VAMP-A3

1955 год. Осень. Сентябрь. Вечер. Комплекс «Челомей». В лифте застряли двое: глава Предприятия 3826 Дмитрий Сеченов и Михаэль Штокхаузен, его заместитель и правая рука. Они оба очень устали и уже собрались по домам, но так не вовремя заклинивший лифт нарушил все их планы. Дмитрий уже связался с диспетчерами. На другом конце линии пообещали исправить все в ближайшее время. Но прошло уже 20 минут, а лифт так и не тронулся с места. Михаэль нервно стучал пальцами по рукояти своей трости и оглядывался по сторонам, будто искал выход отсюда. Дмитрий это заметил: — Не волнуйся, Михаэль. Скоро мы выберемся отсюда. Нужно просто немного подождать. — Все в порядке, Дмитрий Сергеевич, — отозвался Штокхаузен. — Просто я… никогда в жизни не застревал в лифте. — Все когда-то бывает в первый раз, — Сеченов улыбнулся. — А вы уже застревали в лифте? — Нет, никогда. Это тоже, можно сказать, мой первый раз. А потом в воздухе повисло молчание. Каждый задумался о своем: Дмитрий Сергеевич — о предстоящем запуске долгожданного Коллектива 2.0, который перенесли на осень из-за летнего сбоя, а Михаэль — об одном назойливом майоре, который не давал ему покоя ни в жизни, ни в мыслях. Он уже мертвой хваткой вцепился в свою трость. — О чем задумались, товарищ Штокхаузен? — Сеченов вытащил своего подчиненного из раздумий, положив свою руку ему на плечо. — Да так, ни о чем, — ответил растерянно Михаэль и отвел взгляд. Академик повернулся к своему заму и, взяв его за подбородок, силой заставил его посмотреть в глаза: — Не надо врать мне, Михаэль, — Сеченов нахально улыбнулся, не разрывая зрительный контакт. — Снова П-3? Штокхаузен стыдливо кивнул в знак согласия. — В этом нет ничего постыдного, — сказал Дмитрий, взглянув на него с теплом. — Наоборот, я очень рад, что вы с Сергеем нашли общий язык и помирились, — он немного помолчал, а потом продолжил: — Кстати, у него скоро День рождения. Будешь скидываться на подарок? Сбор денег на подарок Нечаеву всегда был для немца обыкновенной ежегодной обязаловкой. Но теперь… — Нет, — ответил он, — я сам ему что-нибудь подарю. Академик хотел сказать что-то, но… Вдруг в глубине шахты лифта раздался скрежет металла. Кабину немного затрясло, свет замигал. Дмитрий и Михаэль от страха прижались друг к другу, словно это должно было спасти их от предполагаемой гибели. Через несколько секунд кабину перестало трясти — мужчины успокоились и затаили дыхание, боясь какими-либо звуками накликать на себя еще бо́льшую беду. Они посмотрели друг на друга. Да, Михаэль сильно изменился за лето: окреп, возмужал, посвежел, стал моложе лет на 10, — в общем, стал практически неузнаваем. А Дмитрий Сергеевич все остался верным своим принципам во внешности, только чуть-чуть побледнел и… устал. Да, лучше так сказать — просто устал. А чтобы вернуть себе былую силу, ему нужны чужие жизненные соки. А единственный доступный источник жизненных соков был совсем рядом. Стоит Сеченову только выпустить клыки, впиться в эту нежную шею, сделать пару глотков — и вот он уже готов с новыми силами вернуться к работе. «Нет, только не здесь, не сейчас и не у Михаэля: у нас с ним разные группы крови, я не смогу насытиться им сполна», — подумал Дмитрий и испуганно отскочил от немца. А зов крови все манил и манил… Снова в шахте лифта раздался скрежет металла. Свет вовсе погас, кабина затряслась и начала стремительно падать! Земля ушла из-под ног — мужчины завопили от ужаса. Никто из них не собирался уходить из жизни так рано, тем более таким нелепым способом — быть похороненным заживо в том злосчастном лифте. Шансы выжить были невелики: Михаэль сразу же разобьется насмерть, а Дмитрий продолжит страдать в агонии, будучи кровавым месивом, и завидовать участи своего зама, но будет жить. Или, скорее, не-жить. Потому что таких, как он, убить не так-то просто. И вот кабина внезапно остановилась, свет включился обратно. Пленники проклятого лифта грохнулись на пол. Ни для кого из них посадка не оказалась мягкой. Вот Дмитрий чуть не подвернул кисть руки, а Михаэлю повезло меньше: он ударился головой о поручень, из-за чего со лба тонким ручьем потекла кровь. Академик почувствовал манящий запах жизненного сока. Открылось второе дыхание — и он пополз к своему заму, как охотник к добыче. — Д-Дмитрий Сергеевич? — насторожился Штокхаузен. Он впервые видел своего начальника таким: эта поступь, этот взгляд, это выражение лица — все это напоминало ему типичные черты самого грозного хищника. — Не бойся, Михаэль, — Дмитрий все пытался успокоить немца, но чем ближе он к нему становился, тем сильнее тот нервничал, отползая дальше, пока не уперся спиной в стену. — Я просто остановлю кровотечение. Я же тоже врач, как никак. Сеченов приблизился к своему «пациенту» вплотную, устроился у него на коленях и обработал свои руки антисептиком, что удобно лежал у него в кармане жилетки. Затем принялся осматривать рану. Кровь все еще шла, тонкими струйками текла по брови, по щеке, по подбородку. Одна капля могла бы попасть на черную кашемировую водолазку, если бы не ловкий язык академика. Этот же язык слизал всю кровь с лица Михаэля и добрался до самой раны. И тогда Дмитрий пустил в ход свои губы. Он принялся высасывать кровь из раны, не ведая того, что это доставляет немцу дискомфорт. Больше, больше крови! Разодрать рану, сделать ее шире! Пусть кровь хлещет! Человеческая часть академика умоляла остановиться, звериная же требовала большего. Но Сеченов был очень голоден, а это значило лишь одно: зверь внутри него одерживал победу. — Т-товарищ Сеченов, прекратите! Мне больно! — Штокхаузен попытался отпихнуть от себя ненасытного начальника. Дмитрий Сергеевич услышал его, отцепился от раны и отстранился. — Прости меня, — академик взял себя в руки. — Я не хотел… — Надо выбираться отсюда, — Михаэль проигнорировал слова Сеченова, не без труда поднялся на ноги, подобрал трость и осмотрел кабину лифта. На потолке была решетка. Зам прикинул размеры — через нее можно пролезть, только сначала нужно выбить крепление. За что Михаэль и принялся, вооружившись тростью. — Что ты делаешь? — удивился академик. — Нас спасаю, — зло прошипел немец, продолжая долбить тростью по креплению. — Или вы хотите остаться в этом «стальном саркофаге»? — Я ведь уже вызвал помощь, лифт скоро починят. — Угу, еще неизвестно, сколько этой помощи ждать. Решетка с грохотом упала куда-то в сторону, открывая вид на черную пустоту. Штокхаузен проверил ее тростью — да, она вела в шахту. Он, оперевшись ногой о поручень, выбрался из кабины и исчез во тьме. Дмитрий забеспокоился: — Там видно что-нибудь? Михаэль включил фонарик в устройстве «Мысль». Перед ним оказались двери лифта. Он попробовал раздвинуть их — не получилось: сил не хватило. Поэтому заглянул в кабину: — Дмитрий Сергеевич, вы же вампир и явно будете физически сильнее обычного человека. Здесь есть двери лифта, но я не могу их открыть. А вы сможете… применить свою силу? — Смогу, конечно же, но у меня совершенно нет силы, — тяжело вздохнул Дмитрий. — Мне нужна кровь. — Я поделюсь. — Но ты же понимаешь, что я могу оставить тебя совсем без крови? — Не важно. Мы должны выбраться отсюда, — в шахте лифта уже в который раз раздался зловещий скрежет металла, и немец подал руку академику. — Как можно скорее. Недолго думая, Сеченов принял помощь Штокхаузена — и в мгновение ока оказался на крыше кабины. Михаэль сразу же оголил свою шею: — Пейте. — Но, Михаэль… — Пейте, быстрее, — терпение зама было на исходе. — Я переживу. Дмитрий, конечно же, помялся немного, поразмышлял о том, сколько крови не своей группы стоит выпить, чтобы в одночасье не лишиться своего заместителя, но все же решился приблизиться к чужой шее. — Оттолкнешь меня, когда будет достаточно. Не успел Михаэль что-либо ответить, как в его шею сразу вонзились острые, как бритва, клыки академика. Конечно же, ему было больно, но он не пытался вырваться, а только крепче вцепился в плечи Дмитрия, чтобы не потерять равновесие. Резкая боль сменилась на усталость и недомогание, когда Сеченов начал пить кровь. Штокхаузен игнорировал все: и ватные ноги, и слабость, и головокружение, и озноб, и темноту в глазах… Так надо, иначе не спастись. Чтобы отвлечься от всего этого, немец погрузился в воспоминания. В мыслях снова появился образ майора Нечаева: его высокое крепкое тело, колючая темная борода, полные любви голубые глаза. От этого кровь должна была прилить к щекам, ушам и кое-куда еще, только вот ее было теперь ничтожно мало из-за неутолимой жажды академика. Вся сила, вся энергия уходили к Дмитрию. Штокхаузен сам не понимал, почему П-3 к нему привязался, стал заботиться о нем (придет время, и они обязательно об этом поговорят), но в данный момент ему очень хотелось, чтобы он был рядом, держал за руку, говорил что-нибудь утешительное, но этому бывать только в мыслях. Михаэль предпринял жалкую попытку оттолкнуть начальника, но сил не хватало даже просто пошевелить пальцами, а натренированное за лето тело не давало провалиться в небытье. Наконец, Дмитрий Сергеевич оторвался от чужой шеи. — Потерпи немного, Михаэль. Скоро выберемся отсюда, — он посмотрел в мертвецки бледное лицо, в безжизненные глаза напротив и понял, что хорошо было бы остановиться. Сеченов подошел к дверям шахты и попробовал раздвинуть их голыми руками. Не без труда, но все же удалось открыть небольшую щель, но посмотреть сквозь нее номер этажа не представлялось возможным. Тогда он отпустил двери — они захлопнулись с режущим слух хлопком. Дмитрий поднял трость и протянул ее Михаэлю, кое-как стоявшему на ногах: — Так, действуем следующим образом: я раздвигаю двери, а ты вставляешь между ними трость. Надо расширить щель, чтобы мы могли пролезть. Ты меня понял? Конечно же, немец едва понял его сквозь шум в ушах и помех в глазах. Собрав последние силы, что у него оставались, он взял в руки трость. Так все и было сделано: Сеченов раздвинул двери пошире, а Штокхаузен вставил между ними трость — проход расширился, и теперь можно было вылезти из шахты. Академик пропустил немца вперед, а сам двинулся следом — они выбрались на этаж. Раздался скрежет — кабина полетела вниз и упала с грохотом. Вовремя. Наконец, опасность миновала. Можно было выдохнуть спокойно. — Михаэль? — окликнул Дмитрий своего зама, но тот не ответил: он лежал на полу без сознания. Сеченов приблизился к почти что бездыханному телу и прощупал пульс — едва ощутимый. Тогда он вызвал по устройству «Мысль» своего коллегу, друга и по совместительству своего негласного мужа Харитона Захарова, начальника отдела нейробиологии. — Тоша, милый, у нас ЧП! Срочно явись на… — академик осмотрелся в поисках номера этажа, а когда нашел, то продолжил: — На четвертый этаж, к лифту. Я жду. — Ох, тоже мне, ЧП, — профессор появился довольно быстро и был немного не в духе. — Я из-за тебя Мусеньку не докормил. Так, что тут у нас? Харитон быстренько осмотрел Михаэля и приказал Дмитрию: — На станцию переливания крови. Живо! А Сеченов еще по «Мысли» передал: — П-3, сынок, нужна твоя помощь…