Не бойся чёрных роз

Понедельник, 23-е августа 1976 г.

02:09

      Огоньки люстры над головой казались не то картонными и плоскими, не то плюшевыми и пушистыми. Протянешь руку — и удастся пощупать. Адиэль только этим и занимался, лежа на кровати в личных покоях хозяйки «Содома». В помутнённом мозге расстояния и размеры искривлялись, потому долгое время он свято верил, что сможет дотянуться до хрусталиков люстры пальцами. Она виделась такой же близкой, как и мотылёк, кружащий прямо перед носом.              Он крайне скверно помнил о том, что было в промежутке между моментами, когда Кас с грохотом распахнула дверь, и когда его затащили в эту комнатушку, чтобы оказать медпомощь. Не помнил толком криков за стеной, хотя прекрасно знал, что стояли они долго — знал будто бы на экстрасенсорном уровне, ни на миг не сомневаясь и не нуждаясь в подтверждениях. Вероятно, Сандра устроила нешуточный скандал, но об этом Адиэль лишь догадывался, опираясь на обрывочные перешёптывания медсестричек. Он скучающе щупал своё запястье и думал:              — Опять, идиота кусок, браслет от Каэля нацепить забыл. С ним бы такой херни не произошло…              Адиэль приложил холодный шёлк одеяла к виску. Голова кипела, как податливый ярко-рыжий металл под молотом кузнеца. Обезболивающие мази помогли, однако были не в силах рассосать боль до последней крошки. Шея, разукрашенная черничными синяками, ныла от любого микродвижения, хоть и алмазы её временно не отягощали. Окно было приоткрыто, ибо ароматы свеч и трав слишком крепко душили изгибы мозга в своём кулаке, когда тот острее всего нуждался в прохладном кислороде. Тяжёлые шторы легонько трепетали от ночного ветра.              Пропела скрипом дверь. Кассандра вернулась.              — Ох, Адиэльку… Как ты себя чувствуешь?              Он слабо приподнял голову. Кудри Сандры были чуть расхристанны, спадали шёлковыми нитями на лоб. На щеке у неё бисером поблёскивали крохотные брызги крови. Мягким мазком пальцев она их собрала, слизала с подушечек и присела на кровать рядом.              Сандра — отцветший одуванчик в багровом океане комнаты. Нежное молочное пятнышко. Спасительное. Рассасывающее скверну.              — Мгх… Нормально, плюшка, не парься. И не через такое дерьмо проходил, знаешь, хе… — Адиэль подтянул чулок, скатавшийся почти до колена. — Ничего, пару часиков отлежусь и буду с утра как огурчик. Свеженький, только-только сорванный с грядки.              Кассандра с осторожностью приобняла приятеля. Уложила его голову себе на грудь вместо подушки, стала шелковисто поглаживать по макушке. Адиэль обвил её талию кольцом рук, медитативно прикрыл глаза. К носу прислонился аромат её тела и терпко-вишнёвого парфюма. Ему уж точно не привыкать к боли в мышцах и гематомам — Адиэль их скорее даже с гордостью коллекционировал, ибо они всегда служили сургучной печатью, что смена выдалась продуктивной. А ладони Сандры неизменно исцеляли. И от саднящей боли, и от грязи сальных лап, которые порой оставляли отпечатки не только на коже, но и на душе.              Настенные часы в форме ажурной луны, оплетённой цветами, размеренно цокали. Минуты плыли бумажными корабликами вдоль ливневого потока.              — Может, ты чего-то хочешь, малыш? — Сандра нарушила тишину шёпотом. — Я сделаю всё, что ты попросишь, Адиэльку. Обещаю.              Её руки растворяли душевную грязь, будто хозяйственное мыло. Однако порой её комки возможно лишь вырвать с корнем. И когда требовалось столь радикальное лечение, Адиэль был неуклюжим пустынником, который не знал иного способа лечить укус скорпиона, кроме как этим же скорпионом натереть свежую рану. Прошла минута, прежде чем он поднял на Кассандру взгляд и протянул сквозь тяжёлое дыхание:              — Кас… Трахни меня. Пожалуйста. Горячо и жестко, так, чтобы я рыдал и скулил, как последняя сучка. Мне это нужно. Я хочу сейчас, чтобы это сделала именно ты… А не какой-то зажравшийся ублюдок с горбатым хреном и жирными губёхами.              — Перебить вкус плесени сладостью? — Сандра охватила ладонями его худые щёки. Улыбнулась понимающе и умилённо, с едва уловимыми, безвкусными нотками удивления. — Адиэльку-Адиэльку… Ты уверен, что и правда этого хочешь? Твоему телу и разуму всё ещё нужен отдых.              — Уверен, — твёрдо кивнул и подался ближе, соприкоснувшись с подругой лбами. — Прошу, ведьма, дай мне это. Будь жадной и беспощадной…              Кассандра нежно вздохнула. Её глаза блестели тайным знанием: хитро, коварно, в чём-то даже устрашающе, но мудро, не желая зла. Алые зрачки посылали сигналы, что она выполнит просьбу Адиэля, однако сделает это так, как посчитает нужным. Использует его тело для карнально-языческого ритуала, недоступного смертному разуму. Какие у него будут последствия — известно только ей.              Но началось всё с поцелуя. Глубокого, отчаянного, то плавного, то порывистого, в котором оба несдержанно кусали друг другу губы и размазывали солёную кровь, смешивали чёрную и алую помаду в десятки оттенков бордового. Адиэль принимал его с хриплыми стонами, вкушал будто сочный инжир после многих дней иссушающего голода. Никакого стеснения — для обоих слова «секс» и «дружба» в равной степени не несут сакральности, и попытки их смешивать — незамысловатая авантюра, не серьёзнее прогулки в том уголке города, где ещё ни разу не бывали.              Кассандра разместилась сверху и вела поцелуй, однако не подавляла порывы Адиэля, давала ему полную свободу. Не возражала, когда он сбросил шубу с её плеч слишком уж небрежно, когда из-за дьявольского нетерпения и дрожи в пальцах едва ли не разорвал молнию её платья и когда одним рывком, не морочась с застёжкой, спустил белоснежный бюстгальтер, на что рубины-капельки на его косточках отозвались мелодичным звоном. И даже когда сминал грудь в шершавых ладонях и расцарапывал лопатки до персиковых полос.              Сандра позволяла ему насытиться от души, но как только он прикоснулся к лимиту — мигом вжала в кровать, возвышаясь, и разомкнула поцелуй.              — Тс-с… — Она приложила пальчик к губам, приказывая быть терпеливым. Достала из-под кровати моток верёвок — плотных, но даже на вид мягких, будто плюш. Голодная улыбка преобразила её личико: — Хочешь, чтобы я связала тебя, как макраме, малыш?..              — Хозяйка не должна спрашивать советов у своей игрушки, — прошептал Адиэль.              — Даже в роли хозяйки я все ещё твоя подруга. Да и кто сказал, что я буду прислушиваться к твоим советам?.. — звонко, зловеще рассмеялась.              И не стоило. Кассандра считывала его желания безо всяких слов.              Конечно же, он желал быть связанным ею. Желал напомнить самому себе, что не было и нет ничего трагического в том, чтобы быть кем-то грязно униженным и использованным — он сам порой этого жаждет и даже получает наслаждение. Значит, всё в порядке.              Сперва верёвка змеёй обвила левое запястье и вросла в угол кровати, затем — правое. Следующая стала неспешно заплетаться в вычурные углы-бутоны вокруг торса, вторить контурам мышц. Всякий раз, когда Кас наклонялась достаточно близко, Адиэль пытался утолить жажду её кожи: ловил губами сверхчувствительный сосок и с чувством целовал, отпечатываясь грязным следом помады. Сандра смеялась от лёгкой щекотки. Грудь Адиэля вздымалась в трепете, и сам он, лежа с широко раскинутыми руками и выпирающими сквозь мышцы рёбрами, будто на распятье, ощущал себя таким беспомощным, что чувство это натирало кожу и мучило настолько же, насколько и будоражило. Внутри, в области ниже пупка, пробивались буйные, свежезелёные ростки полуболезненного возбуждения.              — Не слишком туго затягиваю, малыш?              Адиэль лениво мотнул головой:              — Самое то…              Сандра заплетала узлы медленно, подолгу останавливаясь после каждого и поправляя, будто творила аппликацию из деликатной бумажной стружки. А когда завершила — окинула готовый вид жадным взглядом и облизнула клычки:              — Тебе так идёт… Ах, так бы и оставила тебя лежать здесь навсегда. Как украшение… — Постучала пальцами по ореолу соска. — Ну что, мой хороший мальчик готов получать удовольствие?              — Всегда готов, хозяйка… — выдохнул Адиэль.              — О-хо, я вижу.              Помада Кас тянулась по щекам чернильно-красными мазками, будто роспись в стиле гохуа. Она убрала волосы с изгиба шеи Адиэля и прильнула губами. Бережно, не затрагивая мест, отмеченных синюшными следами чужих пальцев, но чем ниже опускалась, тем смелее, кровожаднее становились поцелуи. Клычки покусывали тугую кожу, порой впивались в ключицы резко до короткого вскрика, за которым мигом следовало наслаждение, принесённое на волнах тающей, как восковая свеча, боли.              Но любую жестокость Сандра перебивала нежностью: зализывала каждый укус и отмечала мазком поцелуя. Она сеяла на грудь прикосновения губами, а казалось, словно целовала само сердце. Адиэль млел от этого чувства, хрупко дрожал, низко стонал, будто обжигаемый морозом. Черви внутри никогда не прекращают выедать пустое пространство, и в этот раз оно молило о том, чтобы его заполнили близостью с Кас. Близостью, к которой прежде не прикасался даже кончиком пальца. Близостью совершенно иного калибра. И вот, с каждой лаской, расцветающей на коже кровавым пятном, пустота наполнялась жидким теплом, которое стекало в неё по капле и застывало твердейшим бетоном.              Губы обогнули волны пресса, проплыли вдоль дорожки густых волос от пупка к лобку.              — Знаешь, я попробовала тебя на вкус уже практически везде. Осталось только самое главное и аппетитное…              Заправив прядь за ухо, Сандра отодвинула в сторону его стринги, сомкнула пальчики вокруг члена и огладила его языком. Жадно, словно вишнёвый леденец. Рот Адиэля мгновенно округлился во вздохе. Огоньком вспыхнуло желание попросить Кассандру о большем, однако пришлось его потушить и проглотить: хотелось отыграть роль послушного мальчика. Потому Адиэль лишь запрокинул назад голову и поёрзал на месте.              — Нравится, хм? Хочешь ещё? Можешь ответить просто «да» или «гав». — Сандра гладила член рукой. — Мальчики, которые говорят «нет», мне не нужны.              Адиэль унял рвущийся наружу стон и рычаще выдохнул:              — Гав…              — Хороший мальчик. Красиво гавкаешь. Будешь продолжать в том же духе — получишь от хозяйки много-много сладостей…              Её довольная улыбка отозвалась новой искоркой возбуждения. Сандра вывела губами сердечко вокруг уретры, ощупала кончиком языка извилистые вены, чувствовала биение пульса в них, ласкала член мокро и ненасытно. Поджав пальцы ног, Адиэль покачивал бёдрами, баловал хозяйку несдержанными стонами. Тело, что ему самому казалось до сих пор таким грязным и липким, она без капли брезгливости нежила, с обожанием пробовала на вкус. Мысли медленно расслаивались, высыхали и испарялись, как вода на солнце. Кассандра столь долго балансировала между нежностью и жестокостью, что в какой-то миг стало нестерпимо мало. Само по себе вырвалось из искусанных губ:              — Ещё…              — Ещё? А волшебное слово?..              — Гав! — прохрипел. — Гав…              — Даже дважды? Ах, какой хороший пёсик…              Тепло её ладони прикоснулось к щеке Адиэля. Большой палец огладил нижнюю губу, и, пользуясь возможностью, он подарил его подушечке мягкий поцелуй. Ухо обдало горячим шёпотом Кас:               — Раз ты у меня настолько послушненький… То заслужил ма-аленький подарочек.              Адиэль хотел было полюбоваться её лицом, но как только нашёл в себе силы приподнять веки, Сандры в поле зрения уже не оказалось. Только слышалось недолгое бряцание где-то под кроватью и звук закрывающегося сундучка. Что-то холодное и неприятное кольнуло внутри. Иррациональный страх, словно Кас может просто не вернуться. Страх ребёнка, что мамочка в супермаркете покинет его. Такой нелепый, но почему-то умудрившийся сорвать с губ Адиэля жалкий скулёж. Не успел он приподнять голову, как ладонь Сандры уже вновь согревала ему макушку:              — Тс-с… Ну что такое, малыш? Не бойся, я здесь. Я с тобой…              Вернулись и её поцелуи внизу живота. Уже окончательно лишённые вкраплений грубости, исключительно ласковые и целебные, как прохладный мазок заживляющей мази. Адиэлю казалось, словно с него содрали кожу, и потому любое прикосновение теперь ощущалось трижды острее. От каждого из них он выгибал спину навстречу. Рефлекторно поддался, когда Кассандра чуть раздвинула его ноги, сопроводив это поцелуем в мясистое бедро.              — Расслабь тело, Адиэльку. Так будет лучше…              Крошечные мурашки покрыли кожу. Нечто прохладное, влажное, металлическое прикоснулось к ложбинке между ягодиц. Любимая игрушка из сундучка Кас. Вопреки боли, всё ещё пульсирующей между ног, Адиэль резко подался ей навстречу, желая насадиться одним махом. Эта тонкая сиреневатая боль вхождения стала настолько привычной, что за многие годы он её горячо полюбил. Любил даже тогда, когда казалось, что из-за неё тело вот-вот разойдётся по швам. Но Сандра не позволила:              — Нет-нет, малыш, нельзя. Твоё тело сегодня слишком много натерпелось. Нельзя с ним так грубо… Оно этого не заслуживает…              Она впилась ногтями в его бедро, отрезвляя. Несмотря на то, что игрушка была совсем крохотной, проталкивала Кассандра её плавно-плавно. Покрывала попутно крепкие бёдра поцелуями близко-близко к паху, пачкала в помаде густые волоски. Сантиметр-поцелуй, сантиметр-поцелуй.              Адиэль испустил дрожащий стон, когда тело приняло её полностью. Ещё один, когда Сандра подразнивающе надавила на камешек между ягодиц. Ещё один, когда мягко шлёпнула по заду. Ещё один, когда ладонью огладила его лицо. Она была невыносимо нежной. А Адиэль хотел, чтобы его разорвали на куски.              — Нравится, мой мальчик? Мой пёсик любит подобные вещички, правда? — лился её тихий голос. Ладонь сползла со щеки, вновь поцелуи защекотали пах, металлический конец тяжело давил изнутри на точку услады. Тысяча источников удовольствия, и каждый лишь томил и мучил лаской, не давая желанной жестокости. — Хочешь большего, хм?              — Да… Да, чёрт подери, да… — лихорадочно простонал Адиэль, не открывая глаз. Лишь из последних сил он вспомнил о приказе: — Гав! Гав! Гав!..              — Ну какой же хороший пёсик… — рассмеялась.              Кас приподняла его подбородок и заставила взглянуть на себя. Убедившись, что смотрел Адиэль со всей пристальностью и ясностью, расстегнула застёжку до сей поры лишь приспущенного лифчика. Покачала грудью, заставив его соскользнуть окончательно. Трусики Кас не носила и вовсе, потому он оказался последней преградой между телами.              — Смотри, вот она — твоя главная награда…              Один миг — и она оседлала Адиэля, приняв в себя каждый сантиметр. Пальчиками проникла под тугую паутину верёвок, вонзила ногти в его грудь, создавая себе опору, и приступила к движениям. Сандра словно колыхалась на морских волнах, делала это плавно и мягко. Судя по изгибу лукавой улыбки, нарочно. Дразнила и упивалась всхлипами Адиэля. Вопреки истоме он стал двигаться навстречу Сандре.              — Молодец, вот так… — наслаждённо протянула она. Резко впилась ногтями глубже, до первых хрусталиков кровавой росы — и Адиэль выгнул спину, протянул стон сквозь сжатые губы и неосознанно совершил толчок настолько грубый, какой не позволял себе ни с одним клиентом. Но Кассандра лишь вздохнула напевисто и сладко, под стать принцессе, которую принц неожиданно поднял на руки.              — Ещё… — неосознанно выпалил он. — Сильнее…              — Что «ещё», малыш?              — Расцарапай… Сгрызи до костей… Сделай больно… Мх, пожалуйста….              — Вот та-а-ак?.. — Инфернально улыбаясь, она стала тянуть глубокие царапины от груди до живота.              — Мгх… С-сильнее…              — Ещё сильнее? Ох, Адиэльку, от тебя ведь тогда живого места не останется…              — Насрать. — Прикусил губу. — Не думай о том, больно мне или нет — просто бери и пользуйся…              — Нет, малыш, так нельзя. — Целебная ладонь огладила свежие раскалённые раны. — Хозяйка запрещает.              Адиэлю оставалось лишь сдавленно скулить. Сквозь влажную пелену, повисшую под ресницами, он любовался телом Кассандры. Утончённое, будто статуэтка балерины, и на его белизне — пятна помады Адиэля, растекающиеся водянистой акварелью, и гуще всего — вокруг зацелованного рта. Молочные кудри колыхались в такт движениям, подобно взмаху голубиных крыльев. Звенели на шее ключик-подвеска и сплетения рубинов: крупных, лоснящихся, как гроздья черешни. На фоне макового потолка Кас возвышалась готической башней под покровом апокалиптического заката.       Ни у кого в Кантетбриже не хватало яиц понять, насколько она прекрасна.       Адиэль выпустил на волю слова, томящиеся на языке:              — Какая же ты, сука, красивая, ведьмочка…              Раздался её умилённый, ручейно-чистый хохот. Сандра округляла алый ротик, высоко постанывала, изгибала спину, цеплялась за плечи Адиэля ноготками, двигалась несдержанно и в то же время плавно, наращивая темп постепенно. То энергично насаждалась, выбивая из кровати тонкие скрипы пружин, то качала бёдрами выверенно, будто во время танцевальной разминки, чтобы прочувствовать рельеф горячего члена внутри каждой клеточкой.              — Идеальный… — тоненько шептала. — Размер, форма, ох… Именно то, что нужно…              Наслаждение в паху закипало лавой. Ещё пару мгновений — и оно готово было взорваться, растечься жаром по артериям, венам и капиллярам. Но при первых же позывах Адиэль до скрипа стиснул зубы и всеми силами стал его гасить. Нельзя. Рано. Кассандра ещё не получила оргазм. Не кончать раньше партнёра — закон, рефлекс и священная заповедь.              Держаться было невыносимо. Адиэль привык сбивать наслаждение болью, расцарапывая запястья. Однако сейчас они были безвольно скованы, стянуты по разным углам. В отчаянии он стал таранить ногтями собственные ладони, царапать до сочного мяса, грозясь проткнуть их насквозь в импровизированном самораспятии. Но Сандра строго разжала его кулаки, не позволяя. Переплела с Адиэлем пальцы и нежно протянула:              — Почему ты портишь мою собственность?              — Мх… — Он зажмурился, слегка оскалил зубы в беспомощной злобе. — Имею, нгх, право…              — Нет, не имеешь. — Кас не отпускала. Вместо этого лишь стала двигаться резко, размашисто, отодвинув на второй план собственное удовольствие. — Я хочу, чтобы ты кончил прямо сейчас, малыш. Порадуешь хозяйку? Ну же, не сдерживайся…              Она шептала на ухо, вживляя в мозг каждую буковку, и Адиэлю не осталось ничего, кроме как беспомощно вздыхать.              — Хороший мальчик…              Слова сладко щекотали кожу изнутри. Возбуждение наматывалось комом внизу живота, и с каждым мигом ему становилось внутри всё теснее. Сперва его излишки излились наружу слезами. Мазутом они стекали по худым щекам, мешаясь с подводкой и тушью. А Сандра видела зоркими глазками, какую магию творили её слова, потому продолжала безжалостно ими душить:              — Хороший. Очень хороший. Самый-самый лучший. Мой мальчик.              И тело покорно слушалось её, а не Адиэля. Его глаза широко распахнулись, налились страхом: паническим, благоговейным, удушливым, стоящим шипастым комом в горле. Он давно уже не позволял себе терять контроль. Его опытное тело, первоочерёдно созданное, чтобы ублажать, всегда было безупречно дисциплинированным, надрессированным, податливым. Лишиться этого дара — сродни смерти. Адиэль протянул жалостливую мольбу:              — Кас… Мгх… Не надо…              — Надо, малыш. Ты заслужил на удовольствие не только для других, но и для себя… В этом нет ничего грешного. — Мягкий, как пёрышко, поцелуй между бровей. — Давай, Адиэльку, сделай это для меня. Я хочу ощутить твоё тепло, хочу почувствовать, как он бьётся и обмякает внутри меня…              Последняя капля. Сморщив нос, будто сонный щеночек, Адиэль томно приоткрыл рот и поддался. Разрядка была тягучей, опустошающей, столь сильной, что едва ли не болезненной. Верёвки, корнями оплетающие запястья, натянулись до треска. Тело напряглось, изогнулось дугой, сжалось изнутри, остро чувствуя металлическую игрушку между ягодиц, вздогнуло и обомлело. А кожа Кассандры так и продолжала греть. Слизав ручеёк слёз с щеки, она не отстранилась, по-прежнему держала внутри мягкий и уязвимый, как моллюск в раскрытой ракушке, член, обволакивая тёплыми бархатистыми стенками. Охраняла Адиэля в крепости объятий.              Веки не хотели поддаваться и так и оставались опущенными. Шелестом ветра прозвучал родной шёпот на ухо:              — Молодец, Адиэльку…              Мимо его взора проплыл и момент, когда узлы сползли с торса и запястий, когда Кассандра приняла свои противозачаточные. Летний сквозняк из приоткрытого окна приятно полизывал кожу. Приложив тыльную сторону ладони ко лбу, Адиэль пробормотал, как только вернулись силы:              — Плюшка… А как же ты?              — Не торопись, Адиэльку. Сперва приди в себя, отдохни…              — Не надо. Я уже… — Он вскочил, усевшись на кровати в позе лотоса, и тряхнул головой, будто пёс, избавляющийся от лишней влаги на шерстинках. — Бодрый, свежий и готовенький.              — Ох… Ты уверен, малыш?              Адиэль даже не стал отвечать: тут же рванул к Сандре, сидящей у изножья кровати, развёл в стороны её бёдра, закинул себе на плечи. Прилёг, умостился на постельных шелках животом вниз, мазнул первым поцелуем по белизне гладенько выбритого лобка. Не мог больше терпеть и оставлять Кассандру без удовольствия.              — Ах, мой хороший пёсик… — рассмеялась она, погладив Адиэля по косматой макушке. — Правильно, малыш. После себя нужно вымыть всё дочиста…              Розовость между её ножек напоминала бутон мака, чьи бледные лепестки, едва налившиеся алостью, только-только начали выглядывать из чашелистиков. Адиэль мягко, но с аппетитом впился в неё губами, целуя и гладя, пачкая сочные нижние губки помадой. Проникал языком вглубь, собирая следы привкуса собственного тела. Сандра одобряла каждое его прикосновение вздохами, нежными и звонкими.              — Ох, Адиэльку… — произнесла одними губами.              Она была сладкой-сладкой на вкус, в паре шажков от той грани, где начиналась приторность. Адиэлю понадобился в своё время не один год, чтобы полюбить оральные ласки — поначалу промежности клиенток лишь смахивали ему на склизкие устрицы, а на ощупь напоминали сырую курицу. Долго ему и вовсе казалось, что дамы его не влекут, пока не стали появляться первые укуренные подружки на одну ночь, секс с которыми был не за купюры. Тогда он полюбил женские тела целиком, в каждом их сантиметре, и к ласкам языком пристрастился настолько, что был даже готов не брать ничего взамен. Да и в целом понял с годами, что давать для него куда интереснее, чем брать.              Конечно, с Сандрой бы так не вышло. Она никогда не позволила бы своему пёсику остаться ни с чем, как бы ни любила фокусироваться в постели в первую очередь на собственном наслаждении.              Но Адиэль до зноя обожал эти вздохи, эти извивания, эти пальцы на своей макушке, обожал куда больше собственных оргазмов. От Кассандры они и вовсе отзывались внутри по-особенному. Она вся — особенная. Единственная такая во всём треклятом Кантетбридже.              Порой он всё же смел отрываться от ласк, чтобы измазать поцелуями бёдра, ягодицы, живот, даже коленки. Слишком мало Адиэль пробовал её кожу на вкус. Компенсировал он это пальцами, не оставляя Кас без наслаждения ни на миг. Она хрупко вздыхала, сжимала у самых корней его волосы:              — Ох, солнышко… Что же ты…              Ещё пару мгновений, и комнату сотрясло эхо звучного стона — верный вестник оргазма. Отдышавшись, Сандра охватила щёки Адиэля и слизала язычком свой привкус с его губ. Сплетаясь в объятиях в единое целое, они плюхнулись на кровать. Постель встретила шорохом шелков, скрипом пружин.              Она прислонилась к Адиэлю всем телом, закинув на него ногу. Тишина, долгая и нерушимая, лишь иногда разрезаемая хлёстким звуком резинки её чулок, которую Адиэль игриво натягивал и отпускал. Для ребят несвойственно лежать рядом друг с другом в молчании. Но в тот миг в рот не помещались ни сплетни, ни ерундовая болтовня. Сандра вновь его исцелила. С каждым разом его тело и ум в околонаркотическом угаре требовали всё более радикальных методов лечения, и Адиэль знал, это это ещё далеко не предел. И знал, что как бы далеко ни зашла его жажда, Кассандра всегда найдёт метод, чтобы её восполнить.              Теперь в голове было пусто, а на коже — чисто. Настолько, что даже желание по обычаю скурить сигарету-другую не возникало. И гематомы словно больше не ныли, и сонливость из тяжёлой и шершавой, как булыжник, перетекла в приятную и тёплую, а тело словно нежилось в ванне, заполненной парным молоком. Кас наматывала на тонкий пальчик шнурочек с кулоном-замком Адиэля, и подвесной сердцевидный ключик на её собственной шее поблёскивал напоминанием, что они — продолжение друг друга, одна душа, разрезанная на куски и разделённая в разных телах. Которые теперь наконец слились воедино.              Слишком хорошо, чтобы нагружать себя словами. Прошла не одна минута, прежде чем воздыхающим голоском Кас прозвучало то, что давно уже повисло в воздухе:              — Это было прекрасно…              — Просто охренительно, — ответил он ленивой улыбкой.              — Я всегда знала, солнышко, что ты вкусный… — Сандра провела язычком вдоль его шеи, солёной от испарины. — Но даже представить не могла, что настолько.              — Ты вкуснее, — облизнул кончики пальцев. — Не зря ты у меня всё-таки плюшка… Сладкая, как белый шоколад. Питался бы одной тобой на завтрак, обед и ужин.              — Ты ж у нас не сладкоежка, Адиэльку, — рассмеялась.              — Ради тебя, ведьмочка, стану.              Пауза.              — Плюшка-а… Чистое блядское любопытство. А ты бы захотела меня трахнуть, если бы мы не были настолько близки?              — Ты же знаешь, как я преимущественно отношусь к кантетбриджским мужчинам. А ты, малыш, — один из немногих, кто заслужил моё доверие. И ты что, сомневаешься, что ли, считаю ли я тебя горячим? Совсем спятил? По-твоему, я бы загребла в «Содом» кого-то, из кого бы сама не хотела вытрахать всё до последней капли?              — Не-а, нисколечки. Просто хочу услышать это от тебя лично. — Адиэль огладил языком грязные губы. — Потому что в моих глазах во всём сраном Кантетбридже нет ни одной сучки горячее тебя…              — Вот же подлец… — хохотнула она. — О-хо, я заметила в тебе нечто интересное ещё с первого взгляда. Думаю, это можно считать за то, что я изначально захотела тебя трахнуть. Но с твоим видом деятельности было сложно, чтобы ты не счёл меня за одну из своих стрёмных клиенток. И вот мы здесь… Уже не просто клиент и шлюха.              — А шлюха и её почётная хозяйка, хе.              — Дурачок! — На сей раз они разделили смешок на двоих.              И вновь тишина оплела комнату. Нарушили её тем же, чем и прежде:              — Как же всё-таки хорошо…              — Ага. Хорошо…              За эти мгновение внутри Адиэля успела прорасти и полностью созреть мысль:              — Так хорошо, что даже мало.              — Ты хочешь ещё, малыш?.. — Сандра подняла взгляд. Без лишних слов и сигналов она считала в глазах напротив твёрдое согласие. Губы вновь преобразила интригующая улыбка: — Тогда…              Приподнявшись, она поддела пальцем подвеску Адиэля. Потянула на себя и сама опустилась на локти, заставив растомленного и голодного друга нависнуть над собой.              — В этот раз главным будешь ты, Адиэльку. Ну же, давай, трахни меня настолько жёстко, насколько сможешь… — Сандра выдернула алое перо из цветочно-жемчужной икебаны на тумбе и завлекающе пощекотала им собственные изгибы, соски, ключицы. — Видишь, малыш? Это всё твоё. Целуй повсюду, где просит душа…              — Вот здесь, например?..              Он набросился на неё, будто бродящий по пустыне на оазис, будто раздразнённая псина на кусок мяса. Первый кусающий поцелуй — под грудью, второй — у соска, третий — между ключиц. Наносил их Адиэль так быстро и жадно, словно стремился пригвоздить Кас к кровати. Наслоились один на другой сразу два сорта его голода: первый — голод по телу Сандры, которое она до этого едва позволила поласкать, второй — естественный голод по поцелуям, которые в работе куртизанки являются вторым табу после живых и уязвимых чувств. Кассандра под его телом трепыхалась, ёрзала по шелкам, обнимала за шею и не отпускала.              Адиэль стягивал с неё чулки, чтобы ничего не служило преградой — даже тоненький, почти невидимый узористый капрон. Порывисто мазал устами по коленкам. Вновь уткнулся губами в сладкое, деликатное, влажно поблёскивающее местечко между ног и не мог насытиться его вкусом, откликом Кас на каждое движение его языка — наслаждался этим настолько, что порой срывался на стоны. И когда перевернул свою ведьмочку на живот, чтобы плавно войти, осыпать поцелуями не прекращал.              — Ох… Ты так много целуешь… — вздохнула Кас, изогнув белые бровки.              Когда не хватало губ, чтобы приласкать каждый клочок тела, Адиэль сеял укусы, гладил ладонями вдоль изгибов бёдер и тазобедренных косточек, прижимался всем телом — и это были будто его поцелуи кожей. Хоть и внутри Кассандры горячо, на ощупь она оставалась прохладной, как хвойный утренний воздух в мистическом лесу. Зато Адиэль был словно кусок металла, долго томившийся под палящим солнцем. Сандра изгибалась, приподнялась на локтях и прижала его ладонь к своей груди:              — Ты так приятно греешь, Адиэльку…              — Потому что только твои ручки могут охлаждать мой придурочный пыл… — нежно усмехнулся.              — Ах, дурачок ты мой…              Кассандра стонала морской сиреной, соблазняющей и гипнотизирующей своим голоском. Адиэль позволял себе не сдерживаться так же, как и она — его голос у её ушка был то хриплым и глухим, то таким непривычно и уязвимо высоким. С ведьмочкой ему можно было всё. Всё, что позволит плоть, и далеко за пределами.              Он чувствовал себя дома. Чувствовал то же, что и какой-нибудь ветреный мальчишка, впервые за много лет позволивший себе задремать в густом закатном тепле под кустом малины у бабушкиного дома, а не на жёсткой кровати с видом на пыльные дороги и многоэтажки. Чувствовал то бледно-лиловое ощущение, когда закостенелая боль наконец-то начинает отпускать.              Разрядка подкралась так же коварно, как и в прошлый раз. Когда ногти Адиэля вдруг впились в её грудь, Кас поняла, что мальчик её ещё до конца не излечился: снова он оттягивал своё удовольствие. Но стоило её кудряшкам пощекотать его шею, пальчикам — погладить по скуле, а голосу — пробраться под кожу...              — Давай, мой хороший мальчик… — И Адиэль сдался вновь.              Он исцелился, но так и не наелся. Всё ещё хотелось ощущать лунную прохладу кожи Кассандры, поглотить её своим телом и слиться в единый организм. Она укрывала Адиэля своими объятиями, компенсируя эту жажду. Они валялись на мятой постели, уложив головы у изножья, и болтали по-привычному ни о чём, но не затыкаясь ни на миг. Каждое слово к утру растаяло в его памяти без следа, как снеговой замок, кроме парочки фраз:              — Слышал, дурачок? Хозяйка тебя любит и хочет, чтобы ты себя любил и берёг так же, как и она.              Рука Адиэля то и дело тянулась к сигареткам, но Сандра каждый раз лупила его по запястью: нельзя. Тело ещё слишком ослаблено.              Она выждала, когда друга окончательно приласкает крепкий сон, и лишь тогда позволила себе вернуться к делам.

***

Понедельник, 23-е августа 1976 г.

22:48

      — Вы уж меня простите, госпожа инспектор, — У Кассандры на лице едкая пренебрежительная злоба, будто говорит она о моли, что погрызла её кардиган, — но это чудо, что я того Иосифа не прикончила к чёртовой матери. Думайте что хотите! Предупреждение выносите, штрафуйте, да хоть арестовывайте — плевать! Мало того, что он посмел навредить кому-то из моих зайчиков… Он поднял руку на Адиэлька. Самого дорогого мне человека на протяжении уже кучи лет! Мне кажется порой, что я своего мальчика знаю всю жизнь. Ради него я готова и сама сгореть на костре, и весь Кантетбридж за собой испепелить.              Она заедает гнев кокосовыми конфетами, уплетая за обе щеки. Мисс Батчелор не сомневается в его подлинности, однако чувствует: на деле её гнев имеет совсем другой окрас, вовсе не тот, что Сандра пытается ему придать. Несмотря на всё, видно какое-то удовлетворение в её словах. А Джоан крайне сомневается, что то, что Кас, по её же словам, сделала с Иосифом, могло бы столь полно ублажить её кровожадность.       В конце концов, чем ярче звезда, тем крупнее её амбиции.              Госпожа инспектор решает раскрыть то, о чём всё время культурно умалчивала. Проводит ногтем по лепесткам пиона в вазе:              — Боюсь, малышка, тебе бы всё равно не пришлось… — тянет. — Господина Иосифа той ночью убили.              Конечно же, на лице Сандры вырисовывается клыкастая улыбка. Чуть помедлив, спрашивает:              — Убили? Ах, какая радость. Значит, всё-таки есть и Бог, а не только Дьявол. А где? И как?              — В дороге, — лжёт Джоан, проверяя реакцию. — При каких обстоятельствах — пока неизвестно.              Улыбка Кас не рушится, но будто превращается в гипсовую маску. Складывается впечатление, что ожидала она слегка иного ответа. Нашептав что-то Агате на ушко, указывает пальцем на выход, и та с громким «Будет сделано» вприпрыжку бежит к двери, обнимая плюшевого зайца.              — Вот как… — Сандра раскрывает веер вновь и обмахивается, поглядывая в потолок. — Ну, я выложила тебе всё, что знала. Больше ничего подсказать не могу.              — Могу ли я допросить твоих подчинённых?              — М, моих подчинённых? Зачем?              — Они так или иначе свидетели.              — Думаешь, кто-то мог услышать в тот вечер что-то полезное? Возможно. Я не запрещаю, но сейчас почти все ребятушки заняты…              Гремит взрыв за стеной, трещат искры. Свет в комнате гаснет, возлагая всю работу на напольные свечи, но пару мгновений — и загорается вновь. А затем снова гаснет. Сквозь дверную щель просачивается оседающий на нёбе запах гари.              С чёрным канделябром в руке вбегает Агата. Ещё до того, как отворит дверь, визжит на весь «Содом»:              — Пожа-ар!              — Ох, мамочки! — Сандра вскакивает, выронив веер. — В служебном?              Агата размашисто кивает.              — Чёрт! Мгрх! — И мгновения не требуется ей, чтобы перейти на родной язык. Джоан не знакомо ни одно из грубых слов, выкрикиваемых Кас, но она готова поклясться, что и без этого прекрасно понимает их смысл.              Сжав в ладонях подол платья, чтобы не путался под ногами, она берёт инспектора под локоть и обеспокоенно тащит на выход:              — Ох, кошечка, прости… Сегодня, видимо, не наш день. Допросишь ребятишек как-то в следующий раз, хорошо?              — Как же так могло произойти? Неужели система пожарной безопасности подвела? Или, может, кто-то без спросу полез к щиткам?              — Не знаю! Потом разберёмся. — Кассандра бежит вниз по лестнице, внимательно смотря под ноги, дабы не споткнуться во тьме. Настенные канделябры спасают, но лишь самую малость.              Распихивая охранников, она толкает Джоан к главному выходу. Смольный дым уже потихоньку проползает змейкой в главный зал. Агата сидит на кресле с глазами навыкат, поджав колени, жмёт к груди зайца и сама вжимается щекой в вельветовую спинку. Дрожит, как дитя, завидевшее свирепого волка.              Краем глаза мисс Батчелор замечает, что Сандра своей чернокурой подданой вдруг странно подмигивает, с улыбкой произносит что-то одними губами. Если б госпожа детектив чуточку лучше владела навыком чтения по губам, то не сомневалась, что этой фразой было «Молодчинка». И Агата вдруг улыбается широко и наивно, полностью разрушив веру в этот спекталь.              — Всё, Йоанна, это уже будут наши проблемки… — Сандра спешно выталкивает Джоан на улицу. — Хорошего вечера!       Опять она что-то скрывает от мисс Батчелор.              Но инспектор успела, к её несчастью, разглядеть кое-что ещё. Под приподнятой юбкой Кас, за кружевной резинкой чулка, весьма красноречиво сверкнул стилет.