Ветры из прошлого

      Утром у Этери не осталось сил даже на то, чтобы просто встать с кровати. Бессонные ночи, размышления и попытки разобраться в происходящем, плачущая и вовсе не собирающаяся успокаиваться Камила, напряжение среди всех российских спортсменов, смятение и думы о том, что будет дальше, всплывшая в СМИ информация о том, у кого найден допинг и в каких количествах, несмотря на статус защищённого лица — всё это не давало отвлечься, забыться, виделось в кошмарах, заставляя вскакивать на кровати и с ужасом осознавать — всё это не просто сон.       Будильник, прозвеневший аж в семь утра по Пекину, а по Москве и вовсе в два ночи, женщину не разбудил, а лишь напомнил о необходимости посетить сегодня произвольные программы мужчин. Хотя бы ради Мориса, который, наверняка тоже сейчас в полной растерянности, ведь несмотря на разницу в возрасте, с Камилой они были хорошими друзьями.       Этери криво усмехнулась тому факту, что недосып не ощущался вообще никак. Она прекрасно знала, что если вдруг будут какие-то позитивные подвижки, то сразу же захочется спать несколько суток подряд, да и с головными болями придётся биться не на жизнь, а на смерть, но сделать со всем этим ничего не могла. Хотя, могла конечно, предупредить Даниила и Сергея, что им предстоит сопровождать Мориса вдвоём, а после заставить себя заснуть. Но с другой стороны женщина надеялась что прокаты мужчин хоть немного отвлекут её от навязчивых мыслей о Камиле.       Ей стоило больших усилий лавировать между СМИ, ждущих от тренера каких-либо комментариев происходящему. На косые взгляды спортсменов и тренеров других стран же Этери, напротив, практически не обращала внимания. Переживала лишь, что для Камилы это станет серьёзным испытанием, ведь в пятнадцать лет общественное мнение имеет огромное значение, даже если в корне расходится с собственным и правильным.       На тренировочном катке Этери поняла сразу: переживает не она одна. По затуманенному взгляду Дудакова, по несобранности Мориса, валившего прыжки один за другим. Сегодня их тандем более-менее держался лишь на Глейхенгаузе, очевидно, знающем какие-то очень хорошие успокоительные.       — Морис, соберись давай, иначе в первую десятку с таким настроем не войдёшь, — берёт на себя роль критика Даниил Маркович, видя, что коллеги явно не в рабочем состоянии.       — А нужна она мне, эта десятка? — вопросительно посмотрел на всех тренеров Морис. — Мне кажется сейчас для всего спортивного мира куда важнее доказать невиновность Камилы. А что там занял какой-то грузинский парень — мало кого интересует.       — Если ты так быстро сдаёшься — пора выгонять тебя из Хрустального, — безэмоционально заметила Этери. — У нас принято бороться до последнего, а не опускать лапки до сражения.       — Сейчас наоборот надо сражаться изо всех сил и показывать, что мы несгибаемы, — поддержал начальницу Глейхенгауз. — Вот увидите: хорошо всё будет.       — Что-то ты подозрительно весёлый, — недоверчиво хмыкнула Этери. — У тебя как будто бы всё идёт по плану.       — На что ты намекаешь? — возмутился Даниил Маркович.       — Ни на что, — хмыкнула Этери, только сейчас поняв, что её утверждение звучало несколько… провокационно. — Лишь удивляюсь твоему умению сохранять спокойствие, когда всё летит в пизду.       — Этери… — с укором подал голос Дудаков. — Да, это моё имя, и что? Тут мягче эту ситуацию не назовёшь, да и Морис уже давно совершеннолетний, так что не запрещай мне ругаться матом, Серж.       Дудаков лишь покачал головой, не одобряя как любовь Тутберидзе к нецензурным словам, так и модификацию его имени на зарубежный манер. Но по давней привычке спорить не стал, лишь продолжил наблюдать за тренировкой Мориса, зная, что и Этери, и Даня воспламеняются словно спички, а значит, если начнут спорить — о Морисе и не вспомнят. А кто-то ведь должен проконтролировать тренировку.       — Когда всё летит в пизду, паниковать бессмысленно, — философски изрёк Глейхенгауз. — Остаётся лишь плыть туда же по течению. Кто знает, может там не так уж и плохо…       — Где «там»? — не поняла его Этери.       — Рифму к вопросу «где» подбери, будет тебе и ответ, — хихикнул Даниил.       — Так, Глейх, давай делись, какие успокоительные принимал? — толкнула его локтем Этери. — Вчера на тебе лица не было, а сегодня шутки шутишь. Явно без волшебных таблеток не обошлось. Что пил?       — Триметазидин, — не моргнув, ответил тот.       — Тьфу, блять, — снова не выдержала Тутберидзе. — Слишком чёрно. Тебе не кажется, что шутить на эту тему как-то неуместно?       — Ты спросила про волшебные таблетки, я ответил, — пожал плечами Глейхенгауз. — Попробуй, может и тебе поможет.       — Глейхенгауз…       — Между прочим, русский чёрный юмор — это то, на чём держится мир, — назидательно добавил мужчина.       — Так ты же еврей? — прищурилась Тутберидзе, глядя на собеседника.       — Я родился и вырос в Москве, среди русских. Какой еврей?       — А, то есть 4 чаши вина вечером на Песах и курица на Йом Кипур отменяются?       — Кто все эти страшные слова? — шутливо отскочил от старшего тренера хореограф. — Вообще, я может небинарная персона и не хочу идентифицировать себя как представителя лишь одной нации? И каким бы нелепым не был разговор, он выполнил то, для чего затевался — ненадолго отвлёк Этери от печальных размышлений. А после ей даже удалось ненадолго перенести своё внимание на Мориса. Однако уже ближе к прокатам парней нервное напряжение вновь захватило её в свои объятья.       Наблюдая краем глаза за подготовкой Мориса к выходу на лёд, тренерский штаб Тутберидзе успел посмотреть на попытку реабилитироваться Андрея Мозалёва, а затем, уже вместе с Морисом и незадавшийся прокат Марка.       — Тяжело конечно четыре программы катать, — вздохнула в очередной раз Этери.       — Ещё и на фоне всего случившегося, — добавил Дудаков. — Ведь мальчишки все наверняка тоже волнуются.       — А чего им волноваться? Только если за себя и свои медали, — не упустил возможности поспорить Глейхенгауз. — Вот Марк да, от всей этой истории зависит получит он медаль за командник или нет. А это его единственный шанс получить олимпийскую медаль.       — Не путай женское и мужское одиночное, — поправила Этери. — Мужской век не так уж и короток, а мальчишкам по 18. У них есть все шансы собрать четыре олимпиады.       — Четыре собрал только… тот, кого нельзя называть, — заметил Глейхенгауз, быстро сменив окончание фразы под неодобрительным взглядом Дудакова. — Но у него не было четырёх прокатов за одну олимпиаду.       Сергей Викторович посмотрел на коллегу взглядом, просто умоляющим не вспоминать былое и не рассуждать о Плющенко. И видимо вышло это настолько убедительно, что Даниил Маркович наконец замолчал.       — А я не считаю, что история с Камилой никак не задела наших мальчишек, — тихо отметила Этери, немного постояв в тишине. — Они молодые, эмоциональные, пока не имеющие должного опыта на международной арене и не знающие политических тонкостей спорта. А ещё они однозначно не лишены эмпатии.       — Ты до сих пор слишком хорошо думаешь о людях, — заметил Глейхенгауз.       — Почему бы не думать, пока они не дают повод изменить своё мнение, — пожала плечами Этери. — Не всем же искать только свою выгоду во всём происходящем.       Глейхенгауз отвечать не стал, сосредоточив внимание на следующей разминке. Этери действительно задалась вопросом чувств, пытаясь понять как же ситуация с Камилой могла отразиться на результатах мальчишек. Дудаков же, почуяв неладные перемены в настроении старшего тренера, посмотрел на хореографа с укоризной, а потом решил немного сместить фокус внимания на более нейтральную тему.       — Как думаете, наши девочки смотрят сейчас прокаты парней?       — Саша точно, — фыркнул Глейхенгауз, — уж слишком она в последнее время много внимания уделяет этому Кондратюку, а вот на счёт Ани и Камилы не знаю.       — Камиле бы не помешало отвлечься от грустных мыслей, — пожала плечами Этери. — Но поможет ли ей в этом мужское одиночное — большой вопрос. А Аня… почему бы и нет?       И если бы они удосужились подняться на трибуны, то узнали бы точный ответ на свой вопрос, потому что Аня и Саша были тут как тут. Трусова, обхватив голову руками, сокрушалась по поводу неудачного проката Марка, даже подумывая убежать с трибун и сказать ему пару слов поддержки. Но здравый смысл подсказывал ей, что с Марком они ещё неоднократно пересекуться, быть может, он даже и поднимется сюда, на трибуны, а вот сильнейшую разминку на олимпиаде вживую она сможет увидеть, если не сегодня, то только лишь через 4 года. Щербакова же внимательно следила за Семененко на разминке.       — Не откатает чисто, есть у меня плохое предчувствие, — поделилась она впечатлением с подругой.       — Они там сговорились походу косячить по полной, — недовольно пробурчала Саша. — И даже Ханю в свою косячную секту затащили.       — Тут вот не надо, — это всё Андрей виноват, ямку сделал, — рассмеялась Аня, вспоминая прочитанный утром забавный комментарий на одном из интернет-ресурсов.       Камилы с ними сегодня не было. Вчера под вечер она смогла всё же успокоиться. Время до самого отбоя девочки провели вместе. Пока тренеры отбивались от журналистов и в панике носились по отелю, не зная что делать, Аня с Сашей решили заглянуть к Камиле и поддержать её лично. Заодно и помогли отвлечься о мыслей о будущем. Поговорили обо всём понемногу и разошлись. А сегодня Саша и Аня пришли на произвольную парней, а Камила осталась в номере, чтобы наконец отоспаться и дать организму отдохнуть. Подруги отнеслись к такому решению с пониманием, решив, что младшая достаточно натерпелась и тревожить её сейчас не стоит.       — Слушай, Маргарита, а ты поняла: Семененко у нас Воланд, или всё-таки Мастер? — немного помолчав на последней минуте разминки, ткнула локтем в бок Щербакову Трусова. — И как вообще так получилось, что у вас программы перекликаются?       — Не знаю, — пожала плечами Аня. — Наверное просто Алексей Николаевич и Этери Георгиевна какую-то общую волну поймали. И я думаю, Женя всё-таки Мастер. Всё-таки этот первоначальный элемент с жёлтыми цветами на костюме и построение композиции выступления…       — Ага, зашли Этери Георгиевна и Алексей Николаевич однажды в книжный магазин, а там Булгаков по акции, — прыснула Саша.       — Ну не тиктоков же они шипперских насмотрелись, — возмутилась Аня. — И вообще, передо мной никто не отчитывался, я знаю не больше твоего.       — Всё может быть, — ухмыльнулась Саша. — И мне кажется, он всё же Воланд. Слишком неестественно-демонические движения у него в программе.       Щербакова спорить больше не стала, потому что после воцарившейся на пару секунд тишины, заиграла музыка и очередной спортсмен начал катать свою программу, тут же приковывая всё внимание к себе. Трусова тоже перевела своё внимание на лёд, стараясь переключить своё внимание хоть куда-то и перестать думать о неудачном прокате Марка.       Когда на лёд вышел Женя Семененко, у бортика уже собралась вся последняя разминка, в том числе и Морис, поддержать которого вышли все три тренера. И пока Глейхенгауз и Дудаков тихо шептались о чём-то своём, Тутберидзе в очередной раз вздрогнула, увидев у бортика Мишина, неотрывно наблюдающего за светлым парнем на льду. За парнем, которому постепенно по наследству переходили программы Плющенко. Уж слишком въелся Этери в подкорки мозга злополучный бандитский Петербург прошлого сезона. А сейчас снова музыка Корнелюка, но уже из другого сериала. Из Мастера и Маргариты, под которую катала и их Аня.       Этери чуть поморщилась, разбивая сложившуюся в голове логическую цепочку Плющенко — Семененко — Щербакова. Разные они все и не стоит сравнивать. Молодой Женя на льду смотрится прекрасно, но порой сильно косячит. Предыдущая версия себе такого не позволяла. Всё же чистая короткая может позволить Семененко удержаться в первой десятке, но Этери не загадывает. О таком лучше Глейха спросить, его прогностические способности работают лучше.       Семененко пока становится третим, а учитывая то, что после него выступают ещё шестеро спортсменов, обеспечивает себе место в десятке лучших. Не отрывая взгляда Этери наблюдает, как парень что-то тихо обсуждает с тренером и, кажется, улыбается. И она уверена, что не будь здесь ковидных ограничений, Алексей Николаевич обязательно бы чмокнул подопечного в щёку.       Шестиминутная разминка у Мориса идёт, откровенно говоря, так себе. Точно так же и прокат. Тренерский штаб, конечно, подбадривает его как может, но это мало помогает. И Этери прекрасно всё понимает. Между Морисом и Камилой сложилась какая-то очень странная, но очень светлая дружба. И, разумеется сейчас Квителашвили переживает за девочку, а потому собраться не может аж вдвойне. Потому что, будем честны, он и без таких переживаний собирается не на каждом старте. Когда же подходит его очередь катать программу, Этери не может толком собраться. Вся эта безусловно чудовищная ситуация с Камилой, флешбеки с прошлых олимпиад, недосып, очередные неудачи русских парней на международных соревнованиях путаются в её голове. А теперь к ним добавляются ещё и косяки Мориса, которых тоже, к сожалению, немало.       — Вы оставайтесь, а я пойду проведаю Камилу, если мне позволят это сделать, всё же, мне не спокойно, — шепчет она тихо Дане и Серёже где-то на середине проката Мориса и, дождавшись их утвердительных кивков, уходит в подтрибунные помещения.       Она не смотрит по сторонам, целенаправлено идёт к выходу. К свету, к свежему воздуху. Впервые за всю карьеру ей что-то нехорошо от вида льда. И, конечно, дело не во льде вовсе, а в банальном недосыпе и стрессе, но Тутберидзе просто не хочет этого признавать. И когда до неё доносится голос откуда-то сбоку, она вздрагивает от неожиданности, тут же останавливаясь.       — Этери, постой.       Знакомая интонация, знакомый голос и даже знакомое выражение сочувствия на лице. Где-то она всё это уже видела.       — Я тебя не утомлю своими старческими разговорами? — меж тем интересуется Мишин, неторопливо приближаясь к Тутберидзе.       — Нет, что вы, Алексей Николаевич, — вполне искренне выдыхает Этери. Потому что видит в его стремлении поговорить что-то, чего ей сейчас не хватает. Какое-то отеческое желание поддержать и утешить. А потому тянется к пожилому тренеру, кажется, не полностью осознавая собственную мотивацию к грядущему разговору.       — Ты держись, дорогая моя. Что бы не происходило, держись. Чтобы эти гады не получили желаемого. Камила у тебя хорошая девчонка, как и Аня с Сашей тоже. Вам бы сейчас вместе держаться надо, а не по номерам от ковида прятаться. Но вы что, разве китайцы нам такое позволят?       — Спасибо, Алексей Николаевич, — выдыхает Этери. — Я как раз хотела попробовать пробиться к Камиле, вчера вроде бы получилось.       — С этими китайцами осторожнее надо, сами породили этот коронавирус, и сами же теперь в жёстких ограничениях сидят. — Рассмеялся Мишин. — Боритесь. За правду боритесь, она на вашей стороне. Ты молодец, и девчонки у тебя замечательные…       — У вас тоже Женя Семененко большой молодец, — не удерживается от ответного комплимента Тутберидзе. — Вполне себе пластичный, музыкальный, яркий. И откатал великолепно, особенно короткую. Место в первой десятке олимпиады в последние несколько лет — это уже большой прорыв. С чистой произвольной мог бы за место в первой пятёрке побороться.       — Да куда ему в первой пятёрке, — небрежно отмахивается пожилой мужчина, — для него и такой прокат — победа над собой. Кататься на обезболивающих — так себе подвиг.       — А… — на секунду задумывается Этери, — какая-то внезапная травма?       — Спина — вечная проблема всех фигуристов, — грустно усмехается Алексей Николаевич. — Рановато, правда, у Женьки она начала шалить…       Этери чувствует себя так, словно её окатили ледяной водой и она очнулась от долгого сна, при чём, однозначно проснулась там, в 2014, где тоже есть Женя и проблемы со спиной. И заканчивается фамилия Жени тоже на слог «-ко», вот только он постарше Семененко лет эдак на 13…       — Не везёт вам с Женями и их спинами, — скомкано отвечает наконец Этери, как-то натянуто улыбнувшись в конце.       — Ох, девочка моя, нет в спорте везения, лишь холодный расчёт, и тот не всегда верный, — загадочно произносит Мишин, — ты на меня, дурака старого, зла не держи и прости за дела былые. Все мы стремимся к лучшему, а выходит какая-то ерунда.       — Вы чего загадками говорите? — опешила Этери, — я на вас зла не держу.       — И не на меня тоже не держи. Иди, девочка, отдохни, отоспись, тебе это нужно, как и Камиле. Я в вас верю.       Этери поблагодарила Мишина за поддержку и медленными шагами побрела в сторону выхода. Разговор с Алексеем Николаевичем занял не одну минуту, а значит, Морис уже откатал свою программу… Но Морис сейчас с Даней и Сергеем, а совет Алексея Николаевича звучит безумно привлекательно, но в то же время, очень странно.       Однако, осуществить задуманное и пройти в номер Камилы у Тутберидзе сегодня не получается. Как и не получается перевести дух и отдохнуть. Внезапная поддержка от Мишина в памяти задерживается не долго, а вот странные полузагадки крутятся на повторе. И Этери кажется, что она упускает из виду что-то важное. Ей просто необходимо вспомнить что-то и пазл сложится окончательно. Но, увы, Этери пазлы не особо-то любила. А потому отложив все мысли подальше, она отправилась на тренировку девочек уставшая и задумчивая.       На тренировочном льду сегодня шумно. Саша воодушевлённо делится со всеми впечатлениями о пяти четверных в программе Нейтана Чена и показывает всем свои свежие фото с новоявленным олимпийским чемпионом. Аня смотрит на соратницу и улыбается, периодически вставляя какие-то свои ремарки. И вроде бы всё так спокойно и обыденно, за исключением одного — на этом празднике жизни отсутствует Камила.       Увидев Этери, девочки тут же притихают и грустнеют. То ли глядя на Этери, невыспавшуюся и осунувшуюся, вспоминают обо всём случившемся, то ли просто соблюдают дисциплину перед тренировкой.       Этери хочет очень наивно и по детски спросить у девочек где Камила, но быстро осознаёт, что Саша и Аня вряд ли знают точный ответ на этот вопрос. Очевидно, что не на катке. И от того всем тревожно, просто они не хотят этого показывать. Впрочем, спустя недолгое время пропажа сама заявляется на тренировку. При виде её хочется лишь одного — обнять и не отпускать на этот чёртов лёд, олимпиаду, соревнования. Сердце Этери сжимается от боли, когда она видит это чуть опухшее от постоянных рыданий лицо, тёмные круги под глазами, затравленное и очень осторожное поведение и бесконечное одиночество и непонимание в глазах. Но, конечно, обнять и не выпускать её на лёд ни в коем случае нельзя.       Камила сдержано здоровается со всеми присутствующими, а затем молча шнурует коньки. И ни у кого не поворачивается язык нарушить установившуюся тишину. С губ Глейхенгауза, конечно же, чуть было не срывается замечание о том, что на катке царит молчание как на поминках, но он вовремя одёргивает себя и продолжает молчать. Дудаков тихо вздыхает. Аня и Саша растерянно переглядываются и пожимают плечами.       — Я что-то пропустила? — чуть дрожащим голосом прерывает тишину сама Валиева. — Давайте начнём тренировку, наше время уже пошло.       Тренеры заторможенно кивают, стараясь не брать в расчёт её неуверенную позу, дрожащий подбородок и сверкающие слезинки в глазах. Спортсмен в первую очередь должен быть сильным. И физически, и морально.       А у них сегодня важная тренировка, которую ни Аня, ни Саша, ни Камила не пропустят.