Не бойся чёрных роз

Четверг, 22-е июля 1976 г.

15:58

      Сандра ждёт Джоан у её кабинета, но инспектора всё нет и нет. Она прощает ей это, ибо сама подъехала едва ли не на пятнадцать минут раньше оговоренного времени, но негодование всё равно потихоньку зудит в груди. Кас никогда не любила ждать. Хоть и нередко сама безбожно опаздывает. В холодном коридорчике, обросшем, будто корой, пробковыми досками с объявлениями и чьими-то чёрно-белыми фото, так пусто и звеняще тихо, что даже не к кому обратиться.              Она стучит каблучком по паркету, от скуки вслушивается в эхо. Вдруг тишину разрезает чей-то тяжёлый гопот. Адиэль, со всех ног спешащий к двери, вырисовывается у Кас перед глазами куда раньше, чем она это осознаёт:              — Фух, блядь… Успел. — Закинув назад волосы, что щекочут веки, он сквозь одышку стучит в дверь. И только после этого замечает: — Плюшка? А ты тут какого хрена забыла?..              — У меня к тебе тот же вопрос, Адиэльку! — отвечает громким шёпотом. — Договаривались же, чёрт возьми, по возможности на глазах у полицаев не пересекаться!              — А я в чём виноват? Меня инспекторша вызвала срочно на четыре. Я мчался, сука, со всех ног, как ужаленная в очко лошадь…              Кассандра изгибает бровь и с подозрением водит по коридору взглядом:              — Меня тоже Йоанна попросила приехать на четыре…              — …И мне весьма приятно, что мои крошки столь пунктуальные.              В разговор вмешивается сама госпожа детектив. Её голос слышен издалека, сопровождаемый тонким и неспешным цокотом каблуков. Ребята синхронно оборачиваются на его звук, не успев вовремя замаскировать на лицах волнение. А Джоан останавливается напротив и невозмутимо, полутонно улыбается, чертовски этим довольная. Две проворные мышки в ловушке. Сложив руки на груди, Адиэль негодующе вздыхает:              — И нахрена Вы это задумали?              — Так уж сложилось, сладкие, что сегодня вы нужны мне оба. Думаю, нет смысла в таком случае растягивать дело… — Приближается на шаг и полушепчет на ухо обоим: — И скрываться отныне нашим готическим Бонни и Клайду тоже смысла не будет, не так ли?..              Кофейные часы на голубино-серой стене рисуют ровно четыре после полудня. Пройдя между ребятами, Джоан отворяет дверь кабинета и с гостеприимной, почти что картинной улыбкой приглашает вовнутрь. Они нехотя заходят: сперва Кас, затем Адиэль. Свято веря, что никто его не услышит, он под нос себе процеживает:              — Вот же сучка…              Сандра присаживается напротив детективного кресла. Скрещивает ноги и покачивает туфелькой, продолжая хмурить снежные брови в некой обиде. Её приятель берёт себе скрипучий стул, прячущийся в тени одежд между шкафом и напольной вешалкой. Садится рядом с подругой и по-свойски закидывает на стол ноги. Всё так же беззастенчиво он достаёт сигарету с зажигалкой, но не успевает поднести огонёк к её концу, как чувствует сильный пинок локтем в бок:              — Адиэльку, не позорь меня, — строго шепчет Кас.              — Все же свои, а. Мы тут уже как дома почти…              — Адиэльку!              — Ладно-ладно… — с лицом шкета, которому запретили играть в куче навоза, он убирает ноги со стола. Нет сил возражать Сандре, когда она смотрит этим взглядом шарнирной куклы, одержимой демоном.              Джоан тем временем по-хозяйски расставляет на столе чашечки и разливает свеженький чёрный чай. Непринуждённо, словно принимает гостей на дому. Ребята, похоже, усматривают в этом нотки издёвки. На самом же деле у инспектора такой цели нет — всего лишь небольшая проверка того, как ребята откликнутся на подобный тон. Адиэль занят курением, а вот Сандра всё же осторожно угощается, делая мелкий глоток. Но оба не сводят с инспектора сочащихся осуждением взглядов.              — Что ж, детишки… — Мисс Батчелор присаживается на кресло, сцепив пальцы в замок. — Для начала расскажите тётушке: зачем вы всё это время скрывались и преуменьшали свою связь?..              — А Вы уже обо всём догадались, ага? Подстава вышла охрененная, ничего не скажу. — Адиэль едко кривит губы. Выдыхает горькую, как самый крепкий чай, дымку. — Честно? Мне просто чертовски не хотелось, чтобы Кас из-за меня встревала в какую-то задницу. Это ж классика: если в Кантетбридже случается какая-то сравнительно весомая херня, я первый в очереди на то, чтобы очутиться в обезьяннике.              Детектив смотрит остро, с лёгким недоверием, и переводит взгляд на Кас, ожидая её слов. Та вздыхает, будто уставшая нянечка:              — Это правда. Вы видите, Адиэлько у нас мальчик очень-очень проблемный…              — Но если надо, для хозяйки могу быть очень-очень-очень послушным, правда?.. — Он дурашливо строит глазки и кончиком носа потирается о щеку Кассандры. Но та в ответ шепчет:              — Адиэльку, не сейчас.       И он нехотя отстраняется.              — В общем, госпожа детектив. — Затягивается сигаретой повторно. — Думаю, Вы женщина умная и всё вкурили. Мой геморрой — только мой. Пусть мисс Май он и дальше не касается, хорошо?              Никакой лжи инспектор больше не замечает. Немного, правда, смущает та степень недовольства, с которой её продолжает колоть взглядом Кас. Но Джоан пытается списать это на её порой излишнюю театральность в эмоциях. Взяв папку дела с верхушки стопки, раскрывает, утюжит бумаги взглядом, листает и одновременно расспрашивает о более существенном:              — Кассандра, скажи: ты знала о том, что твоя бабушка находилась в некоем соперничестве с Хардманами?              — Ах, это. — Сандра цокает языком, рассматривая алый маникюрчик. — Знала только то, что оно в принципе существует. Хардманов не очень устраивало, что ба ведёт дела самостоятельно и не соглашается вступать с ними в долю, как остальные наши банкиры. Всё. Ты же знаешь, Йоанна, я в бабушкины дела никогда не лезла… И на все эти бизнес-гадости мне тоже всегда было плевать.              — Может… Тебе известно что-то об этом? — Джоан протягивает ей охапку писем. Всех, что отыскала в коттедже.              — Откуда это у тебя, Йоанна? — удивляется, распахнув глаза.              — Служебная тайна. Полистай внимательно, прошу.              Кассандра принимается читать старые, успевшие обрасти желтовато-ржавыми пятнами бумажки. Перебирает, будто перелистывает страницы скучного журнала в парикмахерской, лишь бы скоротать время.              — Ах, лейбл… — ворчит она себе под нос, не отрываясь.              — Теперь он тоже в твоих руках, Сандра, не так ли? — интересуется мисс Батчелор. — Каковы твои дальнейшие планы на него?              — Ах, да никаких. Бабуля его тоже тянула только по старой памяти, так что распущу окончательно, и всё на том — мне эта морока тем более не нужна!              — Невелика потеря. Репертуарчик у них всё равно в последнее время был полное дерьмо… — Адиэль невзначай ухмыляется.              — А что насчёт «Экстаза», милая? Как обстоят дела с ним?              — Ну, как видите, на карте Кантетбриджа его больше нет. Газетушки уже успели оплакать это со всех сторон, будь они неладны… Даже мэр свои пять пенни о том, какая это огромная потеря для города, вставил. Хотя сам не соизволил даже с семейкой на церемонию прощания прийти!       Прежде Джоан он этом не задумывалась, однако сейчас мысленно поблагодарила судьбу за то, что семья де Леви и правда решила церемонию не посещать. Кое-кому из них ей безумно бы не хотелось попадаться на глаза.       — Но мне плевать, — продолжает Кас. — Перестройка идёт полным ходом. Ещё несколько недель — и город увидит со-овсем новое местечко, созданное уже мною и по моему желанию. А что они о нём подумают… Меня уже не волнует.              Часы тикают, солнечные лучи сквозь жалюзи изрезают сигаретный дым полосами, на фоне по миниатюрному телевизору на тумбе лепечут новости, а Адиэль скучающе прокуривает пыльный воздух. Всё идёт своим чередом. Госпожа детектив замечает, что Сандра долистала до кусочков с давними угрозами от Хардманов, однако отреагировала на них ровно и невыразительно. Потому Джоан спрашивает сама:               — Ты знала об этом?              — О чём? Об угрозах этих? Ой, да не особо. Это же дедушка вечно пытался, помню, что-то на Хардманов нарыть. А бабушку это уже мало интересовало — ей было важно только чтобы никто не мешал собственный бизнес вести.              Инспектор забирает письма у Кас и вместо них протягивает парочку добытых полароидов:              — Что насчёт этого?              — О, — встревает Адиэль. Пальцем тычет в первое же фото: — Это ж Хозяин. И мужик, который ему вечно что-то втюхивал.              — Добытые Фелдами документы гласят, что этим «что-то» было ничто иное, как наркотики.              — Может быть. Я совершенно не удивлюсь… — Сандра лишь пожимает плечами. — Говорю же, ох, все эти расследования именно дедушка проводил. Шпионов нанимал. Бабушка такой ерундой уже не маялась… Может, разве что иногда пригрозить этими штучками могла. — Она пролистывает фото без особой охоты, едва в них всматриваясь, и вскоре возвращает. — Ещё что-то есть?              Слегка мотнув головой, Джоан бережно кладёт фото обратно, к остальным материалам дела. Сортирует, ровняет стопку по краям и фиксирует вместе красной скрепкой.              — Знаете, есть кое-что, на что я раньше совершенно не обращала внимание… А сейчас почему-то зацепился глаз, — протягивает госпожа инспектор. Ноготками невесомо царапает гладь полароидов. — Роза, найденная на месте убийства. Твоя коллега, Адиэль, прежде указывала мне на то, что видела бутон в сумке мистера Гисборна ровно за день до его гибели. И что ещё тогда один его лепесток почему-то был алым. Теперь аналогичный бутон был найден и у тела мисс Фелд. И что я сейчас заметила… Он также имеет сплошь красный лепесток. Только здесь… — Заново всматривается в фото забрызганной кровью розы с места преступления. — Их уже целых два.              — Бабулю поклонники постоянно цветами забрасывали. Может, от очередного такого ухажёра осталось. Они с этим любят всячески креативить… Думают, что они чертовски стильные. — Сандра отвечает со странной безучастностью, показавшейся инспектору не то натянутой, не то подозрительно сухой. Но та лишь допивает чай, опустив пушистые ресницы, и добавляет: — А что?              — Ничего. Просто наблюдение.              Шумит телевизор со стоящим на нём мини-вазоном в бежевом горшке. На чёрно-белом экранчике вновь показывают Даниэля Хардмана. Издалека едва можно рассмотреть хотя бы силуэт его знаковых кудрей, которые унаследовал Марс и на котором они расцвели во множество раз краше. Снова звучат его вялые и стерильные речи за трибуной:              «— Но господа, не будем говорить о плохом… А лучше сделаем!»              Закончить мысль он не успевает: Джоан выдёргивает провод из розетки — и экран гаснет, будто смыкается глаз перед погружением в сон. Она ставит телеящик на рабочий стол вместе с видеомагнитофоном, развернув так, чтобы всё было отчётливо видно и ребятам.              — Адиэль, а теперь расскажи ты. — Облокотившись на магнитофон, детектив позволяет себе лёгкую передышку. Берёт деревянный мундштук и расслабленно закуривает сквозь него. Лишь после того, как выдыхает дым и тот рассеивается без следа, продолжает: — Каковы были твои отношения с мисс Фелд? Мне известно, что ты насчёт неё чувствовал, так что эти подробности опустим. Как часто ты её посещал? Как давно?              Сандра гладит Адиэля по плечу. Видно, что на любом слове своего грядущего рассказа он может взорваться, будто плод недотроги. Он сжимает скрещённые на груди руки в кулаки, скрипит зубами, тщательно подбирает формулировки. Кас рядом и её нежные пальчики — единственный фактор, который его сдерживает. По итогу, ворчливо вздохнув себе под нос, выдаёт:              — Пиздецки давно. Ещё со времён, когда её муженёк был жив. Она же мальчиков любила как можно помоложе, даже несовершеннолетних. Походу, была бы возможность — то и младенцев бы сразу трахала.              В его слова Джоан вслушивается не столь внимательно, как могла бы: вместо этого следит за Кассандрой и её реакцией. Её, похоже, совсем не оскорбляет то, с каким пренебрежением приятель отзывается о её любимой бабуле. Она лишь с сердобольным блеском в калиновых глазках поглаживает его по спине, но что-то ещё странное и недоброе мелькает в её зрачках. Что-то, что инспектору идентифицировать не удаётся.              Переведя дыхание, Адиэль продолжает:              — Она мне вечно платила больше положенного, ибо всё хотела, чтобы я однажды её домашним рабом стал. Чтоб каждый вечер встречал на коленях с розочкой в заднице и в одних стрингах её, блядь, дизайна. Ага, размечталась. Чтобы я — и какой-то буржуйской суке продался? Я ей вечно так и говорил, но ту каргу блядскую это, видно, только сильнее раздраконивало. Моя злоба была у неё главным фетишем.              Мисс Батчелор вздыхает с тихим сожалением. Демонстрирует ему кассету с красноречивой подписью «Ади ХХХ»:              — Это было найдено в личных вещах мисс Фелд. Что это? Хоум-видео с твоим участием или нечто в этом роде?              — Да походу. Она, помню, иногда могла куда-то всунуть то камеру, то фотик. Я думаю, если б вы получше поискали, то нарыли бы у неё целый альбом с моей задницей. — Адиэль хмыкает. Поверх явного раздражения натягивает равнодушие и смирение: — Это надо обязательно сейчас отсмотреть, ага?              Получив в ответ кивок, он лишь едва поводит бровями. Джоан выдыхает комок дыма и видит, как Сандра сжимает его ладонь в жесте поддержки, хоть и Адиэль усердно делает вид, что она ему не требуется.       — Кассандра, если ты не желаешь это видеть — можешь покинуть кабинет.       — Нет-нет, я останусь, — твёрдо мотает головой.       Воткнув провод в розетку, мисс Батчелор вставляет VHS-кассету в магнитофон, парочкой кнопок настраивает телевизор и, вернувшись в своё кресло, запускает видео.              В углу экрана — дата, гласящая, что кассете не менее года. Запись воспроизводится обесцвеченной, но жвачно-розовые оттенки комнаты мисс Фелд не убить: их радиоактивная яркость ощутима на фантомном уровне. Интерьер, знакомый всем троим. Розелла сидит на кровати, напомаженная, жирно припудренная, облачённая в белую шубу, приспущенную с плеч. Её видно в кадре от макушки до самых каблуков. Пальцем манит и приторно растягивает гласные:              — Иди ко мне, моя милая девочка…              В кадр заползает Адиэль. Покорно, на четвереньках, под стать ручному щеночку, в дамских чулках, что явно не по размеру его мясистым бёдрам. Запись бережно и отчётливо зафиксировала его профиль и каждую чёрточку, выражающую на лице концентрированную злобу, когда мисс Фелд гладит его подбородок и суёт сухие пальцы в рот, которые он даже пытается прикусить, но Розелла вовремя убирает руку.              — Ох, Ади-Ади… Ведь сколько раз я уже говорила: переступать порог этого дома моя девочка должна уже с этой болтающейся штучкой. Мне нравится именно так. — Она пристёгивает ошейник к его поводку. — Так безжалостно пользуешься моей благосклонностью… Ай-яй-яй, непослушный малыш.              — Отвернись для своего же блага. А ещё лучше — выйди, — шепчет настоящий Адиэль Сандре, пока экранный дерзит: «Я себе готов хоть хер отрезать, чтобы Вы эту благосклонность запихнули себе в зад».              Когда Розелла властно тянет за поводок и сжимает его челюсть, принуждая к вязкому поцелую, он дёргается и вырывается, как будто пёс, которому пытаются насильно впихнуть в пасть таблетку:              — Акгх… Никаких поцелуев на работе, сколько раз ещё, блядь, повторить?!              — Столько, сколько хватит сил… Пока язычок не устанет. — Старуха хихикает, пошло повышая тембр. Не выпуская челюсть Адиэля из хватки, пропихивает ему в рот тонкую пачку купюр. Он громко давится, пытается их вытолкнуть, подводка от слёз уже течёт по скуле, но мисс Фелд толкает глубже и глубже. — Как же мне тебя воспитывать, сахарок? Может, так уже запомнишь, что за те денюжки, что я тебе плачу, ты мне принадлежишь весь? Хватит, малыш, мнить о себе, словно стоишь хоть на пенни дороже этих бумажек. Те, кого за такую сумму не купишь, попросту не оказываются на твоём месте. Запомни по буковкам: шлюшки созданы для того, чтобы быть купленными. Если твой шеф до сих пор тебя этому не обучил, это придётся сделать мне.              Сдавленно кашляя, Адиэль выталкивает бумажки как может, лишь бы, видимо, те не давили на язычок. Мисс Фелд ему большее не позволяет: стягивает с себя тоненькие эластичные стринги и завязывает у него на затылке вместо кляпа, ни в коем случае не позволяя купюрам выпасть изо рта. Опустившись на локтях, она резко тянет за поводок:              — А теперь быстро ко мне. Я срочно нуждаюсь в твоих умелых пальчиках…              На этой ноте реальный Адиэль вскакивает со стула и отворачивается.              Кассандра, всё это время и правда старавшаяся за гадким действом не следить, нежно обнимает его за локоть, прижимается щекой к крепкой руке. Мисс Батчелор всё понимает и решает отложить просмотр немного на потом — уже без лишних глаз. Извлекает кассету из видеомагнитофона и сменяет её на другую — ту, что отыскала в сейфе:              — Тут, предполагаю, хранится более важная для расследования информация…              Качество у записи крайне паршивое: помехи шумят, будто лесная гроза, и льются непрерывным потоком. Помещение освещено слабо, из-за чего лишь секунде на пятой в нём удаётся узнать очертания кабинета. Лицо сидящего в кресле за рабочим столом разглядеть невозможно, но по солидному костюму нетрудно догадаться, что это именно чиновник. Едва разборчиво он приветствует женщину, что заходит в кабинет. Со спины она выглядит сплошным плоским чёрно-белым пятном, лишённым теней и бликов. Из смазанного разговора удаётся выцепить только отдельные слова, ничего не говорящие о его сути, но вскоре узнаётся тембр самой Элизабет Хардман. Имя её мужа порой мелькает сквозь помехи, но контекстом не обрамлено.              — Когда это было снято, Вы не в курсе? — комментирует Адиэль.              — На кассете указан, если не ошибаюсь, 1954 год. А что?              — Плюшка-а, Хардманы случайно не как раз в этом году обручились, не помнишь?              — Если их старшему отпрыску сейчас уже полных двадцать… — Сандра качает головой. — Скорее всего.              Элизабет, чьи вороные локоны выглядят масляным пятном, а блуза — светом ангельского нимба, протягивает чиновнику нечто, напоминающее конверт. Спустя ещё пару мгновений разговора наконец случается просветление — одна её фраза звучит сравнительно чисто и целиком разборчиво:              — Я горячо надеюсь, что моему дорогому супругу найдётся местечко среди вас… Правда?              Вдруг нежданно, подобно выстрелу дробовика во время церковной службы, кто-то прерывает просмотр кассеты, припадочно дёргая за ручку двери. В кабинет врывается некто, кто не позволяет сразу рассмотреть своё лицо: тут же падает на колени, не в силах удержаться на ногах, трагически склоняет голову, зарыв лицо под шторой тёмных локонов, и рыданиями срывает голос. Адиэль раньше всех узнаёт, кому принадлежат эти манерные свистящие вздохи, разбавляющие концентрат хриплых стенаний. Мариан, наша певчая птичка.               Он поднимает лицо, убирает назад густые и по-рокерски непослушные волосы, и те сквозь его пальцы текут водопадом. Совершив долгий-долгий, будто предсмертный вдох, Мариан севшим голосом бредит:              — Это я… Это я её убил…