Arya / Арья

      Воздух был резким и колючим от холода, когда Арья прислонилась к саням, положив руку на огромный живот. Она была измотана. Каждый шаг по замерзшей земле отдавался болью в ее теле, и она прерывисто дышала. Нимерия шла рядом с ней, так близко, что Арья чувствовала тепло ее шерсти даже сквозь одежду. Лютоволкхх стала яростно защищать ее, постоянно оглядываясь по сторонам в поисках угроз. Арья остановилась, ухватившись за край саней, чтобы не упасть. Казалось, что ее живот тянет тело вниз, это невыносимое бремя, которое напрягало каждую мышцу и делало даже самое незначительное движение монументальным. Уилл оглянулся на нее с Риконом, которые тянули сани, и на его лице отразилось беспокойство. — Сделай перерыв, — тихо сказал он, перекрикивая ледяной ветер. Арья кивнула и неуклюже забралась в сани. Ее руки дрожали, когда она опускалась на сиденье. Нимерия ткнулась носом ей в бок, а затем заняла место рядом с Шэггидогом, чтобы тянуть сани. Так они могли проехать не очень далеко — лютоволки были сильными, но из-за снега и льда груз стал тяжелее, чем когда-либо. И все же у Арьи не было выбора, кроме как позволить им взять на себя часть ее веса. Она была слишком слаба, чтобы идти дальше. Прежде чем она успела перевести дыхание, сквозь туман проступил вид огромного Древа Семерых. Оно возвышалось невероятно высоко, простираясь далеко за пределы видимости Арьи. Кора была белой, как кость, испещренная бесчисленными лицами, глубоко вырезанными в древесине. Они не мигая смотрели на неё, их рты кривились в гримасах, улыбках или безмолвных криках. Арья вздрогнула, когда ее охватило это чувство — глаза следили за ней. Наблюдали за ней. Это было то самое дерево, которое она видела во сне, и теперь, стоя перед ним, она испытывала глубокий, внутренний страх. Она всегда думала о богах как о безмолвных, далеких, недостижимых. Но здесь, в самом сердце Севера, ей казалось, что они живы, ждут ее, судят ее. — Что теперь? — прошептала она. Она добралась до дерева, к которому ее привели сны. Но теперь, оказавшись здесь, она не знала, что делать. Ее тело внезапно содрогнулось, и острая, разрывающая боль пронзила живот. Арья вскрикнула и согнулась пополам, схватившись за живот. Мир вокруг нее закружился, ноги подкосились, и она бы упала, если бы Уилл и Нимерия не бросились к ней. Уилл дрожащими руками помог ей вернуться в сани. — Что случилось? Арья, что случилось? Арья не могла ответить. Она тяжело дышала, неудержимо дрожала, обхватив руками живот, словно пытаясь удержать что-то на месте. Ее накрыла новая волна боли, сильнее первой, и она закричала. Только тогда она почувствовала, как по ногам стекает что-то теплое, пропитывая одежду. — Что… что происходит? — голос Уилла дрогнул, когда он опустился на колени рядом с ней. Она попыталась сосредоточиться на его лице, но из-за слез ничего не видела. — Ребенок… — выдохнула она. — Он… он выходит. Выражение лица Уилла сменилось с растерянного на испуганное. — Сейчас? Здесь? Нимерия издала долгий низкий вой, словно отмечая этот момент. Шэггидог последовал ее примеру, и звук эхом отразился от массивного дерева. Арья почувствовала, как ее слегка приподняли, когда Уилл поправил ее положение, уложив плашмя на сани. Он схватил Арью за руку, крепко, но панически. — Что мне делать? — Я не знаю! — закричала она, когда ее пронзила новая волна боли. Ей казалось, что все ее тело разрывает на части, а боль была невыносимой. Следующие часы — или минуты, она не могла сказать точно, — слились в кровавое и мучительное пятно. Арья кричала, пока не охрипла, цепляясь за края саней, словно за саму жизнь. Уилл был рядом с ней, пытаясь помочь, хотя явно не понимал, что делает. Рикон стоял поодаль, бледный и дрожащий, держа Шэггидога за шерсть, словно волк мог его удержать. Кровь пропитала сани, и Арья подумала, что это не может быть ее кровью. Ей было холодно, очень холодно, и силы покидали ее. Из-за боли и усталости она была уверена, что умирает. Краем глаза она заметила, что все вокруг потемнело, и хрипло прошептала. — Я истекаю кровью… Я… умираю. До нее донесся слабый голос Уилла, полный паники и отчаяния. — Нет, ты не умрешь. Ты не умрешь, Арья, останься с нами! Но Арья не смогла удержаться. Лица из рощи смотрели на нее с непроницаемыми выражениями, и ее мир погрузился во тьму. Дыхание Арьи застыло в воздухе, когда она резко проснулась. Холод был не похож ни на что, что она когда-либо чувствовала, — резкий и пронизывающий, проникающий в кости. Она села, быстро моргая, в голове у нее было туманно, а сердце бешено колотилось. Вокруг стояла полная тишина. Она посмотрела на себя. Ее тело было… нормальным. Она в замешательстве коснулась своего плоского живота. Тяжелый груз беременности исчез, как будто его никогда и не было. Ее руки, ноги, плечи — все было таким же, как и раньше. Ни крови, ни боли. Но что-то было не так. — Уилл? — позвала она, и ее голос странно эхом разнесся в тишине. — Рикон? Нимерия? Никакого ответа. Она неуверенно поднялась на ноги и обернулась. Лес исчез. Знакомые деревья и покрытая снегом земля растворились, оставив лишь бесплодную пустоту вокруг массивного дерева. Оно возвышалось перед ней, даже больше, чем казалось раньше. Лица на дереве теперь были другими, их вырезанные черты исказились в агонии. Их рты были открыты в безмолвных криках, а глаза умоляли. Арья вздрогнула и обхватила себя руками. Ее дыхание участилось, когда паника сжала грудь. Она подошла ближе к дереву, и холодный воздух обжег ее кожу. — Уилл? Рикон? — позвала она снова, на этот раз громче. — Нимерия? Шэггидог? По-прежнему ничего. Ее сердце бешено колотилось, а мысли кружились вихрем. Неужели она умерла? Неужели это и есть смерть? Навсегда остаться в одиночестве, окруженной лицами, которые не могут говорить? Она не могла смириться с этим — не могла этого вынести. За годы, проведенные с Уиллом и Риконом, они стали частью ее. Они стали ее семьей. Она сражалась за них, проливала за них кровь, а теперь… теперь их не стало. Ее охватил глубокий, всепоглощающий страх. Может быть, это было ее наказанием. Может быть, она сделала что-то не так — чем-то прогневала богов. Может быть, она потерпела неудачу. Она повернулась обратно к дереву и тогда увидела его. Из дерева вышел мужчина, хотя это был не столько шаг, сколько… появление. Его кожа была бледной, покрытой мхом, а тело казалось частью самого дерева. Из его рук и плеч росли маленькие веточки, а лицо было частично скрыто извивающейся веткой, которая нависала над одним глазом, покрытым листьями. Его видимый глаз слабо светился болезненно-зеленым светом, от которого у нее засосало под ложечкой. Арья попятилась. — Что… что ты такое? — спросила она дрожащим голосом. Мужчина не шевелил губами, но она отчётливо слышала его голос в своей голове, глубокий и звучный. «Ты здесь, потому что должен быть здесь». — Где здесь? — спросила Арья. — Где мои спутники? Где мой ребенок? Лицо мужчины оставалось бесстрастным, его светящийся глаз был устремлен на нее. «Их здесь нет. Ты больше не одна из них. Ты не из живых». У нее кровь застыла в жилах. — Нет, — прошептала она. — Нет, нет, нет. Я не умерла. Я не могу умереть! Мужчина не ответил. — Я должна вернуться, — сказала она, повышая голос. — Отправьте меня обратно! Я нужна своему ребёэенку! Я нужна Уиллу и Рикону! Мужчина слегка наклонил голову, и его ветви заскрипели, как старое дерево. «Теперь твой путь лежит сюда. Ты должна найти вход в дерево». Арья уставилась на него, тяжело дыша. — Это дерево. У деревьев нет входов. Он больше ничего не сказал, только посмотрел на нее своим жутким светящимся глазом. Раздражение и ужас переполняли ее. Арья бросилась вперед и схватила мужчину за покрытые корой плечи. Под ее руками он был твердым и холодным, как древнее замерзшее дерево. — Отпусти меня! — закричала она, тряся его. — Пожалуйста! Я сделаю все, что ты захочешь. Только отпусти меня к ним! Мужчина не сопротивлялся, вообще никак не реагировал, как будто ее усилия были бессмысленными. По ее лицу текли слезы, и она снова закричала, срываясь на визг. — Отправьте меня обратно! Тишина была абсолютной. Арья парила — или, может быть, лежала неподвижно; она не могла сказать. Не было ни ощущения времени, ни звуков, ни чувств, кроме сокрушительного груза собственной беспомощности. Она попыталась открыть глаза, но глаз не было. Она попыталась пошевелить пальцами, но их тоже не было. Ее тело исчезло — или, если оно не исчезло, то больше ей не принадлежало. Она оказалась в ловушке этой бесконечной пустоты, скованная чем-то, чего она не видела и не понимала. Ее охватила клаустрофобия. Она всегда была свободолюбивой, могла бежать, сражаться или делать все, что было необходимо для выживания. Теперь она была в клетке. Мысли крутились в голове. Что она сделала не так? Как она оказалась здесь? Она должна была быть со своим ребенком, Риконом и Уиллом. Она была нужна им. Ребенок нуждался в ней. Как боги могли забрать ее у них сейчас, после всего, через что они прошли? Под поверхностью ее отчаяния начала закипать ярость. Это несправедливо. Она сосредоточила всю свою волю на пальцах. Она представила, как они — маленькие, грязные, загрубевшие от многолетней работы — сгибаются внутрь, дергаются, двигаются. Она представила, как ногти впиваются в ладони, как болят суставы, как приятно жжет от усилий. А теперь двигайся. Но ничего не произошло. Она снова представила это, на этот раз с большей силой. Она увидела, как дрожат, сгибаются, скручиваются ее пальцы. Она подумала о звуке, который они издадут, — о мягких щелчках, когда суставы хрустнут, — и о том, как по ним потечет кровь. Двигайся. Ничего. Ее гнев нарастал, подпитываемый беспомощностью. Она должна была быть сильнее. Она должна была быть сильнее. Она подумала о Риконе, маленьком, но храбром, который боролся за то, чтобы вырасти в мире, который забирал больше, чем давал. Она подумала об Уилле, который всегда доверял ей, всегда верил в нее, даже когда она сама в себя не верила. Она подумала о крошечном, хрупком младенце, которого едва держала на руках. Она была нужна им. И вот она здесь, застряла в темноте, бесполезная, никчемная. Она закричала — не голосом, потому что у нее его не было, а в своем сознании, где звук эхом отдавался и резонировал, пока ей не показалось, что ее душа вот-вот разорвётся. Это несправедливо! Мне нужно вернуться! Я нужен им! Отпустите меня! Отчаяние терзало ее. Она начала молиться, шепча слова богам, в которых когда-то так сильно верила. — Пожалуйста, — прошептала она в пустоту. — Я не хотела этого. Я не хотела потерпеть неудачу. Мне нужно вернуться. Пожалуйста, позволь мне вернуться. Пустота оставалась безмолвной, безразличной. Ее молитвы становились все громче, все неистовее. — Ты послал меня сюда! Ты показал мне дерево! Ты велел мне следовать зову сердца! Если это мое наказание, то накажи меня, но оставь их в живых! Позволь мне помочь им! Пожалуйста! Ответа по-прежнему не последовало. Ее отчаяние переросло в ярость. Она снова закричала, ее голос превратился в беззвучный рев. — Ты не можешь бросить меня вот так! Я не позволю тебе! Я должна быть рядом с ними! Ты мне должен! Она мысленно пробежалась по всем воспоминаниям о своем путешествии. Она думала о моментах, когда действия имели значение, когда ее выбор определял разницу между жизнью и смертью. Она думала о том, сколько раз боролась за выживание, боролась, чтобы защитить Рикона, боролась, чтобы у Уилла была надежда. Если меня не будет рядом, они умрут. Я нужен им. Я тот, кто всё это держит вместе. Ее мысли замедлились, обратившись внутрь, в нее закралось отвращение к самой себе. Может быть, это моя вина. Может быть, я был недостаточно сильным. Может быть, я никогда не должен был быть их защитником. Может быть, им лучше без меня. Но нет. Эта мысль не давала ей покоя. Без нее им было не лучше. Не могло быть. Она бы этого не приняла. Гнев Арьи разгорался все сильнее. Ее желание действовать — что-то сделать — стало невыносимым. Она никогда не была из тех, кто позволяет чему-то случиться с ней. Она всегда боролась, всегда шла вперёд. Почему это отличается? Она снова представила свои пальцы, отчаянно желая поверить, что они могут двигаться. Она представила, как сжимает кулаки, поднимает руки, бьет ногами по пустоте. Она пыталась дышать, хотя воздуха не было. Ее разум кричал на ее тело, на богов, на саму Вселенную. — Отпустите меня! Дайте мне сражаться! Но ничего не изменилось. Беспомощность накрыла ее удушающим одеялом, но она по-прежнему горела огнем решимости. Неважно, сколько раз она терпела неудачу. Она не собиралась прекращать попытки. Она не собиралась прекращать борьбу. Потому что Арья Старк не знала, как сдаваться.