lilith

«When everything seems like the movies

Когда все происходит, как в кино,

Yeah you bleed just to know your alive

Ты истекаешь кровью только для того, чтобы почувствовать себя живым…

And I don't want the world to see me

И я не хочу, чтобы мир видел меня,

‘Cause I don't think that they'd understand

Потому, что я не думаю, что они смогут понять.»

Iris — Goo Goo Dolls

Утро в первые такое хорошее. Солнце нежно целует лицо Чонгука. Он проснулся не от кошмара, а наоборот, от приятного чувства, разливающегося по телу. Ему никуда не нужно, от работы отстранили, на удивление это не пугает, а наоборот дает повод отдохнуть. Чонгук чувствует тепло постели, которая обычно обдавала холодом одиночества. Он чувствует тяжесть на своей спине. Разлепляет глаза, которые впервые за долгое время раскрываются не от звона истошного будильника, а от собственного пробуждения. Он смотрит в сторону, видит кудрявые черные волосы, сильно контрастные на фоне белой подушки. Тэхен пускает слюни в нее, закидывает ногу на чонгукову спину и обнимается с одеялом. Картина неизвестного автора, претендующая на место в Лувре, если бы тот не сгорел два века назад. Чонгук переворачивается, отодвигая чужую ногу в сторону, сгребает пилота в объятия, впервые нежные. И устремляет взгляд наверх и смех пробирает изнутри. Трусы Тэхена висят на люстре. Он прыскает в свой кулак, сильнее прижимая тело кудрявого парня к себе. Боится отпустить. Странно, Чонгуку впервые так странно. И спокойно. Ему впервые спокойно просыпаться с утра. Как много вещей у него «впервые» рядом с Тэхеном, который сопит ему в плечо, а в мыслях только вчерашняя ночь. Насыщенная, полная желания, эйфории. Взглядом находит на чужой бронзовой шеи свои следы, он пометил Тэхена целиком. От и до. И все отвращение, вся неприязнь - испарилась. Хочется быть ближе, хочется уберечь, больше не хочется делать больно. Не хочется размазать чужое лицо на кафеле. Слышит шуршание и участившееся дыхание возле себя. — Ты можешь не пялится на меня, напрягаешь, — сквозь сон говорит Ким, все больше зарываясь в чужое плечо. — Видишь через закрытые глаза? — смеясь спрашивает Чонгук. — Я чувствую. Он раскрывает на половину глаза и смотрит из под спущенных век на физика, который несвойственно улыбается. Это больше не оскал, а настоящая искренняя улыбка. Рукой тянется к чужой щеке, на которой до сих пор не прошел синяк. Касается пальцами, проводит, доходит до алых губ и тянется. Тянется, тянется, тянется. Он тянется навстречу Чонгуку. К его губам. И они соприкасаются. Больше никто из них не одинок. Они сливаются воедино, мягкий помятый Тэхен целует физика нежно. Больше не с диким голодом, а по-другому, с лаской. С несвойственной чуткостью, заботой. Чонгук касается приоткрытыми губами пилотского подбородка, даря наслаждение. Тихий шепот, звуки поцелуев, они не переходят границы, хотя какие там границы, недосягаемые черты уже стерты. Не все, одна останется. Возможно, еще очень на долго. Но одна не закрытая черта лучше, чем тысяча или миллион. Чонгук выливает на пилота новую порцию нежности, а тот отводит взгляд к потолку, его взгляд меняется. Резко. Он отгораживает Чона от своих губ, накрывая ладонью его губы. У астрофизика снова чувство голода, не похоти, а нежности, самой что ни на есть. — Стой, — получает в ответ лишь тихое мычание. — Нет, подожди, — пытается сбежать от него Тэхен, физика это останавливает, он смотрит на него с любопытством, и Ким наконец удостоверившись, что его слушают тыкает указательным пальцем на люстру. Видит, как у Чонгука в глазах смешинки играют. — Это что мои трусы? На люстре? — спрашивает Тэхен, выгибая бровь. — Тебя это смущает? — спрашивает Чонгук, считывая чужие эмоции. — Нет, так и оставь. Навсегда. Чтобы каждый раз, когда лежал на этой кровати, смотрел в потолок и вспоминал самого безумного парня во Вселенной. — А ты самый безумный парень во Вселенной? — он сам знает, что да, но Тэхена так сильно хочется подразнить. — Сомневаешься? У меня пистолет под подушкой. Под твоей подушкой, Чонгук, а еще несколько ножей в куртке, — смотрит на него совершенно серьезно Тэхен. — Ты мурчал, как маленький котенок. С каких пор котята спят с пушками? — Диссонанс. И у Чонгука правда диссонанс. В чувствах. Он недавно не выносил дышать одним воздухом рядом с Ким Тэхеном, а сейчас он комочком кутается в его объятиях. Чонгук правда соврет, если скажет, что пилот не самый безумный парень во Вселенной. И сам Чон - не меньший безумец. — Расскажи мне о своем детстве, — внезапно говорит Тэхен, отчего-то Чонгук не может ему отказать. Он знает, что пилот хочет услышать о пропавших родителях и о приюте, но эта тема огромное табу с красной сигнализацией. — Хочешь узнать больше о серьезном Господине Чоне? — спрашивает Чонгук переплетаются их пальцы в замок. Говорит, словно не о самом себе. — Хочу узнать о тебе настоящем. Нет, не пойми неправильно. Я видел тебя настоящим, но мне интересно какой ты был раньше, — гипнотизирует их сплетенные вместе пальцы. — У меня была правда чудесная семья, любящая мама и заботливый отец, они даже никогда не ругались. Постоянная поддержка, теплота дома, я так этим дорожил. Для меня они были всем, — голос сразу становится грустнее. — Мы ходили в парки, на аттракционы, в кино, знаешь, обычная идеальная киношная семья, где все друг друга любят и у всех все хорошо, — он пожимает плечами, прикрывая глаза, готовясь рассказать худшую часть его жизни. — А потом Вторую Планету затопило, это было адом. Тайфуны были абсолютно везде, они сделали из Земли сплошной бассейн, у которого не было слива. Я ненавижу воду, не люблю дожди, не потому что мне чем-то сам дождь не угодил, а из-за этого - оно страх вызывает само собой. Тревожность какую-то, — Чонгук замолкает, пилот утыкается носом в его голое плечо, где рассыпаны рисунки татуировок. — Отец пытался спасти мать, которая пыталась спасти сына, как видишь, только у мамы получилось кого-то спасти. Они утонули вдвоем, когда меня кинули, словно щенка на космический корабль, дверца, которого уже закрывалась. До сих пор слышу свой голос, свой крик, я умолял их быть со мной, — в глазах Тэхена многое проясняется, он вспоминает ночь, когда Чонгук ворочался в кровати и кого-то отчаянно просил не уходить. Ким тогда дал обещание, что не уйдет. — Мне отец всегда был ближе, он был настоящим мужчиной, уважал женщин, никогда не смел даже голоса повысить на маму, я его тогда своим авторитетом сделал. Он даже в последним свои минуты ее спасал, не меня. Я могу с уверенностью сказать, что я им безумно горжусь, — задерживает выдох. Боясь дальше вообще разговаривать, потому что комок в горле стоит намертво. — Он тоже бы тобой гордился, увидь тебя сейчас, — Тэхен, возможно, не осознает, насколько сильно важны были эти слова Чонгуку. Глаза сразу расширяются, потому что чужие губы моментально после завершения фразы припечатываются. Чонгук целует Тэхена с благодарностью. Показывая, что он услышал и неимоверно приятно, что пилот так считает. — А потом я оказался в приюте. Маленький мальчик на другой планете, в окружении таких же брошенных. Конечно, наставники-волонтеры пытались заменить нам родителей, но безусловно это не тоже самое. Ты когда-нибудь бывал в приюте, возможно видел, какие там у детей глаза - в них нет жизни, ни надежды, ни мечты. Они блеклое пятно в мире, а я с этим, — он указывает пальцем на свои глаза, считая их самым ужасным в целой Галактике. — С этим был никому не нужен, зачем нужен ребенок с дефектом, когда есть здоровый, так все думали. И вышел бы оттуда я только после совершеннолетия, поэтому в одну ночь, я до сих пор отчетливо ее помню - сбежал прочь. Не оглядываясь, перелез через забор, взял с собой только самое нужное - перечный ножик и беруши. Я не мог выносить даже звук дождя, поэтому практически всегда находился в берушах - у нас был крайне дождливый климат, — Чонгук снова грустно улыбается, вспоминая о непростых временах. — А потом космос, потом появился нелюбимый Господин Чон. — У каждого поведения есть причина, — спокойно отвечает Тэхен, он понимает как никто другой. — Я не осознавал эту холодную сторону очень долго. Она появилась после того, как моего лучшего друга из приюта зарезали подростки на баскетбольной площадке, потому что у него были модные кроссовки, а тогда был дефицит всего, — в горле снова ком, Чонгук рассказывал в последний раз о своем прошлом слишком давно. — Я сбежал в эту же ночь, за мной кошмар следовал тенью. Каждый день из того времени следует за мной во снах, не люблю из-за этого спать, — сознается физик, получая нежный поцелуй в плечо. — В ту ночь, когда мы были в хостеле, помнишь? — Чонгук кивает, ожидая продолжения. — Тогда тебе снился кошмар, ты кого-то звал, теперь я понимаю, что родителей, но тогда я не понял. Не мог понять. И я пообещал тебе, что не уйду, — все таки открывает завесу своего обещания Тэхен. — И ты не уйдешь? — Пока ты сам хочешь, чтобы я был рядом - нет. А ты хочешь? «Хочешь, чтобы я был рядом?», — остается несказанным. — Хочу. «Хочу, чтобы ты был рядом». — Это значит, что мы? Вместе? — спрашивает осторожно Тэхен. — Значит, что мы вместе. Чонгук довольно приподнимается, усаживаясь всем своим массивным телом на Тэхена, чье тело тоже не отстает по габаритам. Буквально седлает чужие бедра, оставляя поцелуи в районе шеи. Вместе совсем не страшно.

***

Это кажется таким глупым, но руки сами потянулись к забытому. К ниткам, и не в качестве зашивание подбородка Чон Чонгуку, а для себя. Он держит в длинных пальцах тонкую иголку с широким ушком, направляя туда красную нитку, переплетает ее с белой и делает аккуратный узелок. Меряет по размеру своей руки, они у них похожи. Затем достает серую катушку, делая несколько стежков. Он сидит около двух или трех часов, вернулся к себе домой и проводит свой «отпуск», который является отстранением, за любимым когда-то занятием. Пусть, как таковым вязанием это и не назвать, но фенечки тоже очень его успокаивают. Вообще все, что связано с рукоделием пробуждает в нем отголоски детства, еще когда-то счастливого. Тэхен может и похоронил свои ранимые детские черты в гетто, но он внутри таким и остался. Он надевает оба браслета на свою руку - один немного больше, но это и не для него. А для человека, которые перевернул его жизнь за какой-то месяц. Ким не глупый, он не наивный, не залез в чувство влюбленности с ушами, просто ему приятно, ему важно быть важным. Ему комфортно рядом с Чонгуком, пусть так будет и дальше. Без «люблю», просто они ведь теперь вместе, это же и так говорит за себя? Правда? Чонгук же чувствует тоже самое? Дома пусто, неожиданно пусто, хотя когда-то это было обычно. Он удивляется сам себе, ведь раньше остаться одному дома на целый день было спасением, а сейчас только пустота, в противовес всему происходящему ранее это кажется безумно скучным. Тэхен скоро на стену полезет, а совесть и наверное небольшое смущение играют свою роль и не допускают даже мысль о том, чтобы просто так, без повода, позвонить Чонгуку. Наверное, они еще не в тех отношениях, чтобы просто так звонить друг другу. Тем более, что расстались они вчера днем, физик вдобавок скорее всего занят, ему вряд ли приходится просиживать свои свободные дни просто дома. Как Тэхену, который правда скоро умрет от скуки, если бы у него были друзья в Британии, то он бы уже мигом был на какой-нибудь тусовке, но друзей у Тэхена не было никогда, как и доверия к людям. После недавнего, когда его пытался убить собственный коллега, которому он, конечно, вдарил стволом по голове - доверие к людям отпало совершенно. Его не было и до, но сейчас осторожность переросла в настоящую паранойю, которая следует тихой блеклой тенью за ним. У тени этой большие черные глаза, засасывающие, она душит Тэхена. Он смотрит в зеркало, видит свое отражение и даже ему сейчас не доверяет. Неспокойно. Слишком тихо - тишина на пару с темнотой - его худшие враги, потому что пустота никогда не заканчивается ни чем хорошим. А время, которое медленно и мучительно переросло в вечер вытягивает последние силы. Хочется сбежать из дома, потому что здесь находится неспокойно. Будто из-за угла его собственной кухни выйдет бледная с косой. Тэхен больше всего ненавидит страх, это самое уязвимое для него, он пережил множество страшных вещей, но возвращаться в то время, когда страх стоял в горле комом - не хочется. Он снова перестал выпускать из поля зрения свой пистолет, тот всегда заряжен, блок с дополнительными пулями всегда в кармане. Греет чувство мнимой защищенности. Взгляд всегда цепляется за острые предметы, которыми можно ударить, так ему кажется, что все хорошо. Спокойнее. 23:45. Ночь медленно приближается, луна уже во всю освещает небо, она полная, своим светом проникает в окна дома, Тэхен спешно зашторивает их, потому что смотреть в темноту - невыносимо. Его клинит, он правда начинает бояться собственных шагов. Страх - это так сложно. Смотрит на два браслета на своей руке, один залезает на другой - тот, что больше размером. Серый. Как мир глазами Чонгука. Конечно, пилот не влюбился по уши, он просто чувствует себя спокойно, защищено, потому что Чонгук надежный. Конечно, нет. Конечно. Нет? Отчего-то браслет из серых нитей греет руку. Все таки его правда клинит, потому что он накидывает свою излюбленную кожанку, с меховой подкладкой. Цепляет за пояс коричневых джинс пистолет, проверяя его несколько раз. У него и в правду паранойя. Закрывает дверь на оба замка и выходит из дома, вставляя один проводной наушник в ухо, чтобы слышать окружающий мир. Чтобы если что услышать шаги за спиной. Из ракушки наушника играет тихая музыка, но они насколько старые и плохо работающие, что окружающие все равно слышат, что именно играет у пилота. Его это мало волнует, пока он идет к широкой набережной, чтобы подышать воздухом. Посмотреть на луну, поговорить с ней. Она спасает, он видел ее ближе многих. Он ступал по ней, собственными ногами, пальцами касался, трогая кратеры. Видел собственными глазами, как добрая четверть луны «отвалилась», вызывав миллионы тайфунов на одной из прошлых планет. На которой у Чон Чонгука закончилось детство. Воздух пахнет дождем. «And I don’t want the world to see me. Cause I don’t think that they’d understand When everything’s made to be broken I just want you to know who I am And you can’t fight the tears that ain’t coming Or the moment of truth in your lies.» — плавной мелодией в наушниках. Спокойствия нет ни на секунду. Хочется либо напиться, чтобы быстрее уснуть, либо голову об стену разбить, чтобы вовсе не просыпаться. Тревожность не покидает, Тэхен противоречит сам себе, боится находиться даже дома, но выходить на улицу, где жизнь понемногу затихает. Ему кажется, что здесь у него есть шанс сбежать, а дома - клетка. Только вот бежать пока не от кого, он сам себе это все придумывает. Теребит пальцами браслеты на своей руке, старается себя одернуть, ведь один из браслетов не его, а потрепанным он не хочет его отдавать. Он облокачивается руками на перила, разделяющие его и воду, способную унести его очень-очень далеко. Далеко в спокойствие. Будто в дурмане, наклоняется вперед за желанием коснуться рукой холодной реки. Зачерпнуть воды, умыть лицо, которое хмурится. Зачесать волосы, заболеть в конце концов, потому что вывозить месяц, сидя в одиночестве дома - невыносимо. Наклоняется вперед, перегибая перила телом. Практически падает в гущу. Что-то резко возвращает его назад. За шиворот косухи тянет на себя. И раздается знакомый голос, беспокойный, как вся эта ночь: — Что ты, черт возьми, делаешь? — тянет его ближе к себе, стоящий в темноте, Чонгук. — Это ты что делаешь? Здесь? — спрашивает Тэхен, вытирая пальцы, которые на секунду успел намочить, об свою футболку. — Гулял, — коротко отвечает физик. Гулял в другом квартале от своего дома? Очень неубедительно, Чон Чонгук. — В двенадцать ночи за тридцать километров от своей квартиры? — недоверчиво косится на него Тэхен. — Неубедительно? — спрашивает очевидное Чонгук. — Готов послушать другие версии, которые ты уже придумал, — утыкается носом в чужое плечо и спокойствие так стремительно охватывает тело пилота, что он сам не понял, когда перестал прислушиваться к звукам улицы. — Хотел тебя увидеть. — И все? — спрашивает Тэхен. Чонгук поднимает на него взгляд, который так и говорит: «Разве этого мало?». — Возможно, хотел снова тебя поцеловать. — Возможно? — Абсолютно точно. — Что тебе мешает? — спрашивает пилот, пытаясь не показать насколько ему приятно от этих выпадов Чона. — То, что ты в двенадцать ночи пытаешься сигануть с моста, — отвечает серьезно Чонгук, зарывая свои пальцы в кудрявую макушку. — Я не пытался сигануть с моста. — Хорошо, — соглашается, потому что верит. Чонгук кольцует чужое тело в свои руки, прижимаясь всем телом к пилоту, который не сопротивляется. Только смотрит в чужие бездонные глаза. Тэхену очень досадно, что Чон не видит красок, потому что глаза у того красочнее всех цветов мира. Они прекрасны, в них утонуть можно, они неестественного цвета - возможно, из-за дефекта, но для Тэхена это настоящий космос. Это неописуемая черная дыра, это океан, это луга, это чертова вечность. Он не сдерживается и поднимает ладонь к чужому бледному лицу, касается щеки, проводя по ней, легко, ласково. Нежно. Немного давит большим пальцем на чужое веко, чтобы то закрыло, Чонгук закрывает правый глаз, смотря на действия Кима вторым. Но недолго, потому что пилот делает тоже самое и со вторым глазом - закрывает их, а сам тянется к чужим векам губами. Нежно, неосязаемо касается сначала одного своими губами, целует, исцеляет. Потом второго. У Чонгука очень много мыслей, но он лишь шумно выдыхает, потому что Тэхен целует его слабое место. Он целует его самый большой в жизни комплекс. Он возносит его дефект. Цепи разрываются и Чонгук вгрызается в чужие губы, потому что сил держаться больше нет. Он не нежничает, он показывает свой голод. Накрывает чужие губы, цепляя нижнюю губу Тэхена своими зубами, кусает, но не оставляет ранки. Своя нежность. — Ты знаешь какого цвета твои глаза? — спрашивает тихо Тэхен, когда поцелуй заканчивается. — Нет. — Бездонные, Чонгук. Это пропасть, это сети, откуда не выбраться, — это не о глазах, это о самом физике. — Правый: небесно синий, он яркий, красочный, живой, безумно красивый. Это летнее небо, на котором солнце лучами играет, это волны теплого моря, где плещется разная рыба. В нем есть вкрапления зеленого: луга, стриженая трава, бесконечные поляны. Это безумие. Но второй, левый - я никогда такого не видел. Он иссиня черный, он практически угольный, но если присмотреться, то это космос, черная дыра, бездна, из которой не выбраться. Это так красиво, Чонгук. — Для меня они серые, — признается Чонгук. — А для меня они выше Вселенной. Ты невероятный. И это, — он указывает на чужие глаза, — безумие, самое чистое, что существует. — Тэхен, — пытается остановить его физик. Безуспешно, Ким, как зачарованный не отрывает взгляд от самого красивого, что он когда-либо видел. Смотрит в экстазе. — Я видел погибель двух планет, видел крушение луны, видел Галактику, ходил по другим планетам, я видел другую жизнь, Чонгук, но я никогда в своей жизни, которая растянулась на несколько крахов Вселенной, не видел чего-то сравнимого с твоим дефектом. Это искусство, это разрушительное искусство. — Ты мне признаешься. — Не тебе - твоим глазам. — На какую планету они похожи? — спрашивает Чонгук, потому что он не знает, как выглядит океан, небо и луга. Он знает теорию и сравнительную красоту красок других планет. — На Нептун, — без единой запинки. — Кажется, я понял, — в голове сразу обрывками возникает их первый разговор. — То, что Нептун - синевато-лазурного цвета. — Это общепризнанный факт, — утверждает астрофизик. — Но ведь Вы не знаете наверняка, — спорит, у Чонгука сейчас взорвется Хиросима в глазах от бешенства, которое медленно течет по жилам. — С чего ты взял? — Вы ведь не видели, — спокойно, словно очевидно. Тэхен внимательно смотрит в чужие глаза, ведя плечом, подает голос. Такой же тихий, похожий на шепот: — Я понял еще тогда. — Ты соврал мне о цвете своих глаз, — отвечает уверено Чонгук. — Они зеленые, темно-зеленые, — на этот раз честно отвечает пилот. — В тот день я видел их багровыми. — В тот день ты видел в них страсть. «В тот день я впервые захотел тебя себе», — остается неозвученным. Они идут по тихой, безлюдной, моментом даже одинокой, улице. Где не светит ни один фонарь, где жизни словно нет. Там есть только они, тихо разговаривающие. Наушник, который покоился в ухе Тэхена, так там и остается, добавляется второй и в ухо Чонгука. Они связаны проводками старых наушников, подключенных к такому же уже античному плееру пилота. Чонгук, увидев это чудо техники, не сдержался от смешка, приподнимая брови, спрашивая: «Этим кто-то серьезно еще пользуется?», получая наигранно оскорбленный и ни капли не наигранно осуждающий взгляд. Чонгук только негромко смеется. Каждый раз, что Тэхен переключает песню и выворачивает провод наушников под нужный градус, чтобы звук пошел - Чонгук смеется. Ему доставляет это какое-то особое веселье. Он несколько десятков лет не видел, чтобы кто-то на полном серьезе и в адекватном состоянии предпочитал качественной акустике - затрепанные временем наушники и старый плеер с сотней царапин и огромной наклейкой с хэллоу китти на обратной стороне. Тэхен на каждый его всплеск смеха только закатывает глаза и продолжает наматывать шнур на устройство, включая Not Alone - Linkin Park, получает удивленный взгляд физика. — Знаешь эту песню? — спрашивает у сегодняшнего диджея. — Конечно, это же Linkin Park, — отвечает Тэхен, не понимая. — То есть, ты слушаешь их, мешая со своими дедовскими песнями, которые слушают только пенсионеры в Италии во время сиесты? — ему на самом деле приятно услышать свою любимую группу через чужие наушники. И пусть именно в этой песни нет привычного металла или рока, она нежная, подходящая чем-то Тэхену. Это делает ее особенной.

« I break down, fear is sinking in The cold comes, racing through my skin

Searching for a way to get to you

Through the storm you…

Go, giving up your home

Go, leaving all you’ve known

You are not alone»

— Слушай, если ты не хочешь, чтобы я тебе пистолет в рот засунул, то можешь помолчать? — спрашивает Тэхен, не серьезно конечно, ему не хочется, чтобы Чонгук замолкал. — А чего сразу пистолетом? — наигранно поднимает руки над головой. — Куплю тебе кляп, уговорил, — тепло улыбается. Даже в такой холодный вечер, окутанный страхом, Тэхену удалось согреться. — Можно было просто поцеловать, Лилит, — как-то даже печально вздыхает Чонгук. Но практически сразу чувствует чужие губы на своих. — Я никогда не спрашивал, но почему «Лилит»? — ему правда интересно, с самого первого дня, когда Чонгук выдал такое прозвище. — Тебе просто подходит. Знаешь, хаос, безумие, разрушение. В переводе означает ночное приведение, почему-то с тобой сразу ассоциация возникла. Ты же сам говорил, что ты самый безумный во Вселенной? — И ты не поверил. — Просто вида не подал, — возражает Чонгук. Чувствует как чужая рука подбирается к его запястью и оставляет там что-то теплое. Сразу же спрашивает, устремляя взгляд на темный браслет, сделанный из ниток: — Ты сам его сделал? — Да, небольшая шалость. Загадай желание, когда он порвется, будет значить, что желание сбылось, — Тэхен с особой радостью демонстрирует ему такой же на своей руке. Чонгук демонстративно закрывает глаза, загадывая то самое желание. — Ты свое уже загадал? — спрашивает физик. — Да. — Какого они цвета? — правда интересуется Чонгук, его этот жест цепляет. Словно Тэхен часть себя подарил. Если хочешь, чтобы подарок понравился, то вложи в него душу. Тэхен вложил. — Твой - багровый, — Чон даже не спрашивает почему - он знает. Потому что у него этот цвет ассоциируется с Тэхеном, со страстью, с кровью, с их первой встречей. Ему не нужно пояснение, он прекрасно понимает. — А мой - серый. Хочу видеть мир твоими глазами, — совсем тихо говорит последнюю фразу Тэхен, как что-то сокровенное, как тайну. — Если расплетется - ты сделаешь мне еще один? — невероятно очаровательно спрашивает Чонгук. — Конечно, — отвечает ему Тэхен и кладет руку на чужую щеку, где уже зажил синяк. Тянется за поцелуем, но его обрывает громкий звук, разбившейся где-то бутылки. Глаза замирают, Тэхен видит в чужих зрачках свой страх. Беспокойство снова комом подкатывает к горлу. Огромная тень стремительно движется на них. На каком-то мужчине, который на ногах толком не стоит, а перекатывается шаг за шагом, огромная толстовка с капюшоном, скрывающим полностью лицо. Руки у того недоброжелательно сжимают что-то. Тэхен искренне не хочет знать, что именно. Мысли отчаянно бьются в тревоге. Он тянется рукой за пазуху, где припасен пистолет и не обнаруживает его, теряется. Паника подступает к горлу. Отступает, когда Чонгук ударяет мужчину по голове основанием чужого ствола, и тот и так еле стоявший на ногах, сразу же падает на землю. Чон хмурит лицо, взгляд сосредоточен. Привычный холод веет от физика, но не для Тэхена, он уже привык, что с ним Чонгук не такой. Он нежный. Вся эта нежность, припасенная для пилота уходит, взамен ей приходит ярость. Чонгук присаживается над уровнем лица лежащего. Грубой хваткой поднимает его за волосы, всматриваясь в лицо. Пальцем отодвигает веко к верху, смотря на чужие зрачки - расширены. Это уже не первый раз, когда смерть кричит им в лицо вызовом. — Знаешь его? — спрашивает Чонгук у Тэхена, который растерян. Разум дал осечку, он может сам за себя постоять, может и убить, но почему-то рядом с Чонгуком - ничего не может. — Нет, — пытается вспомнить пилот, всматриваясь в лицо мужчины. Вроде он и выглядит знакомо, но в то же время по-чужому. Все таки больше второй вариант подходит, мало ли сколько лиц видел Тэхен, каждое он не запомнит никогда. — Пойдем, он не заслужил твоего внимания, — протягивает ему руку Чонгук, а Ким сразу же хватается, но никак не ожидал, что физик со всей мочи рванет вперед, дергая на себя. Они бегут по ночным улицам Лондона. Тихого, дождливого, сырого. Ливень, который начинался часами ранее, но быстро затих - снова мочит каплями чужую куртку. Чонгук моментально затихает, переходит на медленный темп бега, практически шаг. Поднимает голову к небесам, смотря куда-то в высь, по его лицу стекают капли, усилившегося дождя. Волосы вьются под каплями - Тэхен смотрит на него, как зачарованный. Потому что дождь и Чонгук - вещи несовместимые. — Поедем ко мне, не хочу оставлять тебя здесь одного, — не спрашивает Чонгук, смахивая влагу со щеки. Тэхен не знает правда ли капля была дождем. Или же слезой Чонгука. Потому что дождь напоминает ему родителей. Тэхен тянется к чужим губам, целует не нежно, а глубоко, с желанием. Показывая как сильно ему важно нахождение Чона рядом. Показывая, что тот тоже не один. Так выглядит дом? Чонгука дождь начинает пугать совсем малость меньше. — Где твоя машина? — спрашивает Тэхен, волосы которого уже изрядно намокли. — Около твоего дома, — пилот тянет его вперед за собой, ведя их к машине. Луна светит ярко, но еще более ярко светится алый конверт на чужом пороге. Чонгук готов поклясться, что это последнее, что он ожидал увидеть этой ночью. Незнакомца не было слишком давно, Чонгуку даже казалось, что у него фантазия в голове разыгралась и никого вовсе не было. Но живое олицетворение безумия оставило точь-в-точь такой же конверт, как и прошлый, на пороге кимова дома. И отчего-то мысль не выкидывать громкая, а мысль вовсе не брать конверт в руки - еще громче. Он все таки берет под удивленный взгляд Тэхена, который не понимает. — Что это? — спрашивает. — Есть один сумасшедший, с которым я переодически общаюсь, — Чонгук сам себе не верит, что в серьез так спокойно произносит это. Потому что с каких пор он считает это нормальным? — Он знает обо мне достаточно много, но никак мне этим не вредит, а поговорить с кем-то незнакомым иногда приятно, — Чонгук смотрит на Тэхена в надежде, что тот поймет и кажется он правда понимает. — Будто незнакомец не осудит, — он кивает в поднимании. Чонгук усмехается, он и не думал, что правда боится чьего-то осуждения, но предположения Кима кажется очень уместно подходящим. — Это - его способ общения, — приподнимает чуть выше конверт. — Это жутко, — добавляет Тэхен, не сводя взгляд с конверта. Алый цвет рябит в глазах на фоне ночной темноты. — Возможно, но мне пока интересно, что ему нужно, — он прячет бумажный конверт под куртку, чтобы тот не намок под дождем и нажимает в кармане на ключ от Порше, которая приветствует хозяина светом фар. — Прочитаешь? Мне любопытно, — садится Тэхен в чужую машину и смотрит на письмо, которое светится в руках Чонгука. Тот кивает и достает аккуратный белый лист из контрастного конверта. Сначала физик вчитывается сам, поднимая брови в удивлении: «Ты пропадаешь - это бесит. Не подумай, что я скучаю, Господин Чон. Смерть следует за тобой по пятам, знаю, но ты не забывай меня, иногда бери телефон. В общем, я отвлекся от изначальной цели письма, обещал тебе еще пять пунктов того, что доставляет мне удовольствие. Сегодня обойдусь двумя, чтобы растянуть момент, скажем так. Пункт номер шесть: люблю музыку, которую ты слушаешь. Казалось бы, да? Так просто, но музыка - это глубже. Не каждый второй захочет рассказывать о своей любимой песне, во всех по-разному отзывается. Точнее, если выразится, я люблю слышать твою любимую музыку вместе с тобой. Это кажется интимнее всего на свете, потому что знаю, что музыка для тебя - сокровенное. Знаю, что у тебя есть татуировка с твоей любимой песней. Пункт номер семь сразу же, чтобы расставание не было долгим: родинки на твоем лице - отдельное искусство. Ты видел как они расположены? Словно созвездие, ты ведь звездный. Космический. На этом сегодня закончим, расставание вправду будет недолгим. И, Господин Чон? Чонгук, ты не подумай, но я правда скучаю.» Конец. Чонгук, словно ощущает свой конец. Он пялит глупым взглядом в бумагу, поднимая на Тэхена взгляд и молча передает ему письмо, где аккуратным почерком душа чья-то выложена. Ким смотрит в бумагу долгие пять минут, но его лицо не выражает никаких эмоций. Безразличием тоже от него не веет. Странное чувство. — Кажется, этот человек в тебя влюблен, — тихо говорит Тэхен. В нем не отзывается ревность - нет, ни грамма ярости и нет намека на истерику. Чонгук ему за это безумно благодарен, потому что он доверился пилоту, отдав тому прочитать вроде как личное. И не соврал ни в одном пункте: он не знает отправителя, он не знает зачем это все, но и ложью не было то, что это вызывает интерес. Зачем Тэхен будет злится на правду? А его предположение является действительно предположением, а не ревностным укором. — Мы даже не знакомы, — отвечает Чонгук. — Выглядит так, будто он тебя очень хорошо знает, — спокойно отвечает Тэхен, кладя письмо на подлокотник немки. —Возможно, но я его нет, — видит на чужом лице неоднозначную эмоцию, но не спрашивает. — Ты прав, это действительно интересно, — пилот больше не улыбается, серьезно задумываясь. Тэхен долго не сводит взгляд с красного конверта, куда было убрано письмо, словно дыру в нем прожечь собирается. Чтобы оно полыхало смесью алого и лилового. Его злит этот конверт. От него словно тепло идет, обжигает плечо пилота, который едва касается бумаги локтем. Потому что не узнать свой собственный почерк - просто невозможно. Только Тэхен ничего такого в помине не писал, но ошибки быть не может. Потому что в конце письма он видит свои смазанные инициалы, об их причастности к пилоту, Чонгук даже не задумывался. Но Тэхен не может развидеть свой почерк в письме, его конечно можно подделать. А вот подпись, о которой знает только сам Ким - навряд ли. Космический. Пилот готов поклясться, он не хотел, но издает истерический смешок, который, благо, Чон не услышал. Иначе бы решил, что крыша у Кима не на месте. А у него не только крыша не на месте, еще душа, сердце, разум. Все поехало. Чонгук прав, ему пишет сумасшедший. Тэхен правда усомнился в своей адекватности. Все близится к краху только из-за одного присутствия Чон Чонгука рядом.