"Точка невозврата"

Катя спала неспокойно. Сны накатывали волнами, затягивая её в туманную, тревожную глубину. Она видела лица своих друзей — Павла, Настю, Лёшу, Аню, Гошу. Они мелькали в её сознании, будто кадры старой плёнки, изношенные и размытые.

Ей снилось, как они смеялись где-то в солнечном дворе, а потом этот смех сменялся эхом криков. Видения становились всё мрачнее: Припять, пустые улицы, разрушенные дома, искажённые лица друзей. Катя пыталась дотянуться до них, но расстояние между ними только росло. Паша кричал ей что-то, но она не могла разобрать слов. Всё затягивала сероватая мгла, густая, как дым. Затем перед её глазами мелькнуло лицо Сергея — молодого, с холодным взглядом. Он был там, в прошлом, как живой призрак, и его образ не исчезал, словно тень, преследующая её. Катя резко проснулась, выныривая из объятий кошмара. Её сердце бешено колотилось, грудь тяжело вздымалась. Липкие капли пота стекали по вискам. Она села на кровати, обхватив себя руками, пытаясь унять дрожь. Темнота в комнате казалась пугающе густой, лишь лунный свет слегка освещал стены. Катя судорожно сглотнула, чувствуя, как страх от сна всё ещё сжимает её изнутри. Она посмотрела на окно, словно ожидая увидеть там тени прошлого, но там была лишь спокойная ночь. "Что, если они всё ещё там? Паша, Настя… все остальные?" — мелькнула мысль. Попытка лечь обратно и заснуть оказалась тщетной. Она переворачивалась с боку на бок, укутывалась одеялом, но образы из сна продолжали всплывать в её голове. Воспоминания, тревога и страх смешались в один клубок. Её внимание вдруг привлёк звук — шаги в коридоре. Катя замерла, вслушиваясь. Это был Сергей. Он, видимо, тоже не спал. Стук его шагов, хотя и едва слышный, почему-то успокаивал её. "Он здесь. Я в безопасности", — подумала Катя, закрывая глаза. Но сон всё равно не шёл. Её мысли были далеко — там, в прошлом, где были друзья, брат и всё то, что она потеряла. Катя лежала на кровати, глядя в потолок, но воспоминания не давали ей покоя. Каждое из них казалось ярче предыдущего, как если бы её разум упрямо тянул её обратно в те моменты, где всё ещё были её брат и друзья. Она вспомнила, как они с Павлом сидели на старом диване в их комнате. Паша держал в руках потрёпанную книгу, пытаясь объяснить ей что-то про физику, а она смеялась, скатываясь на пол от его слишком сложных объяснений. "Катя, ты слушаешь вообще?" — возмущался он, но не смог удержаться от улыбки. Тогда всё казалось таким простым: брат всегда был рядом, защищал, учил, ругался, но неизменно поддерживал. Затем перед глазами всплыла Настя — уверенная, с чуть саркастичной улыбкой. "Катюха, не будь такой правильной!" — вспоминались её слова, когда они спорили о том, стоит ли прыгать через забор, чтобы попасть на старую заброшенную базу. Настя всегда была той, кто подталкивал их всех к безумным идеям, а Катя всегда сомневалась, но в итоге соглашалась. Гоша… она вспомнила его спокойный голос, когда он пытался разрядить обстановку после очередной ссоры. "Да ладно вам, ребята, это не стоит того", — говорил он, улыбаясь своей доброй, немного неловкой улыбкой. Он был как якорь для всей их компании, удерживая их вместе, даже когда казалось, что всё рушится. И, конечно, Лёша. Его громкий смех до сих пор звучал у неё в ушах. Он всегда умел найти повод для шутки, даже в самых странных ситуациях. "Катя, ты же знаешь, что я прирождённый гений, просто мир пока об этом не в курсе", — говорил он с напускным величием, а она фыркала, не выдерживая смеха. Но и болезненным воспоминанием было про Аню. Аня, которая всегда поддерживала её, всегда знала, что сказать. "Катя, ты сильнее, чем думаешь. Просто поверь в себя", — говорила она, обнимая её после очередной неудачи. Катя перевернулась на бок, сжимая одеяло. Всё это казалось таким далеким, но таким реальным. Она видела их лица, слышала их голоса, но знала, что теперь всё изменилось. Где они? Как они? В безопасности ли? Её глаза наполнились слезами, но она быстро вытерла их рукавом. "Слабость — это последнее, что я могу себе позволить", — подумала она. В глубине души она боялась, что никогда больше не увидит их. Боялась, что всё, что у неё осталось, — это воспоминания. И этот страх сжимал её сердце сильнее, чем любые кошмары. Катина любовь к друзьям и брату была не просто привязанностью — она была основой, которая помогала ей справляться с самыми тяжёлыми моментами в жизни. Её брат Павел был её якорем, опорой и защитником. С самого детства он был тем, кто всегда вставал на её сторону, кто разруливал её детские проблемы, кто учил, ругал, но неизменно заботился. Катя всегда смотрела на него с восхищением. Его уверенность и лидерские качества вдохновляли её, а его поддержка придавала сил. Даже их ссоры были ей дороги, потому что за ними всегда следовали извинения и теплота. Паша — это семья, кровная связь, но ещё и лучший друг, которого она знала до самой глубины души. Настя была её противоположностью, но именно это делало их связь особенной. Настя подталкивала Катю выходить за рамки, пробовать новое, делать то, на что она никогда не решилась бы сама. Это была дружба, полная смеха, дерзости и поддержки. Настя умела встряхнуть её, но при этом всегда оставалась рядом, если нужно было поговорить по душам. Гоша — это спокойствие и доброта. Его умение сглаживать конфликты и поддерживать моральный дух было для Кати бесценным. Лёша никогда не осуждал, не давил, он просто был рядом, давая понять, что всё будет хорошо. Катя ценила его мягкость и заботу, зная, что он тот, кому можно доверить самое сокровенное. Лёша был источником света и смеха. Его шутки, пусть иногда и неуместные, всегда вызывали улыбку. Он умел находить радость даже в самых сложных ситуациях, и эта его черта помогала Кате справляться с тревогой и страхом. Гоша был тем, кто напоминал ей, что жизнь — это не только трудности, но и моменты счастья. И, конечно, Аня. С ней Катя чувствовала себя по-настоящему понятой. Аня всегда знала, что сказать, чтобы поддержать, чтобы успокоить, чтобы вдохновить. Её теплая, мягкая энергия была как спасательный круг, когда Катя тонула в сомнениях. Катя любила их всех не за что-то конкретное, а за то, что каждый из них был частью её мира. Они были её семьёй, пусть и не связанной кровью. Их смех, их слова, их присутствие — всё это было для неё смыслом жизни. И даже когда между ними возникали недопонимания или конфликты, её любовь оставалась неизменной. Теперь, когда они были далеко, Катя чувствовала, как сильно ей не хватает их. Она скучала по их голосам, по их улыбкам, по их теплым объятиям. Они были её домом, её сердцем, её душой. И эта любовь давала ей надежду, что когда-нибудь они снова будут вместе. Костенко.... Катя часто ловила себя на мысли, что Костенко вызывал у неё странный коктейль эмоций: от тихой ненависти до необъяснимого уважения. Она никогда не могла по-настоящему расслабиться рядом с ним — слишком много он забрал у неё, слишком много сломал. Каждый раз, глядя на его спокойное, хладнокровное лицо, на его зелёные глаза, которые казались такими непроницаемыми, она чувствовала, как внутри её всё закипает. Он был воплощением её боли, её потерь. Он разрушил её мир, забрал у неё то, что она любила больше всего: её друзей, её брата, её свободу. Теперь она жила по его правилам, словно пленница, и это сводило её с ума. Катя не могла понять, что двигало им. Месть? Контроль? Или это просто была его натура — ломать людей, держать их в страхе, подчинять? Она ненавидела, как он смотрел на неё, будто знал её мысли, её слабости. И ещё больше она ненавидела себя за то, что иногда этот взгляд заставлял её чувствовать себя неуверенной, даже испуганной. Его голос, его поступки, его холодность — всё это напоминало ей, что он был причиной её несчастий. Он мог бы отпустить их тогда, дать им шанс, но вместо этого он выбрал преследовать, манипулировать, причинять боль. Но вместе с ненавистью шло странное понимание. Она видела, что Костенко не просто жестокий человек — в нём было что-то большее, что-то сломанное. Бывали моменты, когда она замечала усталость в его взгляде, будто всё, что он делал, изматывало его не меньше, чем её. Эти редкие проблески человечности вызывали у неё смятение. И всё же, ненависть была сильнее. Она была тихой, глухой, но постоянной. Каждый раз, вспоминая, как он преследовал их, как угрожал её друзьям, как разрушил их жизнь, Катя чувствовала, что никогда не сможет простить его. Но самое мучительное было то, что вместе с этой ненавистью шло нечто другое, что она боялась признать. Его сила, его уверенность, его непоколебимость — всё это вызывало в ней странную смесь злости и восхищения. Она не могла это объяснить, и это злило её ещё больше. Катя часто задавалась вопросом: что будет дальше? Сможет ли она удерживать эту ненависть, если узнает его ближе? Или же это чувство растворится, оставив её перед чем-то ещё более опасным — привязанностью к тому, кто отнял у неё всё? Катя не заметила, как снова погрузилась в беспокойный сон, хотя он и не приносил облегчения. Казалось, её сознание всё ещё плутало где-то между воспоминаниями и страхами. Она видела лица друзей, брата, вспышки событий, которые теперь были лишь далёким прошлым. Павел смеялся, бросая ей яблоко; Аня что-то увлечённо рассказывала, жестикулируя руками; Гоша со своими шутками, которые всегда находили отклик; Лёша и Настя, будто всегда рядом, поддерживали каждого. Их смех вдруг сменился тревогой. Припять. Время, которое не должно было быть. И рядом — Костенко, холодный, неизменный, будто тень, преследующая её. Во сне она слышала его голос, от которого хотелось бежать, но ноги будто вросли в землю. Катя проснулась с шумным вдохом, тяжело дыша. Комната была тихой, лишь через тонкие шторы пробивался слабый свет луны. Сердце колотилось, и ей показалось, что стены сжимают её. Она села на кровати, обхватив колени руками. Всё внутри дрожало, а в голове звучали слова, которые он произносил тогда, в их первой встрече: «Я не остановлюсь». Эта фраза пронзала её снова и снова, как неумолимое эхо. Катя сидела так долго, пытаясь успокоиться. Её мысли метались, как испуганные птицы, и она в конце концов решила подняться. Тихо, чтобы не разбудить Костенко, она пошла на кухню и налила себе стакан воды. Через какое-то время она вернулась в комнату, но сон так и не приходил. Она слышала, как Костенко ворочается в своей комнате, а потом наступила тишина. Эта тишина словно давила на неё. Утро пришло незаметно. Катя даже не поняла, когда задремала. Её разбудил знакомый звук — ложка, стучащая о стенки кружки, шум чашки, поставленной на стол. Костенко. Вздохнув, она закрыла глаза, но снова уснуть уже не смогла. Нахмурившись, она встала, потянулась и направилась на кухню. Стоило заглянуть туда, как она увидела его, уже в форме, с кружкой чая в руках. Слегка нахмуренный, он смотрел в окно, но при её появлении взглянул на неё. — Доброе утро, — бросила она, стараясь сделать вид, что проснулась сама. — Доброе, — коротко ответил он, кивая. — Ты рано. — Так вышло, — соврала Катя, садясь за стол и устремляя взгляд на кружку с остатками его чая. Костенко взглянул на неё, приподняв бровь, и, словно уловив её настроение, холодно добавил: — Помнишь, о чём я говорил? Здесь не нужно церемоний. Делай, что считаешь нужным. Она кивнула, всё ещё не отводя взгляд. Было странно — этот разговор был таким будничным, но именно в таких мелочах Катя находила нечто, чего ей так не хватало: стабильность, пусть даже такую строгую и холодную. Катя сидела за столом, глядя на узор на кружке, пока Костенко допивал свой чай. Её мысли то и дело возвращались к ночным кошмарам и воспоминаниям, которые преследовали её. Она наблюдала за ним украдкой — строгий профиль, чуть нахмуренные брови, аккуратно выглаженная форма. Он выглядел как человек, который знает, что делает, и это одновременно раздражало и успокаивало. — Вы же сегодня поздно вернётесь? — спросила она, нарушив тишину. Костенко мельком взглянул на неё, будто прикидывая, стоит ли отвечать. — Да, как и говорил вчера— коротко бросил он, вставая и убирая кружку в раковину. — Зависит от дня. Катя кивнула, сжав ладони под столом. Она уже знала, что он редко что-то объясняет, и не стала настаивать. — А ты что планируешь? — вдруг спросил он, возвращаясь к столу. Её это удивило, и она немного замялась. — Я… уберусь, потом, может быть, выйду на улицу на рынок. Хотела бы зайти в библиотеку, посмотреть, что там есть. - Словно напоминая ему про то что вчера говорила ему и про то, что она не забыла про ключи которые он обещал оставить ей. — Хорошо, — кивнул он, оставляя ключи на столе . — Только не задерживайся. Катя снова кивнула, и он ушёл, хлопнув дверью. Она осталась одна, сидя в тишине, пока эхом в голове звучал его сухой голос: «Только не задерживайся».

***

День прошёл спокойно. Катя действительно сходила в библиотеку, выбрав пару книг, которые ей показались интересными, ходила по рынку и выбирала продукты с которых будет готовить ещё несколько дней. Она старалась отвлечься, не думать о том, что происходило с ней раньше, но это оказалось сложнее, чем она ожидала. Всё напоминало о прошлом: улочки города, здания, даже люди. Когда она вернулась домой, Костенко всё ещё не было. Время тянулось медленно, и Катя решила снова приготовить что-то простое. На этот раз это был суп, который она нашла в старой кулинарной книге.

***

Катя услышала, как ключ провернулся в замке, и сразу встала с кресла, в котором сидела с книгой. Она бросила взгляд на зеркало в прихожей, поправила волосы и попыталась сделать вид, что её не занимало ничего важного. Дверь открылась, и на пороге появился Сергей. Он, как всегда, выглядел строго: отглаженная форма, непривычная холодность во взгляде. Но в его лице было что-то новое — едва заметная усталость. — Здравствуйте, — мягко произнесла Катя, с трудом удерживая голос от дрожи. Костенко поднял взгляд, немного удивлённо кивнул, словно не ожидал, что его будут встречать. — Добрый вечер, — коротко бросил он, сбрасывая с плеча сумку. Катя сделала шаг назад, чтобы дать ему место пройти в прихожую, и уже чуть громче добавила: — Я приготовила ужин. Думала, вы, возможно, проголодались. Он замер на мгновение, осматривая её — взгляд строгий, как всегда, но в нём мелькнуло что-то, похожее на признательность. — Спасибо, — сухо сказал он, разуваясь. Катя шагнула в сторону кухни, жестом приглашая его следовать за собой. Она заметила, как он ещё раз взглянул на неё, прежде чем пройти в комнату. — Как прошёл ваш день? — спросила она, пытаясь начать разговор. — Нормально, — коротко ответил он, уже умывшись и вернувшись на кухню. — Работы много. Катя кивнула, не настаивая. Она подала ему тарелку, в которой был легкий суп Сергей сел за стол, а она осталась стоять, наблюдая. — Ты не ешь? — спросил он, не поднимая взгляда от тарелки. — Я уже. — Садись всё равно. Катя послушно села напротив, обхватив кружку с чаем которую заварила за несколько минут до его прихода. Она заметила, что он ест молча, но неспешно, как будто привыкает к тому, что в доме больше никто есть не будет. Девушка словила себя на мысли про ключи понимая, что у Сергея есть дубликат ведь одни ключи он оставил ей еще утром, она думала что будет открывать дверь ему сама когда он постучит. — Вы оставили мне ключи, — осторожно начала она, стараясь выглядеть как можно спокойнее, но её голос всё равно прозвучал с лёгкой дрожью. Он поднял на неё свой взгляд, полный той самой холодной сосредоточенности, которая всегда её настораживала. — Да, оставил. — Но... Вы же сами открыли дверь своими? — Она нахмурилась, всматриваясь в его лицо, словно пытаясь разгадать его мотив. — У вас есть ещё одни? — Конечно, есть. Я давно сделал дубликат. Работа у меня такая, Катя. Я не могу позволить себе неожиданностей. — Работа? — Она не понимала, то ли спрашивает, то ли повторяет. — Бывают дни, когда возвращаться приходится в разное время, иногда срочно. Не всегда можешь предупредить, — он говорил спокойно, но в голосе была какая-то твёрдость. — Это не к тебе вопрос. Это... привычка. Катя опустила взгляд, переваривая его слова. — Понимаю. Но всё равно неожиданно... Он вздохнул, — Не бери в голову. Это мелочь. Просто знай: я не использую этот ключ без необходимости. Она кивнула, но внутри её тревога никуда не исчезла. Не потому, что она ему не доверяла, а потому что это добавляло их странным отношениям ещё больше оттенков, которые она никак не могла объяснить. Когда он закончил, Катя тихо поднялась, чтобы убрать посуду. — Спасибо, — сказал он внезапно, и это прозвучало искренне. Она остановилась, обернулась на него. — Вам спасибо, что едите, — шутливо ответила она, хотя голос прозвучал чуть более мягко, чем она планировала. Он кивнул, снова на миг задержав на ней взгляд, но ничего не добавил. После он ушёл в свою комнату, оставив Катю наедине с её мыслями, но его тихое «спасибо» звучало у неё в ушах ещё долго.Поздний вечер окутал квартиру приглушённым светом. Катя методично убирала со стола: аккуратно складывала тарелки, вытирала крошки с поверхности и расставляла стулья ровно, как будто это было её собственное жильё. Она будто стремилась придать этому месту чуть больше уюта, чем могла себе позволить. После уборки она отправилась в ванную. Горячая вода, шумно льющаяся из душа, обволакивала её тело паром, снимая дневное напряжение. Катя стояла, опустив голову, позволяя воде стекать по лицу, как будто она могла смыть и её мысли, и воспоминания. Но они не уходили. Всё, что случилось до её попадания сюда, и всё, что произошло после, нависало над ней тяжёлым грузом. Образ брата, друзей, их общие разговоры, смех и моменты сплочённости — всё казалось таким далёким и нереальным теперь. Она не могла перестать чувствовать, что это был другой мир, другая жизнь. Выйдя из душа в рубашке которую ещё в первый день дал Костенко, она встретила Сергея, который, в свойственной ему манере, коротко кивнул, проходя мимо. Он сам направился в ванную, чтобы завершить свой вечерний ритуал. Катя ушла в свою комнату, завернувшись в одеяло, но сон не приходил. Она слышала, как вода шумела за стеной, потом звук стих. Через некоторое время — шаги Сергея, глухой звук закрывающейся двери его комнаты. В своей комнате Костенко сел за стол. Его руки методично перебирали бумаги, глаз выхватывал детали, но мысли постоянно уводили его в сторону. На работу или на неё? Он хмурился, будто не мог найти правильного ответа. Катя слышала лёгкий скрип стула через тонкие стены, понимая, что он тоже ещё не лёг. Она ворочалась, стараясь уснуть, но мысли не отпускали. Тревога, смешанная с бессонницей, делала каждую минуту пыткой. Лежа в темноте, она слушала шорохи в квартире. Это был странный дом, где каждый звук казался слишком громким, а каждый шаг, особенно Сергея, напоминал о том, как он может быть грозным. Когда бумаги за стеной перестали шуршать, тишина повисла ещё сильнее. Она почти решилась повернуться на другой бок и попытаться забыться сном, как услышала лёгкий, едва различимый звук — будто Сергей тоже выдохнул, стараясь не разбудить её. Тишина в квартире была обманчивой. Катя лежала с открытыми глазами, пытаясь заставить мысли успокоиться. Время тянулось медленно, а бессонница не отпускала. В какой-то момент она соскользнула с кровати и тихо прошла по коридору, решив сходить в туалет, чтобы хотя бы немного отвлечься от мыслей, которые не давали ей покоя. Когда она подходила к двери ванной, внезапно раздался лёгкий звук шагов. Она застыла на мгновение. Сергей вышел из своей комнаты, замерев на секунду, когда они оказались лицом к лицу в коридоре. Он, казалось, был немного удивлён её появлением, но быстро это скрывал. — Не спишь? — его голос был мягким, но с явной ноткой строгости, как будто это было что-то неожиданное. Катя моргнула, неожиданно встретив его взгляд. Она пыталась скрыть, что глаза её ещё не привыкли к темноте, что внутри всё ещё что-то бурлило, не давая успокоиться. — Я... просто не могу заснуть, — выдохнула она, немного неуверенно. Он стоял напротив неё, и что-то в его выражении заставляло её чувствовать, что он не просто спрашивает из вежливости. — Почему? Что беспокоит? — его тон стал чуть мягче, но всё ещё звучал, как у человека, который привык контролировать всё вокруг. Катя покачала головой, не зная, что ответить. В её голове смешивались беспокойства, и хоть она не хотела показывать слабость, какой-то страх заставлял её избегать его взгляда. — Ничего особенного, — произнесла она наконец, сдерживая эмоции, — просто... не могу успокоиться. Костенко несколько секунд молчал, оценивая её слова. Потом он сделал шаг вперёд, словно чуть приблизившись, он хотел сказать что-то ещё, но вдруг замолчал, как если бы понял, что не стоит настаивать. — Если нужно что-то, я здесь, — коротко добавил он, словно это было всего лишь формальностью. — Спокойной ночи. Он повёл себя так, будто этот разговор был уже завершён, и нет нужды в дополнительных вопросах. Но Катя почувствовала, как в воздухе повисла некая тяжесть — слова не были произнесены, но они витали в комнате. Не давая себе время на раздумья, она кивнула, коротко ответив: — Спокойной ночи. Прошла мимо него, чувствуя лёгкое напряжение в воздухе, как если бы они оба ещё не понимали, как правильно себя вести в этой новой для них ситуации.

***

Когда Катя ушла, Костенко остался стоять в коридоре, погружённый в свои мысли. Его взгляд оставался прикованным к двери ванной, сквозь которую он всё ещё слышал, как вода журчит в трубе. Он не знал, что думать о ней. Она была девушкой, но не просто девушкой — она была тем, кто оказался здесь по случайности, как и он. Она не виновата в том, что не смогла переместиться вместе с друзьями и братом, не могла знать, что окажется здесь, в этом доме, под его взглядом. Часто он ловил себя на мысли, что с каждым днём всё сложнее скрывать от себя те чувства, которые он не мог контролировать. Он был строгим, холодным и самодостаточным, привык справляться со всеми ситуациями без жалости. Но что-то в её уязвимости заставляло его сомневаться в собственных принципах. Катя не была виновата в том, что оказалась в этом мире, в этой ситуации. Она всего лишь переживала, так же, как и он, но по-своему. Порой он ощущал внутри странное чувство жалости к ней, как если бы она была не просто её врагом или объектом мести, а каким-то нежным и уязвимым существом, которому всё это не по силам. С этого момента он всё чаще начал замечать её. Как она смотрит на него, как уходит в свои мысли, пряча чувства под строгим фасадом. Он не знал, как вести себя с ней. Она была так близка, но так далека. Он не знал, как отвечать на её молчаливые вопросы, на её странное поведение. Он не был готов к этому — к тому, что она могла так подойти к его жизни и вызвать такие противоречивые чувства. С каждым днём его холодность слегка тускнела. Были моменты, когда ему хотелось протянуть руку, помочь ей, но он всегда сдерживался. Она не должна была быть его слабостью. Он не мог позволить себе показать слабость, даже если его сердце подсказывало что-то другое. В тот момент, пока он стоял в коридоре, его мысли не давали ему покоя. Он не знал, что ему делать с этим новым состоянием, с этим чувством, которое он не мог понять, но которое заставляло его чувствовать, что, возможно, он слишком долго был холодным и закрытым.Стоило бы зайти к ней, подумал Костенко, но его нерешительность продолжала держать его на расстоянии. Всё внутри кричало, что нужно просто подойти, попросить рассказать, что произошло, обнять её, дать понять, что не всё потеряно. Но что-то не давало ему сделать этот шаг. Он стоял в коридоре, чувствуя, как его эго будто крепким замком сковывает движения. Его принципы, которые всегда казались такими непоколебимыми, теперь казались не просто стеной, а тяжёлой цепью, сковывающей его. Он был офицером, сильным, сдержанным. Ему не позволялось быть таким, как все остальные. В его мире не было места для слабости и чувства жалости. Он знал, что если сейчас уступит этим чувствам, то уже не будет прежним. Слишком многое зависело от его внутренней стойкости. Но она была рядом, он чувствовал её присутствие в каждой комнате, в каждом взгляде, в каждом её шаге. Почему-то ему было так сложно позволить себе быть мягким рядом с ней. Он знал, что это неправильно. Он видел, как она терялась, как старалась скрыть свои эмоции, и знал, что она нуждается в поддержке. Но его гордость мешала сделать шаг, который мог бы всё изменить. Почему-то, несмотря на всё это, он не мог переступить через свои принципы. Страх быть уязвимым, страх потерять контроль, заставляли его стоять в коридоре и раздумывать. Он прекрасно понимал, что бы мог ей помочь, мог бы стать её опорой, но эго не позволило сделать этот шаг. Скорее всего, он продолжал бы стоять так, если бы не та маленькая искорка внутри, которая, казалось, начинала загораться. И хоть он не знал, как это исправить, его внутренний голос всё громче подсказывал ему, что может быть, пришло время отпустить свою гордость, хотя бы на мгновение, и сделать что-то для неё, для себя. Но пока этого не произошло.