Осень

4

      Отряд тащился по очередной цветущей долине. В воздухе витали ароматы осени. Трава кое-где уже подсохла и хрустела при каждом тяжелом шаге гномов. Девушка, едва переставляя ноги, брела в конце, как обычно, только теперь рядом с ней был хоббит, а Фили с Кили удрали куда-то в начало отряда, к дяде Торину.       Селеста злилась на братцев-гномов. Понимала, что вроде как это глупо. И все равно необъяснимая обида свербела в голове. Как они могли покинуть её так просто? Они же видят, как ей плохо, так почему не волнуются? Девушку раздражали их веселые макушки, мелькающие впереди. Как же глупо. Сама нагрубила Фили, сама начала их избегать, теперь — пожинает плоды своих решений и остается недовольна.       Очередной коротенький привал не-для-Торина. Конечно, ведь он нисколько не пострадал ни сбегая от гоблинов, ни спасаясь на деревьях. По мнению Торина, разумеется. Каждый в отряде знал, что сейчас лидеру непросто. Он тоже рану схлопотал и храбрился, будто ему все ни по чем. Торин пер, как упрямый баран, боясь дать слабину после передышки, потому все привалы были условно предназначены Селесте, хотя, в основном, на них пеклись о Торине.       Селеста сидела, обняв ноги. Издали наблюдала за суетой гномов, всякий раз выцепляя глазами Фили и Кили, чей облик резал ей душу. В конце концов она решила отвернуться от всех и, надувшись, глядеть на вздымающиеся кроны дубов на горизонте. Прохладный ветер трепал грязные свалявшиеся локоны. Часть наращенной шевелюры придется срезать. Жаль.       Вдруг ее тронула широкая теплая рука. Селеста обернулась с надеждой и недоуменно застыла. На нее смотрел Торин. — Тоскуешь? — обратился он к девушке и сжал легко её здоровое плечо. — Я тоже. Уже виднеется Одинокая гора, — он указал выглядывающую из-за леса вершину. — Мы вернем свой дом. И тебе там место найдётся, девочка. Каждый найдёт свой приют. Даю слово Короля.       Его речь была исполнена уверенностью. Голос являл внутреннюю силу Короля-под-Горой. Статный, добрый и надежный. Зачем он подошёл? Бросил лишь пару фраз и удалился... Но Селеста поверила, что, может, все не так уж и плохо. Торин ушёл, но своим вторжением призвал девушку к отряду. Она вновь почувствовала себя частью гномской компании. И это чувство было желаннее всего. — Мы идём к моему другу, здешнему хозяину, можно сказать, — доносился голос Гэндальфа. — Его имя — Беорн. Он вспыльчив и может встретить недоброжелательно, но в душе он — добряк, каких поискать. Одно плохо — гномов не любит. Потому вас я буду представлять по трое. А со мной пойдут Бильбо и Селеста.

5

      Они вошли в дубовую рощу, и уже в ней стало очевидно, что живёт здесь непростой господин. Цветы меж высокими деревьями были высажены и взращены с любовью. У цветов лавировали кучи жирных пчел, по размеру не сравнимые со своими прирученными сестрами из Хоббитона. Пожалуй, эти мохнатые милашки были с ладонь величиной. Страшно представить, какие у них жала.       Начались Пчелиные угодья, а за ними стояла огромная живая изгородь. — Хозяин этого леса меняет шкуры, — предупредил волшебник у стройной калитки. — Никаких слов как «муфта», «меховая шапка», «шуба» в близости его дома не должно быть произнесено. Его животные так же необычны, как и он сам, так что не смейте им угрожать, пугать их или гнаться за ними, иначе станете ненавистны Беорну, и тогда даже я вас не спасу. Гномы, оставайтесь здесь и ждите сигнала, — скомандовал Гэндальф. — Селеста, Бильбо, идите за мной.       Втроем они вошли на участок, где их встретила холеная черно-белая лошадка. Животинка уставилась на посетителей умными глазами, осмотрела со всех сторон, не приближаясь, и ускакала в хлев. — Она доложит Беорну о приходе чужих, — молвил Гэндальф на пути к избе.       У огромной крепко сбитой избы было две пристройки; вместе они образовывали огромный дом, который пришелся бы в пору семье великанов. Внушительные ступени вели на крыльцо. — Вот и они! — раздался басистый голос Беорна. — На вид не страшные. Ступай, — он расхохотался.       Лошадка фыркнула и убежала. А хозяин навис над непрошенными гостями. Он был настолько высокий, что на голову превосходил Гэндальфа! А волшебник был изрядно выше Селесты и тем более хоббита, который дышал девушке в пупок. — Я Гэндальф, волшебник! — представился маг. — Впервые слышу, — поморщился Беорн. — А это что за финтифлюшка? — и тыкнул пальцем в Бильбо. — Я Бильбо Бэггинс, хоббит из Шира! — поклонился Бильбо.       Беорн поморщился еще раз. «Такой большой и такой манерный», — хмыкнула про себя Селеста. — Итак, маг, хоббит и девица что-то делают в моем лесу. Если у вас нет убедительной причины, я возьму к себе только девочку, потому что чую запах гниющих ран на ней.       Гэндальф и бровью не повел. — Если вы не знаете меня, то, вероятно, встречались с моим кузеном Радагастом? — Славный малый, хоть и волшебник. Так что вам нужно? — По правде говоря, мы потеряли все наши вещи в гоблинских пещерах. — Гоблины? — нахмурил черные брови Беорн. — Значит, они вас сцапали. И зачем вы, спрашивается, полезли к гоблинам? — Это получилось нечаянно, но то долгая история. — Тогда расскажете мне её внутри, — махнул рукой на избу, — коль ваша история не займет весь день. Как тебя, бишь, звать? — вдруг обратился он к Селесте. — Селеста, — буркнула девушка. — И ранили тебя тоже гоблины? — Да. — И то, почему ты путешествуешь по пещерам с магом и хоббитом, не менее длинная история, чем та, в которой вы случайно попадаете в плен к гоблинам? — Именно. — Славно, тогда расскажешь мне её позже.       В избе путники сели за стол. Хозяин налил каждому по огромной кружке меда и про себя не забыл. Беорн надеялся быстро разобраться с историей Гэндальфа, потому выпил свой мед залпом и в первые пять минут. Жаль, что ему пришлось выслушивать чистосердечные признания от Гэндальфа, который хитро вплетал в свою речь постепенно увеличивающееся количество гномов. Члены отряда входили один за другим, пока в избе Беорна не оказалась вся толпа. — Понятно теперь, почему вы не уберегли девушку, — подвел итог хозяин и неприязненно нахмурился. — Гномы не видят ценностей жизни тех, кто слабее их. Готов поклясться, что если б она потерялась во тьме гоблинских туннелей, никто бы не вернулся за ней.       Несмотря на предвзятое мнение о гномах, Беорн согласился им помочь в обмен на посильную помощь крепких мужских рук. Конечно, Торин хотел отбыть уже на следующий день, но Беорн отказался давать компании припасы, пока те не выкопают ему весь урожай. Таким образом, отправка в Лихолесье задержалась на пять дней, но никто об этом не тужил. Оказалось, каждому нужна была передышка от походных невзгод. Время позволило набраться сил истощенной Селесте, особенно в том помог ей Беорн и его пушистая прислуга. В его доме обитало много всякой живности — щедрые белки, приносящие орехи хозяину каждый день, соловьи, распевающие арии всякий вечер, добрые собаки, ходящие на задних лапах, и ласковые кошки, проучивающие наглых мышей. — Ну рассказывай, как обещала, — нагнулся к ней Беорн, освобождая девичье плечо от старого бинта.       Кровь подсохла и образовала корочки, которые больно отходили вместе с повязкой. Рана выглядела неприглядно. Она вроде не гноилась, а вроде… Опарышей не хватало, чтобы завершить эту ужасную картину. — Про гоблинов? — Про то, зачем тебе этот поход.       Опять в её жизнь нос суют…       Они сидели одни в полумраке избы. Гномы запевали песни во дворе и готовили ужин на костре. У Селесты внутри все сжалось — она боялась осуждения и подсознательно ждала, что её оскорбят. «Негоже девице с мужиками шляться», «тебе мужа найти и детей родить» и так далее. Но виду не подала.       — Ну, Торин мне обещал награду, — развела руками Селеста. — Поэтому я иду с ними до Одинокой горы. Хочу начать там новую жизнь. — Чем тебя не устроила старая? Ты бросила свой дом ради гнома? — Нет. У меня нет дома, ничего, что бы меня держало. К тому же было тяжело, тем меня и не устраивала «старая жизнь», — про гнома Селеста умолчала, сжав губы.       Будто девушки бегут из дома только за любовью… Будто она влюблённая дурочка. Влюбленная в Фили. — А ты смелая, — Беорн поднес лампу и внимательно осмотрел рану. — Не каждый мужчина отважиться пойти до Эребора. Вот только ты ошиблась — гномы не дадут тебе и гроша из собственных запасов. Это сейчас они обещают тебе золотые горы, пока сокровищница далеко, а потом, когда богатство будет у них в руках, они превратятся в скупердяев. — Не все гномы такие.       Будто ему лучше знать её спутников. — Не все, но гномы из Эребора именно такие. К тому же, гномы не любят чужих, а как бы ты за них не радела, для них ты все равно будешь не своя. Хорошо, если они не прогонят тебя, после того как ты заикнешься про свою долю.       И в чем он не прав? Это сейчас Торин — благородный муж, сын Трора, но у проклятого золота он станет не лучше дракона Смауга. И никто из всей компании не посмеет ему прекословить.       Но какая Селесте разница? Торин умрет и главное под горячую руку ему не попасться до поры до времени. А потом на трон заступит Даин Железностоп, и уж он выплатит ей все полагающееся, в конце концов, у нее при себе расписка есть от самого Дубощита. — Обратной дороги мне нет. Будут ли щедры гномы или нет, нам все равно по пути.       Со временем Селеста кое-что поняла про сурового дядьку Беорна — он очень любил выхаживать слабых и болезных. Каждая тваринка у его избы была либо выкормлена, либо спасена им. Он одинаково заботился что о своих зверям, что о Селесте. Хотя последняя была и в половину не такая милая. Почему он так относился к ней — никто не знает. Может, Селеста для него та же кошка, поранившая лапу? Загадка.       В любом случае, лечить у Беорна получалось отменно. Спустя четыре дня плечо выглядело многообещающе. Рана начала активно зарастать — и это без всяких швов! — и чесаться. Селеста и душой воспряла в его доме. И даже больше не злилась на Беорна. И почти простила Фили и Кили. Не мудрено: любовь и забота и увядающее растение в тонус приведет, не то, что человека. Беорн много говорил с Селестой, будто чуя, что не только на теле у нее рана. Он рассказывал про времена, когда таких, как он, оборотней, было много; рассказывал, как потерял всех, как живет теперь один, без родных сердцу. Пожалуй, беседы с Беорном оказали самое большое влияние на Селесту. Возможно, без них она бы не оправилась так скоро.              Раньше Селеста волновалась, как ей быть, что делать. Раньше она боялась страшных злоключений на пути (которых осталось немало). Раньше она винила себя за то, что не могла отряду помочь, за то, как посматривает на нее Фили. Но теперь она вдруг поняла, что… Обратного пути нет. Ни в трактир, ни домой. На самом деле, ей уже трудно покинуть этот мир, эту жизнь, которую она кое-как себе сплела. Она не перестанет гладить свое кольцо, не перестанет носить серьги. Не перестанет тосковать и любить тех, с кем была разделена. Их нужно отпустить.       Нужно принять, что теперь она — средиземка. И тогда будет легче пустить корни в местную почву. Обратного пути нет. Чего толку тосковать о потерянном, коль вернуть его невозможно? Она дойдет до Эребора, переживет войну и так вгрызется в землю Дейла, что никакие напасти не выкорчуют её. Она протянет руку обездоленным жителям Озерного города, хлебнувшим драконьего огня, она сделает для них, что сможет. А несчастный народ вознесет её. Селеста приблизиться к Барду, наследнику крови Дейльских королей, и заживет — может, не совсем счастливо, но она будет нужной хоть кому-нибудь.       В конце концов, на её груди красуется дружба самих гномьев принцев. Она уже — не заурядный человек.       А её возлюбленный… Он будет счастлив и без нее. С кем-то другим и без нее. От одной мысли у нее сжималось сердце. Но это же несправедливо по отношению к Нему — держать его при себе, даже мысленно. Лучше она пожелает ему счастья.       Селеста подняла взгляд в звездное небо. У Беорна в гостях даже осенние ночи были теплыми. — Я тебя отпускаю, — шепнула она. — Будь счастлив.       И погладила серьги — маленькие простые гвоздики в своих ушах. Тронула кольцо, висящее на груди. А ведь отец ждёт ее тоже...       Одинокая слезинка, чистая, как звездный свет, скатилась и упала на цветок в Беорновом саду. Тишина. Ветер играл её волосами. В траве возились сверчки. Тут так все хорошо и правильно. Да, правильно. Даже в гостях у Элронда так не было. Раздол — это сказочное место, тонкое и волшебное, будто ненастоящее. В нем хорошо гостить, но редкому человеку Ривенделл станет домом. — Хорошая ночка, — развеял молчание Фили, выплывший из бани. — Ты как?       Селеста спешно вытерла слезы. В миг очарование спало, и она почувствовала себя глупой и наивной. Непрошенное вторжение Фили вызвало гнев. — В порядке. — Ты с Ривенделла сама не своя, — заметил гном, проходя к крыльцу. — А ты меня знал до Ривенделла? Может, я такая, какой являлась всегда, но какой не могла позволить себе быть? — Может быть. Но до Раздола ты была открытая и не такая грустная, — бросил Фили, скрещивая руки на груди. — Ну, конечно, — едко плюнула Селеста. — Ты-то меня лучше всех знаешь и заботишься пуще всех! — Мне интересно, что с тобой случилось.       Вдруг припомнилась обида. — Ха! После стычки с гоблинами тебя едва ли интересовало мое состояние, а теперь, смотри-ка, полюбопытствовал. Соизволил! О, спасибо, великодушный принц! — Ты сама закрылась от нас после Ривенделла! Избегала меня. Я подумал, что тебе ненавистно мое общество после того подарка. Если это так, то скажи мне почему.       Фили оставался спокоен, но видно было, что он кипит изнутри. Ему тоже было обидно. Все это время. Но выяснить отношения он решил, только выходя из бани Беорна! Очень вовремя. — Я просто стала меньше шутить, — отчеканила девушка. — И у меня были на то причины, Фили.       Гном вздохнул. — Ладно, прости, — ответил гном. — Я и не подумал, что тебе понадобится что-то, кроме медицинской помощи. Рана-то плевая. — Ага, — равнодушно махнула рукой девушка.       Вечер испорчен.

5

      Все утро отряд провел в сборах. Они поели с Беорном в последний раз, оседлали своих скакунов и попрощались с хозяином. Следуя совету Беорна, они взяли путь на Север, поехали к маленькой скрытой тропинке в Лихолесье, она находилась в двух днях пути от дома Пчелиных угодий.       Компания выезжала в настороженном молчании, но вскоре забыла о варгах и гоблинах, которые выслеживали их, и заголосили песни. Селеста старалась не думать о темное дорожке, что поджидала их в конце двухдневного путешествия. На привале не разводили костра и спали чутко. Дозорными теперь стояло несколько гномов, а не один.       Утро обещало погожий день. Землю укрыл белесый туман, и лошадки рассекали его, как маленькие лодочки. Тут и там Бильбо мерещился большой черный медведь. Он вздагивал каждый раз, замечая в тумане черную тень, и дергал Селесту. Не выдержав, хоббит поехал к Гэндальфу и Селесту зачем-то потащил с собой. — Не обращай внимания, — сказал маг. — Беорн провожает нас и заодно следит за своими лошадками. Мы отпустим их перед входом в Лихолесье, как он и велел.       Селеста прибывала в приподнятом настроении, довольная хорошим днем и приятной прогулкой. Даже ее низкая скакунья чуть припригивала. — Бильбо, проверь-ка конец отряда. А то мне чудится, будто от нас отстала пара гномов, — попросил Гэндальф, сверкая хитрым прищуром.       Хоббит нахмурился, но просьбу выполнил — понесся назад. Остались маг и девушка вдвоем. — Селеста, — позвал волшебник.       И Селеста повернула к нему голову, ожидая очередной неприятной разговор. — Да? — Возьми это, — маг протянул ей черный походный плащ с капюшоном. — Надень и не снимай. В Лихолесье много опасностей, угрожающих молодой девушке. Не давай незнакомцам увидеть свое лицо.       Девушка повертела накидку в руках. — Странно, — отозвалась Селеста. — Какие-то глупости.       В Лихолесье из опасного только пауки да редкие орки. Но им все равно, как ты выглядишь, хоть в плаще, хоть нет, — все равно убьют… Или обеспечат участь похуже смерти. — Это может тебя однажды спасти. Обещай мне, что не снимешь его! — настоял Гэндальф, и Селеста покорно натянула капюшон до самых глаз.       Первая просьба за весь поход и сразу такая странная. Но что ей сложно уважить старика? Селеста ведь слово давала во всем слушаться волшебника. Наверное, этот плащ какой-то магический. Может, он убережет её от глаз злых тварей? Гэндальф ничего не делает просто так. — Селеста, — ещё раз обратился к ней маг, оглядываясь на нагоняющих их гномов. — Ты пойдешь внутрь Эребора? — Вряд ли. Там наверняка будет жарко.       Гэндальф кивнул. К беседующим присоединился Бильбо. Волшебник и хоббит заговорили о расслабляющем действии табака. Бэггинс хвастался, что нет табака лучше хоббитского! Что сказать? Типичный житель Шира.       Перед путниками вырос огромный сухой лес. Отряд собрался перед ним с трепетом в сердцах. — Вот начало эльфийской дороги, — Гэндальф указал посохом на белую арку, притаившуюся за деревьями. — Эльфийская тропа коварна. Держите её перед глазами всегда и не сходите ни за что, иначе не сыщите её никогда и будете плутать по мрачному лесу до скончания времен. — А что, даже магия не может найти эту дорогу? — спросил кто-то. — Может, но меня с вами не будет, придется обойтись своими силами.       Гномы ахнули. — Ты что, бросаешь нас, Гэндальф? — зло спросил Торин. — Я был бы рад пройти ваше путешествие от начала и до конца, и, может статься, мы ещё увидимся. Но это путешествие ваше, а не мое. Меня ждут неотложные дела, господа!       Селеста знала, что Гэндальф покинет их у Лихолесья, но вместе с отрядом испытала трепет и страх. Девушка собралась с силами. — Ещё увидимся, — бросила она волшебнику, слезла с пони и первой направилась на тропу.       Гномы тоже распрощались с Гэндальфом. Её нагнал Бильбо. — Какие дела ждут волшебника? — полюбопытствовал хоббит. И смущенно прибавил. – И зачем ты закрыла лицо? — Точно не фейерверки пускать, — усмехнулась Селеста. — Я могу лишь догадываться, куда направился Гэндальф, но делиться не буду. Скажу только, что миссия его важнее нашего похода. А про плащ... Так надо.       Тропинка вилась вокруг могучих стволов сумеречного леса, как змея. Чем глубже в чащу входил отряд, тем плотнее смыкались деревья, тем плотнее была тишина и мрак вокруг. Иногда тоненькому солнечному лучику удавалось пробиться сквозь листву и сплетенные ветки. Но это было редко, а потом и прекратилось совсем. Лес превратился в живой парник. Тропа то и дела норовила скрыться под кучами преющих листьев. Когда уши привыкли к молчанию, Селеста стала замечать, что в подлеске, в высоких слоях листвы, скрывается и шуршит жизнь. Тропу изредка перебегали белки. Чем дальше, тем меньше становилось живности. По деревьям расползлась толстая липкая паутина.       Эльфийская дорога действительно была хитра — она хотела скрыться от невнимательных глаз, заползала под сломанные ветви, один раз она залезла на поваленный над оврагом ствол и будто совсем исчезла. Но Селеста видела её очертания и вела за собой отряд. Собственно, ничего, кроме дороги, Селеста и видеть не могла, ибо широкий капюшон закрывал большую часть мира от глаз девушки. — Да когда уже кончится этот проклятый лес! — воскликнул изможденный Торин, и его крик поглотили деревья вокруг.       Селеста обернулась, намереваясь сказать, что они отлично идут и, кажется, скоро покинут пугающий лес. Но гномов позади не оказалось. Девушка прошла сто шагнов назад, внимательно осмотрела окрестности, но, видимо, гномы сошли с тропы давно и конкретно. Они заплутали так далеко, что ни её взгляд, ни голос не мог бы достать их. Селеста знала, конечно, что гномы попадутся в лапы к паукам, а потом их словят эльфы. Однако она надеялась, что гномы просто будут следовать за ней! Она же замечательно видит дорогу. И вообще она видит только дорогу — дурацкий капюшон закрывает всё остальное. Чего сложного было идти за ней, им просто нужно было следить за её фигурой!       Селеста обняла себя за плечи. Ничего уже не попишешь. Сходить с дороги — самоубийство. Встретит отряд в Озерном городе. Другое дело, что у девушки нет еды и воды с собой…       Ночевать пришлось в кромешной тьме. Прямо на тропинке, свернувшись калачиком. В соседстве с черными мотыльками и назойливыми летучими мышами. Селеста проснулась сама с тяжелой головой. Встала и пошла вперед. Дорога вывела её к реке, из которой девушка побрезговала пить — быстрый поток был белес и будто нес в себе мертвечину. Над головой вновь плотно сомкнулась ветвистая арка. Жажда мучила больше голода. Девушке казалось, что она тихо сходит с ума, слыша в дыхании леса человеческую речь, но она упорно глядела в одну точку — под ноги. Тропа не должна от нее ускользнуть! — Ещё один лазутчик! — прошипело вдруг за её спиной.       Селеста обернулась и машинально подняла руки вверх. За ней стоял эльф с луком в руках. И стрела в луке целила прямо в грудь девушки. — Я без оружия! — на всякий случай бросила Селеста, ощущая, как холодный пот проступает на шее. — С кем ты пришла? — спросил эльф на всеобщем. — С гномами. Их, кажется, утащили пауки, — невнятно ответила девушка. Руки начало трясти. — Ясно. Держи руки перед собой, женщина из рода Fírimar. Двинешься, и я снесу тебе голову.       Слава богу, не убил! Он связал ей запястья, взял крепко за больное плечо (почему все трогают ее за плечи?!) и повел перед собой. Они сошли с тропы. Вскоре Селеста увидела гномов в окружении вооруженных, воинственных эльфов. Гномов обыскивали. Девушку пихнули в окружение. А её пленитель принялся докладывать командиру на эльфийском. — Женщина? — спросил вдруг командир и легкой поступью двинулся к ней. — Покажи лицо немедленно!       Селеста пуще прежнего завернулась в плащ, памятуя о глупом наставлении мага. Не спас её волшебный плащ. А впрочем… Она ведь не попала на жало паукам. И славно. Стало быть, накидка отработала свое. — Открой лицо немедленно! — приказал ей властный певучий голос. — Или ты так уродлива, что боишься явить нам свой лик? Не волнуйся, человечка, для меня все люди одинаково отвратительны!       Селеста не успела дыхнуть. Одним сильным движением с нее сдернули плащ. И Селеста была благодарна всем богам, что пуговка, державшая накидку, хрустнула и оторвалась. Если б она была крепче пришита, то маневр эльфа уронил бы Селесту в грязь!       Надменный беловолосый эльф осмотрел её с головы до пять и хмыкнул. Льдистый взор его зацепился за её правый истертый сапог. Эльф ловко выхватил нож из голенища и кинул к конфискованному оружию.       Селеста тащила кинжал в сапоге от самой пещеры троллей, чтобы так им ни разу и не воспользоваться. Она совсем забыла о нём! Захотелось ударить себя по лбу. — Будь внимательнее, Галадон! — сделал замечание эльф своему подчиненному, что вел Селесту к отряду. — Она могла тебя зарезать.       Кажется, это Леголас собственной персоной. Надменный принц, насмехавшийся над гномами, через много лет станет другом одному из их сыновей. Ирония.       Леголас лишь мазнул по девушке взглядом и скомандовал выстроить пленных колонной, друг за другом. Но рыжая эльфийка — Тауриэль? — просто впилась в Селесту глазами. Девушка покосилась на эльфку и выразительно выгнула бровь, мол, что надо? А рыжая сорвалась с места и подбежала к командиру. Что-то она шепнула ему такое… что заставило Лесного принца нахмурить и повернуться, чтобы ещё раз оглядеть Селесту. На лице его мелькнуло недоумение, будто он глазам своим не верит. Эльф метнулся к девушке, распугивая гномов возле нее. — Emil!— воскликнул по-квенья и схватил за руки.       Рыжая хлопнула его по спине. — Она ничего не понимает, — покачала она головой.       Селеста скинула руки наглого эльфа и отвернулась. Опять эти загадки. Что Леголас, что Элронд… Какого чёрта?! Какого черта он ее хватает?!       Мрачный лес расступался перед эльфами. Эльдар вывели пленников цепочкой в места, где солнечный луч свободно пробивался сквозь буйную листву. Этот лес был совсем не злой, а умудренный и невероятно древний. Отряд пересек очередную речку через мост, свитый из живых тонких деревьев. Они приближались к величественным Залам Короля эльфов.       Когда ворота закрылись за спинами пленных, им развязали руки и потащили дальше, в тюрьмы. Но Селесту ждала другая судьба…