Полдень

Смерть. Является ли она достойной карой для того, кто совершил преступление? Возможно. Все зависит от тяжести самого поступка. Но что если человек лишь покусился на твою честь, однако все же не пересек черту? Он предпринял попытку, но не довел дело до завершения. Можно ли наказывать в этом случае, лишая другого жизни? Сакура никогда о таком ранее не задумывалась и не знала ответов на вопросы, которые сама же себе и задавала. У страха глаза велики и в душе служанка уже успела испытать весь ужас от, еще не настигшего ее, горя, но все же, свойственная ей от природы жалость ко всему убогому и слабому, не дали Сакуре ответить «Да» на простой и довольно жестокий вопрос стражника. В кромешной тьме зала библиотеки двое, мужчина и девушка, сидели на полу, плотно прижавшись телами друг к другу. В их касаниях не было ни нежности, ни любви, ни ласки, ни желания, лишь толика сочувствия и немного понимания. Шисуи осторожно и довольно робко поглаживал своей большой и широкой ладонью дрожащую спину служанки, оставаясь в неведении, почему вдруг эта милая барышня выбрала его в качестве своего спасителя. Откуда в ней было столько необоснованного доверия? Признаться, Сакура и сама плохо понимала мотивы своего поступка. Но, слушая тихое, ровное и спокойное дыхание мужчины, до нее понемногу стала доходить мысль о том, что стражник и голосом, и внешностью странным образом походил на того самого, кто когда-то одарил ее своим теплом и заботой. Он был похож на Него, на ее Хозяина, на ее Господина, на ее Любовь, на благороднейшего Его Высочество Наследного принца. У Учиха было много бастардов и даже когда молодой Император стер в порошок сам прах предков правящего клана, не говоря уже и о потомках, все еще могли оставаться люди, в ком текла кровь Учиха. В самых грязных борделях столичных трущоб можно развлечься с брюнеткой с черными как ночь глазами, что лицом своим будет так же прекрасна как покойная Наследная принцесса Микото. Уж во Дворце встретить ублюдка какого-то из дальних родственников Императора было не так удивительно. Однако Сакура все равно была поражена сходством. Линии бровей, глаза и губы двух мужчин казались практически идентичными и при плохом освещении Шисуи, наверное, кто-то даже мог принять за более уставшего, возмужавшего и повзрослевшего Наследного принца. И все таки барышне Хатаке с трудом верилось в то, что она кинулась в объятия плохо знакомого мужчины лишь из-за его сходства с Наследным принцом. Это глупо. Безусловно, было что-то еще. Но что? В обнимку на холодном и твердом полу библиотеки двое провели почти час, пока девушку не перестало трясти и страх не сменился, по-тихоньку накатившим, чувством стыда. - Прости, - она ослабила свои почти удушающие объятия и встала с колен мужчины. В ее ногах еще не было сил, чтобы уверенно стоять, поэтому Сакура лишь тихонько переползла на пол, стараясь не отдаляться от своего спасителя. - Ты так сильно боишься его? Девушка устремила свой взгляд в ту сторону, откуда шел голос. Ее глаза привыкли к темноте но в тусклом свете луны, пробивавшейся сквозь тонкую бумагу, она с трудом смогла различить очертания фигуры мужчины. “Он всего лишь стражник”, - твердил внутренний голос. - Крыса залезла в мою постель, - довольно откровенно выразилась Сакура. Она была уверена – простой солдат никогда не поймет, о чем ему только что поведали. Признавшись в своем “грехе”, она испытала на миг неожиданное чувство облегчения. Но все оказалось не так просто, как представлялось барышне Хатаке. - До дня пробуждения личинок еще далеко, однако же Вы оказались в постели с мерзким существом, - слова Шисуи заставили служанку немного напрячься, - Возможно, Вы соблазнили эту тварь едой, что в нарушение правил принесли в свои покои? Нет, он все прекрасно понимал. От осознания данного факта Сакуре стало дурно. Она только что призналась чужому человеку, что некий мужчина пытался лишить ее невинности. А он в ответ обвинил ее в нарушении правил Дворца и у него был повод так думать, ибо совсем недавно девушка бесстыдно прижималась к нему и сидела на его коленях. Барышня Хатаке могла сейчас же встать, закричать на мужлана, что ставил под вопрос ее неожиданную встречу с мерзким вредителем. Могла начать давить на него именем своего законного отца, но все это было бы довольно глупо, ведь Шисуи принял ее “игру” и не нарушал правил. - Я не ношу еду в покои, - тихо начала Сакура, - слушаю наставления тетушек. Однако животное – есть животное, господин Шисуи, - голос ее был ровным и спокойным, - Я не могу заткнуть все щели и закрыть все двери, окна, через которые ко мне могут попасть крысы, змеи и прочие твари. И все же, - она остановилась, чтобы немного отдышаться, ибо сохранять спокойствие было довольно трудно, - я также не могу искать защиты, так как, как и сегодня, меня скорее обвинят саму, чем ... – девушка прервалась, еще немного и она могла сказать лишнего, - В любом случае, сегодня я отпугнула крысу, поэтому, думаю, что и завтра справлюсь с ней, если понадобится – обнадеживающе закончила служанка, сама не веря своим же словам. Ей была нужна помощь. Сегодня она обнаружила свою бесконечную слабость и абсолютную беззащитность, но не собиралась унижаться перед Шисуи. Сакура была молода и неопытна, она не сделала ничего дурного, а потому в ней теплилась такая наивная, но свойственная всем четным людям, уверенность, что ей нечего бояться и стыдиться. В том, что ее худое тело, облаченное в самый простой и скромный наряд, смогло привлечь кого-то, вовсе не было вины девушки. Она это знала и ей этого было вполне достаточно. Какое-то время пара просидела в тишине. Сакуру не привлекала идея продолжать разговор, а Шисуи молчал, будто все еще обдумывая слова девушки. - Если не возражаешь, я могу помочь. - Что? - У меня есть знакомые евнухи в Управлении делами Дворца, я попрошу, и они завтра же залатают щели в стенах, приделают засов на двери и окнах, - обыденно сообщил стражник. - Неужели тебя повысили до генерала? – улыбнувшись спросила Сакура. Она не верила, что кто-то так легко может взять и протянуть руку помощи. Да к тому же было странно, что человек, еще вчера ходивший в простом кожаном нагруднике, сегодня уже рассказывает, что имеет связи в самом Управлении делами. Будь у него такие знакомства, начинал бы он с самых низов? Очевидно, у мужчины была какая-то цель, а может он и вовсе шутил или просто хотел показаться очень важным и влиятельным человеком в глазах незначительной служанки. - Отчего же генералом? – его голос казался обиженным, но одновременно веселым, что заставило Сакуру еще с большим недоверием отнестись к предложенной помощи, - До генерала мне, конечно, далеко, - протянул он загадочно, - однако же друзей у меня хватает, поэтому, барышня, не стоит делать поспешных выводов, - мужчина поднялся и зажег свечу. В мерцании тусклого огонька служанка наконец смогла разглядеть грозную фигуру стражника, который, кажется, довольно далеко продвинулся по службе. Девушке было сложно понять, какой статус имел Шисуи, однако в глаза бросались его новые доспехи, сделанные из пластинок безупречной, блестящей стали, и украшенный узорами шлем. Что-то подобное носил, как помнится, господин Хатаке. - Прости … - извинилась и тут же замолчала Сакура. Она было хотела ласково назвать его как раньше «братцем Шисуи», но теперь не была уверена в уместности подобного обращения. Время шло, мужчина то и дело поглядывал в щель дверей библиотеки, будто торопясь куда-то и все же не спешил покидать служанку. - Скоро восход, стража начнет свой обход. Не уходи далеко от дверей до его начала, а днем не засыпай, жди рабочих, - голос Шисуи звучал непривычно властно и строго, будто он привык раздавать указания, - Я загляну, возможно, уже только весной. Возьми, - он достал, скрытый в наручах левой руки небольшой кинжал, который в руках мужчины больше походил на походный ножик, - Надеюсь, что не понадобится, - с улыбкой произнес он, поднимая на ноги Сакуру и вкладывая в ее руки оружие. Шисуи ушел. А барышня Хатаке все продолжала стоять перед киноварно-красными дверями Зала умственного развития пока евнухи не оповестили о наступлении часа кролика. Стражник не обманул, Управление делами Дворца в тот же день отправило рабочих, которые поставили засовы на всех дверях и окнах, починили стены и пол, закрыв небольшие дыры. Наверное, Шисуи происходил из благородной семьи или являлся одним из тех, кто служил при самом Императоре, поэтому довольно быстро двигался вверх, сменяя одно звание на другое, ведь рабочие очень трепетно отнеслись к его просьбе и, как показалось Сакуре, превратили ее комнату в неприступную крепость. Однако, несмотря на все их старания, нельзя было вернуть то, что девушка утратила в ту страшную ночь. Ощущение защищенности и покоя безвозвратно покинули сердце барышни Хатаке, наполнив его тревогой и страхом. Впредь каждую ночь от самого заката до восхода Сакура проводила за уборкой, чтением или письмом в самой библиотеке, плотно заперев все окна и двери. Спать ложилась лишь при свете дня. Кинжал, подаренный Шисуи, в нарушение всех правил Дворца носила в рукаве, а перед сном подкладывала под подушку. Тень Кабуто теперь мерещилась девушке всюду, куда бы она ни пошла. Тревога потихоньку съедала ее изнутри, а отвлечься от дурных мыслей становилось все труднее. Сакура продолжала писать матери, она не могла поделиться своей историей с кем-либо. Ей нужна была поддержка близкого человека, но Рин стала необычайно отстранённой. Было трудно сразу заметить холодность госпожи клана Хатаке, понять, когда это началось, ибо и раньше она не отличалась желанием писать длинные письма, ограничиваясь скорее записками. Однако супруга Какаши, всегда исправно отвечавшая на письма своей приемной дочери, теперь на каждые пять писем Сакуры присылала всего одну маленькую записку. Близилось семнадцатилетние барышни Хатаке, поэтому она надеялась, что матушка вскоре немного оттает и оживиться, но надежда на это стремительно угасала. Дни становились длиннее, кошмар ночи потихоньку отступал вместе с тревогой, приходившей с наступлением темноты. А госпожа Рин с началом весны практически перестала отвечать, сколько бы писем ни посылала ей Сакура. Запретный город на то и звался «запретным», что внутрь было безумно трудно попасть, но было еще труднее его покинуть. Девушкам строго-настрого запрещалось пересекать ворота Дворца. Лишь наложница, получившая высочайшее дозволение, могла ненадолго вернуться в отчий дом и это было скорее исключением, чем правилом. До своего двадцатипятилетия барышня Хатаке никак не могла покинуть свой пост и проведать матушку, с которой, как ей казалось, творилось что-то нехорошее. Могла ли она тяжело заболеть? Может она не в состоянии встать с постели и держать кисть, но не хочет никого беспокоить? А может ей надоела эта глупая игра в дочки-матери и Сакура просто наскучила благородной даме? Или же письма бывшей служанки настолько глупы, их содержание столь скудно и незначительно, что госпожа клана Хатаке не желает тратить на ответы свое время? Порой служанке Зала умственного развития думалось, что образованная, начитанная, талантливая законная супруга господина Какаши просто развлекалась с низкорожденной рабыней, позабывшей свое место. Но могла ли эта изящная, погруженная в бесконечную тоску и печаль, благородная женщина выбрать в качестве развлечения игру с чувствами наивной девочки? Наверно, госпожа клана Хатаке могла бы, но израненное сердце Рин Нохара было слишком мягким и чувствительным, чтобы позволить себе так обращаться с кем-то, кого ласково называла в письмах «мое дитя». Сакура знала, что матушка не стала бы так поступать, поэтому решила, что та, наверное, все же слегла с тяжелым недугом и сильно обрадовалась, когда наконец дождалась письма от госпожи. Оно было немного длиннее обычного, что подняло настроение служанки, но заканчивалось странным предложением: «У твоего почтенного отца появилась наложница». До этого случая ей никогда прежде не случалось узнавать от матери о приходе женщин в поместье Хатаке. Новые девушки появлялись и исчезали как цветы на весеннем лугу и ни разу не было такого, чтобы Рин обращала внимание на то, кто именно делит постель с ее супругом. Они все были просто «наложницы», но никого госпожа не выделяла среди них, не ревновала к конкретному имени, к человеку. Они были лишь кучей малообразованных девиц, способных развеять скуку господина Хатаке, не более. Однако эту девушку она не просто заметила, но даже сочла достойной для упоминания в письме к дочери. «Неужели она ревнует?» - задавалась вопросом Сакура, смотря на танцующий огонек одинокой свечи на столе, пока кто-то не постучал в окно кабинета библиотеки, заставив маленькое трусливое сердце девушки сжаться от страха. - Барышня Хатаке, - послышался знакомый голос, - это Шисуи, - шуршал в кустах мужчина, - можете открыть окно? Страх тут же отступил, стоило девушке понять, кто крадется ночью в зал библиотеки, и улыбка расцвела на ее лице. - Братец Шисуи, - Сакура отперла засов, - Ты ведь мог зайти и через дверь, - шепотом заметила она, отходя от окна и впуская мужчину, который, одним рывком запрыгнув на подоконник, уже оказался внутри Зала умственного развития. - У входа стоит стража, - заметил он, аккуратно прикрывая окно и заново запирая его на засов. - Но тебе то чего бояться? Ты же уже почти генерал, - шутила служанка, ласково улыбаясь гостю. - Да-а, - протянул Шисуи, почесывая затылок, задвинув шлем на глаза, и тут же поправил его, - но сейчас не время моего дежурства и меня накажут, если кто-то увидит, как я праздно шатаюсь по Дворцу. Девушка не могла перестать улыбаться своему странному собеседнику. Это была всего третья их встреча, поэтому нельзя было сказать, что Сакура хорошо знала мужчину, однако его появление безусловно наполняло ее сердце радостью. Впервые увидев Шисуи, барышня Хатаке почувствовала, что он – достойный человек, старательно выполняющий свою работу. Вторая встреча убедила служанку в том, что стражник к тому же обладает благородной душой и незаурядным умом. Ближе ко времени третьей встречи девушка уже с нетерпением и волнением ждала, когда же мужчина постучится в двери библиотеки и заговорщицки попросится внутрь Зала умственного развития. Сакура, не спеша, почти засыпая, наполнила небольшую чашку, только что приготовленным, чаем, и протянула Шисуи, жестом приглашая его присесть за стол в кабинете Зала. - Почему же ты, братец Шисуи, «праздно шатаешься по Дворцу»? – прищурив свои яркие зеленые глаза, поинтересовалась девушка. Еще с прошлого раза служанка задавалась вопросом о том, отчего стражник, кажется, занимающий довольно высокий ранг, ночью прячется от своих сослуживцев за дверями библиотеки. - А что скажет барышня Хатаке, если я окажусь тем, кто сбегает из Дворца, чтобы развлечься в столичных Домах блаженства? – игривым голосом ответил на вопрос вопросом мужчина, залпом выпив чай, и со стуком поставил пиалу перед Сакурой. На эти дерзкие слова девушка лишь мягко улыбнулась и терпеливо наполнила чашку гостя. Видимо, Шисуи был не так прост, как казался на первый взгляд. - Это вряд ли, братец Шисуи, - не поднимая взгляда, тихо произнесла служанка. - Барышня Хатаке может не знать, но многие стражники ночью развлекаются за стенами Дворца, - лукаво заметил мужчина, - Неужто, Вы думаете, будто я чем-то отличаюсь от остальных? Но он, безусловно, отличался. И сейчас, смотря в его темные, почти черные глаза, обрамленные длинными ресницами, Сакура на миг вовсе растерялась. Как же жестока судьба, что свела ее с человеком, который так сильно напоминал Его Высочество Наследного принца. - Стражник, желающий найти утешение в объятиях красавицы, не стал бы так скоро возвращаться во Дворец, - заметила девушка, - А тот, кто опасается попасться на глаза другим, придет во время смены караула во второй половине часа кролика, прямо перед тем, как повозки чиновников, спешащих на Совет, окажутся у стен, - склонила голову набок и широко улыбнулась она, будучи довольной своим ответом. Для барышни из благородной семьи рассуждать о мужчинах в объятиях столичных куртизанок было довольно постыдным поступком. Однако Сакура по своему характеру являлась человеком, который с начала делал, а только потом уже думал. И сколько бы госпожа Рин ни поучала свою воспитанницу, как бы ни старалась усмирить нрав приемной дочери, она все равно осталась довольно импульсивной. Давно уже девушку не волновало то, как она выглядит в глазах других, однако сегодня ночью Сакура впервые за долгое время действительно хотела произвести хорошее впечатление на своего нового знакомого. Поэтому было вдвойне обидно от того, что она расслабилась и позволила себе лишнего. - Прости … - уже начала она оправдывать свой поступок, однако мужчина перебил ее. - Нет, вы правы. Я не сбегал к девушкам из Дома блаженства – Шисуи бесстыдно взглянул прямо в глаза служанки, - У меня была встреча с давним другом. Слова о некой встрече насторожили Сакуру, но делать странные замечания и выводы во второй раз она уже не решилась. Мужчина не производил впечатление человека, замыслившего неладное, поэтому, неожиданно возникшие, подозрения быстро забылись. - О! – вдруг девушка вспомнила, что не просто так уже с самого начала весны после работы понемногу засиживалась в библиотеке, - братец Шисуи, я давно хотела выразить тебе свою благодарность и передать подарок, - служанка вскочила с резного кресла и вмиг исчезла из виду за ширмой кабинета. Она не задержалась дольше двух коротких мгновений и быстрее, чем мужчина успел удивиться странному поведению барышни, вернулась, держа в руках большой свиток. - Я плохо вышиваю, - опустив глаза в пол призналась Сакура, - да и шитье мне не очень хорошо дается, - продолжила она оправдываться, - но мне хотелось отблагодарить себя за доброту, - девушка раскрыла свиток, который оказался весьма приличным образцом каллиграфического искусства. На ценной белоснежной бумаге, от которой исходил слабый аромат цветов груши, было написано: В безветрии закатном над прудом Пушинки ив порхают, солнцу рады. В зерцале вод полет их невесом, Но, опустившись, тонут без возврата. -Это стих достопочтенного господина... – начала объяснять барышня Хатаке, испугавшись, неожиданно возникшей, неловкой тишины. - Хань Юй, да, - будто бы отвечая на, никем не заданный вопрос, задумчиво прервал девушку стражник. Кажется, ему было мало известно о приличиях и он без зазрения совести позволял себе перебивать собеседника, ибо делал это уже не первый раз. Мужчина взял в руки свиток и аккуратно разложил его на столе. -Это вы написали, барышня Хатаке? – не скрывая удивления спросил мужчина, - Впервые вижу, чтобы женщина использовала стиль цаошу (прим. автора: Цаошу - общее название скорописных стилей, применяемых для написания китайских иероглифов. Стилю присуща упрощенность, экономность, плавность, безотрывность и быстрота написания, в силу чего написанное зачастую выглядит неразборчиво). - Кажется, братец Шисуи и правда часто посещает бордели, - вырвалось у Сакуры и она тут же прикусила губу. Возможно, другого мужчину подобная колкость бы возмутила, но стражник лишь рассмеялся, услышав едкий комментарий в свой адрес. Он знал множество женщин, однако причиной тому была вовсе не страсть к куртизанкам. -Вы весьма способны, - сдержанно заметил он, проведя кончиками своих длинных пальцев по аккуратным, плавным, будто сотканным из одной нити иероглифам. “Весьма способны?” – нижняя губа девушки была прикусана, потому только брови ее поползли вверх, отразив на лице красавицы немой вопрос. Пусть Сакура получала постоянную критику со стороны госпожи Рин, однако понимала, что была не просто “весьма способна”, а очень даже хороша в каллиграфии. Она училась писать, копируя прописи Его Высочества Наследного принца, а в поместье Хатаке ей приходилось днями и ночами от скуки переписывать труды именитых авторов. Она умело копировала стиль письма мастеров кайшу Оуян Сюня и Янь Чжэньциня (прим. автора: кайшу, уста́вное письмо — исторический стиль китайской каллиграфии). Совсем недавно по совету законной матери девушка занялась изучением стиля цаошу и для обывателя ее работа должна была выглядеть как искусство высокого уровня. Госпожа Хатаке высказывалась об уровне своей дочери, как о хорошей работе, “которую на рынке можно оценить в пару серебрянных монет”. Будучи дочерью торговца она многое оценивала через рыночную стоимость и Сакура озознавала свой высокий уровень. Супруга влиятельного чиновника, получившая блестящее образование, могла описать мастерство служанки, как “весьма способна”, но простой стражник? Будь он даже самим личным гвардейцем Его Величества Императора, он все еще оставался лишь солдатом. Замешательство девушки, безусловно, не осталось незамеченным. -Я Вас обидел, барышня Хатаке? – осторожно поинтересовался мужчина, - Я не хотел Вас расстраивать, не поймите меня неправильно, - он встал, взял в руки кисточку и набрав чернила склонился над бумагой, которую Сакура использовала обычно для ответов госпоже Хатаке. Правой рукой он, не отрывая кисти, очень легко прописывал иероглифы, а левую руку держал за своей широкой спиной подобно мастерам, о которых девушке лишь доводилось читать. Служанка Зала умственного развития тихо шагнула в сторону стола, желая скорее увидеть результат работы стражника. В ней проснулось неведомое доселе чувство соперничества, ей хотелось узнать, что умеет человек, так пренебрежительно прокомментировавший то, над чем Сакура трудилась несколько недель. Шисуи завершил свое быстрое письмо. На желтом полотне бумаги широкими, уверенными мазками была написана первая половина четвертого стиха “Думы в разлуке” Юань Чжэня: Кто раз познал безбрежность моря, того иные воды уж не удивят. И никакие облака не назову я облаками, лишь те, что над горой Ушань парят. Сильное, уверенное письмо стражника стало явным свидетельством проигрыша Сакуры. Эту пару строк на простой бумаге госпожа Рин, наверное, оценила бы в несколько десятков серебряных монет и “мазня” барышни Хатаке не могла сравниться с мастерством мужчины. Служанка рухнула на кресло, не в силах справиться со стыдом. -Мне жаль, - тихо произнесла она, - мне нечего дать, - она закрыла покрасневшее лицо ладонями, - я больше ничего не умею и мне нечем отплатить за твою доброту, братец Шисуи, - в ее голосе слышались слезы, но девушка не плакала, - Как же стыдно ... - Эй ... – стражник присел на соседнее место и по-дружески похлопал Сакуру по плечу, - Я совсем не умею шить, - признался он с улыбкой, - Если хочешь отблагодарить меня, то может сошьешь пару носков? – все так же улыбаясь предложил Шисуи. Мужчина сейчас немного жалел о том, что неправильно отреагировал на подарок девушки. Ему, конечно, стоило порадоваться подобно тому, как отец радуется первым шагам своего ребенка, но он так не умел. Его сердце давно превратилось в камень, поэтому сейчас приходилось тратить драгоценное время и утешать девушку. Сакура убрала ладони с лица. “Ты – дурак?” – стражнику не нужно было уметь читать мысли, чтобы понять, о чем думала девушка, ее лицо выражало все настолько ярко, что мужчине вдруг стало даже как-то неловко от своих слов. Разумеется, она была недовольна подобным предложением. Барышня Хатаке только что призналась, что практически не умеет шить, а он предлагает ей сшить носки. -Дай мне ... пару недель, - краснея до самих ушей попросила служанка. На это Шисуи удивлённо вкинул брови. Носки можно было сшить за один час, для этого не требовалось никаких особых умений и навыков, но девушка попросила выделить ей несколько недель. И все же он не мог продолжать ставить Сакуру в неловкое положение, а поэтому быстро согласился. Весенние ночи все еще были слишком холодными, чтобы подолгу находиться в просторном, плохо отапливаемом зале библиотеки. Сырость, поднимавшаяся с фундамента, от самой земли, потихоньку проникала в стены и пропитывала влагой деревянные полы, стеллажи и сами книги. Весенние ветра, днем отгоняющие зимний холод, ночью превращались в опасные сквозняки, гнавшие вон засидевшихся гостей Зала умственного развития. Однако двое не спешили вернуться в свои покои и завернуться в теплое одеяло, прячась от всепроникающего холода. В уютном кабинете библиотеки, в тусклом свете мерцающей свечи стражник и служанка беседовали о литературе и каллиграфии. Их голос звучал тихо и мягко, создавая вокруг такую же атмосферу. Обнаружив общую страсть к каллиграфическому искусству, в особенности к трудам Ван Сичжи, они проговорили почти до самого рассвета, пока евнух, подобно крикливому петуху, что прогоняет сон крестьян, не прервал их.