Ветры из прошлого

      Пасмурное небо Пекина давит на нервы. Но какое-то небо не сравнится с событиями произвольной программы, поэтому все воспринимают этот хмурый день как должное.       Этери сегодня чувствует себя намного лучше, потому как наконец-то она смогла проснуться во все девять утра по Пекину. И пускай это четыре утра по привычному ей московскому времени, всё же, это не два ночи, как пекинские семь. Как ни крути, но парным катанием Этери ещё не успела настолько проникнуться, да и Женя с Вовой птенцы скорее Максима, чем её, поэтому их тренировку она пропускает без зазрения совести. А вот не проводить Камилу на самолёт она не может.       — Позвоните как доберётесь, — говорит она то ли самой Камиле, то ли Жене Медведевой, которая взялась сопровождать несовершеннолетнюю Валиеву на Родину.       — Обязательно, — кивает Женя.       Камила молчит, глядя в небо. Ей было тяжело здесь, в Китае. Грустно, страшно, больно. Но не менее грустно и улетать накануне показательных выступлений. Но с другой стороны, она испытывает облегчение. Дома мама, любимый Лёва, друзья.       Коротко прощаясь, девочки уходят в здание аэропорта. Этери за ними не идёт, только провожает взглядом и после всё же отправляется на каток, надеясь ещё застать тренировку Тарасовой и Морозова. Она уверена, что Медведевой можно доверить Камилу, как и уверена, что та найдёт нужные слова для младшей коллеги. Женя прошла свой путь отрицания и принятия через пробы, ошибки и боль. Не сразу, но она всё осознала и теперь наверняка сможет поделиться с Камилой опытом. Хотя, конечно, наверняка было бы неплохо дать и Трусовой пообщаться с Медведевой. Им тоже есть что обсудить.       Кстати, ни от Саши, ни от Ани сегодня ничего не слышно. Этери знает, что сегодня у них должна быть церемония награждения, но даже не помнит во сколько. Она не знает, удалось ли им ликвидировать непонимание, или между некогда близкими подружками всё кончено навсегда? Не знает, да и не хочет задаваться этими вопросами. На каток она приходит тихо, как тень, так же тихо здороваясь с Максимом.       — Как ты? — без приветствия интересуется Траньков, отбросив все формальности и обращаясь к старшему тренеру чисто по-человечески.       — Херово, — предельно честно отвечает ему Этери. — А как наши спортсмены?       — А вот они отлично. Боюсь сглазить, но таких Тарасову и Морозова я вижу едва ли не впервые. Всё на месте: и прыжки, и выбросы, и ни одной поддержки не обосрали, — чуть улыбаясь цитирует Макс самого себя, параллельно что-то быстро печатая в сообщениях.       — С кем переписка? — вяло интересуется Тутберидзе, кивая на смартфон в руках Транькова. И тут же нарывается на очень странную реакцию.       — Да так, ничего интересного, — отмахивается Макс, резко блокируя экран и убирая его в сторону.       Этери пожимает плечами, мол, как хочешь, твои секреты. Пытаться что-то сейчас просчитать у неё нет ни сил, ни желания, а переписки Транькова — последнее, что её на данный момент волнует. Она переводит взгляд на лёд, где среди пар оттачивают свои элементы Женя Тарасова и Вова Морозов.       Когда Максим со своими подопечными впервые попросился к ней на каток, Этери долго думала. Она слабо разбиралась в парном катании, понимала, что пара в целом нестабильная и любящая косячить. Настораживал и тренер. Как-никак Макс оставался в хороших отношениях с Плющенко, да и был одним из немногих, кто на олимпиаде в Сочи видел больше, чем нужно. Однако идея развития парного катания в стенах Хрустального была слишком привлекательной и Этери настолько ей загорелась, что в конечном итоге приняла бродячих фигуристов с особыми условиями для Максима: не вспоминать Сочи и по мере возможности свести к минимуму общение с Плющенко. И, кажется, Траньков пока неплохо справлялся, хотя, в последнее время всё чаще и чаще балансировал на грани провала. Но, признаться честно, Этери к нему такому уже привыкла. С появлением новых обитателей «Хрустального» она, что называется, бросилась в омут с головой. С интересом изучала парные элементы, участвовала в тренировочном процессе по-максимуму, очень сдружилась с самими спортсменами и уже не представляла своей жизни без этого подвида фигурного катания. Хотя, конечно, иногда жертвовала им во имя девочек и могла оставить парников исключительно на Максима и пропустить пару тренировок с Женей и Вовой.       — Как там Камила? — снова что-то написав кому-то, тихо поинтересовался Макс.       — Ещё хреновее меня, — невесело хмыкает Этери. — Тихая, смирная, бледная тень самой себя.       И больше Макс ничего не говорит, снова что-то кому-то отправляя, а затем наконец убирает телефон в карман. Конечно, Этери паниковать не спешит, понимая, что Траньков элементарно мог общаться с женой или друзьями, но есть у неё какое-то нехорошее подозрение, от которого, увы, не отделаться.       Парники её радуют, как на тренировке, так и на самом соревновании чуть позднее. Женя и Вова обходят всех своих соотечественников, располагаясь на второй строчке и уступая лишь паре из Китая. И после кошмаров женского одиночного катания это ощущается как глоток свежего воздуха, особенно, если вспомнить предысторию этой не совсем и не всегда стабильной пары, питающей слабость к ошибкам в самый неподходящий момент. Этери ненадолго отпускает всю ситуацию, радуясь вместе со спортсменами на льду и умиляясь выступившим не глазах Транькова слёзам.       — Ничего, я поначалу тоже так реагировала, потом очерствеешь, — чуть улыбается женщина, похлопывая Максима по плечу.       Этери, разумеется, интересно узнать и как дела у девочек, оставшихся в Пекине и готовящимся к показательным выступлениям, то есть, у Саши и Ани, но, увы, времена, когда она могла спокойно прийти в комнату подопечной и поговорить с ней о том о сём — уже позади. Больше она не позволяет себе ни с кем сближаться, ибо весь предыдущий подобный опыт заканчивался так себе. Поэтому Тутберидзе лишь вспоминает о том, что примерно после коротких программ пар у девочек должна была состояться церемония награждения, а после созванивается с Дианой и Глебом, которые уже улетели из Пекина. Чуть позднее на телефон Этери приходит суховатая, но очень обнадёживающая sms от Медведевой о том, что они с Камилой долетели, и что настроение у Валиевой во время перелёта было вполне себе хорошим. И после этого Этери выдыхает и позволяет себе наконец совсем расслабиться. Всё самое страшное позади.       В произвольной программе спортивных пар мало что меняется. Женя и Вова обеспечивают себе олимпийское серебро, откатываясь будто не на жизнь, а насмерть и обнимаются на льду со слезами на глазах. В их истории сегодня хеппи энд и они его безусловно заслужили. Максим Траньков видя это едва ли не бьётся головой об бортик от радости.       — Макс, ты давай поспокойнее, нервные клетки всё-таки не восстанавливаются, — чуть похлопав его по плечу, усмехается Этери.       — Ну и ладно, — пожимает плечами Макс. — Сама только рада ведь будешь — в Хрустале на одного придурка меньше станет.       — Ага, — неопределённо хмыкает Этери. - А кто парами будет заниматься? Я в них по-прежнему дилетант. Да и Глейх без тебя затоскует и наставит всем заунывных программ с одинаковыми движениями.       — Ладно, это было убедительно, — улыбается наконец Траньков, поднимая глаза к небу. — Эй, вы там, слышали? Мне умирать вообще нельзя, без меня Глейхенгауз загрустит.       Оборачиваясь к залу всего на пару секунд, Этери успевает заметить на трибунах яркое рыжее, почти красное пятно. Сомнений в том, что это Саша Трусова даже не возникает, но Этери присматривается ещё раз, чтобы убедиться, а потом едва слышно выдыхает. Саша пришла смотреть пары, а значит, всё хорошо. Значит, у неё нет отвращения ко льду и к фигурному катанию как к виду спорта в целом, а вчера был просто срыв, накопленные эмоции, которым был просто необходим выход. Ани рядом с Сашей нет, но Этери не спешит делать выводы о новой конфронтации в группе. Кажется, Аня сегодня в это время должна была давать какое-то интервью, а поэтому её отсутствие на трибунах ни сколько не удивляет. Да и против Тутберидзе ничего не имеет. Может, девочкам и правда лучше пока побыть отдельно друг от друга. Да и в конце концов, не ей же одной всю жизнь давать Первому каналу. Интервью давать, конечно же.       Этери делает глубокий вдох, а затем медленно выдыхает. Кажется и правда, драмы больше нет, как пела какая-то из популярных исполнительниц России, кажется, Полина Гагарина, в одной из тех своих песен, что часто крутили по радио.       И наконец-то соревновательная часть этих игр завершена. Впереди лишь показательные выступления, на которые Этери по большому счёту всё равно. Девочки вместе с соратниками по сборной конечно ещё походят на репетиции общего номера, где заставят болельщиков поволноваться, потому что не будут контактировать. Да и правда, контактировать по-прежнему тяжеловато. Саша хоть и переосмысливает ситуацию и понимает, что в большей степени виноваты судьи, а не Аня, всё ещё не может переступить через саму себя и заговорить с Щербаковой как ни в чём ни бывало. Сама же Аня не знает какие слова будут правильными в этой ситуации и как рассказать Саше обо всём, что накопилось на душе, не задев её. Так и ходят на репетиции в неловком молчании, общаясь больше не между собой, как раньше, а с другими людьми. Но на самих показательных остатки былой дружбы всё-таки пробиваются через твердь суровой реальности, когда Аня, проезжая мимо Саши скорее по инерции, не думая, машет ей рукой а та в ответ улыбается. И на секунду всем кажется, что всё по-прежнему хорошо и эти олимпийские игры ничего не изменили.       А курс уже взят на Москву, домой, где родные стены, быть может, залечат раны и сгладят углы. Где начнётся уже новая, постолимпийская история, касающаяся всех спортсменов и тренеров.