тут есть один… Тайник, где мы всё это храним. Можем показать Вам дорогу.              — Буду признательна.              Она проводит ребят до своего авто. На правах совершеннолетнего Дэмиан садится рядом с ней на переднем сидении, дабы указывать дорогу. Джоан поправляет пальцем линию помады перед салонным зеркальцем, проворачивает ключ, давит каблуком на газ. Но автомобиль заводиться почему-то не желает. Повторяет. Вновь неудача.              — Что-то не так? — вежливо интересуется Дэмиан.              Старческое пыхтение мотора вдруг перебивает громкий «шлёп» и звук дрожащего стекла. В окно врезается ворон. С мерзким скрипом оставляет на стекле царапины от когтей, сползая, и падает замертво. За ним тут же следующий. И следующий. Джоан тотчас закрывает окно. А вороны налетают с непрекращающимся бешеным визгом, будто на мёртвую тушку грызуна. Застилают виды черным облаком, клюют стекло подобно обезумевшим дятлам, расцарапывают, рвутся внутрь. Они словно пытаются затянуть автомобиль в свой вихрь, раскрошить и перемолоть до самых косточек. Либо дорваться до самой Джоан и выклевать ей глаза.              В перекрывшем дыхание страхе Дэмиан поджимает колени и прячет в них лицо, сцепив пальцы в замок на затылке. А Джоан, не видя иного выхода, держит непоколебимую эмоцию, словно желает показать птицам, что ей они не страшны, и продолжает попытки завести машину ещё отчаяннее.              — Ох, да что за чертовщина…              Скрипучий вой обретает форму фраз. Ясных, словно нашёптываемых прямиком в мозг, и тянущихся химерным голосом Агаты:              — Не противься Дьяволу…              Слова повторяются и повторяются. Будто вылетают из уст старой куклы, что после нажатия на грудь бормочет жуткое загробное «Мама».              Спустя десятки попыток всё-таки удаётся сдвинуться с места. Вороны абсолютно естественно пугаются внезапного движения и летят прочь, шелестя крыльями так громко, словно пролетают прямо над ухом. Чёрные перья соскальзывают вниз по стеклу. Джоан делает множество глубоких равномерных вдохов с выдохами, опустив веки. Мейсон, несмотря на одышку и ошарашенность в широко распахнутых глазах, держится трезво. Если задать ему любой вопрос — наверняка ответит внятно и незамедлительно. А вот Дэмиан, свернувшись в клубок, дрожит, как простынь на ветру.              — Дыши. Вдох, выдох. Как ты себя чувствуешь? — Инспектор гладит его по спине, но ответа не получает. Тогда, притормозив, она берётся за аптечку и первым делом наливает полный стакан холодной воды.              Парнишка послушно её глотает. Удержать стакан в заледеневших руках ему помогает приятель.              — Всё, стоп. Мы в безопасности, слышишь? Вон, даже ветер пропал. Птички поют. Соловьи там всякие… А может и дрозды, хрен их знает. — Отвлекая друга разговорами, Мейсон помогает ему перелезть на заднее сидение. Усмехается: — Нефиг больше валяться тут без меня.              После парочки капель успокоительного и добротных дружеских объятий, которые служат будто тёплым флисом после промозглого ливня, Дэмиану хорошеет. Обтерев лицо прохладной водой, ровным и сознательным голосом, почти без заиканий он благодарит и Мейсона, и инспектора. А затем ещё раз.              В дороге воспоминания выветриваются. Пока любопытный, почти художественный взгляд Дэмиана приклеен к сменяющимся деревьям, Джоан тихо обращается к его спутнику из-за плеча:              — Ты тоже это слышал?              — Что именно?              — Шёпот.              — Да не. — Мейсон пожимает плечами. — Не знаю. Вороны каркали, как резанные, и всё. А что?              — Ничего, — отвечает Джоан, оставаясь с мыслями наедине.       

***

Вторник, 24-е августа 1976 г.

15:52

      Останавливаются они на странном участке, где Джоан не может идентифицировать ни одного внятного ориентира. Такие же голые деревья, те же зигзаги ажурных тропинок, тот же узор алых роз под колёсами. Загадка, каким образом мальчишки считывают, что это именно то место, которое им надобно.              Выйдя из машины, однако, Джоан быстро находит ответ: среди лысой, кривозубой кроны одного из деревьев прячется косой домик, к которому ведёт хилая лестница из досок и каната по ту сторону ствола. Ни одного выведенного вручную глаза на коре нет, лишь среди ряби можно вблизи рассмотреть и нащупать вырезьбленное «М+Д».              — Ах, мальчики… — хитренько и мягко улыбается Джоан в мыслях.              Мейсон заскакивает на лестницу и лезет вверх бодренько, проворно, как бельчонок:              — Вы не бойтесь. Она Вас выдержит.              — Да, проверено, — дополняет Дэмиан и поднимается следом. Его движения чуть осторожнее, чем у приятеля, но лезет он не менее уверенно, давая этим понять, что нет смысла ставить слова парнишек под сомнение.              Джоан карабкается вверх, предварительно сняв туфли. Сжимает их в руке, держа за пятки, и как только домик оказывается в радиусе досягаемости — забрасывает внутрь, избавляясь от лишней ноши. Из сырых досок всё ещё не выветрился холодок утреннего леса. Ступни сквозь капрон ощущают его остро, будто шагать приходится босиком по лужам. Дэмиан перехватывает руку мисс Батчелор, помогая преодолеть оставшееся расстояние.              — Вот, наша загородная дача, — с гордостью и гостеприимством говорит Мейс, отряхивая ладони.              Низкий потолок не позволяет выпрямиться во весь рост, так что мисс Батчелор без раздумий присаживается на холодный матрас, элегантно сложив ноги. Пожелтевший, выцветший, затёртый, покрытый пёстрыми латками с узорами мандалы.              — Чаю не хотите? — с меланхоличной улыбкой спрашивает Дэмиан, держа в руках матово-зелёный термос.              — Ах, только если из-за меня вы сами не останетесь обделены, — улыбается она в ответ.              — Да нет, тут на всех хватит…              Юноша садится рядом, в привычной манере сложив ноги. Разливает травяной чай по кружкам, декорированным с помощью декупажа рисунками мухомора среди листвы папоротника. Одну нежно вручает инспектору, будто кораблик из оригами для мамочки, о другую греет ладони сам.              Мейсон всё ищет что-то по полочкам, поднимая клубы пыли и порой выругиваясь себе под нос. Ему повезло — низкие потолки до его макушки не дотягиваются.              Мисс Батчелор с искренним интересом, будто детишки самолично её посвящают в свои увлечения, рассматривает интерьерчик. Все помятые постеры с новыми фильмами, о которых ни разу не слышала. Чья-то гитара, облепленная наклейками. Бумажные гирлянды, явно смастерённые собственными руками. Ветки с иссушенной ржавой листвой, просочившиеся сквозь окошко. Керосиновая лампа на полке — единственный потенциальный источник света, помимо фонарика. Узористые коврики со знакомыми мандалами на стенах, кучка цветных подушек в углу. Вместе с ароматом чая в воздухе висит привкус сырости, прохлады, древесины и желудей. Тесно и небогато, но уютно, почти как в детстве под крышей импровизированного вигвама, возведённого вручную из скошенной травы.              — Вы сами строили этот домик?              — Нет, он давно тут уже стоял. Мы его просто облагородили.              — Всегда знали о нём или отыскали вместе?              — Нет, только недели две как на него наткнулись. Оказался ничейным.              Мейсон сдувает пыль с жирной стопки бумажек и вручает инспектору:              — Держите. Если надо — забирайте. Нам всё равно эта хрень бесполезна.              Коротко поблагодарив, Джоан берётся листать. Выдержки из газет, желтоватые архивные бумажки, переписанные вручную абзацы из библиотечных книг. Всё складывается в довольно стройную, без явных противоречий историю.              «Восход нового дня» была основана самим Иосифом Миллером (при рождении, как оказалось — Энтони Марк Тейлор) в 1933 году. По некоторым версиям, однако — в 1936. Начинала община, состоящая в то время лишь из лидера и нескольких его знакомых, с проповедей на дому. Затем обзавелись собственной территорией на некой ферме неподалёку от Барнсли. На данный момент находятся в Блэкторн Ридже. Зарабатывают преимущественно аграрной промышленностью и так называемым лечением от всяческих зависимостей путём проповедей. В некоторых вырезках упоминается тесная финансовая связь общины с Хардманами, однако лишь на уровне слухов — ни одного документа, подтверждающего это, в стопке нет.              — Неизвестно, в каком именно временном отрезке данная община переехала в Блэкторн Ридж?              — Чёрт их знает, — отвечает Мейсон, не отвлекаясь от игры с приятелем в карты. Пока госпожа инспектор перечитывает бумаги вдоль и поперёк, мальчики времени зря не теряют. — Мы тоже разузнать об этом пытались. Без толку. Везде одно и то же: переехали сюда и всё, а когда именно — поебать.              Спустя пару ходов добавляет:              — И самое интересное, блин, — резко швыряет карту, — что про сам посёлок тоже фиг кто что знает. Говорят, что там раньше мигранты жили, ещё где-то во времена Первой мировой, и больше ничего. Куда они делись, как эти фанатики их оттуда выкурили, — и ещё одну, — загадка.              Несколько карт — и Мейсон закидывает руки за голову с довольной улыбочкой. Улыбочкой победителя.              — Да блин! — Дэмиан по-доброму смеётся, особо не расстраиваясь, складывает на груди руки.              — Всё, теперь желание. Одолжишь мне на неделю свою консоль с «Понгом»?              — «Понг», серьёзно? Ты же говорил, это фигня для задротов. Зачем он тебе сдался?              — И сейчас говорю. Это так, чисто трофей.              Дэмиан закатывает глаза и смеётся, цокнув языком. Затем бросает на госпожу инспектора взгляд из-за плеча:              — Вам что-то ещё нужно? Говорите — мы найдём.              — Благодарю, детишки. — Джоан откладывает бумаги в сторону, но держит под рукой. — С моим расследованием вы помогли всем, чем могли. Теперь о твоем деле, Мейсон… Покажите мне всё, что связано с сектой твоего отца. Мы будем опираться на это не в последнюю очередь.              — Сейчас.              Рыжий мальчишка поднимается, едва развернувшись на краю матраса. После небольших поисков подаёт Джоан поочерёдно и облезлый альбом, забитый кучей фотокарточек, для которых место в нём не рассчитано, и деревянную шкатулку с фенечками и амулетами, и связку вырванных откуда-то страниц и старые письма.              — У секты даже своё священное писание распечатанное было, прикиньте.              — Вы пробовали связываться с типографией, которая его издавала?              — Да знать бы ещё, с какой. Титулка как раз вырвана была. Да и вообще, дома страничек очень мало нашлось.              Свой досмотр Джоан начинает со шкатулки без крышки. Потряхивает её — на дне звенит бисер. У половины браслетов, несмотря на довольно качественное плетение, уже торчат редкие нитки, выдавая старость работы. Другая же половина так и валяется незаконченной, застилая донышко своими незаплетёнными хвостами мулине, напоминая рыб-петушков. Бусин с эмблемой глаза и правда много: на некоторых он лишь вырезьблен узором, другие и вовсе имеют его форму. На остальных промелькает либо банальная абстрактная вязь, либо символика птиц.              — Я от бати это увлечение перенял. Он, помню, тоже всякие штуки заплетать любил. Говорил, что это обереги какие-то. — Мейсон покручивает браслет на запястье. Держит взгляд опущенным, словно боится встретиться лицом к лицу с той щемящей нежностью, которую выбрасывает в воздух вместе с этими словами.              Джоан смотрит на него, и губы сами по себе растягиваются в тёплой полуулыбке. Второй раз подряд она водит дело с парочкой юных мальчишек, едва успевших прикоснуться ко взрослой жизни. Невольно это подталкивает её на мысли об этом хрупком, неуловимом очаровании юности на стыке взрослых бед и ещё свежего, как молочная мякоть грецкого ореха, разума. Люди всегда были любопытны ей, как авангардные фильмы, как редкие жуки в коллекции. Если бы Джоан воплощала все свои знакомства в гербарии, как мечтала в детстве, то Енох с Каинаном были бы чертополохом, коим стали однажды в глазах Бога все дети Адама, опороченные соблазнами Сатаны. А Мейсон с Дэмианом — лесными ромашками, крохотными, нежными и по-особенному живыми в царстве колючек и мёртвых ветвей. Кассандра… Она бы стояла прямиком на прикроватной полке госпожи инспектора алой розой под стеклянным колпаком.              — Было бы прекрасно, если бы я могла забрать все эти вещи с собой… Но предполагаю, что это невозможно.              — Если это необходимо для расследования… То так уж и быть, — говорит Дэмиан, обнимая колени.              — Думаю, мне будет достаточно и снимков. Мальчики, прошу, спуститесь к автомобилю за моим полароидом.              — Не надо. Я могу дать вам свой.              Он протягивает фотоаппарат детективу, добавив, что с удовольствием поделился бы своим «Олимпусом» для более качественных снимков, но увы, буквально позавчера в нём так некстати кончилась плёнка.              Джоан фиксирует всё. И амулеты, и страницы фотоальбома, хоть и один снимок оттуда всё же забирает с собой — а именно портрет разыскиваемого мейсонового отца, которого, как выясняется, звали Генри. Письма без адресатов и адресантов ни о чём не говорят. Единственное, что удаётся подметить — тот самый дядя Дитрих, о котором говорил Мейсон, в них и правда упоминается, хоть и всего единожды и без толики контекста.              Особенно придирчиво мисс Батчелор, убрав за ухо прядь, изучает вырезки священного писания. Чернильных иллюстраций сохранилось больше, чем печатного текста. На какой-то — тот самый глаз, то овитый розами, то окружённый птицами: неизменно именно тремя. На какой-то — вытянутый череп рогатого зверя, напоминающего, скорее всего, косулю, на лбу которого вновь выведен глаз. Из текста же удаётся выудить следующее: община была создана примерно в те же годы, что и "Восход", на основе древней блэкторнриджской легенды. Скорее всего, секта верила в некую Богиню, чьи дети были особенными и имели общую пометку, которая их выделяла среди остальных. Какую именно — в данном куске не говорится. Богиня эта поклялась, что отпрыски Её будут не то рождаться, не то перерождаться и дальше после её гибели. По каким-то причинам, опять-таки упущенным в отрывках, этих детей прозвали Птицами.              При перелистывании очередной иллюстрации мисс Батчелор вдруг замирает. Нечто ледяное застревает в грудной клетке. Очередной неброский портрет той самой Богини с выставленной вперёд и опущенной ладонью, знакомые три чернильные птицы над головой образовывают очертания нимба. Джоан узнаёт эти вытянутые черты — и правда, они принадлежат той самой кантетбриджской статуе, происхождение которой так никому и неизвестно. Сомнений нет. Однако в чёрных контурах, а не на рельефе камня, они играют другими красками. Моментально в голове Джоан накладывается иной образ — тот, который впервые увидела вчера в папке «Пропавшие» в общине. Прежде она не задумывалась о сходстве, но на картине оно вдруг стало таким пугающе отчётливым, что губы сами по себе шепчут:              — Мисс фон Арт…