Ветры из прошлого

      Очередное Пекинское утро снова начинается ни свет, ни заря. Хотя, стоит отметить, что с каждым днём просыпаться становится всё легче и легче, видимо, организм всё же адаптируется и к местному времени, и к ранним подъёмам. Сегодня для фигурного катания весьма важный день — короткие программы мужчин-одиночников, вынуждающие многих подняться с постели аж в 4 утра по московскому времени. Многие ждут невероятного противостояния двух гениев мужского фигурного — Юдзуру Ханю и Нейтана Чена. Кто-то просыпается, чтобы поболеть за соотечественников и в целом оценить уровень мужского одиночного. Среди таких наши девочки. Саша от волнения скачет по номеру с семи утра по Пекину, что, на минуточку, составляет аж два ночи по Москве. Аня умоляет её не шуметь и дать поспать ещё несколько минут.       — Ну какие несколько минут? До начала прокатов два часа. Нам надо встать, позавтракать, привести себя в порядок…       — Первые две разминки всё равно не очень интересные, — бурчит Аня, не открывая глаз.       — Ну и что? — не теряет энтузиазма Саша. — А вдруг мы пересечёмся с нашими мальчиками? Подбодрим, пожелаем удачных прокатов…       — Саш, ты в любом случае увидишь Марка сегодня, не шуми.       — И не в Марке вовсе дело! — вспыхивает Саша, стараясь скрыть своё смущение. — Там между прочим и твой дружок — Женя Семененко выступать будет, и наш Морис, и Чен с Ханю.       — Во-первых, никакой мне Женя не дружок. Ну пообщались немного на командном чемпионате мира и после него, и всё, — спокойно отвечает Аня, всё же открывая глаза и садясь на кровати. — А во-вторых, никто из перечисленных не выступает в первых двух разминках, так что мы могли бы поспать ещё час.       — Ура, ты проснулась! — не обращает на её недовольства внимания Трусова. — Надо написать Камиле: она с нами, или нет?       Этери, как и её подопечным, этим утром тоже выспаться не удаётся, поскольку и в мужском одиночном сегодня выступает Морис. На него, конечно, особых надежд женщина не возлагает, но он — один из первых её учеников. Квителашвили тренируется настолько давно, что ему ещё довелось соревноваться на одном льду с Плющенко на чемпионате России 2014.       Снова этот период жизни. Никак не может отпустить. Этери устало мотает головой, надеясь, что воспоминания улетучатся. Прошло уже восемь лет, но она всё ещё помнит, как переживала за многократного чемпиона всего на свете больше, чем за еще юного и неопытного Мориса. И отчего-то улыбается, с лёгкой грустью, но быстро стряхивает с себя ностальгию и настраивается на работу.       Этери слегка вздрагивает, когда видит Глейхенгауза. Кто бы мог подумать, что отвыкнуть от его ежедневного присутствия окажется так легко?       — Ты чего такая пришибленная, Георгиевна? — без приветствия, прямо «в лоб» спрашивает он.       — А ты чего какой довольный, Маркович? — в том же тоне отвечает Этери, — уже представил, как Морис стоит на пьедестале рядом с Ченом и Ханю?       — Не, я конечно оптимист, но не настолько, — качает головой Даня.       Дудаков их беседы не разделяет, снова отстраняясь и больше взаимодействуя с готовящимся к прокату Морисом. Глейхенгауз же, быстро почувствовавший настроение Тутберидзе, тоже замолкает, хоть и ненадолго, уже через пару минут предлагая делать ставки на места в мужском одиночном.       — Да чего там ставить? Ежу ясно — первый Чен, второй — Ханю, а третьим я бы поставил Кагияму, — подаёт голос Сергей.       — Не патриотично, — качает головой Глейхенгауз. — Лёд скользкий. Вот увидите: один из наших парней обязательно обойдёт кого-то одного из этих парней в короткой программе.       — Ну ты и фантазёр, — продолжает стоять на своём Дудаков.       — А я вот так чувствую. И чуйка меня ещё никогда не подводила, — не уступает Глейхенгауз. — Давай поспорим, что кто-то из фаворитов этой олимпиады окажется под русским сегодня?       — Никаких споров про олимпиаду в моём присутствии, — внезапно осаждает обоих Этери, снова вспоминая ненавистный 2014 и её спор с Плющенко, который она, к слову, выиграла.       — А что так? — интересуется Даниил Маркович, — уже с кем-то поспорила и ничего хорошего не вышло?       — Можно и так сказать, — задумчиво отвечает Тутберидзе, тем временем старательно соображая как переключить всеобщее внимание на что-то более нейтральное. Очень кстати её взгляд падает на часы. — Кстати, первая разминка уже на льду. Выглянем посмотреть, или трансляцию включим?       — Как хотите, я могу и один поразминаться перед прокатом, — вклинивается в их разговор Морис, очень успешно пропустивший практически всё, о чём они говорили.       — Ты сам разомнёшься, а нам потом тебя с олимпийского льда соскрябывать, тебе оно надо? — чуть грубовато, но предельно честно спросила Этери. — Давайте пока трансляцию, на наших выглянем, посмотрим. А в первых разминках можно сказать и ловить нечего.       Этери даже не подозревает, что сейчас разделила точку зрения одной из своих учениц — Ани Щербаковой, которая, к слову, вопреки собственным возражениям и здравому смыслу всё-таки сдалась в плен уговоров Саши и уже располагалась на трибунах, вместе с неугомонной Трусовой и заглянувшей к ним ненадолго Камилой, которая собиралась глянуть соревнования лишь одним глазком, а потом убежать собираться на награждение.       Когда на лёд выходит Марк, у Саши замирает сердце. Прокат она смотрит из-под прикрытых от страха век, чуть подпрыгивая на месте, когда у него всё получается, и громко (и порой нецензурно) ругаясь, когда элементы выходили с ошибками.       — Чего это она? — тихо интересуется Камила у Ани.       — Переживает. Они сдружились сильно в последнее время, — пожимает плечами Щербакова, чуть заметно улыбаясь. Конечно, ей самой было давно понятно, что со стороны Саши симпатия к Марку существует, и совсем не в дружеском ключе. Более того, порой ей казалось, что это взаимно. Но лезть куда не просят Щербакова не спешила, как и не спешила сейчас выкладывать все Сашины секреты Камиле. Надо будет — Валиева сама догадается.       Конечно, прокат Марка, не обошедшийся без ошибок, расстраивает всех девочек, а Сашу в особенности. Но умом она понимает, что роковую роль во всей этой истории играет в том числе и командный турнир. Понимает и украдкой косится на Камилу, которой предстоит такая же участь. И уже не воспринимает право откатать командник в обеих программах как исключительную привилегию, но всё же, считает, что с заменами федерация оплошала.       Понимает губительность командных соревнований и Этери, тут же сообщающая об этом коллегам.       — Конечно тяжело, — поддерживает её Глейхенгауз. — Вот, Морис со своей командой молодцы. Взяли и не прошли в произвольную, чтоб на личку силы остались, да, Морис?       — Конечно, — отшучивается спортсмен.       Только Этери совсем не весело от такого юмора. Интереса ради, она всё же на несколько минут выходит на арену и очень кстати попадает на начало программы Евгения Семененко. Мальчишки, которого на этой олимпиаде и быть-то не должно, если бы не положительный тест Михаила Коляды. Звучат первые ноты мелодии, фигурист начинает движение по катку и Этери ненадолго замирает, силясь понять, от чего же сейчас её мучает такое сильное дежавю. И ей хватает нескольких секунд, чтобы понять что именно создаёт такое впечатление. Музыкальный и пластичный Семененко стилем катания напоминает ей одного своего тёзку, так же тренирующегося у Мишина лет эдак десять назад, а светлые волосы парня, Алексей Николаевич за бортиком и даже имя катающегося спортсмена усиливает это впечатление. Она понимает, что это ненормально, неправильно, странно. Понимает, что между Плющенко и Семененко общего разве что тренер, имя и фамилия, оканчивающаяся на «-енко». Но это уже что-то. И почему-то ей очень хочется, чтобы у этого парнишки всё получилось. То ли по старой памяти, то ли из банального патриотизма. Она улыбается, когда понимает, что Женя откатал программу чисто, и даже остаётся у входа в подтрибунные помещения, чтобы узнать оценки. И это того стоит, ведь Семененко становится первым в короткой программе.       С широкой улыбкой на лице она возвращается к своим мужчинам.       — Ну что, Дань, твои шансы возросли, у нас есть один чистый российский прокат, — говорит она, похлопывая Глейхенгауза по плечу.       — А ты чего так радуешься? — не понимает тот. — Ты на моей стороне в этом споре?       — Просто рада тому, что наше мужское одиночное ещё живёт и даёт результаты.       — А золото чемпионата Европы для тебя не результат? — возмущается Глейхенгауз. — Или… — Даниил ненадолго задумывается, а после наконец понимает, — ты привыкла переживать только за Мишинских парней?       — Пока практика показывает, что Мишинские парни самые конкурентноспособные, — не чуя подвоха, отвечает Этери.       — Ну да, порой даже слишком конкурентноспособные и выбирают себе конкурентов не по зубам, — хмыкает Глейхенгауз, тут же ловя осуждающий взгляд Дудакова.       Этери понимает его намёк с небольшим опозданием и предпочитает просто не комментировать, продолжая наблюдать за разворачивающимися на олимпийском льду событиями с экрана телефона и краем глаза контролировать подготовку к выходу на лёд Мориса.       На радость многим российским болельщикам Женя Семененко держится в лидерах целых три следующих проката. Андрей Мозалёв, напротив, расстраивает всех, оказываясь под угрозой непопадания в произвольную программу. И вслед за последним представителем олимпийского комитета России на лёд выходит человек, заслуживший признание и любовь по всему миру — Юдзуру Ханю.       Дудаков вопросительно смотрит на Глейхенгауза, взглядом будто напоминая о несостоявшемся споре. Даниил Маркович отвечает вызовом во взгляде, явно не собираясь отказываться от своих слов. Этери тем временем погружается в воспоминания, проводя странные параллели. Для Ханю эта олимпиада, так же как и для неё, третья. Он дебютировал на олимпийском льду, когда она проживала свои личные драмы и навещала Плющенко в больнице. Он забрал второе золото на олимпиаде, пока Тутберидзе справлялась с конфликтом Алины и Жени внутри коллектива. И вот он снова здесь и это, можно сказать, было признаком того, что от этой олимпиады тоже не стоит ждать ничего хорошего. Этери настолько увлекается своими мыслями, что даже пропускает неудачный прыжок японского фигуриста.       — Это что сейчас было? — первым реагирует Морис. — Он решил вместо четверного простой перекидной высотой в половину метра прыгнуть?       — А я говорил, что лёд скользкий, — загадочно хмыкает Глейхенгауз, пока Дудаков смотрит на коллегу круглыми от удивления глазами.       И когда в силу технических ошибок Ханю прилично недобирает по технике, настолько прилично, что эта разница не перекрывается второй, традиционно высокой оценкой, Этери окончательно понимает что произошло. Ханю пока лишь второй, а лидерство по-прежнему за Семененко.       — Ну Даня, ну ты… колдун ебаный, — не находит подходящих слов она. — Это же надо, шанс такого исхода был один на миллион.       — Да, надо просто почувствовать, когда этот шанс выпадет, — с важным видом отвечает Глейхенгауз.       — Вы понимаете, что сейчас произошло? — продолжает удивляться Дудаков. — Двукратный олимпийский чемпион совершил роковую ошибку и улетел под чистейшего российского дебютанта этих игр.       — А я говорила, что Семененко можно было бы попробовать в командник поставить, — скромно напоминает Этери. — Может быть тогда мы не видели бы тотального выгорания у нашего Кондратюка и имели бы двух конкурентноспособных одиночников в первой десятке.       — Твою особую любовь к Мишинским парням мы давно поняли, — внезапно на эмоциях выдаёт Дудаков, тут же понимая смысл озвученного и прикрывая рот рукой. Но пока всё складывается слишком хорошо и Этери пропускает эту фатальную оговорку мимо ушей. Но не Глейх. Он приподнимает брови, глядя на проговорившегося коллегу с насмешкой и одновременно с надеждой вытянуть из него побольше информации, касающейся любви Этери к воспитанникам Мишина. Ведь сколько бы не делился с Даней сплетнями Макс, Сергей являлся в этой истории чуть ли не первоисточником, увидевшим гораздо больше, чем занятый своей личной жизнью парник.       На эйфории от внезапного успеха соотечественника они не замечают как откатываются ещё двое спортсменов и уже наступает время последней разминки, в которую чудесным образом удалось попасть Морису. Разминка сильнейших, и это чувствуется. Со льда даже веет какой-то невероятной энергией, сметающей всё на своём пути. И даже Морису удаётся пропитаться этим духом и откатать на уровне соперников, по итогу располагаясь на пятом промежуточном месте. И это для него огромный успех, ведь спортсмен выходит на лёд прямо вслед за безоговорочным фаворитом олимпиады, Нейтаном Ченом, во время проката которого замирали трибуны. Несмотря на то, что на зрительских местах располагалось не так много людей. Замирали на прокате Чена и наши девчонки и мальчишки. Саша даже забыла, что рядом с ней присел Марк, поднявшийся посмотреть оставшиеся произвольные после своего проката, Женя Семененко перестал о чём-то тихо разговаривать с Аней и периодически строить ей «рожки» пальцами, а боящаяся опоздать на награждение Камила наконец чуть отпускает ситуацию, твёрдо решая: уйдёт она только после прокатов Чена и Мориса. Тем более, Марк никуда не торопился и своей размеренностью внушал спокойствие и самой юной спортсменке на этой олимпиаде. Этери же досматривать последнего спортсмена не собирается. Даже если это Джейсон Браун, известный своей пластичностью и компонентностью. Она с этим спортсменом знакома ещё со времён командных соревнований 2014 года, о которых по определённым причинам хотела бы забыть и никогда не вспоминать. Поэтому она уходит с арены чуть раньше, решая провести чуть больше времени на свежем воздухе и прогуляться по олимпийской деревне, чуть переводя дух между всеми этими бесконечными днями соревнований.       Вернувшись в отель, Тутберидзе становится свидетельницей какой-то невероятной суеты. Мимо неё пробегает Никита Кацалапов под звонкий смех Камилы, которую так же смеясь, снимает на свой телефон Настя Мишина. А чуть поотдаль едва сдерживает смех, стараясь изо всех сил и кусая губы, Максим Траньков.       — Что тут происходит? — интересуется Этери, вообще ничего не понимая.       — Не переживайте, Этери Георгиевна, — сквозь смех делится Камила, — просто Никита потерял свои штаны и не может найти. И пока он штаны не найдёт мы на награждение не поедем, вот и помогаем всей сборной.       — Да проще кому-нибудь временно ему свои отдать, чем тратить время на поиски, — внезапно комментирует вышедший из своего номера Глейхенгауз. — Я, думаю, покрупнее буду, чем Кацалапов. Макс, может твои подойдут?       — Да ты не понимаешь просто, со смешком отвечает Траньков. — Это традиция такая: нужно обязательно потерять предмет одежды на олимпиаде.       — А в 2018 что теряли? — интересуется Этери, не сразу понимая, что этим вопросом она косвенно выдала свою тайну. Ведь в 2014 теряла она. Свитер, потерю которого на какое-то время компенсировал ей никто иной как Евгений Плющенко.       — Да Вовка Морозов мне рассказывал как потерял счастливые носки чуть ли не за полчаса до начала короткой программы.       — Судя по их прокатам, он их до сих пор не нашёл, — сурово подвела черту Тутберидзе.       — А в 2014 что теряли? — наивно интересуется Даниил Маркович.       — Тут я не эксперт, лучше у Этери Георгиевны спросить, но кажется свитер, — лукаво прищурившись, выдаёт Траньков.       — Да, свитер, — неожиданно для всех подтверждает Тутберидзе. — Я теряла. А вы чего счастливые-то такие?       — Мне просто смешно от того, что каждую олимпиаду что-то да теряется, — отвечает Макс, косясь в сторону Дани и будто бы говоря взглядом: «я вспомнил очередную классную сплетню из прошлого, расскажу как только это станет для меня безопасным действием».       — А у меня новость, — изрекает Глейхенгауз. — Степанова и Букин наконец-то летят в Пекин.       — Я уже говорила, что твои отношения со Степановой меня не волнуют, — сухо отвечает Тутберидзе, наконец покидая эту компанию и удаляясь в свой номер. — Да нет у меня с ней никаких отношений, и не было, — восклицает ей вслед Глейхенгауз, добавляя следом совсем тихо, себе под нос, — не то что у тебя с Плющенко. — А после интересуется уже у Макса. — Так что там за история со свитером?       И пока Макс снова просвещает Даню по вопросам дел давно минувших, а вся сборная занята поисками штанов Кацалапова, Этери наконец оказывается в тишине, где может позволить себе наконец выдохнуть и принять горизонтальное положение. Но её спокойствие длится не так уж и долго. Возможно она проводит в тишине полчаса, может быть, час, максимум, после чего её прерывает стук в дверь. Назойливый и тревожный, напомнивший ей внезапно о Юле, принёсшей весть о травме Плющенко восемь лет назад. Тутберидзе даже чуть вздрагивает от такой ассоциации, но всё же дверь спешит открыть.       — Церемония награждения отменяется, — выпаливает ей в лицо до жути встревоженный Глейхенгауз. — У Камилы в крови найдено запрещённое вещество.       — Погоди, как запрещённое вещество? Какое? — не понимает блондинка, делая шаг назад и впуская хореографа в номер.       — Триметазидин, микродоза, точные цифры не запомнил, — сообщает Даниил Маркович очень тихо. — и об этом лучше бы помалкивать, ибо Камила у нас защищённое лицо.