Back to you (extended cut)

      Элия нашла Га Она в кабинете. Он использовал переводчик, чтобы перейти на сайт колледжа, где он берёт уроки французского.       — Может помочь?       — Да, пожалуйста. Я пытаюсь придумать, как вернуться в класс для начинающих.       — Давай просто отправим электронное письмо твоему педагогу, поскольку ты – особый случай, — сказала она, указывая костылём, чтобы он подвинулся.       Он уступил своё кресло и наблюдал, как она печатает письмо с поразительной скоростью, не касаясь мышки. Девушка нашла и прикрепила письмо доктора о его состоянии.       — Voilà!       — Большое спасибо, — выпалил он. Она спасла его от нервотрёпки и путаницы.       — В любое время, — сказала она, находя и отдавая ему тетрадь. — Здесь ты делаешь записи. Я не смогла заставить тебя делать их в цифровом виде: ты не хотел переключать свою клавиатуру с Хангыля на Латынь.              Однажды за ужином Элия посмотрела в свой телефон, когда тот оповестил о новом уведомление.       — Хмм. Няня придёт на следующей неделе, — сказала она. — Может, стоит перенести встречу?       — Няня? — спросил Га Он.       — Она вырастила нас, — пояснил Ё Хан. — Меня и Исаака. И Элию.       — Что ж, тогда она, конечно же, должна навестить нас.       Ё Хан выглядел удивлённым.       — Ты уверен?       — А что, мы с ней не ладим?       — Нет, она обожает тебя. Просто я подумал… — он покачал головой.       — О чём? Ну же, продолжай. Не знаю, был ли я тем мужем, что мог догадаться, о чём ты думаешь... Но в данный момент, я не обладаю этой способностью.       Тон Ё Хана был извиняющимся, когда он ответил:       — Я не хочу, чтобы ты думал, что я привлекаю подкрепление, чтобы оно помогло мне отстаивать свою правоту.       — О, — сказал Га Он. Теперь он был единственным, кто отвёл взгляд. — Я думаю, эм, это больше не проблема, — он осознал, что мужчина может неверно это интерпретировать, и быстро добавил. — Я больше не испытываю подозрений к фактам. Я работаю над тем, чтобы принять то, что доктор Ли называет «нарративом».              Няня оказалась гораздо улыбчивей, в отличие от своего портрета.       (Элия сказала ему, что няня стала гораздо счастливее, по сравнению с временем, когда она работала на Канов.)       Она была элегантно одета и по-матерински ласкова. Женщина тепло обняла Элию и Ё Хана, прежде чем подошла к Га Ону склонив голову набок и печально улыбаясь.       — Я знаю, ты не помнишь меня, — сказала она. — Но ты важная часть нашей семьи. Мы все трое во многом обязаны тебе своим нынешним счастьем.       Га Он был озадачен тем, как такое могло случиться, но он также не знал, как бросить вызов женщине, с которой он только что познакомился и которая, по-видимому, меняла подгузники его мужу и племяннице. Она раскрыла руки для объятия. И он принял их.       Он очутился в нежных объятиях и обнаружил, что тут же смаргивает слёзы. Она выглядела, ощущалась и пахла совсем не так, как его собственная мать – женщину, которую он не обнимал 17 лет – но она, несомненно, была матерью. Несмотря на амнезию Га Он понятия не имел, когда его в последний раз обнимал кто-нибудь.              Однажды вечером няня незаметно отвела Га Она в сторону.       — Я уверена, что Ё Хан не рассказывал тебе о своём детстве, — произнесла она.       — Ну, я знаю, что его отец был ростовщиком как тот, что разорил моих родителей.       — И?       — Это всё.       Няня надула щёки и жестом пригласила Га Она присесть. Они были в комнате, которую мужчина должен был делить с Ё Ханом. Она закрыла дверь и села на стул напротив Га Она.       Женщина рассказала ему, как рос Ё Хан: брошенный; которого приняли к себе лишь из-за просьбы Исаака; держали в подвале, словно опасного питомца; избивали до кровавых подтёков; издевались в школе из-за его странного поведения; несправедливо обвиняли в том, что он вынудил горничную выпрыгнуть из окна второго этажа.       Когда она закончила, Га Он обхватил руками голову.       — Не хочу показаться неблагодарным за то, что вы ввели меня в курс дела, — начал он, шмыгая носом. — Но, надеюсь, на этом ужасные истории закончились.       Няня протянула ему ещё одну салфетку. Он поблагодарил её.       — Они действительно счастливы? — спросил мужчина, поднимая глаза.       — Да, — заверила она его. — За последние несколько лет они, наконец, счастливая семья.              — Печенье, — начал Га Он, глядя на Элию, выкладывающую на маленькую тарелку купленное в магазине печенье, чтобы подать к послеобеденному кофе. — Что мы ели, когда я вернулся домой после операции…       — Мадлен? — подсказал Ё Хан.       — Да, оно. Ты сказал, их приготовил я?       Ё Хан издал утвердительное мычание в кружку с кофе.       — Где я взял рецепт?       — Ты посещал занятия. В том же колледже, где мы берём уроки французского, есть кулинарные курсы. Ты был на большинстве из них.       Га Он не был уверен, сколько времени потребуется, чтобы его французский стал достаточного уровня, чтобы следовать инструкциям в классе, полном носителей языка.       — Могу ли я… — он заколебался. Он никогда ранее не просил Ё Хана сделать вместе с ним что-либо. — Могу ли я продолжить посещать их? Ты мог бы… с тобой? Ты мог бы пойти вместе со мной, чтобы помочь мне?       Ё Хан выглядел так, словно Га Он только что сделал ему предложение.       — Говори, самчон, — прошептала Элия, толкая его локтем.       — Да! Да. Конечно, мы можем пойти вместе. Да, — он потянулся за телефоном. — Я запишу нас на следующее занятие.              Инструктор, миниатюрная женщина бельгийского происхождения с пепельными волосами, была рада снова увидеть «корейских голубков».       Га Он внезапно почувствовал руку Ё Хана своей пояснице.       — Вы меня не помните, — сказала мадмуазель Лемер Га Ону по-английски с заметным акцентом, подняв брови.       В ответ он произнёс французскую фразу, которую больше всего практиковал:       — Извините меня, пожалуйста. У меня амнезия.       Она похлопала его по руке и печально покачала головой.       — Да-да, я слышала. Вы даже забыли французский. Печально, печально. Но сегодня вы получите свой мадлен обратно, а?       Ё Хан заверил её, что они останутся в задней части кабинета, и что он будет переводить очень тихо, не мешая остальным студентам.       Мадмуазель Лемер отмахнулась от этого комментария и потянула Ё Хана в переднюю часть. Она махнула Га Ону, чтобы он следовал за ней.       — Ты остаёшься здесь, потому что твой муж – пример для подражания, — заявила она.       Когда класс был в сборе, мадмуазель Лемер представилась и объяснила, что мадлен – бисквит, а не печенье. Ё Хан перевёл это, его губы почти касались уха Га Она, а их плечи прижаты друг к другу.       — Она говорит, что теперь мы растопим масло.       Мадмуазель Лемер указала на Га Она и сказала что-то ещё.       — Но ты можешь подрумянить своё. Что это означает?       — Ага, — воскликнул Га Он, приступая к делу. — Давай я тебе покажу.       — Хорошо, сейчас она просит взбить сухие ингредиенты.       — Ты справишься с этим, — сказал Га Он, пододвигая миску к Ё Хану, параллельно перемешивая сливочное масло.       — Но как?       — Ё Хан.       Ё Хан вяло сжимал венчик, размахивая им из стороны в сторону, как маленькой метелкой.       — Прекрати, — прошипел Га Он.       Девушки лет двадцати с небольшим, стоявшие позади них, захихикали.       — Я видел, как ты готовишь омлет. Я знаю, что ты умеешь пользоваться венчиком.       Ё Хан надулся.       — О боже, — простонал Га Он так тихо, как только мог. Он оттолкнул Ё Хана от миски. — Ты ужасен.       Он быстро перемешал сухие ингредиенты, а затем и жидкие.       — О, вот так, — сказал Ё Хан.       Га Он укоризненно посмотрел на него.       Двадцатилетние захихикали. Мадмуазель Лемер ухмыльнулась.       — Если у меня подгорит масло, я вылью его тебе на голову, — прошипел Га Он.       Ё Хан широко улыбнулся.       Когда ингредиенты были, наконец, приготовлены, мадемуазель Лемер велела им закрыть миски плёнкой, наклеить на них этикетки и поставить в один из гигантских холодильников, стоящих вдоль стены.       В течение часа, пока они ждали, когда остынет тесто и застынут формы, студенты собрались небольшой группой в центре класса.       Ё Хан представил их группе от своего и Га Она имени, в то время как второй пытался стряхнуть муку с чёрного свитера мужчины.       — О чём ты вообще думал, надевая проклятую готическую одежду на занятия по выпечке, — ворчал Га Он.       Ё Хан расплылся в улыбке. Мать и дочь перешёптывались, пряча улыбки за ладонями. Молодой человек в элегантном костюме, который принёс свой фартук, уставился на Ё Хана, его лицо было ярко-красным.       — Чем вы сейчас занимаетесь? — спросила дочь на понятном английском. — В Швейцарии?       — Я? — выпалил Га Он, глупо указывая на себя.       Он не обращал внимания на то, что Ё Хан переводил разговор в режиме реального времени, отвлёкшись на попытки Ё Хана смахнуть муку с его лица, пока тот говорил.       Га Он не знал, что ему теперь делать.       — Изучаю французский, — сказал Га Он (по-французски, поскольку это была фраза, которую он часто практиковал), и добавил по-английски:       — А ещё я работаю над своим английским, чтобы найти работу.       Га Он не был уверен на сто процентов, потому, как Ё Хан говорил на французском бегло, но ему показалось, что его муж сказал: «Га Он-а, тебе не обязательно работать. Я богат».       И то, что после слов мужчины в толпе пронеслось "оуу", подтвердило догадку Га Она.       — Ты покраснел, — сообщил ему Ё Хан вполголоса по-корейски.       Га Он яростно взглянул, заставив двадцатилеток рассмеяться.       Когда мадлены Га Она и Ё Хана были готовы, мадмуазель Лемер встала в очередь между прилавками к их столу. Она оттолкнула руки Ё Хана от противня и бесцеремонно высыпала маленькие пирожные с подноса на кухонное полотенце. Не став дожидаться, пока Га Он посыплет их сахарной пудрой, она разломила одну половинку, осмотрела, подула на неё и отправила в рот. Вздохнув, женщина опустилась на табурет.       Га Он тоже разломил одну половинку. Он предложил часть Ё Хану. Мужчина, однако, не стал брать пирожное пальцами, вместо этого он наклонился и взял его в рот прямо из пальцев младшего.       Один из учеников ахнул.       Ощущение языка Ё Хана на подушечке пальца Га Она, окутанного его губами, было потрясающе эротичным. Младший отскочил назад, словно обжёгшись, и принялся теребить свою половинку мадлен, едва не выронив её.       Ё Хан встал и одобрительно хмыкнул, выразив своё одобрение аромату, кивнул и поднял большой палец в сторону мадемуазель Лемер, которая, казалось, нисколько не удивилась поведению партнёра своего лучшего ученика.              Однажды ночью Га Он пришёл в комнату Ё Хана, перед этим тихонько постучав, на случай, если мужчина уже спит.       Но Ё Хан сказал ему войти, он всё ещё был полностью одет.       — Я не знаю, как извиниться за то, через что заставил тебя пройти, — сказал Га Он, — но мне правда жаль.       Ё Хан покачал головой.       — Не похоже, что ты делаешь это нарочно. Ты никогда не был жестоким человеком. Даже когда мы были готовы вцепиться друг другу в глотки, ты относился ко мне лучше, чем я того заслуживал.       — Я подумал, будешь ли ты чувствовать себя менее... одиноким. Если вернёшься в нашу спальню. Или от этого станет только хуже?       — Не беспокойся обо меня, — сказал Ё Хан. — Подожди, пока не будешь готов.       — Знаешь, — после секундной паузы ответил Га Он, — в этих отношениях нас двое. Не только я один. Твои чувства важны так же, как и мои.       Ё Хан горько улыбнулся.       — Так странно. У тебя нет воспоминаний, но ты абсолютно тот же человек.       Га Он опустил голову.       — А ещё я хотел узнать… — он заколебался. — Могу ли я обнять тебя.       Ё Хан мгновенно поднялся. Га Он с удивлением обнаружил, что, когда они оба были босиком, младший казался выше Ё Хана. Это казалось неправильно – Ё Хан был таким внушительным.       Младший неуверенно потянулся к нему, и Ё Хан заключил его в объятия.       Было странно класть подбородок на плечо Ё Хана. Га Он чувствовал себя беззащитным. Поэтому он наклонил голову и прижался лбом к плечу Ё Хана.       Одна из рук мужчины легла Га Ону на затылок, и что-то оборвалось у него в груди.       — Ах, — пробормотал Ё Хан. — А вот и мой плакса.       В его голосе не было насмешки.       — У тебя всегда были такие сильные чувства.       Ё Хан погладил Га Она по волосам и сказал ему:       — Худшее, вероятно, уже позади. Я не могу припомнить ничего, о чём бы мы тебе не рассказали. Сюрпризов больше быть не должно. С этого момента всё должно стать проще.       Он смахнул слезу с щеки Га Она большим пальцем, и младший повернул голову, чтобы посмотреть на него.       Их лица почти соприкасались. От Ё Хана пахло сандаловым одеколоном и чистой кожей. От их близости, от их переплетённых тел, от нежной руки старшего, вытиравшей слёзы Га Она, по телу второго пробежала странная дрожь, колючая и горячая.       Подождите-ка… Я не могу припомнить ничего, о чём бы мы тебе не рассказали.       Ё Хан не планировал когда-либо рассказывать ему, что мужчина пытался его убить?       Га Он взял руку бывшего судьи обеими руками и отвёл её от своего лица, повернув её ладонью вверх, впервые по-настоящему взглянув на шрам, что он оставил.       — У меня возникло недопонимание с доктором Ли, — сказал Га Он, всё ещё глядя на руку Ё Хана. — Она рассказала мне об этом.       Ё Хан попытался вырвать свою руку.       Га Он крепко держал её, глядя на мужчину снизу вверх. Глаза Ё Хана расширились. Он напуган.       — Может быть, это уравняет нас, — сказал Га Он. — Мы оба убийцы. Просто ты в этом преуспел больше.       — Нет, — простонал Ё Хан. — Га Он-а…       — Я знаю, знаю. Мной манипулировали, а ты действовал преднамеренно. Мы оба изучали юриспруденцию. Это вопрос степени, но в любом случае это убийство.       Ё Хан опустил голову.       — Я не буду извиняться за то, что скрывал это от тебя, — тихо сказал он. — Если бы ты был на моём месте… если бы ты знал что-то ужасное о ком-то, кто этого не помнит, и ты мог бы спасти этого человека от ненависти к себе… — он внезапно оборвал себя, его руки дёрнулись. — Ах. Мне не обязательно заканчивать это предложение. Ты спас кое-кого от ужасных воспоминаний, прежде чем потерял свои.       Что-то в мягкой грусти в его глазах, когда он снова посмотрел на Га Она, многое сказало младшему.       — Элли? — выдохнул Га Он. — Что она могла…       Ё Хан прикрыл рот рукой. Теперь в его глазах была неподдельная боль.       — Давай остановимся. Пожалуйста. Ты тоже не должен был знать. Всё, что тебе нужно знать, это то, что это был несчастный случай, — он закрыл глаза, и по его щеке скатилась слеза. — Это был несчастный случай, — повторил он почти шёпотом.              Ё Хан поехал за Элией, чтобы забрать её с физиотерапии.       Га Он остался дома, листая свой телефон, который был ему так же чужд, как дом и люди в нём.       Сообщения были повседневными, но, несмотря на это, согревали сердце Га Она.       От Элии: вернись. TENS снова сломался. давай вместо него купим мороженое.       От Ё Хана: Не забудь зелёный лук.       Галерея была полна снимков его семьи и дома.       Ё Хан спал лицом вниз на диване в гостиной, а Ккоми свернулась клубочком у него на пояснице.       Элия в универмаге, дефелирующая с огромной, уродливой шляпой с видом супермодели.       Элия и Ё Хан на катере, очевидно, увлечённые спором из-за солнцезащитного крема, который Элли держала вне досягаемости мужчины.       Он был поражён селфи: его собственные улыбающиеся глаза под соломенной шляпой, нижняя половина лица скрыта самым большим пионом, который Га Он когда-либо видел.       Га Он услышал, как Элия вошла в парадную дверь без Ё Хана.       — Эй! — крикнула девушка из прихожей. — Пак Га Он!       Га Он всё ещё не привык к своему новому имени, поэтому он не сразу ответил.       — Что?       — Иди забери своего мужчину!       Га Он вышел в фойе, чтобы снова спросить “Что?”, вместо того чтобы продолжать кричать.       — Мадам Беллон, живущая по соседству, загнала Ё Хана в угол в конце подъездной дорожки, — сказала Элия, указывая головой себе за спину. — Она охотиться за ним с самого первого дня.       Га Он обошёл её и заглянул в открытую дверь.       Светлокожая женщина в жемчугах такой величины, что Га Он мог сосчитать их с крыльца, стояла между автоматическими воротами и столбом, не давая им закрыться.       Га Он сунул ноги в ближайшую пару туфель и выскочил за дверь.       — Йобо! — крикнул он, сбегая по дорожке.       Ё Хан обернулся, на мгновение его лицо было ошеломлённым, а затем расплылось в улыбке.       — Йобо? — повторила женщина, сморщив нос.       Га Он обнял Ё Хана за талию, а Ё Хан, в свою очередь, положил свою тяжёлую руку младшему на плечи. Он что-то говорил мадам Беллон на своём хорошо отточенном французском, вероятно, объясняя, что "йобо" – это ласковое обращение, которое могут использовать только супружеские пары.       Га Он разобрал несколько слов.       Га Он решил, что их соседка, скорее всего, не фанатка корейских дорам, поэтому сказал на их родном языке:       — Твоя племянница послала спасти тебя.       — Хорошего вечера, — сказал Ё Хан мадам Беллон.       Га Он нажал кнопку на воротном столбе. Раздавшийся звуковой сигнал и жужжание электромотора заставили мадам Беллон отпрыгнуть назад, прежде чем ворота закрылись за ней.       Га Он продолжал смотреть ей в глаза и тепло улыбаться.       — Ревнивый мальчик, — прошептал Ё Хан ему на ухо.              При последующем осмотре у медицинской бригады Га Она спросили, не появились ли новых симптомов.       — Ежедневные головные боли. Они всегда были у меня?       Его врач вздохнул и сказал:       — Да. Вы годами жаловались на головные боли. Мы исключили гипертонию и бруксизм. Я дважды направлял вас к офтальмологу, но вы так и не обратились.       Га Он понял, почему не воспользовался рекомендацией раньше, как только услышал слово "офтальмолог", но не сказал врачу.       — Я запишусь на приём, — сказал он.       По дороге к окулисту он сказал Элии, куда направляется.       — Только не говори Ё Хану, — попросил он.       — Га Он-и, не надевай очки, — попросила она, сложив руки в умоляющем жесте.       — Я буду носить контактные линзы, — заверил он её.       — Тогда всё должно быть в порядке.       Га Он попытался рассмеяться.       — Ё Хану, наверное, было бы очень неловко, если бы я носил очки.       Элия вздрогнула.       — Нет, Ё Хану станет только хуже. Это мне было бы неловко.       — Что ты имеешь в виду?       — То, что ты ему нравишься, потому что ты похож на его брата, – это, честно говоря, наименее странный поступок Ё Хана. Но что больше всего раздражает меня, так это то, что я стану третьей лишней, наблюдая, как некто будет приставать к тебе днём и ночью.              Ё Хан поймал его пристальный взгляд.       — О чём думаешь? — спросил он. Но блеск в его глазах выдал его подозрения относительно мыслей младшего.       — О нашем... браке, — нерешительно произнёс Га Он. Он откинулся на спинку стула, когда Ё Хан наклонился вперёд. — О его… физической составляющей.       Ё Хан приподнял бровь. Га Он посмотрел в угол комнаты.       — Насколько я помню, я гетеросексуальный девственник.       Ё Хан улыбнулся.       — Ты не натурал. И уж точно не девственник.       — Итак, мы... всегда... часто… Ты, должно быть, скучаешь по этому.       Ё Хан откинулся на спинку стула.       — Даже не столько по сексу, сколько по простым прикосновениям.       Га Он взглянул на него.       — В течение десяти лет никто не прикасался ко мне, кроме моего врача или когда мне нужно было перенести Элли из кресла в машину. Когда мы сошлись, мы не могли оторваться друг от друга. Мы были той раздражающей парой, что повсюду ходит рука об руку, — его улыбка была печальной. — Было тяжело не прикасаться к тебе. Но ты бы не хотел, чтобы незнакомец гладил тебя по волосам каждый раз, когда его руки ничем не заняты.