Ветры из прошлого

      Следующее утро оказывается не менее солнечное, чем предыдущее. Жизнь в отеле, куда поселили спортсменов кипит едва ли не с восхода солнца: все в предвкушении соревнований общаются, пробуют местную кухню и развлекаются, записывая различные видео в соцсети.       Из тех же соцсетей становится понятно, что в город приехали и те, кому на этом кубке отведена роль ведущих: Женя Медведева выкладывает вид из окна отеля, от чего-то другого, более близкого к арене чем тот, в котором разместились все остальные. Алексей Ягудин не отстаёт от молодёжи и записывает несколько кружочков из Саранского аэропорта в свой личный телеграм-канал.       Но несмотря на всеобщее оживление, тренировки сегодня начинаются не так уж и рано, что позволяет выспаться всем, кто ранними пташками не является. Например, Этери Тутберидзе. Пробуждение чуть позднее всех остальных даже играет ей на руку, позволяя спокойно провести утро ни с кем не пересекаясь. Она даже задумывается о том, чтобы посещать не все тренировки, но, увы, пропустить она может только тренировки мужчин, потому как во всех остальных видах представлены её спортсмены. Кроме танцев, конечно, но танцоры сегодня и вовсе не нужны, так как турнир прыжковый.       Всё время на арене она старается придерживаться своей вчерашней тактики: всё время держится поближе к коллегам, даже если знает, что в этой тренировочной группе появление Плющенко исключено. Вчера во имя избежания пересечения с ним она даже специально задержалась на улице, пару раз сфотографировавшись с поклонницей. Затем прошла на лёд, оставшись незамеченной, за что большая благодарность персоналу арены, а именно уборщицам. Хорошие женщины, только вот вкус на фигуристов у них… хотя, по большому счёту Этери их за это осуждать не может. Когда-то и ей Плющенко нравился.       В перерывах между тренировками она вздрагивает, заметив светлую макушку издалека. Явился-таки.       Евгений её тоже замечает, как и замечает то, что она тут же поспешила встать между Дудаковым и Глейхенгаузем, прекрасно зная, что так он точно с ней не заговорит. Но сегодня Плющенко настроен решительно, занимая место у борта рядом с тренерским штабом Тутберидзе, на что Глейхенгауз удивлённо поднимает брови, а Этери тихо вздыхает.       Плющенко ощущает себя как на иголках. Осознание того, что в этом сезоне это последний шанс попытаться поговорить с Этери будто бьёт его током. Он то и дело поглядывает то на часы, то на женщину, стараясь подловить удобный момент.       Тутберидзе тоже нервничает. Как минимум от присутствия Плющенко на арене, а как максимум от того, что понимает чего именно он добивается. И улучив момент, когда Вероника заходит на четверной тулуп, она едва ли не выбегает в коридор, надеясь остаться незамеченной. Спортсменки на неё не обидятся, если что они под присмотром Дудакова и Глейхенгауза, да и до конца этой тренировки уже остаётся не так много времени. Но она точно знает — рядом с Плющенко она и минуты больше не вытерпит. Как терпела раньше, когда они пересекались с завидной частотой? Легко, ведь тогда не было разговора по телефону, в котором всё было почти как раньше. В котором она на пару секунд позволила себе быть слабой и откровенной.       Полностью погрузившись в размышления она шла куда-то, сама не зная куда, пока вдруг кто-то не схватил её за руку, почти насильно уводя в сторону. И худшего сценария для себя Этери представить не могла, потому как этим кем-то был никто иной как Плющенко.       — Чего тебе от меня надо? — возмутилась Этери, стараясь вырваться из его хватки. — Куда ты меня тащишь, что это за подсобное помещение?       — Спокойно, я всего лишь хочу с тобой поговорить, — ответил ей Евгений. — И этот разговор мог бы состояться уже давно, если бы кое-кто не вёл себя как ребёнок, играя со мной то ли в прятки, то ли в догонялки.       — Нам не о чем разговаривать, — холодно ответила Этери.       — Ошибаешься. Есть о чём. Как минимум о том, что ты явно меня избегаешь, при этом не брезгуя возможностью жаловаться на меня Дудакову.       — О чём речь? — нахмурилась Этери.       — О том, что твой драгоценный техтренер на финале кубка России мне вздумал морали читать о том, чтобы я от тебя отстал и на кофе больше не смел приглашать. Если для тебя это так важно — могла бы и сама сказать, а не сбрасывать трубки, а потом передавать свои мысли через Сергея.       — Если тебя это успокоит, я ни о чём Сергея не просила. Более того, о твоём приглашении «выпить кофе где-нибудь» даже не рассказывала. Моя вина разве лишь только в том, что я забыла о том, что в Хрустальном нужно следить за своими словами, потому что любую сказанную фразу кто-нибудь да услышит.       — Допустим, к истории с Дудаковым ты ни причастна, в чем я очень сильно сомневаюсь, но это не отменяет того факта, что нормальные люди когда чего-то хотят или не хотят, говорят об этом словами, а не сбрасывают вызовы и не добавляют в черный список, — Плющенко заметно повысил голос, в его глазах плескалось возмущение и негодование вперемешку с яростью. Его неспокойствие выдаёт и то, что он не стоит на месте, а буквально мечется из стороны в сторону, то и дело бросая взгляды на, кажется совсем переставшую что-либо понимать Этери.       — Уважаемый, морали о здоровых отношениях будете своей жене читать, как и разговаривать о проблемах. Я тут совершенно ни причём, — уже с трудом сдерживая себя, выдала Этери. Ей тоже хотелось повысить голос, но показать Плющенко, что эта беседа ей абсолютно неинтересна, ей хотелось больше.       И эта фраза заставляет Плющенко на секунду замереть на месте.       — Да что ты вообще знаешь о моих отношениях с женой? — делая первый шаг в её направлении, вкрадчиво интересуется он. — Может быть, то что я в последнее время и видеть её не могу, хватаясь за любую возможность уйти из дома? — ещё шаг. — То, что себя прежде всего ненавижу за то, что так и не смог её полюбить вновь? Ни ради сына, ни ради неё самой. — третий шаг, максимально сокративший расстояние между двумя тренерами. — За то, что ситуацию в нашей семье даже второй ребёнок не спас. За то, что не могу я его полноценно полюбить как первого, потому что я на него согласился только чтобы тебя после отказа сотрудничать в 2019 году задеть. Может быть, знаешь то, что мне поперёк горла встала эта красивая картинка в социальных сетях, которую создаёт моя жена. А может знаешь почему всё это происходит? Потому что, сука, уже 8 лет в моём сердце другая живёт. Да не простая, а та, которую я сам отверг восемь лет назад. От которой тоже убежать хотел сначала, прямо как ты сейчас, но нет, чем дальше, тем больше она меня преследовала. Сначала в начавшей сотрудничать со мной Юле я видел тот характер, те манеры, даже некоторые жесты и интонации от той, кто её этому научила. Потом перешедшие Саша и Алёна. Они все позаимствовали у тебя слишком многое. И я пытался много раз решить эту проблему, но не получилось. Никак. Ни избеганием, ни абстрагированием от происходящего, ни, напротив, попытками установить хотя бы нейтралитет и им успокоить свою душу. На каждое моё действие ты находила противодействие, да такое, что все они оставляли больные отметины где-то глубоко внутри меня. Я надеялся что смогу хотя бы отделить личное от рабочего и поддерживать с тобой хоть рабочие отношения, но ты не смогла и так.       Он говорил, и говорил, и говорил, всё что накопилось у него на душе за все восемь лет. То, что он держал в себе, но сегодня сдержать не мог. Максимально близко к ней, едва ли не нос к носу, нависая над ней в силу хоть и небольшого но преимущества в росте. Говорил, совсем забыв о том, где они и что вообще происходит. Высказал всё, что не давало ему покоя и замолчал, всего на несколько секунд.       Но когда его запястья коснулась ледяная ладонь, он будто бы очнулся ото сна, посмотрев на его собеседницу, а скорее, с учётом того, что их диалог уже давно перетёк в монолог, даже слушательницу. В её взгляде отражался практически весь спектр эмоций. Потерянность, запутанность, страх, боль. Она впервые видела его таким болезненно обнажённым, будто бы вывернутым наизнанку. И ей действительно было немного страшно.       Евгений виновато опустил голову и сделал шаг назад, после чего Этери едва ли не пулей выскочила из небольшого помещения, отправляясь назад на арену.       — Ну что ж, — откровение за откровение, теперь мы квиты, — грустно усмехнулся Плющенко, так и оставшись стоять посреди… что это было вообще? Какая-то кладовка для всякой утвари?       Он чувствует, будто все силы покинули его тело и от этого опирается на стену, внезапно понимая, что это — чувство облегчения. Что он наконец выплеснул всё, что накипело за все последние восемь лет. Как и осознаёт, что дальше так продолжаться не может. Что пришла пора наконец отпустить эту историю. Как и ощущает то, что отпустить он наконец-то сможет, потому что после этого монолога ему становится максимально легко, будто бы вся эта любовь больная вместе со словами из него и ушла. Где-то на задворках его сознания ненадолго мелькает мысль о том, что он поступил слишком неправильно, переложив вину и ответственность на Этери. Но эта мысль быстро заглушается облегчением. И в голове будто бы всё встало на свои места. Распутался сумбурный клубок.       Этери возвращается на арену быстрым шагом, искренне надеясь, что её эмоциональное смятение никак не отразится на её внешности. Однако, как показывает удивлённый взгляд Глейха, надеяться и не на что.       — Куда пропадала посреди тренировки? — вкрадчиво интересуется он, затем оглядываясь по сторонам.       — Диана звонила, я выходила поговорить с ней, — сходу врёт Этери.       — А с каких пор ты не можешь говорить с Дианой при нас? Или мы вышли из круга твоего доверия? Да и что она тебе такого сказала, что ты будто бы с войны вернулась?       — Это сугубо наш, семейный и женский разговор, — отрезает Этери, цепляясь пальцами за борт так, будто собирается его сломать. Даниил Маркович лишь хмыкает недоверчиво, а после обращается к стоящему чуть подальше Транькову.       — Чего это с нашей Георгиевной стряслось? Она сама не своя. Весь день как на иголках, потом уходила куда-то, вернулась и вовсе будто с того света. И самое интересное — Плющенко тоже куда-то уходил…       — Не вороши сейчас эту тему, Дань, тебе дороже обойдётся, — неожиданно не поддерживает инициативу друга Максим. — Судя по тому, что Этери Георгиевна бледная как призрак, твоя версия вполне может оказаться правдивой, а честно сказать, в их истории весёлого мало.       Даниил удивлённо поднимает брови, но комментировать столь серьёзный ответ не решается. Плющенко возвращается на арену чуть позднее. И чувствует себя так, будто бы всё вокруг реально переменилось. Его больше не волнует где находится кудрявая блондинка. Есть Ника, напрыгивающая четверные тулупы к вечернему турниру, есть Алексей Николаевич, его тренер, наставник и второй отец. По окончании тренировки он в коридоре встречает Светлану Соколовскую, с которой тоже перекидывается парой слов. И нет больше переживаний и нервов, есть лишь ощущение достигнутой цели. Будто бы вот только здесь и сейчас он по-настоящему вошёл в этот тренерский мир, и он принял его с распростёртыми объятиями. Не покидает его это ощущение и на самом прыжковом турнире, где он переживает только лишь за Нику, улыбается как её удачным прыжкам, так и прыжкам других спортсменов, делится с молодым поколением своим опытом, с разрешения их тренеров, конечно.       Плющенко настолько спокойно, что кажется, он не только смог совладать с собственными нервами, но и забрал всё спокойствие у Этери, поскольку у неё совладать с нервами не получается. Слова нынешнего конкурента крутятся в её голове на вечном повторе, заставляя её не только проживать моменты в той подсобке заново, но и анализировать сказанное. Она даже не думала, что на самом деле за враждой Плющенко скрывает совсем другие чувства. Напротив, считала, что всё давно прошло, ведь всё-таки восемь лет — вполне солидный срок. Как и не подозревала, что настолько смогла задеть его ещё в 2014. Пытаясь совладать с собственными мыслями, Этери то и дело непроизвольно ищет глазами виновника такого её состояния, а как только находит — тут же отворачивается, чтобы не дай бог не пересечься с ним взглядом. Даже к бортику почти не подходит, прячась в углу командного kiss&cry. Но когда вдруг светлая макушка с характерной причёской пропадает из поля её зрения, она словно на автомате идёт в ту сторону, где замечала его в последний раз. Но заметив снова, резко разворачивается и возвращается на своё прежнее место.       — Этери, всё в порядке? — спрашивает у неё тихо Дудаков. И ей хочется громко крикнуть «нет, не в порядке», но, увы, уже идёт съёмка, да и на арене слишком много людей, поэтому она лишь осторожно кивает и слабо улыбается.       Этот прыжковый турнир становится для неё личным адом. Она даже не запоминает что прыгают её подопечные, все мысли сосредоточены лишь на желании уйти и закрыться в своём номере, чтоб наконец-то выдохнуть и расслабиться. Чтоб не видеть больше блонда, так похожего на её собственный, только натурального.       Окончание прыжкового турнира становится для женщины настоящим спасением. Одной из первых она покидает арену, не думая ни о спортсменах, ни о поклонниках, желающих взять у неё автограф.       Завтра Плющенко уедет и будет намного легче. Обязательно. И они больше не пересекутся вплоть до контрольных прокатов следующего сезона.       Этери пытается выдохнуть с облегчением, но не получается. Не отвлекает её и переписка с Дишей, совсем недавно официально оформившей свои отношения с Глебом, не помогает расслабиться душ. Она пытается заснуть, но не выходит. Перед глазами всё ещё стоит нынешний конкурент, бывший друг и возлюбленный. Она вздрагивает, когда называет Плющенко возлюбленным, пусть даже мысленно. Но отрицать у неё сил нет — тогда, в 2014 она действительно испытывала к нему самые нежные чувства. А может, и не только в 2014? Такое направление мысли пугает женщину. Она не хочет дальше думать о Плющенко в таком ключе, поэтому подходит к окну и резко распахивает его, впуская прохладный воздух в комнату и надеясь, что хоть ненавистный холод вернёт ей холодный рассудок.       За окном ночной Саранск, в котором угадываются очертания близлежащих домов, маленькая речушка, какой-то комплекс небольших деревянных домиков и величественно-пафосное здание с колоннами — очевидно, какой-то музей или театр. А рядом новостройки, разбавленные частными домами. Прямо-таки город контрастов. Совсем как их отношения с Плющенко. Этери устало хмыкает, понимая, что это край. Что даже самый обычный город приводит её к мыслям о Плющенко.       А в прочем, город не совсем обычный. Саранск как ни крути, город их первой встречи. Правда, жили они тогда совсем в другой гостинице, выступали на другой ледовой арене да и сам город выглядел иначе. И с учётом того, что этот Кубок Первого Канала — последнее соревнование в сезоне, Саранск может стать ещё и городом их последней встречи, мало ли что произойдёт за межсезонье.       Последняя мысль Этери абсолютно не нравится. Она шмыгает носом, запоздало понимая, что замёрзла, и наконец закрывает окно, возвращаясь в постель. Легче не становится, да и сон не приходит. Хочется кричать от нахлынувшего бессилия, но получается лишь обречённо вздохнуть.       Решение проблемы приходит в голову быстро и Этери оно очень пугает. Но и мучаться так она тоже больше не может. Поэтому решительно встаёт с кровати и… на этом её решительность и кончается. Из номера она выходит очень тихо, озираясь по сторонам и благодаря высшие силы за хорошие память и слух. Днём краем уха довелось слышать от Макса, что номер Плющенко расположен по соседству с Лизой Туктамышевой. Там, кажется, была ещё какая-то шутка о том, что все любимчики Алексея Николаевича Мишина собрались на одном этаже, но это уже значения не имеет. Важно лишь то, что она знает куда идти.       С бешено колотящимся сердцем она спускается на этаж ниже, замирая к коридоре и будто бы решаясь на отчаянный шаг. Доходит до нужной двери, вновь разворачивается, меря коридор шагами и отчаянно теребя цепочку с кулоном на шее. На мгновение ей хочется вернуться в номер и сделать вид, что этого внезапного порыва не было. Но увы, это не решит проблему и будет ощущаться как утерянный шанс. И, чтобы не успеть передумать, она быстро подходит к нужной двери и громко стучит по ней, с трудом сдерживая желание развернуться и убежать.       Плющенко в этот час тоже не спит. Но в отличие от Этери, никакие мысли его не терзают. Он просто собирает вещи, готовясь к завтрашнему раннему отъезду, в очередной раз проверяет документы, потому что знает — утром будет не до этого.       Стук в дверь застаёт его врасплох. Более того, он и предположить не может кому же понадобился в столь поздний час. Ника наверняка уже спит, Алексей Николаевич уже давно придерживается режима, да и днём они уже неплохо пообщались на тренировках и во время прыжкового. Макс, может быть, с которым они возобновили общение на олимпиаде и теперь ежедневно поддерживали переписку?       И чего бы они себе не придумали, сердца обоих на пару секунд замирают, когда дверь открывается и голубые глаза встречаются с карими. Брови Плющенко взметают вверх от удивления, а Этери только сейчас понимает, что даже не знает что ему сказать. С чего начать.       — Что вам нужно от меня, Этери Георгиевна? — стараясь держаться максимально отстраненно, интересуется Плющенко, на деле уже готовый взреветь от бессилия. Потому что такая растерянная и слегка встревоженная она слишком напоминает ему Этери из 2014. Он понимает: ничего он не отпустил. Снова. И сердце вновь стучит в бешеном ритме, а разум перестаёт что либо понимать.       — Жень, я… свитер потеряла… — выдаёт первое, что приходит ей в голову Этери, тут же готовая рассмеяться от абсурдности своих слов да и всей ситуации в целом.       Он позволяет себе сдавленный смешок, а затем отступает на шаг назад от двери, будто бы безмолвно приглашая Этери внутрь, чем она и спешит воспользоваться, перед этим ещё раз оглянувшись по сторонам. Благо коридор пуст, а то мало ли что можно подумать, если увидеть как Этери Тутберидзе посреди ночи входит в номер Евгения Плющенко. Зайдя в номер, она облокачивается спиной на дверь, будто бы окончательно отрезая себе путь к отступлению.       — Вот, значит как? — с лёгкой улыбкой интересуется Плющенко. — А я тут при чём? Или, Вы хотите мой попросить, как в далёкие времена?       — А если это и так? — с вызовом интересуется Этери, чувствуя, что от былой растерянности не осталось и следа. — Дашь?       — Ну это смотря как Вы меня об этом попросите, — стараясь не рассмеяться от абсурдности этого диалога, выдаёт Плющенко, делая пару медленных шагов в сторону женщины. Просто чтобы слегка напугать. Чтобы снова расставить границы и поставить Этери на место.       — Да отбрось ты уже эти «вы», всё-таки, не совсем чужие люди же, и кажется, на ты уже переходили, — чуть возмущается Этери, не капли не пугаясь его приближения.       — Интересный у меня карьерный рост получается, — уже открыто улыбается Евгений. — От условного до уважаемого, а от уважаемого до не совсем чужого.       — Я не советовала бы так иронизировать, назад до условного разжаловать недолго, — гордо выпрямляя спину, улыбается Этери в ответ.       — И всё же, зачем ты здесь? — приближается к ней уже на совсем непозволительное расстояние Плющенко, оставляя между ними расстояние лишь в несколько сантиметров. — Очевидно же, что не ради свитера.       — Соскучилась, — усмехается Этери, сама удивляясь своей наглости и смелости в этом глупом диалоге.       Плющенко улыбается с какой-то горечью, будто бы показывая наглядно то, что словам Тутберидзе он ни капли не верит. Но от женщины не отходит.       — А если серьёзно? — устало выдохнув, интересуется он. — Что за возвращение к истокам? К 2014 году?       Она молчит несколько секунд, медленно моргая и всматриваясь в лицо, находящееся в паре сантиметров от её собственного, а после просто подаётся вперёд, неожиданно даже для самой себя целуя мужчину. Будто бы снова испытывая себя на прочность. Всё ещё ощущая эту ночь как последний шанс высказать всё, что накопилось за все восемь лет. А может, не столько высказать, сколько именно показать.       Евгений на пару секунд теряется от её действий, совсем не понимая что происходит. В памяти ещё живы годы противостояния и жёсткого игнорирования, язвительные посты в соцсетях и грубые фразы, и в голове на повторе голосом Этери звучит: «Плющенко? А он есть?». А губы ощущают её, чуть шершавые от постоянных ветров и холода, и будто бы в каком-то абсурдном сне он отвечает на этот поцелуй, вжимая женщину в эту злополучную дверь. Руки смыкаются на её талии, ласково поглаживая по спине и бокам, а после поднимаются вверх, зарываясь в светлые кудри, так нервирующие его последние годы, но в то же время, до безумия ему нравящиеся. И всё ещё играя в непонятную даже им самим игру, он находит в себе силы спросить:       — Так свитер на тебя надеть, или наоборот снять?       Этери лишь молча качает головой и теперь уже просто позволяет поцеловать себя ещё раз, и ещё. И ещё. В губы, скулу, шею. Пальцами находит края свитера Плющенко и тянет вверх. А он не сопротивляется, хотя сам пока лишь пальцами оглаживает ворот её блузки, не решаясь коснуться пуговиц.       И только на пути к кровати, когда свитер будет потерян в недрах номера, а половина злополучных пуговиц на блузке Этери расстёгнуто, он наконец спросит:       — Ну как всё-таки, Плющенко существует?       На что получит в ответ лишь одно слово:       — Условно.       И такую хитрую улыбку Тутберидзе, какую видеть ему ещё не доводилось.       И лишь оставшись в одном белье она на секунду будто бы очнётся от наваждения и тихо напомнит:       — Жень, постой. У тебя ведь снова жена и маленький сын.       Сама боясь его ответа до ужаса. Вообще жалея, что вспомнила об этом. Но лучше так, сейчас, чем сначала вновь обмануться ложными надеждами, а потом им двоим сокрушаться от того, что снова ничего не сложилось.       — Однажды я уже совершил эту ошибку, не заставляй меня совершать её дважды, — успокаивающе целуя её сначала в висок, а потом снова в губы, не раздумывая отвечает Плющенко, в этот раз совсем не собираясь отказываться от своих намерений.