Государственные дела. Борьба за счастье. Часть 1

      Несмотря на переживания последних дней, Хандан прекрасно спала, в отличии от Улане. Её госпоже пришлось будить лично, потому что та наотрез отказывалась вставать, а за завтраком едва не уснула лицом в тарелке.       — Зачем мы так рано встали, валиде? — ныла пиратка. — Мы же не на корабль опаздываем.       — Некогда спать, моя девочка, — ответила султанша. — Пока мы спим, Сафие-султан наверняка уже новые козни против нас строит. К тому же нам нужно встретиться с Дервишем-пашой.       — Дервиш-паша… И как же я сама не догадалась? А о чём вы хотели с ним поговорить?       — Ты слишком много вопросов задаёшь, — перевела тему Хандан, пытаясь скрыть, что не придумала причину, по которой ей срочно нужно было наведаться к Дервишу.       — Соскучились — так и скажите! — усмехнулась пиратка, на что валиде засунула ей в рот лепёшку.       — Ты слишком медленно ешь. Поторопись, а то не возьму тебя с собой! Будешь одна в покоях сидеть, — пригрозила ей госпожа, и Улане начала быстрее жевать лепёшку.       Позавтракав, они направились в покои паши. Зайдя внутрь, они увидели его с Фахрие-султан. Они стояли слишком близко и, ухмыляясь, смотрели друг другу в глаза. Улане, недовольная увиденной картиной, сморщилась, а в глазах Хандан зажёгся недобрый огонёк. Увидев вошедших, паша растерянно посмотрел на свою невесту, словно их только что застали врасплох. Фахрие явно не понравилось, что их разговор прервали, но, одарив Дервиша насмешливым взглядом, она всё же покинула покои под презрительными взглядами валиде и её воспитанницы.       — Что Фахрие-султан нужно было, Дервиш? Что она тут делала? — накинулась на пашу султанша.       — Мы обсуждали свадебные дела, — попытался выкрутиться Дервиш. — Времени ведь осталось немного.       — Значит поэтому она выглядела такой довольной? — ухмыльнулась госпожа. — Глаза так и сияли…       Дервиш не ответил на её вопрос и упёрся взглядом в пол, хотя обычно при разговоре с Хандан он всегда смотрел ей прямо в глаза, и она это знала. Валиде пристально посмотрела на него, пытаясь понять его состояние. Улане заметила это напряжение, но решила не вмешиваться в их разговор и просто понаблюдать со стороны.       — Ты что-то скрываешь, Дервиш, — не как вопрос, а, скорее, как данность, произнесла султанша.       — Фахрие-султан знает нашу тайну, — осознав бессмысленность своего молчания, сказал Дервиш и вновь посмотрел госпоже в глаза на что та, напротив, отвела взгляд.       — О Аллах! Аллах, какой ужас, Дервиш! И что же теперь делать?       — О, не тревожьтесь! Она не знает о моих чувствах к вам, но ей стало известно, что это я отравил покойного султана. И… и она сказала, что расскажет об этом повелителю, если не помилуют братьев Гиреев.       — Святой Юсуф! Разве поверят, что ты это сам сделал? Скажут, что я велела его отравить! Как же быть, Дервиш?       — Я во всём признаюсь, госпожа! Скажу, что это затея Шахина Гирея, и вы здесь совершенно не причём.       — Так тебя же сразу казнят! — испуганно посмотрела на него Хандан. — Нет, я не позволю!       — Много лет тому назад я ступил на эту грешную стезю для того, чтобы защитить вас и вашего шехзаде. И теперь я снова готов пожертвовать своей жизнью ради вашего спасения!       — Нет-нет, Дервиш! Нужно что-то придумать, спасти тебя. Уезжай отсюда! — с мольбой в глазах прошептала султанша.       — Видите ли, — начал говорить паша, почти вплотную подойдя к госпоже, –жить тут, в султанском дворце, и быть безгрешным нельзя. Но среди всех моих грехов нет и никогда не было предательства по отношению к вам и султану Ахмеду тоже. Если вы верите в это, то я спокоен.       — Да, я тебе верю… Конечно же, верю! Потому и хочу, чтобы ты уехал. Дервиш, пожалуйста, — слёзно произнесла Хандан. — Не надо, не признавайся! Тебя же казнят…       — Смерть и разлука с вами для меня, госпожа, одно и то же, — глядя в глаза сказал ей паша, дав понять, что не исполнит просьбу.       — Дервиш… — томно произнесла валиде. Ей было больно слышать это, ведь этой фразой он признавался ей в любви и отвергал её протянутую руку помощи.       «С ума сойти, и эта женщина неделю назад собиралась сдать его повелителю? Да она же без него жить не может!» — промелькнуло в голове у Улане. Они совсем забыли, что пиратка тоже находится в покоях и наблюдает за ними. Их забота друг о друге вызывала у неё такое чувство умиления, которое она в последний раз испытывала года три назад, встретив в порту белоснежного щеночка. Ей пришлось хорошенько постараться, чтобы взять себя в руки и стереть довольную улыбку с лица, прежде чем сказать то, что должна была ещё очень давно.       — Простите, что прерываю вашу милую беседу, но есть кое-что, о чём вы должны знать, — решила во что бы то ни стало рассказать о своих домыслах пиратка.       — О чём мы должны знать? — поинтересовалась Хандан, которая, в отличии от своей воспитанницы, не смогла сразу спрятать эмоции и вытереть слёзы.       — Помните, я сказала, что яд, которым отравили повелителя и шехзаде, предположительно был в лукуме. Менекше-хатун сказала, что этот лукум принесла Фахрие-султан.       — И ты всё это время молчала? — возмутилась валиде.       — Я пыталась сказать это ещё тогда на балконе, но вы были слишком злы на меня и не хотели слушать, — оправдывалась Улане. — Я и позже пыталась сказать, но всё время что-то мешало, а потом я и вовсе забыла об этом.       — У тебя есть доказательства? — спросил её паша.       — Нет, поэтому я хотела в первую очередь тебе рассказать, чтобы ты помог мне их достать, — ответила пиратка. — Могу лишь опираться на совпадения и домыслы. У Фахрие-султан был очевидный мотив. Она хотела быть с Мехмедом Гиреем, знала, что трон ему достанется, если из династии османов никого не останется. А она бы смогла стать его женой.       — Вот змея! Я и не думала, что она настолько жестока, что готова убить своего маленького племянника. Моему сыну она бы точно захотела отомстить, но Мустафа ведь ей ничего не сделал, — задумчиво проговорила валиде.       — По-хорошему, нужно сейчас же пойти и сдать её повелителю, но без доказательств он нам не поверит. Но мы можем пригрозить султанше этой тайной, и она будет молчать.       — Как ты уже сказала, Улане, у нас нет доказательств. А у Фахрие-султан есть письма, которые я писал Шахину, и…       — А вот с этого места поподробнее, — перебила Дервиша Хандан.       — Да, мне бы тоже хотелось узнать, о каких письмах речь, — поддержала султаншу Улане.       — Я разве не рассказал тебе, когда ты мне подсыпала какую-то дрянь в вино? — усмехнулся паша.       — Ты тогда слишком быстро уснул и не успел рассказать всех подробностей. Так что, мы с валиде тебя внимательно слушаем.       — Дело в том, что это Шахин помог мне устроиться во дворец на службу к повелителю, — тяжко вздохнул Дервиш, морщась от неприятных воспоминаний. — До этого я поклялся ему в верности. Он мечтал занять османский престол, потому нас с Рейханом подослал, чтобы мы шпионили. Повелитель меня сразу же назначил наставником шехзаде Ахмеда. Какое-то время я выполнял поручения Шахина Гирея и писал ему письма. Но чем дольше я находился рядом с вами и шехзаде, тем сильнее сомневался в своих целях. Вы и ваш сын стали моим смыслом жизни. В конце концов, я отрёкся от ханзаде, но продолжал делать вид, что всё ещё предан ему. Простите, что говорю это, госпожа, однако шехзаде Махмуд был сильным и достойным шехзаде, которого любили янычары, а султан Мехмед-хан был никчёмным и безответственным падишахом, поэтому воины и помогли Халиме-султан тогда бунт устроить. После его казни Шахин Гирей посчитал, что пришло время сменить власть. Я был солидарен с ним, потому что знал, что рано или поздно он и вашего сына убить прикажет, испугавшись за свою власть, потому, не задумываясь, согласился исполнить этот приказ, а после избавиться от всех его шакалов во дворце. Я до последнего надеялся, что Рейхан-ага сменит сторону, но он этого не сделал. Полагаю, это он испортил цепь, которая удерживала льва, чтобы убить повелителя, а когда он напал на Кёсем в тайном саду, я решил не упускать возможности и избавился от него.       — Шахин Гирей, видимо, не считал, что султан убьёт других своих сыновей из страха за власть, раз так невовремя отдал приказ, — подметила Улане. — Или решил, что избавиться от детей на троне будет легче, но султан Ахмед оказался не ребёнком, да и защитник у него зоркий.       — Этот шакал должен гнить в земле, а не в темнице! — злобно прошипела Хандан. — Его ни в коем случае нельзя выпускать!       — Пусть у нас нет доказательств вины Фахрие-султан, повелителю достаточно будет даже подозрений. Он начнёт расследование, и правда всё равно вскроется, — пыталась предложить Дервишу ответ на угрозу его невесты Улане. — И тогда она не осмелится тебе угрожать и отдаст тебе письма. Или я могу выманить её из покоев, а потом украсть их.       — Думаю, взаимное молчание будет выгодно нам обоим, — заключил паша. — Однако в Крымском ханстве сейчас неспокойно. Наследование одним из братьев Гиреев престола ханства — это благо для нашей империи. Так что её условие мне всё же придётся выполнить.       — Ей нужен Мехмед Гирей? Освободи его — этого будет более, чем достаточно, а Шахин Гирей пусть и дальше гниёт в тюрьме! Пусть она ему могилой станет! — злобно проговорила валиде. — Поговори с моим сыном. Он послушает тебя.       — Как прикажете, моя госпожа, — улыбнулся ей Дервиш и, поклонившись, вышел из покоев.       — Зачем он тогда собирался, рассказать всё повелителю, если братьев Гиреев и без условия Фахрие-султан нужно выпустить? — задумчиво спросила Хандан.       — Нуу… — думала, как лучше объяснить госпоже хитрость паши, Улане. — Дервиш, наверное, думал, что вы всё ещё злитесь на него и боитесь доверять ему. Хотел, чтобы вы простили его, поэтому и сказал, что на смерть идти собирается. Он увидел, что вы испугались за него, и понял, что вы дорожите им… как слугой, разумеется. Вы ведь, правда, больше не злитесь на него?       — Я не злюсь, — после долгих раздумий ответила султанша. — Он ведь и вправду верен моему льву и сделал это, чтобы защитить его. Идём, подождём его возле покоев повелителя.       — Как скажете, валиде, — улыбнулась пиратка, довольная проделанной работой, и пошла за госпожой.       Подойдя к покоям повелителя, они столкнулись с Кёсем, которая только что была у падишаха.       — Госпожа, — поклонилась наложница.       — Кёсем, что такое? — заметив подавленное настроение фаворитки сына, спросила Хандан и, подойдя к ней, нежно взяла её за плечи. — Успокойся, так нельзя! Если Ахмед увидит тебя такой, он ведь начнёт расспрашивать.       — Не волнуйтесь, я не расстрою повелителя, — успокоила госпожу Кёсем. — Хотя…       — Хотя что? Мы же решили, ты будешь хранить нашу тайну. Сафие-султан — сущий дьявол. Один раз склонишь перед ней голову и навсегда станешь игрушкой в её руках, жертвой, которую она всё время будет по кусочку сжирать. Я сама расскажу всё сыну, когда мы найдём доказательства причастности Сафие-султан.       Кёсем кивнула и отправилась в гарем, а Хандан вместе с Улане осталась ждать Дервиша, но долго ждать не пришлось.       — Госпожа, — обратился паша к султанше, выйдя из покоев. — Решения нет, пока. Повелитель ещё думает.       — У нас нет выхода, нужно выполнить условие Фахрие-султан. Иншалла, мой лев поверит твоим словам.       — Но в моих словах нет лжи, госпожа. Крымский хан Гази Гирей, узнав, где его племянники сейчас находятся, решил отозвать своё войско и не помогать нам. Куюджу Мурад-паша поставил его на место, однако он может в спину удар нанести. Если мы объявим наследника крымского престола, он испугается, опомнится и полностью покорится повелителю.       — В Фахрие я только не уверена, она ведь дочь Сафие-султан…       — Пустяки. Если она действительно причастна к отравлению повелителя и шехзаде, припугнуть её будет вполне достаточно.       — Иншалла, — проговорила султанша.       — Ваше доверие, ваша забота, то, что вы хотите меня защитить — вот, что мне дороже всего на свете. Я за это готов и смерть принять, — улыбнулся Дервиш.       — Я это делаю не ради тебя, а ради моего Ахмеда, — проговорила валиде, но паша продолжал улыбаться, глядя ей в глаза, словно не в его адрес были брошены эти слова, а Улане, стоя чуть поодаль, тихонько захихикала от глупой попытки султанши оправдаться.       — Дорогу! Султан Ахмед-хан Хазретлери! — раздался голос стражи, и из покоев вышел падишах.       — Валиде, — поприветствовал матушку повелитель.       — А я к тебе как раз иду, мой лев, — улыбнулась Хандан. — Гонцов разослала, пусть вся империя узнает, что скоро у тебя родится шехзаде. А вечером я устрою пышный праздник в гареме!       — Да, очень хорошо, валиде. И пусть Дуду-хатун не скупится на угощение!       — Сынок, Дуду-хатун уже нет, — с горечью сообщила Хандан. — Пока тебя не было, она предстала, к несчастью, перед Аллахом.       — А от чего она умерла? — спросил расстроенный Ахмед.       — Она упала и получила травму, и… не выдержала. Всё-таки возраст… — на ходу придумывала султанша. — Я не хотела сразу тебя огорчать.       — О Аллах, она столько обо мне заботилась… Мир её праху.       — Аминь, — произнёс Дервиш, с подозрением поглядывая на Хандан. Он не хуже неё мог определить, когда она что-то не договаривает.       Когда повелитель ушёл, Хандан тоже отправилась в свои покои. Улане проследовала за ней, но паша схватил её за руку:       — Что вы скрываете?       — Ничего. С чего ты это взял? — отмахнулась от него пиратка.       — Мне верить тебе? — не хотел отпускать её паша.       — Обычные гаремные интриги, ничего серьёзного…       — Смерть главного казначея — это ничего серьёзного?       — Серьёзно. Очень серьёзно. У нас вечером праздник. Её работу валиде пока что поручила мне, а ты меня задерживаешь, — вырвалась из цепкой хватки Улане и направилась в гарем.

***

      Вечером в гареме начался праздник в честь будущего шехзаде. Хандан, Улане, Халиме и её дети смотрели на танцы наложниц.       — Поздравляю, госпожа, — наигранно проговорила Халиме. — Скоро у повелителя родится ребёнок.       — Иншалла, Раша-хатун подарит нам шехзаде, и все уже будут знать, что продолжателем османской династии был мой сын! — с радостью и гордостью произнесла валиде.       Вскоре к празднику присоединилась и Кёсем.       — Валиде-султан, — поклонилась она госпоже.       — Иди, Кёсем, садись с нами, — пригласила наложницу к столу Хандан.       — Эх, я бы тоже хотела выйти потанцевать, — мечтательно вздохнула пиратка. — Жаль, что в османской культуре так не принято.       — Да, — поддержала Улане валиде. — У меня на родине танцы были частью культуры. Танцевать любил не только простой народ, но и знатные люди.       — Во многих странах Европы устраивают даже королевские балы, где женщины танцуют в паре с мужчинами, в то время как здесь за один случайный взгляд на женщину из гарема мужчина может головы лишиться, — продолжила разговор пиратка.       — Сейчас эти правила уже не такие строгие, и у каждой султанши есть свои люди в совете, с которыми они с глазу на глаз обсуждают государственные дела, — поддержала беседу Халиме.       — Верно, — согласилась с ней Хандан. — В наше время с помощью государственных мужей мы имеем огромное влияние в политике, а они получают высокие звания, должности и доверие государя.       — У нас говорят так: на троне сидит мужчина, а управляет женщина, — заключила Халиме.       — Получается, в совете тоже сидят мужчины, а управляют жёны, матери и дочери султанов? — поинтересовалась Улане.       — Да, — ответила ей Халиме. — Кто угодно, но не сам султан.       — Значит, миром правят женщины? Я это запомню, госпожа, — сделала вывод пиратка, на что Халиме искренне улыбнулась ей.       — Ты что такая грустная? — обратила внимание Хандан на понурую Кёсем. — Из-за Раши-хатун? Ты ревнуешь, да?       — Нет-нет, что вы, нисколько, — отрицала наложница, и хотя выглядело это не очень убедительно, валиде не стала мучить её вопросами.       — Госпожа, — обратилась к султанше Халиме. — Здесь даже кошкам дают звучные имена. Почему эта девушка всё ещё Раша?       — Ой, ну конечно. Раша-хатун, — позвала валиде беременную наложницу. — Ты черкешенка, так ведь?       — Да, госпожа, я родилась в Черкесии, — улыбнулась Раша.       — Иншалла, твоя судьба будет такой же прекрасной, как и ты. Но пора сменить тебе имя, ты же станешь матерью шехзаде скоро. С этого дня твоё имя — Махфирузе!       — Хорошо, валиде, как пожелаете. Отныне меня зовут Махфирузе! — сказала довольная Раша и вернулась на своё место.       Вслед за ней пошла Менекше вместе с Мустафой и попросила её поиграть с ним.       — А где Сафие-султан? Что, опять нездоровится? — поинтересовалась у Халиме Хандан.       — Со дня на день должна уехать, но это же Сафие-султан. Никогда не знаешь, что от неё ожидать.       — Госпожа, прошу прощения, — откланялась Кёсем и ушла с праздника.       Через какое-то время из-за недомогания с праздника захотела уйти и Махфирузе, но, не дойдя до выхода из общей комнаты, упала и потеряла сознание. Хандан приказала позвать лекарей и сама, испугавшись за наложницу, подбежала к ней.       Когда она пришла в себя в больничные покои прибежал обеспокоенный Ахмед:       — Как она?       — Хвала Аллаху, мой лев, беременность сохранена. Пока рано говорить, к утру всё станет ясно, — ответила ему валиде.       — О Аллах всемогущий! Почему это случилось? — спросил падишах у лекаря.       — Ей что-то подмешали в питьё, повелитель, — ответила лекарша.       — Кто-то хотел спровоцировать у неё выкидыш, — заключила Хандан.       — Повелитель, простите меня, прошу, — начала плакать Махфирузе. — Я старалась сберечь его. Поверьте, я не виновата.       — Не волнуйся так, — успокоил её султан. — Этот ребёнок должен родиться! Иначе нет объяснений, зачем ты пережила столько бед и напастей.       — Это она, госпожа, — продолжала жаловаться Махфирузе. — Она виновата.       — Кого ты имеешь в виду? — спросила валиде. — Кто это сделал?       — Кёсем-хатун. Она вредит.       — Почему ты решила, что это она?       — Я ей не нравлюсь, госпожа. После моего возвращения она меня изводит. Только и делает, что обижает. Столько гадостей говорит. А на днях она мне угрожать посмела.       — Ты понимаешь, кого сейчас обвиняешь, хатун? — забыв о своей жалости, грозно спросил Ахмед. — Кёсем дорога мне, как жизнь, и даже больше.       — Все девушки это видели, повелитель. Она меня толкнула.       — Что было, то было. Но на такое Кёсем не пошла бы, — заявила Хандан. — Это не она вредит.       И она знала, кто вредит. Захватив Улане, ожидавшую снаружи, она направилась в покои Халиме, по пути рассказав ей о причине произошедшего.       — Госпожа, я как раз собиралась к вам, — залепетала Халиме, как только валиде вошла. — У хатун выкидыш, или всё в порядке?       — Ты мне всё расскажешь, Халиме! Что вы сделали с хатун, которая ничем не болела? — разозлилась Хандан.       — Во всех бедах гарема вам всегда есть, кого винить. Опять виновата я. А если это Сафие-султан постаралась?       — Неважно, Халиме. Сама говоришь: во всех бедах гарема виновата ты. Будь осторожней! Оставь в покое моего льва и его фавориток!       — Недавно вы приказали отправить палача к моему сыну. Запугивать меня бессмысленно.       — Сафие-султан виновата, я не имела к этому отношения.       — Даже не знаю, радоваться ли мне или огорчаться тому, что вы сочли меня настолько наивной. Да, и учтите для собственного спокойствия: я не виновата!       — Мы тоже не виноваты, госпожа! — встряла Улане. — Но знаете, в чём разница? Мы можем доказать свою невиновность, а вы нет! Или Менекше-хатун просто так решила сесть за один столик с Махфирузе, пока она с шехзаде играла?       — Мы будем молчать, но учти: если ещё раз повторится что-нибудь подобное, мы всё расскажем повелителю, даже если мне придётся на дно ада из-за клеветы Сафие-султан отправиться, — пригрозила Халиме Хандан и, удовлетворившись её слегка напуганным выражением лица, вместе с Улане вышла из покоев.       — Иди сейчас отдыхать, Улане! — приказала валиде пиратке. — Завтра же я позову Сафие-султан в свои покои. Я выведу её на чистую воду, и она во всём признается, а мой сын услышит это из твоих покоев через ту дырку в стене. Тогда её немедленно отправят в Старый дворец. И змею Халиме та же учать ждёт! Мой лев всё узнает: и как она с войнами сипахи встречалась, и как яд его фаворитке подмешала!       — Иншалла, валиде, — улыбнулась пиратка и, пожелав ей добрых снов, отправилась в свои покои.