Drink With Me

Джаспер окидывает взглядом абсолютно безупречно чистый клуб, когда входит туда позже в тот же день, и ты извиняющееся улыбаешься ему, стоя за стойкой и протирая бокалы один за другим. Ты провела большую часть дня с Джинкс, но улизнула немного пораньше, чтобы навести в клубе чистоту перед сменой и загладить свою вину за исчезновение вчера вечером. — Мне правда жаль, Джасп, — начинаешь ты, — я как бы втянулась во всю эту историю с Силко и Джинкс вчера вечером и пыталась выпутаться, но... — Я остановлю тебя прямо сейчас, — прерывает он, сбрасывая с себя пальто и направляясь к тебе. Ты действительно ожидала, что он будет на тебя зол. Раздражен, как минимум. Но разочарование на его лице хуже. Это заставляет тебя чувствовать себя виноватой. Он опирается на стойку, направляет на тебя свой взгляд и, как всегда, переходит сразу к делу. — Подниматься наверх раз в неделю, чтобы выпить, уже достаточно плохо. Но сейчас ты заходишь слишком далеко, и мне это не нравится. — Это ты меня туда посылал. — Я знаю. У меня не было выбора. И до сих пор нет. Это не значит, что мне должно это нравиться. И это не значит, что тебе нужно продолжать усугублять ситуацию. Ты выдыхаешь и откладываешь в сторону стакан и тряпку, которые держала в руках. — Скажи мне честно, что, по-твоему, со мной случится? — Я думаю, ты пострадаешь. — Он не причинит мне вреда. Мы друзья... — Малыш, — он морщится, решительно качая головой, — Ты слышишь себя? Ты слышишь, как наивно ты звучишь? Мы говорим о Силко... — Я прекрасно понимаю, о ком мы говорим, — ворчишь ты, — я прекрасно понимаю, кто он такой и что он делает. Если ты забыл, я уже испытала это на собственном опыте... — Тогда почему продолжаешь возвращаться? — Потому что я забочусь о нем. Джаспер смотрит на тебя, онемев. Его выражение лица, вероятно, отражает твое собственное из-за опасного признания, которое только что так небрежно сорвалось с твоих губ. Он первым восстанавливает самообладание. Его челюсть напрягается, рот сужается, а ноздри слегка раздуваются вокруг септума, когда он фыркает. — Мне очень не хочется тебя расстраивать, малыш, но этот парень бессердечен. Тебе он может быть небезразличен, но ему нет дела до тебя или кого-либо еще, кроме себя и Джинкс. Ты должна признать это, иначе тебя ужалят. Сильно. Ты качаешь головой: — Я не думаю, что это правда. Он оценивает тебя несколько весомых мгновений, затем слегка переминается с ноги на ногу. Он прочищает горло, прежде чем понизить голос и спросить: — Ты спишь с ним? — Нет, Джаспер, я, блять, не сплю с Силко, — огрызаешься ты, немедленно переходя в оборону. — Не заводись так, — огрызается он в ответ. — Это не такой уж безумный вывод, учитывая, сколько времени ты проводишь там каждую неделю и насколько ты явно мягка с ним. И ты забываешь, что я работаю на него уже много лет. В твоем животе разверзается ужасная яма: — Что это значит? — осторожно спрашиваешь ты, хотя и не уверена, что хочешь знать ответ. — Это значит, что я достаточно хорошо знаю Силко, чтобы понимать, что он ничего не делает без причины, и эта причина всегда ему выгодна. Ты не позволяешь Джасперу увидеть, какое ужасное облегчение приносит его ответ. — Если он держит тебя рядом, значит, он чего-то от тебя хочет. И это еще одна черта Силко — он всегда получает то, что хочет. Любыми необходимыми средствами, — Джаспер поднимает брови и опирается локтем на барную стойку, постукивая одним пальцем, похожим на сосиску, по стойке, чтобы подчеркнуть свою точку зрения. — Так что, если бы я был тобой, я бы попытался выяснить, чего он хочет. И если это что-то, что ты не готова дать, я бы убрался оттуда. Быстро.

***

Музыка сегодня кажется особенно громкой, а толпа более шумной, чем обычно. Вскоре ты начинаешь потеть под своей одолженной рубашкой, а воздух в клубе становится густым от запаха извивающихся тел и секса. Ты не знаешь, что происходит сегодня вечером — возможно, они что-то подсыпали в эту чертову воду, а может, просто из-за того, что сегодня к тебе слишком часто приставали по поводу личной жизни, но ты не можешь не заметить, что больше парочек, чем обычно, ускользают в туалеты или прячутся в темные, тенистые углы. Это заставляет тебя становиться раздраженной. Даже больше, чем ты уже была. Разговор с Джинкс уже заставил тебя почувствовать раздражение, и неутонченные поддразнивания, которые последовали за этим весь день, на самом деле не помогли. Затем последовал обмен репликами с Джаспером, который просто вывел тебя из себя. Ты винишь их обоих в том, что сегодня вечером тебе не удается выкинуть Силко из головы. И не то чтобы ты не пытаешься. Ты действительно, действительно пытаешься. Но сделать это почти невозможно, когда учтивый бандит становится темой разговора, который происходит всего в нескольких футах от тебя. Если это вообще можно назвать разговором. Больше похоже на стаю собак, пускающих слюни над одной костью. Три женщины ждут у бара, пока Джаспер закончит готовить им напитки. Все они прекрасны, но особенно та, чьи серебристо-серые глаза остаются устремленными на балкон с целеустремленной сосредоточенностью. Ее волосы цвета воронова крыла подстрижены в строгом, гладком бобе, а губы накрашены идеальной кроваво-красной помадой. Она выглядит как женщина, которая должна быть под руку с Силко. Она даже подходит его чертовой цветовой гамме. Ты можешь услышать только обрывки их разговора из-за музыки. Но этого достаточно, чтобы у тебя в желудке появился тяжелый, негодующий жар. — …никогда не спускается… не знаю почему… продолжает беспокоить… — …никогда не знаю… будь здесь, когда он спустится… будь проклят, если позволю кому-то другому добраться до него первым… — …точно знает, что делает… эти узкие брюки… — …спорим, он трахается как животное… Жар под кожей становится расплавленным и сползает вниз. Ты решительно игнорируешь их и продолжаешь обслуживать тех, кто подходит к бару. — …черт возьми, сегодня вечером может быть… твоя счастливая ночь… Твое внимание переключается на женщин, и ты прослеживаешь линию их взгляда. И сердце спотыкается. Силко стоит на балконе, словно король, председательствующий над своим двором. Обе его руки сжаты вокруг перил, а внимание сосредоточено исключительно на тебе. Ваши взгляды встречаются. И внезапно весь клуб становится совершенно непристойным. То, как море танцующих тел трутся и извиваются друг о друга. То, как басовая линия музыки отбивает ритм, который кажется загруженным намерением. То, как мигающие огни окрашивают комнату в оттенки красного и темно-фиолетового. То, как дым из всех трубок и наполненных наркотиками респираторов затуманивает воздух и размывает границы. И в том, как Силко смотрит на тебя в этот момент, есть интенсивность, которая выхватывает воздух из легких. Колючий жар румянца ползет по твоей груди, и что-то опасное сворачивается в кишечнике. Кажется, что проходит слишком много времени, прежде чем он наконец поднимает руку и сгибает один палец. Это движение разрушает любые чары или проклятия, которым ты подверглась, и ты демонстративно оглядываешься через плечо, прекрасно понимая, что нет ничего, кроме выпивки. — Я? — кокетливо шепчешь ты одними губами, указывая на свою грудь и хлопая ресницами. Уголок его рта приподнимается, обнажая шрам, прорезающий губу. А затем он поворачивается и направляется обратно наверх по лестнице. Ты выскальзываешь из-за бара — но не раньше, чем отвечаешь самодовольной ухмылкой на полный желчи взгляд черноволосой красавицы. Ты дружелюбно киваешь Виллу, проходя мимо него, и бежишь вверх по лестнице. Силко оставил дверь своего кабинета слегка приоткрытой, и ты закрываешь ее за собой, проскальзывая внутрь. Твое остроумное приветствие замирает на языке, и улыбка гаснет, когда ты обнаруживаешь, что он отворачивается от тебя, глядя в окно. Его энергия напряжена, чего не было заметно только что на балконе. — Что случилось? — осторожно спрашиваешь ты. Он выжидает секунду, прежде чем ответить: — Мне не хочется отрывать тебя от работы, но, боюсь, мне нужна твоя помощь. — Эм, конечно... что тебе нужно? Маленький, разумный голос в твоей голове (который начинает звучать очень похоже на Джаспера) называет тебя идиоткой за то, что ты согласилась на услугу для Силко, не выслушав сначала, в чем она заключается. Но ты игнорируешь его. Потому что твое нутро считает идею отказать ему в чем-либо просто предосудительной. Силко наконец поворачивается. Его лицо напряжено. Вся мягкость, которую ты могла увидеть прошлой ночью, исчезла настолько основательно, что тебя можно простить за то, что ты подумала, что все это было сном. Человек, стоящий перед тобой, — Глаз Зауна. Раздраженный Глаз Зауна. Он выглядит в шаге от того, чтобы изменить свое решение и отправить тебя обратно в бар. — Силко? — мягко говоришь ты. Его губы раздраженно сжимаются, опуская уголки, а брови вытягиваются в прямую линию. — Моя процедура для глаз, — выдавливает он, — Обычно Джинкс делает это за меня. Но, похоже, сегодня она ушла в самоволку и не удосужилась появиться. Ладно. Поняла. Я просто ничего не сделаю. Раздражение, которое зрело в твоем животе весь день, обостряется, и ты тихонько закипаешь, когда смысл намекающего комментария Джинкс становится совершенно ясным. — Ты... ты не можешь сделать это сам? Он щелкает: — Я могу. Если действительно должен. Но предвкушение иногда трудно преодолеть... кажется, я стал слишком полагаться на пару рук, которая мне помогает. Ты видишь, как сильно это признание раздражает его. Теперь ты видишь, что его раздражение на самом деле направлено не на Джинкс, а на себя. — Что именно... Ты не знаешь, о чем спрашиваешь, но он достаточно хорошо тебя понимает. Он указывает на свой стол, и вот тогда ты замечаешь небольшой медный инструмент, лежащий на поверхности. Ты подходишь ближе и берешь странное устройство. Ты никогда не видела ничего подобного раньше. Это почти как маленькая цилиндрическая клетка с изношенной ручкой, которая стала гладкой от частого использования. Есть какой-то спусковой крючок, и осознание того, как он работает, поражает тебя одним тошнотворным порывом, когда ты нажимаешь на него. Подняв глаза, ты видишь, как он бросает взгляд на рубашку, надетую на тебя. — Я уверен, — говорит он медленно, осторожно, словно каждое слово - усилие, — что ты понимаешь, почему мне нужен кто-то, кому я доверяю, чтобы сделать это для меня. Но он доверяет тебе, и я знаю, как это доказать. Твои губы приоткрываются в удивлении, и он внимательно следит за твоей реакцией. Здесь нет никаких иллюзий: вы оба точно знаете, что для него значит признание такой вещи. И это одно слово колеблется в воздухе между вами, туда и обратно. Настолько ощутимое, что ты могла бы протянуть руку и коснуться его. Где-то там есть вопрос и протянутая рука, которая, возможно, все еще боится быть укушенной. Ты просто отвечаешь: — Хорошо. Его напряжение ослабевает, совсем немного. — Что мне делать? — Выровняй, держи ровно и стреляй. Он садится в свое кресло с высокой спинкой и поворачивается к тебе лицом, пока ты обходишь стол и направляешься к нему, держа инструмент в руках и пытаясь успокоить нервы, трепещущие в животе. Он слегка откидывается назад, его подбородок приподнят, чтобы смотреть прямо тебе в лицо. Твои колени касаются края его кресла, когда ты останавливаешься между его ног. Тебе кажется неправильным смотреть на него вот так сверху вниз. Он, должно быть, согласен, потому что ему так же неуютно, как и тебе. — Ты снова будешь шипеть, если я тебя коснусь? Он щелкает языком, слегка закатывая глаза: — Ты можешь прикоснуться ко мне. Даже получив разрешение, ты чувствуешь, как он слегка дергается, когда ты обхватываешь его челюсть, чтобы удержать его лицо неподвижным. Его взгляд прожигает тебя с такой силой, что ты слишком боишься его интерпретировать. — Больно? — шепчешь ты. — Да. Его дыхание сильно пахнет дымом, и твой желудок сжимается от нового приступа нервозности. Взгляд устремляется к его пепельнице, полной окурков и пепла, как будто он курил одну сигарету за другой. — Как долго ты пытался сделать это сам сегодня? — Пару часов, с перерывами. — Тебе следовало позвать меня раньше. Он не отвечает. — Такой упрямый, — мягко поддразниваешь ты, дважды постукивая пальцем по его челюсти, чтобы подчеркнуть каждое слово. Он бросает на тебя один из своих молчаливых взглядов, но его рот слегка разжимается, и ты даришь ему крошечную улыбку в ответ. Ты наклоняешься ближе и направляешь инструмент на его левый глаз. И он снова напрягается, почти незаметно. Ты решаешь, что ему нужно отвлечься. Кожаное кресло скрипит, когда ты ставишь одно колено рядом с его бедром, твоя икра надавливает на внешнюю сторону его бедра, и ты наклоняешься достаточно близко, чтобы почувствовать его поверхностное дыхание на коже, сосредоточившись. Краем глаза ты видишь, как его пальцы сжимают подлокотники. — Тебе нравится моя рубашка? Его смех напряженный и хриплый: — Она тебе очень идет. — Да? Джинкс сказала, что я могу оставить ее себе. — Правда? — Если только ты не предпочтешь, чтобы я вернула ее первоначальному владельцу? — Нет. Я бы не стал. — О, ты, кажется, ужасно настойчив в этом вопросе. Есть ли на это причина? — Потому что на тебе она смотрится гораздо лучше, чем когда-либо на мне... Ты нажимаешь на курок, и игла входит и выходит. Силко шипит от боли. И ты тоже – из-за рук, которые сжимают твои бедра с внезапной, оставляющей синяки силой. Его голова резко откидывается назад – правый глаз широко раскрыт, а зубы обнажаются. Из-за резкого движения из укладки выпадают несколько прядей волос, и сухожилия на его шее натягиваются, когда он переносит сильнейшую боль с рваным вздохом. Оранжевый цвет его глаза на несколько секунд становится фиолетовым, прежде чем снова вспыхивает обычный огонь. А затем его челюсть тяжело упирается в твою ладонь, когда он обвисает, а его грудь поднимается и опускается с каждым затрудненным вдохом. Капля фиолетового цвета скользит из его глаза, словно слеза, застревая в бороздке одного из шрамов и стекая по изрезанной дорожке, словно аметистовая река. Ты оставляешь инструмент на столе, и он слишком истощен, чтобы остановить тебя на этот раз, когда ты тянешься к его изуродованной части лица. Ты поддерживаешь его лицо обеими ладонями. Большой палец ловит каплю и осторожно проводит по глубокой линии его шрама. Но, убирая небрежную слезу, ты также стираешь небольшой кусочек его макияжа. Ты изучаешь то, что открылось. Проблеск серой кожи и красная рваная рана, проходящая вниз от его глаза без века. Гораздо более грубая, чем должен быть шрам такой давности. Как будто даже сейчас что-то мешает ему зажить так, как должно. Ты чувствуешь физическую боль в груди от внезапного наплыва эмоций. Голос Силко глубже и хрипловатее обычного: — Еще одна услуга. Ты переводишь взгляд с этой красной точки на его глаза: — Да? Выражение его лица невозможно прочесть, но его тихая просьба пронизана горечью: — Никогда больше не смотри на меня с жалостью. Ты медленно качаешь головой, твой взгляд прикован к его: — Не путай жалость с состраданием, Силко. Его глаза мелькают к твоим. — В тебе нет ничего, что я нахожу достойным жалости, — обещаешь ты. Его горло вздрагивает. Твое тоже. — Мне нужно вернуться вниз, — твои вымученные слова выходят тихо и густо, — я не думаю, что Джаспер простит мне исчезновение две ночи подряд. Силко мычит в знак согласия, и кончики твоих пальцев двигаются вдоль его челюсти, когда ты убираешь руки. Ты пытаешься отодвинуться от кресла и почти теряешь равновесие. Твои губы изгибаются вверх, и ты вспоминаешь его слова прошлой ночи и бросаешь их ему прямо в лицо, добавляя свою собственную изюминку: — Теперь ты можешь убрать свои когти, котик. Его здоровая бровь слегка дергается вверх, и только тогда он, кажется, замечает, как крепко вцепился в твои бедра. Любой порядочный человек смутился бы и быстро отпустил тебя, пробормотав извинения. Но Силко нисколько не порядочен. Поэтому он смотрит тебе прямо в глаза и ослабляет хватку по одному пальцу за раз.