Ветры из прошлого

      Очередной новостной портал гласил о том, что Камила Валиева всё-таки вышла на тренировку, что позволяло ненадолго выдохнуть с облегчением и… вновь схватиться за голову. Потому что это не значило ровным счётом ничего. С одной стороны, можно было предположить, что в её адрес всё-таки сделали послабление, в силу возраста и количества найденного вещества, а с другой… с другой ничто не гарантировало того, что за посещение тренировки не последует никаких санкций.       Евгений отложил телефон, устало выдохнув. Как бы странно это не звучало, он тоже был в числе тех, кто мониторил ситуацию с Камилой Валиевой, цепляясь буквально за каждую крупинку информации. Благо, обстоятельства позволяли: ставшая ненавистной жена улетела с подругами на Мальдивы, а сыновья большую часть времени проводили с няней, позволяя отцу за завтраком просмотреть столь актуальные и важные новости.       И вовсе дело не было в том, что это была фигуристка Этери. Это сейчас играло вообще едва ли не последнюю роль. В первую очередь Плющенко было по-человечески жалко саму Камилу, смутно вспоминая каким совсем ещё ребёнком он был в 15 лет, он пытался понять, насколько сильно может ударить по ней такая ситуация. И выводы были отнюдь не утешительные. Да что уж там, и тренерский штаб Жене тоже было по-человечески жаль. И угрюмого Дудакова, с которым у него не сложилось общение ещё в 2014, и Глейхенгауза, что от старта к старту вечно загадочно косился в его сторону, будто бы что-то зная, и, конечно же саму Этери. Не получая ответов от новостных сводок, Плющенко даже старался задействовать свои связи — писал сообщения с расспросами старому другу Максу Транькову, бывшей ученице Саше Трусовой, но ни тот, ни другая не спешили отвечать. Женя на них не обижался. Понимал, что сейчас очевидно не до этого всем. Периодически, правда, на звонки отвечал Алексей Николаевич Мишин, и даже по старой памяти делился с некогда любимым учеником всеми своими наблюдениями. Но этих сведений было мало, поскольку великий тренер во всей этой истории был лишь сторонним наблюдателем, а хотелось бы узнать что-то от человека более глубоко погруженного в текущие события.       Новостные порталы ненадолго затихают. Молчит Саша Трусова. Абонент Максим Траньков отвечает долгими гудками, в итоге завершающимися автоматическим сбросом вызова. Неизвестность. Мерзкая, тягучая. Такая, что пробуждает где-то внутри давно позабытого червячка зависти к Ягудину. Ведь он там, в гуще событий. Он имеет право прорваться через ковидные ограничения и сказать пару слов в поддержку как Камилы, так и Этери, вселить в них веру в лучшее. А он здесь, заключён между льдом и домом, под контролем осточертевшей жены, съедающей его мозг чайной ложкой, даже находясь на Мальдивах.       — Пап, мы собрались, идём на каток? — слышит он голос позади себя и оборачивается к сыну.       — Евгений Викторович, мы готовы, — вторит Саше няня, придерживая за руку маленького Арсения.       — Да, конечно, сейчас, — наконец выходит из анабиоза Плющенко, спешно собирая всё необходимое, находящееся под рукой. Лёд это хорошо. Может быть, ощущение его под ногой и группа учеников, жаждущих научиться чему-то новому, отвлекут его от происходящего в Пекине. Хотя, кого он обманывает? Ведь и с учениками они начинают тренировку с обсуждения олимпиады, а значит, переключиться никак не выйдет.       Спасает его в этой безнадёге только младший сын, с важным видом расхаживающий по катку, открывающий и закрывающий калитки и грозно топающий ногами. И то лишь на пару секунд. И пока няня, скооперировавшись с smm-щицей аккаунта Академии, снимают Арсения на камеру, Женя отстранённо следит за заходящей на тройной аксель Соней Муравьёвой. И сразу же невольно вспоминает битву Саши Трусовой с этим коварным прыжком. А от Саши недалеко и до Камилы, и в целом до всех, кто сейчас находится в Пекине.       Вялотекущий тренировочный процесс оказывается прерван трелью телефонного звонка. Взглянув на экран, Плющенко разочарованно выдыхает, закатывает глаза, а после вполне бодрым голосом отвечает:       — Да, Ян…       — Ты новости слышал? — Рудковская по ту сторону сотовой связи, кажется полной энергии и энтузиазма. И явно чем-то вдохновлённой.       — Какие? — равнодушно интересуется Евгений, ожидая какой-то очередной неинтересной сплетни.       — Конкуренты сами себя дискредитируют. У Камилы Валиевой положительная допинг-проба. Представляешь, какое это пятно на репутации Тутберидзе?       — Ага, Ян, доброе утро, этой новости скоро будет неделя…       — Ну извини, мне некогда так активно мониторить спортивные события, — перебивая мужа, вклинивается в его монолог Рудковская.       — А ещё это огромное пятно на репутации всей нашей страны, — с нажимом произносит Плющенко, пропустив её слова мимо ушей. — Ты не представляешь как это обычно работает…       — Зато я прекрасно представляю, что никто не захочет заниматься у тренера, у которого в карьере имеется допинг-кейс, — продолжает стоять на своём Рудковская.       — Яна, блять, — повышает голос Женя, тут же с опаской оглядываясь на каток: не нахватаются ли от него сегодня дети новых и очень нехороших слов, — я как со стеной разговариваю, ты меня слышишь вообще?       — Да слышу, слышу.       — После 2016 года никто в здравом уме не стал бы так рисковать и употреблять допинг перед соревнованиями. Там что-то более изощрённое. Не просто же так пробу не проверяли полтора месяца.       — Да какая разница, никто не будет разбираться в деталях. Было и было.       — Яна, это спорт и его смешение с большой политикой, а не шмотки от Диор и Луи Виттон. Что ты можешь тут понимать? — не выдерживает Евгений, уходя со льда куда подальше, где кроме жены его никто не услышит.       — А ты, значит, снова её защищать будешь? — закипает Рудковская.       — Да, буду. Потому что понимаю в этой ситуации поболее твоего, — спокойно отвечает Плющенко. — То, что происходит сейчас — это слишком большая цена за моё успешное тренерство. И я не готов строить свою карьеру на чужой беде.       — Не нужен ты ей, когда ты это уже поймешь, Жень? — с каким-то отчаянием выдаёт Рудковская. — Ни плохим, ни хорошим, никаким не нужен. А я тебя люблю…       — Успокойся, — вместо привычного «я тоже» произносит Плющенко. — Тебя заждались подруги, Мальдивские закаты и дельфины. Меня на льду ждут мои ученики. Ни ты, ни я сейчас никак к олимпиаде в Пекине не относимся. И остаётся только надеяться на позитивный исход этого кошмара, потому что как бы ты сейчас не пыталась извлечь из ситуации пользу, её негативное влияние мы точно ощутим на себе все.       — Как там мальчики? — отчаянно цепляясь за самую крепкую нить, что связывала её с мужем, напоследок интересуется Яна. Её излюбленный приём манипуляций — напомнить о детях, в которых Женя души не чает.       — Нормально, — сухо отвечает Плющенко. — Санёк тренируется, Арсений держит весь каток под контролем, как обычно.       Больше не видя смысла разговаривать, кому-то что-то доказывать и, прежде всего, травить себе душу, Яна сбрасывает вызов, после чего Женя выдыхает с облегчением. Его даже не удивляет то, что Яна за какие-то секунды догадывается об истинных причинах его душевной смуты — желании снова восстановить общение с Этери, пусть даже и оказав поддержку в такой кошмарной ситуации. Этери и Камиле слова поддержки сейчас нужны как никогда прежде, а для него это хорошая возможность напомнить, что поддерживать он умеет. Не удивляет его и такое открытое и отчаянное «не нужен ты ей». В чём — в чём, а в умственных способностях жены Плющенко не сомневался, просто здесь они наложились на дикую ревность и душащее отчаяние. А Яна даже в состоянии эмоциональной стабильности язык за зубами держать не умела, что уж говорить о таком исключительном случае с эмоциональным всплеском.       Грустно усмехнувшись, Евгений возвращается на каток. Следит за раскаткой сына. Снова наблюдает за Соней Муравьёвой, на этот раз пытающейся зайти на четверной сальхов. Недокрут. Падение. Что ж, пора выходить из этого заторможенного состояния и начинать работать в прежнем режиме. Без перерывов на ссоры с женой и не витая мысленно в Пекине.       А уже на следующий день, так и не получив каких-то достоверных сведений прямиком из Пекина, Евгений решится высказать свою поддержку иным способом — написать пост в личном инстаграме, как это сделали уже практически все кроме него. Он слегка волнуется, выбирая фотографию и пытаясь подобрать самые важные и нужные для Камилы слова сейчас. И сложным для него оказывается только начало текста, а дальше по наитию, как чувствуется, легко, вслед за потоком мысли — только успевай записывать.       И разумеется, такая его деятельность не остаётся незамеченной, потому что спустя пару минут его телефон оповещает хозяина о входящем звонке от абонента «жена». Плющенко медленно выдыхает, психологически готовясь к очередному выносу мозга, но Яна умеет удивлять.       — Женечка, привет, знаешь, я поняла, что вчера была не права… — приторным голосом начинает Яна, от чего Жене тут же становится тошно. — Ты рассчитал всё куда точнее и правильнее. Оказав поддержку этой, как её там, Камиле, мы только повысим свою репутацию. В ситуации, когда мы могли бы покрыть весь штаб конкурентов последними словами — мы их поддерживаем и это не может не подкупать…       — Вот слушаю тебя и невольно возникает вопрос: со мной ты тоже из-за того, что видишь в союзе с бывшим фигуристом и нынешним тренером какую-то выгоду? — перебивает её Евгений, не желая снова доказывать Яне что-то, касающееся человечности и сострадания, но в очередной раз удивляясь её способности извлекать выгоду абсолютно из любой ситуации.       — Нет, Жень, — как-то грустно отвечает Яна. — В нашем союзе выгоду ищешь только ты, а я тебя вполне искренне люблю. Ну да ладно, мне пора бежать, — тут же наиграно легко добавляет она. — Вечером созвонимся. И поцелуй наших детей за меня.       Рудковская первой кладёт трубку, заставляя мужа задуматься над одной из последних её реплик. Конечно, она не права, ведь когда-то много лет назад Евгений её именно полюбил. Но сейчас от тех чувств не осталось и следа и их брак действительно держится лишь на взаимовыгоде, бизнесе и общих детях. И от осознания этой простой истины Жене снова становится тоскливо. Ноющая боль под названием совесть гложет его изнутри, но изменить ситуацию он никак не может. К Яне он действительно остыл. Окончательно. Так, что уже те самые дети и бизнес плохо справляются с ролью связующих звеньев их семьи.       А Яна тем временем даже добавит слова мужа в свою историю в небезызвестной соцсети, чтобы подчеркнуть, во-первых, что она с ним полностью согласна, а во-вторых, чтобы действительно, подчистить себе репутацию.