Осень

1

      Поздним вечером Селесту наконец оставили в покое. Ее отмыли, переодели, накормили, подлечили; и девушка решительно не понимала, чем заслужила такие почести. Изнурительная дорога превратилась в сказку. Волшебные покои, выделенные ей, сами собой цвели, словно маленький сад. Каменную мозаику на полу пробили камнелом, ужовник и прострел; и так разрослись, что камня уже не было видно. Плющ оплел все стены, его цветы распускались в полумраке. Он плавно обвивал и потолок, рисуя причудливые завитки. В углу письменного стола вырос ракитник, на ножках диванов распускались розы, обеденный стол сросся с полом. Кровать, сплетенная из лоз, висела под потолком; с ее дна свисал черный виноград. Растительность в этой комнате не подчинялась логике.       Слабо горела свеча. Из всех вещей остались самые важные — личные сокровища Селесты; остальное эльфы унесли то ли в стирку, то ли на починку. Она разглядывала потрепанный контракт. Обещание самого Короля-под-Горой. Девушка горько улыбнулась. Где они сейчас? Ясное дело, в темницах — в холоде и неудобстве. Бильбо, верно, гуляет по Залам Короля, выискивает способ вызволить компанию. А что же до Селесты? Найдет ли ее хоббит? Захочет ли искать?       Перед глазами стояли то Торин, то Лихолесская чаща, то Трандуил. О, Трандуил! Душа Селесты трепетала пред его фантомом. Девушка гнала мысль о Владыке, хотя он занимал разум больше прочего.       Дрожа, Селеста потянула ящик стола, тот заскрипел и нехотя отодвинулся. Внутри что-то брякнуло. Девушка достала и поднесла это к свету — деревянная брошь. Ветки обвились вокруг крупного каплевидного янтаря в силуэт лани так изящно, словно брошь не касалась рука и ветви сами обняли янтарь. Она притягивала глаз. Селесте чудилось, будто брошь робко мерцает, словно медь.       Селеста воровато огляделась, вернула украшение на место, положила сверху контракт и захлопнула ящик.       Ее комнату от мрачного коридора отделяла лишь арка. Отсутствие дверей, большое пустое пространство, тьма и одиночество не позволили полноценно отдохнуть. Девушка спала чутко и нервно, просыпаясь каждый час. Ей всё казалось, что вот-вот пол проломится, что в темноте притаились кровожадные тени. Селеста пряталась под одеялом, не в силах унять страх.

2

      Трандуил посещал Селесту по вечерам и заставал в смятенном духе. Могло показаться, что причина смущения — непривычка, однако тревожил девушку сам Владыка. — Ну же, ты ведь не немая, meleth, — Трандуил отчаянно пытался завести беседу с Селестой. — Расскажи мне, как прошёл твой путь в Лихолесье. Сложно было?       Он желал услышать ответ. Любой, даже глупый. Но девушка замирала в тупом онемении. Мысли в голове путались. — Ты выглядишь плохо, — заметил Трандуил. — Тебе дурно? Ты почти ничего не ешь.       А при нем кусок в горло не лезет. Что случилось с Трандуилом? Почему он такой странный? Он ведь надменный Владыка лесных эльфов. Для него гномы, люди, хоббиты — ничтожества, пришедшие в мир лишь на мгновение. Он не должен проявлять такую заботу. Он не мог ее перепутать с кем-то! Так почему перепутал? — Скажи мне хоть что-то! — требовал Трандуил. — Неужели ты до сих пор думаешь, что я… Не важно. Минула мучительная вечность. Мне поперек горла эта тишина!       И всякий раз он уходил от Селесты, так и не получив ответ. Реальность чудилась странным сюрреалистичным сном. И свыкнуться с попаданчеством было легче, чем принять нежность эльфа.

3

      Ночь. Непроглядная, душная. Селеста идёт босиком по ледяному камню, ступни немеют от холода. Тьма вокруг густая, как трясина, Селеста задыхается. Ее охватывает непреодолимое уныние. Она знает, что гномы бросили ее, но тщится их догнать. Вокруг ни звука; лишь мрак плотный, глухой, ложится на плечи и давит. На душе невыразимо тяжело.       Вдруг шум, далекий, едва слышимый, будто сквозь воду. Из мрака выплывает ятаган. Лезвие прорубает трахею, но застревает в позвоночнике. Зазубрены скребут по кости. Перед глазами — орк.       Селеста проснулась в холодном поту. Сердце надломлено билось. Дрожали руки. «Здесь не может быть гоблинов. Не может быть гоблинов!», — повторяла она себе.       Ветер качал тени деревьев. Селеста вздрагивала и пряталась под одеяло. Она больше не могла уснуть. Впотьмах спустилась с подвесной постели. Холодный пол. Ни единой свечи. Как же хочется прижаться к кому-нибудь живому! Спрятаться и забыться. И выспаться наконец без забот и тревог. Селеста, порой, пыталась успокоить себя фантазиями. Она представляла надежного и теплого человека. Конечно, на ум приходил только Фили. Его сильное, надежное плечо. Как же хотелось, чтобы он вновь оказался рядом… Обычно девушка сжимала кулон «Дружбы» и засыпала. Однако не в этот раз.       Селеста принялась кружить по комнате, чтобы утомить себя и вновь уснуть. Шаги пробудили служанку; эльфийка вошла в покои. — Вы в порядке, hiril nín? — Кошмары.       Служанка чутко следила за здоровьем госпожи; ее звали Тулусбель. Именно она в первый день распутывала и отмывала волосы Селесты, обработала рану на плече, многочисленные царапины и синяки; она приносила еду, чистую одежду, она меняла белье. Всегда исполнительна и молчалива.       Тулусбель дала Селесте пузырек с успокоительным, сказала, что отвар поможет, и оставила госпожу. Девушка понюхала жидкость внутри, сморщила нос и бросила пузырь в ящик стола. Уснет она или нет, проблемы от этого не закончатся.       Мысли уносили Селесту в первые часы, проведенные в Залах Короля.       Леголас привел и оставил ее в комнате. Девушка провела час в одиночестве, осматриваясь и размышляя — о гномах, об эльфах и дивном доме Владыки. Неожиданно раздалось тихое шуршание. Селеста резко обернулась. Под аркой эльф в блистающих белых одеяниях, расшитых серебряными нитями, схватился за колонну. Белокурая голова поникла, корона из листьев и ягод покосилась. Он смотрел на Селесту, затаив дыхание, и в его глазах отражались боль и одиночество — настолько глубокие, что она невольно отвела взгляд. Эльф шагнул к ней и, не говоря ни слова, обнял. Бережно прижал её лоб к своему плечу, утыкаясь носом в ее волосы. Он что-то шептал на синдарине, как в исступлении, обнимал и гладил, пока его не потревожил Леголас. Эльфы переговорили и неизвестный ушел. И только тогда Селеста осознала, что то был Трандуил.       Трандуил смотрела на нее и видел кого-то другого. Он спутал Селесту с кем-то дорогим! И Леголас спутал… И никто не возмутился этому обману! Помешательству! Приняли, как должное.       Это невозможно, нереально! Этому не находилось разумных ответов. Но ее должно занимать другое — гномы, поход и Дейл. Не Селеста ли хотела устроить свою жизнь на пороге Эребора? Так почему она отвлекается на эльфов? Почему сидит без дела? Почему все надежды возложила на Бильбо? Неужели нынешняя Селеста — та самая бойкая разносчица эля из Бри? Взглянула б на нее Марта — не узнала б. И она мечтала быть советницей в Дейле? Тебя так точно оставят гномы, Селеста! Нужно собраться и сделать уже хоть что-нибудь…

4

      Селеста сидела в платье перед столом, накрытым щедро лесными дарами. Напротив нее, сложив ногу на ногу, расположился Лесной Владыка. Высокий, статный, надменный, волшебный и прекрасный, как любой эльдар. — Что вы желаете, владыка Трандуил?       Она сама начала этот разговор три дня назад и получила легенду о великой любви Трандуила и Кередис. Владыка упрямо доказывал, что в ней сидит эльфийская душа. Селеста возмущалась его упертостью. Ей врут, ее держат взаперти. Ей рассказывают про то, как сильно ей нужно остаться в Лихолесье со «своей семьей», в то время, как в ее голове живы планы на Дейл! — Я понимаю, что ты растеряна, — продолжил эльф, глядя на Селесту чистым и полным необъяснимой боли взором. — Отдыхай и ничего не бойся. Мы тебя так долго ждали…       Нельзя не посочувствовала этим грустным эльфам. Столько печали вылилось на Селесту за это время. Жалко Леголаса, что узрел в проходимке мать, жалко Трандуила, который потерял жену, который так отчаянно искал в человеке погибшую жену. — Невозможно! — шептал он в исступлении, оглаживая её лицо. — Как боги вернули твою фэа в таком хроа… Но они вернули тебя, Кередис!       Селеста чувствовала, что стала наблюдателем трагедии чужих сердец. И ей было стыдно — эта трагедия не для глаз посторонних. — Что вы хотите? — Желаешь знать, чего алчет мое сердце? Или какие у меня планы на ближайшую сотню лет? — улыбнулся эльф, смакуя вино. — Вы поняли, что я имею ввиду. Мне интересна только моя судьба, потому я любопытствую о том, что вы от меня хотите, держа здесь. — Кередис, — вздохнул король, отставляя бокал. — Ты совсем не слушаешь ни меня, ни Леголаса. Я не прошу многого, понимаю, что человеческое хроа не сумело унести из блаженных земель воспоминания о жизни эльфом. Но, пожалуйста, послушай рассказы о нас, о нашей любви, о Леголасе. Может, что-то отзовется. Может, ты хоть что-то вспомнишь…       Она понимала слова, понимала смыслы и все равно не могла ее осознать, словно суть утекала сквозь пальцы. Каждое предложение из уст Трандуила звучало как бред. — Даже если я услышу сотни историй о вас, Трандуил, и о вашей жене, о вашем счастье, о маленьком Леголасе, я все равно останусь холодна, как лед. Даже если во мне живет душа вашей покойной жены, это ничего не значит. Это новая отдельная жизнь. И она не должна быть с вами связана.       Трандуил поморщился. — И как ты стремишься жить? Водя дружбу с гномами, следуя за ними в поход? — Да. Я собираюсь дойти с ними до Одинокой горы, собираюсь жить у её подножия. И я не понимаю, что в этом плохого. — Ты всегда была упрямой, Кередис! — фыркнул эльф. — Дойдя до горы, ты обожжешься об алчность своих друзей-гномов. Впрочем, только ты считаешь их своими товарищами. Они не осведомились о тебе ни разу. Ни у меня, ни у стражи. Вот какова их дружба! Каково товарищество!       Селеста опустила глаза в пол. Как бы она не старалась, скрыть боль не получилось. Неужели о ней даже Фили не спросил? Но Трандуил может лгать! — Мне плевать, как они ко мне относятся! Мы — партнеры по походу! А что до вас, король, — отвечала девушка. — Вы никогда не вернете свою жену в моем лице! Потому что я не Кередис, я — Селеста! И покуда вы зовете меня чужим именем, меж нами ничего не может быть. Даже бесед.       Селеста ударила по столу и ушла на балкон. Больше она не повернулась лицом к Лесному королю. Тем не менее Трандуил находил в себе силы напоминать о себе каждый вечер и биться головой об стену, пытаясь достучаться до своей Кередис.

6

      Леголас тоже посещал Селесту ежедневно. Он заскакивал мимоходом и либо молча осматривал девушку и удалялся, либо спрашивал: «Как твое здоровье, nana?». О своих делах он не распространялся. И заходил будто не из удовольствия, а из долга.       Один раз эльф застал ее в оранжерее. Оранжерея была отделена аркой от покоев Селесты и являлась продолжением буйства зелени волшебной комнаты. За стеклом — мир окрашен осенью, местами засушена трава, но внутри — цвели гортензии, груши и вишни.       Селеста сидела на скамейке, притаившейся меж яблонь. Леголас подкрался к ней бесшумно и встал в тени. Когда девушка его заметила, уже нельзя было сказать, как долго он наблюдает за ней. Она вздрогнула, ладони вспотели; стало тягостно это молчание. — Что это за дерево? — спросила Селеста, указывая на одинокий сухостой вдали. — Одно из древних. Оно родилось еще до Войны Последнего Союза. Отец поместил дерево в сад и оно зачахло, — ответил Леголас. — Оно последнее из древних? — предположила девушка.       Ведь зачем беречь его останки, если есть подобные ему? — Нет. — Тогда зачем Трандуил хранит его в оранжерее? — Не ведаю. За этим садом давно не ухаживают, nana.       С того дня Леголас стал рассказывать о всяких мелочах. Он командовал отрядом стражей, потому большинство его историй повествовали о боях и патрулях. И все равно казалось, что эльф говорит с ней из обязательства. Его слова оставались сухи. Он будто отчитывался о проделанной работе, рапортовал вышестоящему лицу, не вкладывая личных чувств в слова. И всё же что-то влекло Леголаса, что-то вынуждало его приходить с завидной частотой к Селесте. — Что ты думаешь про Тауриэль, Леголас? — как-то спросила девушка, водя пальцем по скамье. Ей наскучили безликие беседы. — Она отличный воин, — ответил Леголас. — Только… Тауриэль стала рассеянной. С тех пор, как мы поймали гномов.       Девушка задорно улыбнулась. — Полагаешь, она влюбилась в какого-то из них?       Ведь по истории это действительно так. — Нет, — замялся принц. — Это не достойно уважающей себя эльфийки. — Почему же? Эти гномы не так дурны, как ты думаешь. К одному из них вполне можно воспылать чувствами. — Если так, то Тауриэль будет тяжело. Эльфы любят единственного до конца. Ей смотреть, как род любимого угасает, как сменяются внуки правнуками. Когда близкие уходят, это больно, — и он робко покосился на Селесту. — Да-а-а, — протянула девушка. — Ты прав. Но все равно, если она любит гнома, то никто её уже не остановит. Даже ты, Леголас. Выбор между любовью и долгом, любовью и родным краем тяжел. Ты можешь его облегчить.       Селеста хотела только подразнить эльфа, но не слишком ли наглы ее поучения? Впрочем, какая разница? Может, ее слова поддержат его в трудную минуту.       Леголас никогда не называл ее матерью, никогда ничем не обязывал, старался не припоминать о Трандуиле. Будто ему было довольно одного её внимания, одной доброй беседы. Он не искал поддержки, но вожделел её всем сердцем. Выросший одинокий ребенок. Леголас лишь жертва обмана. Он понимал это и не докучал Селесте. Он заслуживает хорошего отношения.

7

      Поздним утром Тулусбель расчесывала волосы госпожи. Рассеянный свет из оранжереи освещал полумрак; Селеста осматривала письменный стол, заменявший трюмо, правда, без зеркала. Ракитник сменился крупным соцветием голубых ароматных цветочков и, кажется, на столешнице выросло чуть больше травинок. Как быстро идет время для зачарованных растений.              И все равно было скучно. Селеста сходила с ума в молчании. — Тебе не кажется странным, Тулусбель, — обратилась она к служанке, — что Лесной владыка Трандуил велел тебе заботиться о человеке? Не знаешь ли ты, почему он так сделал? — Не знаю, hiril nín, — ответила Тулусбель, чуть склоняя голову к плечу. — В мире всякое можно увидеть, от того ничего уже не кажется странным. — Скажи, Тулусбель, меня держат взаперти? — Нет, hiril. — Я могу пойти, куда захочу? — Да. — А если я хочу навестить Ривенделл, ты отведешь меня туда?       Тулусбель смутилась. — Нет, госпожа. Сначала Владыка соберет для вас воинов, чтобы вы добрались невредимой в Раздол. Прикажете просить Владыку? — Нет, оставь. Покажи мне Залы Короля эльфов целиком. Хочу хорошенько взглянуть на них.       Раз уж она не пленница, так пора было бы что-нибудь да предпринять посущественнее бесед! Трандуила не переспоришь, Бильбо все не появляется. Нужно самой обойти весь замок. Вряд ли её пустят в темницу, однако Селеста надеялась, что на пути ей встретится Бэггинс. Она решила отныне будет гулять каждый день, чтобы рано или поздно поймать на хвост хоббита-невидимку.       Тулусбель и Селеста обошли множество удивительных залов, мостов и туннелей. У каждого была своя история, маленькая или большая. Служанка ведала девушке все, что знала сама, но Селеста слушала вполуха — её интересовали другие вещи. — Тулусбель, вы едите мясо? — Редко, hiril nín. Мы дружим с лесными зверями и не едим их, а скот, как люди, не разводим. — Тулусбель, а почему эльфы так странно на меня смотрят? — Ох, hiril nín, — вздохнула устало эльфийка.       — Тулусбель, а где у вас находится кухня? — Тулусбель, а где у вас сад? — Тулусбель, а часто вы общаетесь с эльфами Ривенделла?       Селеста утомляла эльфийку расспросами, но лишь ради одного, самого важного вопроса. — Тулусбель, а где у вас темница?       Сказано самым невинным тоном, но Тулусбель все поняла сразу и внимательно посмотрела на лицо госпожи. В сущности, Селеста не рассчитывала на серьезный ответ. — Внизу, hiril. Я полагаю, нас туда не впустят. — Почему? — Туда можно попасть только с особым разрешением Владыки. Можете попросить. — Нет, пожалуй, не стоит, — удручённо молвила Селеста. — Закончим экскурсию. Я устала, ты наверняка тоже.       Они направились в покои. Столько сил впустую… Девушка легко тряхнула головой. Внезапно неподалеку раздался подозрительный треск. — Что там такое? — спросила Тулусбель, вглядываясь в пустоту. — Ничего. Это я, наверное, камень какой задела — вот и свалился, — спохватилась Селеста.       Ее пробрала дрожь. Прилив надежды и сомнений нарушил её спокойную усталость. В комнату девушка шла нарочито медленно, намеренно останавливая спутницу, задавая глупые вопросы и заставляя без умолку говорить, чтобы Бильбо, если он шел за ними, не был замечен острым эльфийским слухом.       Селеста отослала служанку сразу, как они вернулись в покои. — Спасибо, Тулусбель. Кажется, обед подали, пока нас не было. Не тревожь меня до вечера. И сама пока отдохни.       Эльфийка поклонилась и ушла. А Селеста уселась за стол. — Ну что, ты тут? — нетерпеливо спросила она.       Тишина. На секунду девушке почудилось, что она сошла с ума и начала слышать хоббита в каждом шорохе, но рядом появился Бильбо. — Бильбо! — обрадовалась Селеста и с чувством обняла мистера Бэггинса.       Хоббит смутился. — Кхм, — кашлянул он. — Я вас долго искал, мисс! Если б не увидал вас случайно, то никогда бы не нашел эту… причудливую комнату. Не понимаю. Ничего не понимаю! — воскликнул он и сел напротив Селесты. — И как вы догадались, что я здесь? — Почувствовала, И да, я тоже ничего не понимаю, Бильбо. Хочешь есть? Я вот не очень. Возьмешь мой обед? — Я голоден, мисс, но не хочу вас объедать. — Не стоит, Бильбо. Ты неделю непонятно где и как скитаешься. Лучше скажи, видел ли ты Торина и компанию?       Бильбо радостно подвинул тарелки к себе, схватил вилку и жадно принялся за еду. — А как же! Они в темнице, я их нашел. Но пока не знаю, как достать ключи. Да и с вами закавыка… — Ну, может скоро будет праздник. Во владениях Трандуила любят пить даже дозорные. Вот тогда и стащишь ключи! А я вот думала, что ты меня не ищешь, и вообще, что вы без меня уже сбежали. — Как можно, Селеста? Гэндальф уши надерет гномам, если с вами что случиться. Да и Фили без вас не уйдет никуда, я уверен. — Фили? Он после дома Беорна со мной и словом не перемолвился!       Бильбо крякнул и культурно вытер рот салфеткой. — Скажу по секрету, когда вас разделили, Фили возмущался, почему этот ушастый вас, извиняюсь, «лапает». Кажется, ему неравнодушна ваша судьба. — Вот как, — задумалась Селеста. — Мне вот тоже это странным показалось. Эльфы, конечно, гуманные создания, даже к пленным, но… К вам они питают особенное расположение. Это я ещё в Ривенделле заметил. Вы как-то связаны с эльфами?       С Ривенделла? — Нет, Бильбо… И да. Это сложная история, и я пока в ней сама не разобралась. Я скажу тебе, если ты оставишь в тайне мои слова и мое положение здесь. — Клянусь своей хоббитской честью! Я понимаю ваши предосторожности, Селеста. Торин ненавидит эльфов, а если прознает о… Худо будет. Я — могила. — Они считают, что моя душа, фэа или хроа…что они там говорили. В общем, что я — перерождение мертвой жены Трандуила. Рассказывали они иначе, но я это понимаю так. Они видят во мне погибшую королеву. Но я человек, как бы то ни было. Мне не место среди эльфов Лихолесья. — Странное дело, — поразился Бильбо. — Но раз эльфы так видят, значит, так оно и есть. — Они могут ошибаться! — Они древние и мудрые. Им все же стоит доверять… в некоторых областях. — Но это не значит, что я должна занять место другой личности! — возмутилась Селеста. — Вам виднее, — пожал плечами хоббит. — Мне пора уходить. Разнюхаю, следят ли за вами и как можно прокрасться в тюрьму, чтобы потом вместе всем сбежать. Спасибо за обед. И не злитесь, пожалуйста. Не мне решать, как кому жить. Я просто говорю, что эльфы не берут что-то с бухты-барахты.       И хоббит исчез, как не бывало.

8

      Трандуил, как обычно, распивал вино на её трапезном столе. Рядом с бутылкой алкоголя стояли нетронутые яства, которые манили оголодавшую без обеда девушку. Но Селеста непреклонно глядела на яблони в оранжерее, скрестив руки на груди. В этот вечер на ней было зеленое платье с открытыми плечами, что немного нервировало, — девушка не привыкла к подобным нарядам. Впрочем, ее нервировала все вокруг. Она находилась в крайнем возбуждении духа. — Сколько бы ты их не рвала, все равно растут, — заметил довольный эльф. — Я про цветы в углу стола. Помнится, раньше тут был ракитник, а теперь расцвели гиацинты. Прелесть, не правда ли? Тебе они нравятся? А я не люблю голубые цветы. Для меня они — символ скорби и печали. Впрочем, я пойму, если тебе доставляет удовольствие гиацинт. Ты никогда не любила язык цветов… Не любила, когда была Кередис, разумеется. Сейчас я уже не знаю, нравится ли тебе язык цветов, Селеста. Может, поделишься?       Какая глупость. Она не стала бы рвать цветы. В этой комнате царствуют свои законы. Значит, ракитнику пора было на покой.       Ответом Эльфийскому королю стал громкое урчание. Селеста нахмурилась и сдавила своенравный живот. Ну и что, что пропустили обед?! Это не повод её позорить перед Трандуилом. — Селеста, — мягко позвал её эльф. — Может ты разделишь со мной трапезу? Не хочешь говорить со мной — не говори, но хотя бы поешь.       Девушка погрустнела. Глупо она себя вела. Трандуил так хорошо к ней относится. Даже к словам её прислушался и назвал по имени, Селестой. Зачем живое существо морить молчанкой? Он хоть и упрямый, но умеет слышать — мудрости ему не занимать. Так может, если она проявит к нему капельку доброты, то они расстанутся друзьями? Может, благодаря её словам Трандуил отпустит свою многовековую боль? Вряд ли, но может быть, он хотя бы отпустит ее? — Ладно, — отозвалась девушка и пошла к королю.       Селеста повертела маленькую грушу в руках и отправила в рот. — Трандуил, — проглотила она кусок. — Вы приходите ко мне каждый вечер. Каждый вечер я молчу. Зачем вы настаиваете? Зачем приходите и приходите, хотя ответа нет? — Сейчас ты со мной говоришь. И это стоило моего ожидания.       Селеста раздраженно выдохнула. — Ты судишь по себе, Селеста. Ты молода даже по меркам человека, а для эльфа — младенец. Это юность подстегивает к движению, тебе невыносимо ждать. А мне столько лет, сколько вообразить смертный не может. Я умею ждать и это окупается. — Сколько бы вы не ждали, я не стану Кередис! Я не буду той, что вы любите! Ни-ког-да. Потому что я уже другая. Я, как минимум, не эльф, а человек. — Можешь не помнить свое прошлое, но ты, Селеста, ровно такая же, какой была Кередис. Я вижу твое фэа и твой нрав. Я не собираюсь навешивать роли жены и матери. Но настаиваю на том, чтобы ты прислушалась ко мне, к Леголасу. Ты не можешь отречься от своей связи с Лихолесьем.       Опять! Одно и то же! — Я не виновата в том, что вы видите во мне жену! — вспылила Селеста. — И тем не менее я вижу твое фэа! Кем бы ты не была, сколько бы йет не прошло… Кередис… Я все равно тебя люблю. Даже если ты не хочешь иметь ничего общего с нами, один из корней твоего существа всегда будет тянуться в Лихолесье. — Оставьте уже Кередис в покое! Отпустите уже её, Владыка. Сколько можно держаться за старую любовь?       В Трандуиле будто что-то надломилось, он резко ослаб. Селесте показалось, что Владыка сейчас уйдет, однако: — Что это? — спросил он, протягивая ладонь к левому плечу девушки.       Она невольно дернулась. — А, мелочи, — прокомментировала Селеста. — Задели в гоблинских пещерах.       Владыка тут же нахмурил брови. — И ты все ещё хочешь идти за гномами? — всплеснул руками Трандуил, сердясь. — Я не меняла планы. — Да как ты не понимаешь! — воскликнул Владыка. — У горы ты встретишь одни несчастья! Ты умеешь сражаться? А придется! У подножия Эребора будет война. Если вас не испепелит дракон, так изничтожат мелкие падальщики. К Одинокой горе сбегутся все, услышав про смерть древнего ящера. Они будут биться за золото! В схватке не место цветку, Селеста. Пережди шторм у нас, потом подумаешь, что делать.       Это правда. У стен Эребора её не ждет ничего хорошего. Безумие Торина. Война. Затем смерть друзей. Но и в Лихолесье ей не место! На языке вертелась тысяча слов, но Селеста не высказала ни одно. Проглотила возмущение, и то мазнула желчью по глотке. Нет смысла спорить с королем — его не переубедить. — Прощайте, Владыка.       Селеста отвернулась и ушла в оранжерею, намереваясь покончить навсегда с этой историей. Она не имеет отношения к любви Трандуила, к матери Леголаса. Им нужно это пережить без нее. Будет лучше, если они никогда её не увидят. Лучше для нее и для них самих.       Следующим утром к Селесте наведался Леголас. Он вновь болтал о незначительных вещах. — Леголас, — серьезно обратилась к нему девушка.       Эльф затих. — Я никогда не заменю тебе мать, — выдала, не глядя на него. — Я младше. И её, и тебя; и мудрости у меня никакой нет. Ты никогда не увидишь Кередис, Леголас. И Кередис никогда не воссоединиться с твоим отцом. Мне жаль, что порчу вашу идиллию.       На плечи легко тяжелое молчание. Селеста развернулась, намереваясь оставить эльфа одного, но застыла у выхода. Не хотелось так все обрывать, исчезать без ответа. — Я знаю, что ты уже не такая, какой я тебя помню, но, — проникновенно ответил Леголас, — я был рад встретить тебя даже так. Даже в человеческом хроа, не помнящем и не любящем ни меня, ни отца. Я не смею тебя держать, nana. Вот только отец… тебя никогда не отпустит.       Эльф ушел сам, оставляя на сердце горький камень. Невольная свидетельница печальной истории. Они искали в ней спасение, но она спасением не являлась.

9

      Ещё раз Бильбо наведался к ней через три дня. — Сегодня праздник, Меретенгирэт, — сообщил хоббит. — Стража дегустирует вино с самого утра. Мы можем уйти незамеченными. — Когда отправляемся? — Хорошо бы сейчас.       Селеста пораскинула мозгами. В ближайшее время никто не должен к ней прийти. Она вытащила из ящика контракт и пузырь и сунула их хоббиту — карманов в платье не было. Как жаль, что нет походных штанов! Бежать придется в длинной юбке. Слава богу, хоббит принес походный плащ, какой смог найти. Хоть какое-то прикрытие. Обходными путями они пробрались в темницу, не встретив никого ни в коридоре, ни на мосту.       Винтовая лестница спускалась вниз. Бильбо оставил Селесту наверху, у самой первой камеры, обещая скоро вернуться с ключами. Гномы тихо переговаривались. — Великие боги, мы отсюда не выберемся, — вздыхал Балин. — Торин, ну поговорите вы с Трандуилом. Согласитесь на сделку. Чего вам стоят эти жалкие камни по сравнению со свободой и целой горой богатств! — Я послал его ко всем чертям! Пусть катится! Он не помог нам, когда на Эребор напал дракон! Когда нас атаковали орки! — Но он дал нам еду, Торин! Это много для обездоленных гномов! — Едва ли его жалкий воз кого-то спас. Надо было помогать раньше, прислать армию. Но Лесная фея побоялась пролить эльфийскую кровь. — От твоего упрямства нам же хуже, Торин, — тихо сдался Балин. — У нас есть ещё надежда, — шепнул гном.       И эта самая надежда бежала вниз по лестнице, гремя ключами. Сперва Бильбо отпер камеру Балина и, как только гном вышел, опять её запер. Удивление гнома было несказанным! Он тут же начал задавать вопросы о затее Бильбо, и вообще про все-все. — Нет времени! — ответил Бэггинс, освобождая гномов. — Идите за мной без разговоров! Держимся вместе. Это наш последний и единственный шанс улизнуть. Если нас поймают, один бог знает, куда засадит нас король, да ещё закует по рукам и ногам. Не спорьте и идите!       Напоследок он отпер камеру молодых братьев. Кили вышел раздосадованным, а Фили — злым, как грозовая туча. — Я не пойду никуда без Селесты. Где она? — выдал он первым делом. — Это наш единственный шанс! — напал на него разъяренный Торин. — К черту девчонку! Эльфы ничего с ней не сделают!       Видимо, они уже не раз ссорились на этот счет. — Эм, — вмешался Бильбо. — Вон она стоит, — указал он на нее, — вас ждет. Будьте потише. Иначе весь план провалится!       Фили, заметив её, растерялся, а Торин проговорил мрачное «отлично». Отряд в полном сборе! Засидевшиеся гномы, мягко скажем, ловкостью не отличались. Каждый раз, когда кто-нибудь из них налетал в темноте на соседа, сердце Селесты екало. «Проклятые гномы, опять устраивают тарарам», — ругался на них хоббит едва слышно.       Побег шел хорошо. Коридоры и мосты пустовали. Эльфы громко пировали. Эхо разносило их голоса по всем залам, переплетало их в единую песнь. Селеста думала о Фили и Торине и кулаки сжимались сами собой. — И куда тебя дели эльфы? — спросил её Фили, идущий рядом. — Заперли в комнате, — беспечно соврала Селеста. — Переодели, как видишь, кормили неплохо. Они решили, что не дело девчонке валяться со всеми в камерах.       Фили не поверил подруге, но кивнул и побрел дальше без разговоров.       Отряд обошел спящую охрану и юркнул в погреб. Бочонки были готовы. — Что дальше, Бильбо? — шептали гномы. — Лезьте в бочки и без возмущений, пожалуйста! — велел хоббит.       Каждый гном занял по бочонку. Бильбо их закатал. Последней оставалась Селеста; она трусила и не решалась залезть. — Ну и вонь! — из бочонка пахло ужасной кислятиной, будто кого-то яблоками туда стошнило.       Девушка поморщилась. Хоббит встал рядом, поторапливая, и она нырнула в оставшийся бочонок. — Не волнуйтесь. Я за вами прослежу! — обещал мистер Бэггинс и закрыл её крышкой.       Бильбо не зря торопился. Вскоре послышались эльфийские развеселые голоса. Спящие очнулись и покатили закрытые бочки к бездне над рекой. Селеста ощутила легкость полета, затем её тряхнуло да так, что дыхание сперло. Она и так еле-еле уместилась в бочонке, сложившись в три погибели. Ожидался «веселый» спуск по воде.       Бочонки плыли по кипучей реке. Их словили эльфы-плотовщики и связали вместе. Девушка только и слышал, что — стук-стук, стук-стук да песню, запеваемую плотовщиками. И вроде все хорошо. Никакой погони, орков и стрел. Селеста даже немного расслабилась. Но не тут-то было! — Орки! — завопили перепуганные плотовщики.       Никогда ещё на них не нападали орки; не нужна черной твари эльфийская еда! Эльфы достали оружие. Засвистели черные стрелы. У Селесты внутри все обмерло. Её бочка покатилась куда-то по реке, потом — трях и разбилась! Селеста, наглотавшись воды, едва выплыла на берег. А гномы уже сорвали крышки и боролись с орками, чем могли.       Платье потяжелело от воды. Река уносила гномов все дальше и дальше. Их преследовали орки и пускали стрелы. Селеста оказалась на пути погони. Орки ее растопчут! Она закашляла, пытаясь вытолкнуть воду из легких как можно скорее. Она смотрела на орков, побледневши от ужаса. И вдруг сорвалась с места, не взирая на удушье. Селеста бежала как могла — мешал подол платья; мешали эльфийские туфли, которые внезапно слетели, и в ступни девушки вгрызлась острая галька. Селеста пыталась догнать бочку, самую близкую к берегу. Но поток быстрее Селесты. С каждым мигом спасение дальше. Грохот черных доспехов — ближе.       В бедро вонзилась черная стрела. Ногу обожгло. Селеста кубарем скатилась к камням у самой воды. — Черт! — застонала она.       Из глаз потекли слезы. Её убьют. Боль стремительно растеклась и ударила в колено. Икроножную мышцу мелко затрясло. Селеста не поднимется. Оглушительный гул реки. Песок. — Селеста! — крикнул испуганный Фили.       Селеста бросила обреченный взгляд в его сторону. Бочка принца крутилась на середине реки. Он не успеет. Она умрет. Глаза цепляются за его облик. Сознание лелеет лишь одно мгновение. Над Селестой замирает невидимый топор.       Удар отбил Кили. Он был ближе всего к берегу и Селесте. Придерживая бочку, он отбрасывает оружие, хватает девушку за локоть и впихивает в бочку; изо всех сил толкает посудину и сам ныряет в бурный поток.       Так вода унесла отряд от преследования орков.