Ветры из прошлого

      Санкт-Петербург встречает спортсменов привычной серостью и влажностью, благо, большинству к этому климату не привыкать, ведь часть из них тренируется, или тренировалась когда либо у Алексея Николаевича Мишина, здесь, в этом замечательном городе. Воспитанники других штабов, расположенных в других городах тоже в целом к перемене климата привыкшие: доводилось путешествовать и по России и за её пределами, а потому перемены обстановки никого не пугают.       И пока санкт-петербургские спортсмены спокойно просыпаются в своих квартирах, московские активно заселяются в отель. Вернее, в отели, ведь в отличие от всех чета Плющенко в полном составе предпочитает «Асторию» с пафосной историей, видом на Исакиевский собор и весьма солидным ценником, что, в прочем Яну Рудковскую абсолютно не пугает, ведь она считает, что это в очередной раз подчеркнёт её статус.       — Переигрываешь, — с плохо скрываемым отчаянием сквозь зубы цедит она, завершая съёмку видео для своей страницы в небезызвестной соцсети. — Ты в лучшие годы нашей жизни меня Яночкой не называл, а тут вдруг ращедрился на уменьшительно-ласкательные.       — Ты хотела картинку идеальной семьи — я её создаю. Что тебе опять не нравится? — вспылил Плющенко.       — Я хотела? — в ответ тут же возмутилась Яна. — Кто из нас не хочет привлекать внимание к кризису в нашей семье? Кто хотел, чтобы никуда в прессу не просочилось то, что наши отношения на паузе? Я что ли? Это, кажется, было твоим условием. А народ у нас, знаешь ли, внимательный. Если совместные фото и видео не постить — быстро раскусит.       — Теперь у тебя есть совместный контент, довольна? — уже более спокойно продолжил Плющенко. — Монтируй, публикуй, а я можно уже пойду и заселюсь вместе со спортсменами в другой отель?       — Допустим да, ничего не изменилось и ты по-прежнему терпеть меня рядом не можешь, но тут же дети, им нужен отец! — ухватилась за самую эффективную ниточку манипулирования Рудковская.       — Я детей на катке вижу чаще, чем ты бываешь дома. Уж не тебе меня упрекать, — легко парировал Плющенко, на пару секунд заставив Яну задыхаться от возмущения.       — Надо же, какой замечательный отец! — снова повысила тон Яна. — А со своей новой бабой ты их уже познакомил?       — С кем? — опешил от её вопроса Женя.       — А, да, не так выразилась. Она скорее старая, чем новая. И по дате знакомства и по возрасту, относительно тебя.       — Ян, тебе питерским ветром мозг продуло что ли? — нахмурился Плющенко. — Женщины какие-то мерещатся: новые и старые.       — Не ломай комедию, а? — устало выдохнула Яна, со вздохом присаживаясь на кровать. — Я знаю, что ты не один. И что пауза эта вся потому что ты со своей давней знакомой помирился. И я готова была закрывать на это глаза, но не когда ты в открытую мне хамишь и врёшь в глаза.       Плющенко хотел было что-то возразить, но вдруг резко понял, о чём именно говорит Яна, да так и продолжил молчать, постепенно распутывая клубок мыслей.       Яна, очевидно, смотрела камеры видеонаблюдения в академии. И, совершенно понятно, увидела на них Этери собственной персоной. Сложила её появление там с паузой в своих семейных отношениях и пришла к неутешительному, но весьма близкому к правде выводу.       — Я один, — после недолгих размышлений решил всё же придерживаться такой тактики Евгений. — Я понял о ком и о чём ты говоришь, но всё совсем не так как ты себе придумала. И дело вообще не в этом. Я по-прежнему нуждаюсь в передышке, которую ты мне ограничиваешь прямо сейчас. Мы на этой сраной паузе всего две недели, этого недостаточно, чтобы что-то понять и сделать выводы. А твоё поведение сейчас лишь увеличивает продолжительность этой паузы с перспективой на разрыв.       Яна резко округлила глаза и переменилась в лице.       — В смысле на разрыв?       — В прямом, Ян, в прямом, — грустно усмехнулся Плющенко. — Я не хочу тебя пугать, и сам такого исхода, может быть не хочу, — тут блондин, конечно, слегка покривил душой, но так было нужно. И без этого сказано уже слишком много правды. — Но он вероятен, если наши отношения и взаимодействия продолжатся в том же духе.       Яна тяжело вздохнула. Вся её натура хотела лишь одного: продолжить скандал и высказать мужу всё, что она думает и про его отговорки, и про гипотетически возможный развод, и обязательно припомнить все, даже самые малейшие его косяки за всю их совместную жизнь. Однако, женщина вовремя вспомнила, что здесь, неподалёку, в их же номере находятся дети, которые вряд ли хотят слушать очередные разборки родителей.       — Я побуду с сыновьями сейчас, — вдруг пошёл на компромисс Евгений, видя, что гнев Яны, кажется успокаивается, — хорошо?       — Хорошо, — сквозь зубы процедила Рудковская, находя себе занятие в просмотре только что снятых ею видео с обзором на их номер в гостинице.

***

      Как и было обещано, Плющенко провёл с детьми всё своё свободное время, после чего уехал на тренировку перед шоу. Тему их отношений больше ни он, ни Яна не поднимали.       Спортсмены вносят в свои образы последние штрихи, когда трибуны начинают понемногу заполняться зрителями. Олимпийский сезон в этом плане особенно хорош, ведь ребята, побывавшие на олимпийском льду обычно привлекают гораздо больше людей. У Плющенко в этом плане состав весьма неплох, сегодня здесь и Саша, загадочно о чём-то переглядывающаяся с Марком, ставшим, между прочим олимпийским чемпионом в команде, и Женя Семененко, хоть и за счёт ошибки противника, но обошедший в короткой программе самого Юдзуру Ханю. Да и, впрочем, и без олимпийцев в шоу есть на что и на кого посмотреть.       И всё идёт ровно по плану, спортсмены выходят на лёд, катают свои номера, уходят переодеваться для следующего. Например, сейчас очередь Евгения Семененко, собирающегося на этом льду представить свою новую короткую программу на грядущий сезон. Программа, между прочим, замечательная, а для самого Плющенко ещё и ностальгическая. Кажется, совсем недавно он сам выходил на лёд под «Адажио». В голове вдруг даже всплыли забавные слова одного из комментаторов тех времён: «5.7 какая-то. Зачем? Кто? Что не понравилось-то?», произнесённые лет эдак двадцать назад. Хотя Евгений как сейчас помнил — не было в том прокате никакой 5.7. А от того комментарий приобретал ещё более забавную окраску.       Погрузившись в воспоминания, Евгений не сразу понял, что на льду что-то пошло не так. Зрители встревожились. Заметалась медицинская команда шоу.       Эти события встревожили и самого Плющенко. Он поспешил выйти хотя бы в подтрибунное помещение, чтобы понять что происходит.       А на льду происходило что-то поистине ужасное: Женя пытался встать, видимо, после неудачного падения, но в результате снова упал на лёд и уже не поднимался. Медицинская бригада кинулась к нему, аккуратно погружая спортсмена на носилки.       — Что случилось? — только и успел спросить у медбрата Плющенко, но тот лишь сообщил, что Семененко требуется госпитализация.       — Я поеду с ним, — твёрдо заявил взявшийся едва ли из ниоткуда Алексей Николаевич Мишин, явно встревоженный падением воспитанника.       — Нет, никуда ты не поедешь, ты останешься здесь, с Лизой, а с Женей поеду я, — куда более властным тоном вдруг заявила поспешившая за мужем Татьяна Николаевна. — Я растила его с малых лет, я проводила с ним многочисленные часы на катках, пока ты занимался старшим Женей, Лизой, Мишей Колядой. И именно я должна быть с ним рядом сейчас.       — Хорошо-хорошо, — сразу же капитулировал Алексей Николаевич. Я подъеду чуть позже. Танюш, ты звони если вдруг что. Родителям я сам позвоню.       Мишин чуть задержался около Плющенко, подбадривающе постучав по его плечу, и сказал:       — Не вини себя. Соберись и продолжай шоу, тебе самому ещё выступать.       — Зрители встревожены, — только и смог выдать Плющенко в ответ.       — Все встревожены. Но зрители вряд ли обрадуются, если вы отмените шоу из-за этого происшествия. Да, событие неприятное, но когда в следующий раз получится провести шоу в Питере? У нас тут все катки активно используются не только для фигурного катания. Да и спортсменов в таком составе вряд ли соберёшь. А сколько мороки с возвратом билетов, тем более, половина шоу уже прошла. Вы все обязаны откатать достойно и сгладить впечатление.       Плющенко лишь кивнул, понимая, что Алексей Николаевич прав абсолютно во всём, а затем отправился передавать это настроение всем спортсменам.       Однако общее впечатление уже заметно подпорчено. Как у зрителей, так и у спортсменов. Последним вообще титанических усилий стоит откатать свои номера на достойном уровне. Отыграть, не думая о случившемся. Не обращать внимание на суету вокруг, на перешёптывания, на снующих вокруг журналистов, пытающихся выяснить хоть что-то ещё о случившемся: состояние Жени, причину падения, качество льда.       Обстановка настолько нервная и странная, что для каждого спортсмена шоу проходит как в тумане, а по его завершению остаётся лишь невероятная усталость и желание скорее отдаться в объятия сна. Поэтому все расходятся довольно-таки быстро, одна лишь Яна Рудковская продолжает раздавать комментарии по поводу организации шоу, качества льда и состояния Жени Семененко. Старший Женя, тот, который Плющенко, в свою очередь долго сидит в одной из раздевалок, пытаясь собраться с мыслями.       — О, Жень, ты тут, — заметила его наконец освободившаяся Яна. — У меня хорошие новости: я дала комментарии о том, что мы проверяли качество льда и репетировали шоу на этом катке, вспомнила слова Алексея Николаевича о том, что прыжок изначально был обречён на провал, не забыла упомянуть как мы все переживаем и что если что поможем. В общем, сделала всё что могла для спасения твоей репутации.       — Да какая нахер репутация? — срывается на неё мужчина, да так, что сама непроницаемая и готовая ко всему Яна вздрагивает от неожиданности. — У нас спортсмена увезли с шоу без сознания, я ничего не знаю о его состоянии, а ты про какую-то репутацию!       Решение проблемы этой неопределённости и неизвестности в перемешку с чувством собственной вины приходит очень внезапно. Так, что Плющенко вскакивает со своего места, на ходу лишь успевая бросить:       — Я к Жене в больницу. Буду поздно. А может и вообще ночевать с вами не буду.       И громко хлопнув дверью раздевалки, оставляет Яну в полном недоумении посреди абсолютно пустого помещения.       Евгений очень давно не ездил на такси, предпочитая такому виду передвижения собственные автомобили, порой даже с личным водителем, но здесь у него просто нет выбора. В Петербург в этот раз они прилетели на самолёте, оставив все машины в Москве.       До больницы он добирается быстро, несмотря ни на что. И уже у входа в медицинское учреждение набирает номер Алексея Николаевича, чтобы узнать на какой этаж подниматься. Мишин, разумеется, Плющенко от этой затеи отговаривает, но тот непреклонен, а потому пожилому тренеру приходится сдаться под напором более молодого.       — Как он? — выдыхает Плющенко, только завидев Алексея Николаевича в коридоре.       — Терпимо, — спокойным тоном выдаёт старший тренер. — В сознание пришёл. Врачи диагностировали сотрясение мозга, но это, сам понимаешь, не самое страшное что могло быть. Сейчас спит Женька. Оклимается, хорошо всё будет.       — Мне так неудобно за этот случай, — бормочет Плющенко, присаживаясь рядом с наставником.       — Такое с кем угодно и где угодно могло случиться, — продолжает спокойно рассуждать Мишин. — Себя вспомни, как ты на тренировке голову расшиб. Я тогда переживать начал: как бы ты совсем дурачком не сделался, но вроде бы пронесло.       — А может и сделался… — задумчиво пробормотал Плющенко, уставившись в одну точку на отвратительно однотонной больничной стене.       Много говорить не хотелось. Лишь просить прощения. Но повторять бесконечно одно и то же — глупо и бессмысленно. Как и заходить в палату тоже. По данным Алексея Михайловича Женя спит и лучше его сейчас не тревожить.       Отчего-то Плющенко вспомнилось как восемь лет назад он сам загремел в больницу со своими шурупами в позвоночнике. Как делали ему обезболивающие уколы и как навещать его приходила не абы кто, а сама Этери Тутберидзе, отношения с которой были намного проще, чем сейчас.       — Не везёт вам с учениками Женями, — грустно улыбнулся Плющенко, посмотрев на наставника.       — Или ученикам Женям не везёт со мной, это как посмотреть, — тут же добавил философских рассуждений Мишин.       — Тут вы точно не правы. Ученикам Женям очень с вами повезло, — в очередной раз выразил тренеру признательность Плющенко.       В коридоре снова ненадолго повисла тишина. Такая, что мужчины слышали дыхание друг-друга, потому что иные звуки в помещении просто напросто отсутствовали.       — Знаешь, — прервал эту тишину Мишин, — этот Женя мне частенько тебя напоминает. По фактуре, росту, телосложению, передаче образа на льду, да даже цвету волос.       — Оно и заметно, — тихо ответил ему Плющенко. — И программы иногда ему такие же даёте. «Бандитский Петербург», например. Или «Адажио» это злополучное. Я же тоже его катал в своё время.       — Ну не пропадать же хорошим программам и хорошим мелодиям? — ничуть не смущается слов бывшего ученика старший тренер. — Тем более, на Семененко они садятся как родные. И судьям такое вполне нравится.       Их обмен любезностями внезапно прерывает трель телефонного звонка, и оба мужчины даже не удивляются ему посреди ночи. Потому что оба в таком положении, когда любой знакомый может позвонить и спросить о сегодняшнем инциденте. Звонит телефон у Плющенко, и на экране высвечивается однозначное и не дающее никаких сомнений «Этери».       Мужчина быстро выключает звук на телефоне, хоть и понимает, что Тутберидзе наверняка прочитала новости и теперь хочет узнать подробности от первого лица, или посочувствовать. Он перезвонит ей чуть позже, когда после разговора с Алексеем Николаевичем выйдет на лестничную площадку, или вообще на крыльцо больницы, подышать свежим воздухом.       — Ответь ей, — голос Мишина с таким советом звучит как гром среди ясного неба.       — Кому «ей»? — даже теряется от внезапности совета Евгений.       — Той, кто тебе звонит, — с лёгкой улыбкой поясняет Мишин, да так, что остаётся только догадываться: прочитал он имя на экране, или имеет в виду совсем другую женщину.       — Это не срочно, — отмахивается Евгений, убирая телефон в карман.       — Но она наверняка прочитала последние новости и теперь волнуется, или хочет узнать как оно было на самом деле. Журналисты, знаешь ли, любят преувеличивать и привирать.       Этот совет Алексея Николаевича даёт однозначно понять, что тот имеет в виду точно не Яну. Потому как Яне узнавать подробности случившегося было не нужно.       — Ну чего ты смотришь на меня так? — тем временем продолжает Мишин. — Я никуда не денусь, может, всю ночь тут куковать буду, может уеду к утру. Да и Танюше тоже надо бы отзвониться. Давай так: я звоню Тане, ты своей Этери, а потом ты высказываешь мне всё, что хотел высказать. Негоже заставлять дам волноваться.       Плющенко чуть вздрагивает, услышав то самое имя из уст тренера. Значит, всё-таки успел прочитать имя на экране и сделать правильные выводы.       Мишин, тем временем демонстративно достаёт свой телефон, набирая номер супруги. Пожав плечами, Женя всё-таки уходит в другой конец коридора и набирает заветный номер, вслушиваясь в гудки и наконец дожидаясь усталого, но встревоженного «алло» на том конце.       — Привет, звонила? — сразу переходит он к делу отчего-то чуть севшим голосом.       — Да. Я, как понимаешь, новости тут прочитала. Что вообще происходит, Жень?       — Ничего хорошего, — горько усмехается мужчина, тут же собираясь успокоить собеседницу, — но и ничего сильно страшного тоже. У Жени сотрясение мозга, сама понимаешь, серьёзно, но не смертельно. Да и вполне типично для нашего вида спорта. В больнице подержат максимум неделю, после выпишут. У Жени мама врач, думаю, тоже всё поймёт и свой вклад в лечение сына сделает.       — А ты где сейчас? — вдруг зачем-то спрашивает Этери.       — Я в больнице. С Алексеем Николаевичем.       — Почему-то я так и подумала. Попросила бы передать Алексею Николаевичу привет, но, боюсь, тогда он подумает, что тоже головой ударился.       И почему-то Женя не может так просто взять и рассказать, что Мишин, кажется, обо всём догадался. По крайней мере, не сейчас. Сначала нужно разобраться что он имеет в виду.       — Неудачный какой-то у тебя тур получается, — задумчиво хмыкает Этери.       — Уж не твоими ли стараниями? — пытается перевести всё в шутку Плющенко. — Может прокляла меня под шумок за всё хорошее.       — Нет, ты ещё на целое проклятье дел не наворотил, — чуть подыгрывает ему Тутберидзе. — Если только на мелкую порчу, но я и такую накладывать не умею.       — Что-то ты излишне милосердна. Ты точно та самая Этери?       — Может та самая, а может и другая, — устало бормочет Этери. — Желаю Жене скорейшего выздоровления, а тебе закончит тур без происшествий. Извини, но вымоталась за день.       — Конечно-конечно, — тут же меняется в голосе Евгений. — Спокойной ночи. Ещё созвонимся как-нибудь…       Он не кладёт трубку первым, дожидаясь гудков со стороны, а после ещё какое-то время топчется на одном месте, не решаясь вернуться к Алексею Николаевичу. Насколько Женя помнил, Мишин никогда не одобрял их дружбу с Этери. Однако сегодняшнее его поведение оказалось диаметрально противоположным воспоминаниям Плющенко. А от того бывший фигурист ничего не понимает и возвращаться к наставнику не спешит.       Однако, бесконечно убегать и прятаться тоже невозможно. И даже если возвращаться в номер — нужно попрощаться для приличия, поэтому Плющенко всё же нехотя возвращается к Мишину.       — Танюша успокоилась, собирается спать, — сообщил ему первым делом Алексей Николаевич, — она уж очень переживала за него. Как-никак — любимчик. Ещё с незапамятных времён, совсем малышом его на лёд выводила.       — Передайте ей от меня спокойной ночи, — неловко улыбается Плющенко. — Да и вы можете тоже домой ехать и отдыхать. А я ещё тут побуду.       — С Яной у вас совсем всё плохо стало? — внезапно переменил тему Мишин с нейтральной на самую злободневную. — Она догадалась о вас с Этери?       — С чего вы взяли? — вполне натурально возмущается Плющенко задетый и одновременно поражённый способностью пожилого тренера зрить прямо в корень проблемы. — Она… Мы… Какие мы? С кем?       Он путается в словах не в силах связать хоть одно полноценное предложение, что лишь сильнее убеждает Мишина в том, что всё он понял правильно.       — Как минимум, видел ваше общение сегодня на шоу, — принимается рассказывать свой ход мыслей ученику тренер. И ваши прохладные отношения наблюдаю уже не первый год. Лучше, как вижу, не становится. А сегодня догадаться совсем уж просто: ни один мужчина, находящийся в нормальных отношениях с женой не предпочтёт бессонную ночь в больнице взамен сна с супругой под боком. И не отнекивайся, — видя, что Плющенко собирается возразить, пресекает его попытку мужчина, — мы оба прекрасно понимаем, что Женя в руках опытных врачей, диагноз его нам известен, сам он сейчас спит крепким сном, а значит, делать нам с тобой тут по большому счёту нечего. Лишь только сплетни собирать да косточки коллегам перемывать.       — Вместо этого вы решили перемыть косточки мне и моей семейной жизни? — без упрёка, ровным тоном усмехнулся Плющенко, только усмешка его вышла какой-то грустной.       — Эх, Женёк-Женёк… — добродушно улыбается Алексей Николаевич. — Ничего я никому не перемываю, лишь пару советов дать хочу. Потому как в нынешних обстоятельствах вина моя есть. И не малая.       — Да что вы несёте? Какая вина, Алексей Николаевич, вы разве что виновник самых ярких в моей жизни побед, — хмурится Плющенко, пока не понимая о чём речь, но интуитивно пытаясь избежать грядущего разговора.       — Да с Яной у вас с самого 2014 так и не ладится, — прямо отвечает Мишин и Плющенко кажется начинает понемногу понимать ход его мысли. — С тех пор, когда вы с Этери вдруг сблизились. Постоянно вместе ходили, шушукались о чём-то. Я уже тогда всё понял и поступил неправильно. Тогда я испугался, что мы пойдём по уже знакомому нам обоим сценарию. Ты же, Жень, не обижайся, но привык рубить с плеча и к долгим размышлениям не склонен. Как и не склонен совмещать нескольких женщин. Как появляется новая — сжигаешь мосты со старой. И обстановка тогда напоминала твой первый развод: маленький ребёнок и любовь, вспыхнувшая на пустом месте. Я испугался, что дальше нас снова ждут развод, попытки получить право видеть сына, перерыв в карьере и всё, что мы уже проживали с тобой в первом твоём браке. А потому всех спасти пытался. Тебя вразумить, с Этери поговорить и ситуацию объяснить. Хотел как лучше, а получилось…       Плющенко слушает своего тренера внимательно, не перебивая, едва ли не затаив дыхание, но здесь не выдерживает.       — Да что вы, Алексей Николаевич? В событиях 2014 виноват только я. Руководствовался примерно той же логикой, решил попробовать другой путь, посмотреть что случится, если остаться с женой…       — А ты думаешь почему ты об этом задумывался, почему иной путь выбрал? Я же тебе эти мысли в голову и вбил. А в итоге только мучаетесь вы все… сколько уже лет?       — Восемь, — хоть и глухо, но моментально отозвался Плющенко. — Восемь лет.       — Но, как видишь, всё встаёт на свои места, как бы мы не пытались обмануть судьбу. Я очень рад, что вы с Этери сумели зарыть топор войны и возобновить общение. Это ведь на кубке первого канала произошло?       Плющенко осталось лишь потрясённо кивнуть, в очередной раз удивляясь проницательности старого тренера.       — И что ты наконец смог найти баланс между двумя женщинами. Как-никак, повзрослел…       — Мы с Яной будем разводиться, — почти невпопад выдаёт Женя, почему-то чувствуя себя провинившимся школьником. — она пока не в курсе, но я уже всё решил.       — Что ж, не так уж и повзрослел, — хмыкнул Мишин. — Хотя это было максимально ожидаемо.       — Это даже не из-за Этери, — пытается объяснить Плющенко всё, что скопилось у него на душе. — Она лишь слегка ускорила процесс и помогла понять, что с Яной уже ничего не получится. Я пытался её понять, пытался жить в её ритме, в её стиле. Не получалось. Дачу злополучную купил в Ленинградской области, огород сажал, баранов завёл, чтобы отвлекаться от светской жизни. На время помогло. Месяца на два. Потом и дача спасать перестала. В работу уходил, тоже не то. Всё равно возвращаюсь к ней и не чувствую ничего.       — А к Этери чувствуешь? И именно эти ощущения по отношению к двум женщинам, на контрасте, помогли всё окончательно понять?       — Если бы всё было так просто… — бормочет Плющенко, закрывая лицо руками и не желая признавать очевидного. Того, что понял и признал Мишин. Быстрее чем он сам.       И дело вовсе не в нежелании открывать чувства и помыслы пожилому тренеру. Напротив, градус откровений в этом больничном коридоре превысил все допустимые пределы. Как там сказал Алексей Николаевич? На контрасте с прошлым разговором о Яне и Этери, произошедшим ещё в далёком 2014 году. Тогда Плющенко и Мишин были спортсменом и тренером и во время разговора их разделял бортик, чётко разделяющий кто есть кто. И Алексей Николаевич тогда поучал. Бескомпромиссно, почти приказывая. Как тренер, чётко зная, что для его спортсмена будет лучше. Сегодня бортика не было. Они оба уже давно тренеры, а значит, в принципе равны по статусу. И разговор получился совсем другим, будто бы подстроившись под новые реалии, в которых Мишин пытался понять и подсказать как лучше, не осуждая и не давая прямых указаний к действию. И всё же, Женя немного юлит, не торопясь произносить вслух очевидное. Не потому что боится негативной реакции Алексея Николаевича. Напротив, чувствует, что старый тренер поддержит его в любом случае. Но молчит, не желая признавать очевидного прежде всего перед самим собой.       В тишине они сидят относительно недолго, но этого времени достаточно для того, чтобы Мишин расценил молчание Плющенко знаком согласия. Но вслух, разумеется, он об этом не скажет, а лишь вздохнёт и заведёт речь о совершенно другом.       — Ну что, пожалуй, нам стоит отправиться по домам. Думаю, Женя совсем не обидится, если мы не проведём бессонную ночь у его палаты, а всё же выспимся. Тем более мне, в моём возрасте, бессонные ночи и вовсе противопоказаны.       — Езжайте, а я побуду здесь ещё немного, — отвечает Плющенко, уставившись в одну точку на стене.       — Двери нашего дома всегда открыты для тебя, — тут же выдаёт Мишин, удивляя этой репликой своего бывшего ученика. — Если возвращаться к Яне не хочешь — милости просим.       — Алексей Николаевич… — грустно улыбается Плющенко, рывком поднимаясь с месте и обнимая наставника, — спасибо вам большое. Но не волнуйтесь, мне есть где переночевать, даже если ехать к Яне не захочется. Мне просто важно побыть здесь сейчас.       И Мишин не спорит, только лишь советует долго не задерживаться, а после отправляется домой.       Евгений остаётся в больнице до самого рассвета, раз за разом прокручивая в голове их с Алексеем Николаевичем разговор и чувствуя, что ему становится чуточку легче. Под утро он возвращается в номер. Тот, что делит с Яной и сыном. Но рядом с законной супругой не ложится, занимая диван в другой комнате их шикарного номера.       А утром, борясь с диким недосыпом и потихоньку собирая вещи в Москву, уже отзвонившись Мишину и поинтересовавшись у него состоянием Жени Семененко, он наконец сказал фразу, что собирался озвучить ещё около полумесяца назад.       — Ян, я долго думал, надеялся, что приду к другому выводу, но не вышло. Как и не вышло что-то изменить во время паузы в наших отношениях. Нам необходимо развестись.       От неожиданности Рудковская выпустила из рук чашку из китайского фарфора. Ударившись об пол, чашка разлетелась на множество осколков.       — Как жалко, она была такая красивая, — только и произнесла Яна, с сожалением рассматривая осколки на полу.       Затем она позвала обслуживающий персонал, чтобы осколки убрали. Договорилась с администрацией отеля и выплатила им стоимость чашки. Бесконечно что-то щебетала, будто бы и не слышала слов мужа.       Однако Евгений прожил с ней в браке слишком много времени, чтобы не видеть в её действиях нервозность и растерянность. А этот значило лишь одно — Яна всё слышала и всё поняла. Только вот слышать этого явно не хотела.