Wreaking havoc

Договорить и зафиксировать хрупкое равновесие им не дали. Время на манер взбесившейся чайки прорезало гущу событий и полетело с головокружительной скоростью. Плотная водная завеса в проёме между балконом и коридором испарилась, как по мановению волшебной палочки. Кто-то издалека окликнул Воланда по имени, и он, в первую секунду застывший, неласково затолкнул Мастера под крышу, параллельно осматриваясь по сторонам и доставая пушку. Из близняшек остался только один, по виду впавший в оцепенение, а может, просто сконцентрированный на слухе. Мастер нашёл глазами Хованского — тот, выглядывавший в окно напротив, обернулся, подскочил с возбуждённым лицом, быстро оглядел парочку и обвиняюще бросил Воланду: — Пока вы лясы точили, кого-то ещё на хвосте принесло! Подтверждая его слова, сверху в нескольких метрах затрещало что-то наподобие шрапнели. Они пригнулись от брызг кирпичной крошки и осколков и заняли глухое место у стены. — Сколько машин? — небрежно спросил Хованского Воланд, отвернувшись к брату. — Машин ни одной, но стрелков как минимум два, потому что с другой стороны по вашим... Раздался звон разбитых стёкол с нижнего этажа. Мастер оторвал взгляд от мельтешащих рук пацана (то, что в первую секунду было принято за тихую истерику, теперь больше походило на язык жестов), и, оттащив сопротивлявшегося Хованского поближе к безопасной тени, выглянул за угол. Не прекращая немого разговора с братом и даже не смотря в его сторону, Воланд потянул за шкирку и прижал к себе. Сплошная порука, обхохочешься. Новый выстрел отрикошетил им под ноги. Выругавшись, Мастер зашипел: — Если они уже в здании, нам нужно разделиться и... Он оборвал себя на полуслове, осоловело наблюдая, как стены и пол начали покрываться толстым слоем чернозёма и мха. В нос просочился запах влажного леса. — Мы слишком простая мишень, — поддержал его Хованский, перекладывая оружие поудобнее и, похоже, не замечая ни образовавшегося покрова, ни свежего крохотного пореза на виске — он снова пытался сканировать коридор прищуренными глазами. — Заткнулись оба, — стальным голосом отрезал Воланд. — Это вам не гангстерский фильм, — и указал им на следующее направление. В два прыжка они переместились к противоположной стене, пока во всём здании воцарилось минутное затишье. Только из смежного отсека добрался до слуха лязг, словно кто-то невидимый скручивал железные обручи. — У нас бронежилеты, — терпеливо и чётко, разве что не по слогам, как ребёнку (умеешь же ты заблуждаться по-крупному, Хованский), возразил ему однокурсник. — Или лучше нам переждать, оставить первенство брачно... Последние слова вышли неразборчиво, потому что рот у него внезапно оказался переполнен горсткой изумрудного мха. Мастер кинул неприязненный взгляд Воланду, а тот мутно улыбнулся пацану. Немую пантомиму оттенили звуки дребезжания стёкол в дальних комнатах, то ли от дробных выстрелов, то ли от мелких ударов. — Дипломатом тебе не стать, — сказал брату Воланд, и в его интонациях странно перемешалась жёсткость и задорная нежность. Хованский быстро пришёл в себя и, потерпев неудачу в вынимании мха, возмущенно простонал и внушительно ударил о стену кулаком, только здесь заметив, что вместо кирпича и пепла она покрыта упругой почвой, как в подземном рву. — Забей, он мальчик понятливый, — отмахнулся Воланд, оглядываясь на Мастера, и болезненно толкнул в бок, слегка поменявшись в лице. — На семь часов! Мастер, вскинув руку с вальтером, повернул голову в обратную сторону, успев заметить, как в полуобороте один из близнецов сверкнул глазами и брезгливо сморщил губы. Небольшой рой железных шипов с горящими наконечниками, летевших было им в спину, буквально в полуметре сменил направление и впился в живой ворс земляной стены. — Хованский, — сипло проговорил Мастер, осознав масштаб трагедии и умудрившись послать благодарный взгляд подростку (он что, уже с братьями налаживает контакт?). — Не спрашивай, не спорь и не ругайся. Мы идём за ними и выполняем всё, что скажут. Я жить хочу, а ты? Однокурсник клацнул челюстью, потрогал освобождённый рот и криво кивнул, изучая исподлобья новых знакомых. После быстрой проверки безопасного пути их компания двинулась плавно и осторожно в направлении комнаты с оставшимися людьми Воланда. — План такой. Я на дальнем расстоянии бесполезен, — отрывисто заговорил он, окончательно вернувший себе облик невозмутимого и даже вполне себе бодрого вожака, при этом сохраняя способность говорить понятно для всех присутствующих. — Близняшки тоже ограничены по времени действия силы, а наши бравые молодцы как-то не догадались притащить вагон с гранатами. Поэтому мы забираем всех — я повторяю, всех — и съёбываем. А то меня достало считать количество потенциальных и реальных жертв. Язвить Хованского Мастер не просил перестать, поэтому он (как Мастер убеждался со всё большим раздражением и восхищением — всё-таки противостоять харизме Воланда сумел бы далеко не каждый, — не признававший никаких авторитетов и не отличавшийся большим тактом) проворчал: — Он всегда такой болтливый или только когда прижмёт? На удивление, Воланд отреагировал весьма терпимо, и это могло означать две вещи: либо в боевой обстановке он прекрасно владел собой, либо ему было глубоко плевать на мнение однокурсника Мастера. — А я отыгрываюсь за двоих, о, теперь уже троих. Тачка в порядке? Они уже были внутри того помещения, где располагались до того неизвестные исполнители с пленными. При беглом взгляде на изувеченные тела пленных (или, всё-таки, своих? вроде их называли крысами) Мастер почувствовал рвотные позывы. Тот, кто больше всех напоминал Дока — гражданский костюм, очки, небольшая интеллигентская бородка, похожая на чеховскую, — ворожил над чемоданчиком с инструментами. Второй близнец что-то резво пояснял Воланду на пальцах. Окна здесь не было, поэтому сохранялась иллюзия безопасности. Хованский занял наблюдательную позицию у входа. — Ёб вашу!.. — негромко припечатал Воланд. — Что? — обеспокоенно метнулся к нему Мастер. — Мои придурки на третьем, один ранен. — Я с тобой. — Я с вами, — тут же добавил Хованский. — Трогательная забота, — хмыкнув, Воланд скосил на них нечитаемый взгляд. — Но спасибо, у нас действует экстренная доставка. Он, кисло скорчившись, откинул голову, вероятно, даже зажмурился и спустя десяток сиплых вздохов обратился к одному из близнецов: — Три часа, три метра, давай. Если Мастер правильно оценил ситуацию, Воланд подзывал их ментально. Раньше все внушения выполнялись только при зрительном контакте. Его сила выросла, безусловно. Шок и трепет, посмотрите, какой фокусник. В следующий момент, заглушая автоматную очередь, с грохотом обвалилась часть потолка, а следом в отверстии показались две фигуры, которые спланировали на пол, как в супергеройском фильме, только без всяких плащей и щитов. На спину более молодого парня опирался мужчина постарше — правую часть его головы заливала чёрная кровь, а одна из ног была неестественно вывернута. — Ебучая срань, Головач, — подрагивающим то ли от гнева, то ли от волнения голосом проговорил Воланд. — За своевольничание сдам тебя Азу, — и добавил горько, уже более спокойно. — От тебя я такого не ожидал. Никто из людей Воланда, хотя и посматривали в сторону незнакомцев, не задал ни одного вопроса. Мастер мельком подивился этому, ибо сомневался, что Воланд распространялся о нём. Близнецы успели разболтать? Тоже казалось маловероятным. С другой стороны, он не мог знать об их характере. Пока один из братьев помогал сгружать помятое тело на пол, а Док быстро забинтовывал голову, другой напарник виновато нахмурился: — Да он за мной потащился, босс, — и принялся рыться в карманах комбинезона. — Я хотел их задержать, они ж вроде окружили и начали в окна лезть. — Я почти уверен, что они только снаружи. Гончие подтверждают. — Зато у нас есть образцы хитровыебанных иголочек, — заискивающе сказал солдат и протянул Воланду горсть шипов, всё ещё испускавших небольшой пар и, видимо, прожёгших защитные перчатки. — Любишь всякое говно подбирать, — поморщился Воланд. — Спасибо, что не в рот. Детсад, грёбанный детсад. "Босс" вёл себя уверенно и более-менее собранно, но Мастер, не упускавший шанса рассмотреть во всех деталях взаимодействия с подчинёнными и потому прилипший к нему взглядом, подозревал, что держался он на одной воле и чувствовал себя наверняка немногим лучше раненого. Это сильнее, чем что-либо, подстёгивало поторопиться. Очевидно, молчаливое мнение Мастера разделяла вся группа: действовали все слаженно и без лишних указаний — один уже собирал инструменты, другой закинул собрата по оружию на плечи, близнецы переглянулись с Воландом и кивнули. Хованский издал предостерегающий звук и отстранился — последовала новая порция обстрела где-то слева, — а потом дал отмашку и пропустил младших братьев вперёд. — Этих тоже забираем? — осведомился Док. — К чёрту. Ты же взял пробы? Должно хватить. Всё, марш за гончими! — распоряжался Воланд. — Ираклий, мы с Хованским прикрываем. Мастер с деланным равнодушием припустил за юношей с раненым — какие, всё-таки, натренированные бойцы, — и на несколько мгновений отвлёкся, восхищаясь, как бетонные балки, влекомые силой братьев, окружают их, создавая подвижный щит от юрких шипов, а по ходу движения, насколько позволяло строение завода, не разрушенные стены покрываются землёй, препятствуя рикошету. Он опасливо покосился на Хованского, но тот не проявлял никаких эмоций, точно каждый день сталкивался с подобным. Уже на лестнице, подгадав момент, когда Воланд оступился во второй раз, Мастер, не дожидаясь, пока тот выпрямится, поднырнул под него и легко взвалил на спину — как он и ожидал, тело почти ничего не весило. Воланд только охнул, когда приложился лбом о лопатку. — Позоришь меня, засранец. — Не благодари, — ухмыльнулся Мастер, пытаясь не обращать внимания на щемящее под рёбрами тепло от знакомых даже под слоями одежды очертаний. У парадных дверей завода их дожидался форд. Если до этого Мастер гадал, каким образом при таком напоре тачка могла уцелеть, то теперь мог воочию убедиться в сноровке и могуществе близнецов: они окружили машину толщей воды, которую не пробивали ни пули, ни шипы, а у входа образовался небольшой тоннель. Теперь можно было примерить на себя роль питомцев Моисея. — Я за рулём, — заявил Воланд, соскочивший с Мастера. — Прости, Крис, мне ещё не надоело жить, — пробурчал Док, откидывая заднее сидение и загружая Головача, от боли свистящего сквозь зубы. — Могу я, — в один голос вызвались Хованский и парень в комбинезоне. — Ты ассистентом будешь, — повернулся Док к парню. — Ассистировать я могу, — сказал ему Мастер, встревоженно наблюдая, как Воланд забирается в открытый кузов, опираясь на руку брата. — Меня подруга таскала на медицинские курсы. — Договор, — не колеблясь, согласился Док. — Залезай в багажник, я стекло выбью. Когда все разместились, рядом с машиной медлил оставшийся брат, который присел на корточки и приложил ладони к земле. — А теперь все дружно пригнулись и держимся крепко, — властно проорал Воланд. Близнецы обменялись дикими взглядами — одновременно схлынули воды, растекаясь потоками в стороны, а округу сотряс небольшой подземный толчок. Машина грузно закачалась, внутри здания обрушилось что-то объёмное, их накрыло вязкой взвесью пыли и копоти. Когда она рассеялась, второй близнец был уже рядом с Мастером, и форд, взревев мотором, тотчас тронулся на впечатляющей скорости — успевай только хвататься за стенки и переплетённые конечности семейки, которая залегла пластом в кузове. Кто бы сказал Мастеру, что второй день, проведённый без сна, он будет завершать в компании свиты Воланда, спасаясь от преследования невидимых бандитов, из которых один как минимум метал шипастые кучки по воздуху наподобие какого-нибудь Магнето... Ну, по правде говоря, он бы не особенно удивился. Была у иронии судьбы своя закономерность — проявляться, когда не ждёшь, но встраиваться так, что жизнь напоминала о том, что за неё стоит драться. Не забывая периодически щипать себя, на всякий случай. Машина и водитель не подводили, с каждой секундой увеличивая безопасность и шансы выбраться живыми, хотя первые минуты корпус форда вздрагивал, получая в стенки и стёкла пули и адские шипы. Со второго сидения начали отстреливаться из автомата, Мастер с недобрым предчувствием приподнял голову и заметил Хованского. Он быстро освоился, с затаённой завистью признал Мастер. Словно был уже принят в банду и посвящён по всем правилам. Его отца от такой картины наверняка хватил бы второй инфаркт... — Хованский, кончай геройствовать! — перекрывая ветер, крикнул Мастер, а потом из него почему-то вылетело. — Это не наша война. — Я бы не был так уверен, Мастер, — донеслось до него в ответ. И как это стоило понимать? Реплика обескуражила его, выбила почву из-под ног. Слишком скоропалительные выводы для хладнокровного аналитика Хованского. Или нет? Ещё неприятнее заскребло на душе, когда боковым зрением он отметил задумчивое покусывание губ и нервные постукивания пальцами по бедру. Воланд нагнулся к Мастеру и требовательно спросил: — Как хорошо ты его знаешь? Злая мнительность отвратительной змейкой снова мазнула по внутренностям. — Достаточно, — отмахнулся Мастер. — Достаточно, чтобы доверять? Послать или свернуть допрос? Помявшись, пришлось поделиться: — Фагот нас свёл, — Мастер отвернулся. — Я не собираюсь его обсуждать. По-видимому, это не сильно успокоило Воланда. — Тот ещё прохвост... — прошелестел тот и пересел поудобнее. — Молодой человек! — позвал Док. — Мне нужны ваши золотые руки. Ловите перчатки! На месте Дока Мастер бы никогда не рискнул обрабатывать такие сложные травмы на большой скорости, ибо можно было принести ещё больше вреда. Но тот, судя по всему, знал, что делал, и вытворял хирургические пассы точными выверенными движениями: доставал осколки и шипы, обрабатывал и бинтовал. Машину потряхивало, но Док будто подгадывал моменты, когда нужно переждать, а когда быстро и ловко зашить. Опыт — синоним гениальности. Мастер фиксировал голову и ногу Головача, подавал инструменты и бинты, и хотя руки у него подрагивали, а голова то и дело получала синяки от ударов, умудрился сохранить подобие санитарного уровня обслуживания. На фоне этих действий Воланд уже делился с Доком, водителем и сёстрами скупыми предположениями, поскольку погони за ними не наблюдалось, а выстрелы давно затихли. — Конкуренты? — Не тот фронт работ. По крайней мере, не возьму в толк, кто бы осмелился. — А китайцы, босс? — Тоже не их почерк. Слишком трусливо, хотя и коварно. — Типа выкуривали? — Типа били вслепую и не совались под нос. Не похоже, что хотели свести на ноль, разве что вывести из строя ненадолго. — Едрить их в сраку! — Самое логичное объяснение, что им нужны тела наших зомби. — Чтоб мы оставили их живыми, или им на съедение, или только о технике не вынюхали? — Вот именно, одни тупые вопросы без хороших ответов. — А если это те, кто сами их так обработали? Ну и нам ловушку заодно? — А если западня была не по наши души? — А для кого тогда? Подвисший вопрос отразился в голове Мастера острее всего. Воланд всерьёз был готов допустить, что причиной для нападения были Мастер или Хованский? — Знаешь-ка что, — взвился Мастер. — У нас нет ни знакомых, ни врагов со способностями! — Ты всё ещё считаешь, что структуры, на которые, в том числе, подвязаны и вы тоже, обходятся без наших? — прилетела ему в спину жёсткая отповедь. — Как глубоко вы копали? Он упрямо молчал. Воланд почему-то не стал давить. Хотел дожать его без свидетелей? Док глубоко вздохнул и снял перчатки. — Крис, по-моему, самое время вспомнить о приличиях. Во-первых, молодые люди, спасибо за поддержку. И вам, бравый стрелок... — Хованский, — кивнул однокурсник с мрачной физиономией. — Приятно познакомиться. И вам, милейший... — Ираклий. Мужчина крепко пожал ему руку. — Док. Наслышан. Мастер послал Воланду обалдевший взгляд. Тот, судя по взлетевшим на лоб бровям, был ошарашен не меньше его. — Что ты несёшь, Док, — каркнул он. — Я никогда тебе не... — А твоё тело лучше тебя говорит, — легко парировал мужчина. — Мигрень — почти нулевой уровень, повышенный тонус сердца, нервная система шалит, но в куда лучшем состоянии, мне продолжать? Мастер бы послушал. Про прокушенную губу, например, почти скрытую под пылью и грязью. Воланд оскорблённо застонал. Чувствовался устрашающий прилив симпатии к этому умельцу на все руки. Невероятно грел и забавлял тот факт, что придурка могли заткнуть за пояс профессионалы, которые добросовестно приглядывали за его здоровьем. Ещё бы наркотики у него отобрали, совсем было бы славно. — Док, ну хоть ты сделай вид, что я какой-никакой авторитет, а? — Кстати, об авторитете. Головач не протянет долгую дорогу. Не знаю, какой точно яд был на острие, но распространяется он быстро, как бы ЦНС не крякнула. Максимум, что я смог сделать, — понизить давление. Ты сейчас не справишься с проникновением, так что придумай, из какой сказки к нам прилетит вертолёт. Либо ближайшая реанимация, хотя до нормальной так же далеко, как до нашей. Воланд витиевато выругался. — Санёк, когда у вас поставки на десятую базу? — Так к сентябрю, — бодро ответил парень спереди. — Слышал, у них крыша слегка поехала? Санёк загоготал. — Ну вы как сказанёте! Она у них не только поехала, но уже почти тридцать процентов торта схавала! — И не подавилась? — Воланд уже набирал кого-то на телефоне. — Я бы поставил на то, что Барби и Кен им предложили отравленный кубок... Следующий монолог Воланд исполнил не только на высшем уровне переговорщика, но по всем эталонам великосветского раута — Мастер на несколько минут забыл, что они находятся в обстрелянном форде, все в пыли, гари, царапинах и синяках, а не в дорогих, например, костюмах, при бокале вина и сигаре. Перфоманс чуть не извёл Мастера от ядовитых мыслей, что криминальная жизнь пошла его актёрскому арсеналу только на пользу. Не хотелось поддаваться искушению, в которое он вводил свою собеседницу, но он был неотразим. — Приветствую, ненаглядная! Не казни за дерзость, не изволите почивать? — в его голосе появились жеманные интонации и залихватский настрой. — Что значит на покой? Я к тому, что почивать на лаврах! — он рассмеялся по-мальчишески. — Неполадки в раю? А, у нас, ты имеешь в виду. Всегда говорил, что по твоей прозорливости президентский блок плачет. Глядишь, и война бы закончилась, не начавшись. ...Ага, как же! Я так, на побегушках только, — его голос опустился на несколько тонов ниже. — Дражайшая, зачем тебе я, когда под каблуком такой танк! Нет, — Воланд захихикал. — Мало вам своих детей? — пауза, после которой воркования поутихли и улыбка сползла. — Мы обсудим это. Моя вина. ...И ты знаешь, мне всегда есть что предложить. ...Это так. ...Птичка на хвосте принесла? Нет, какие обиды. Так его! ...Ну да, по доброте душевной! ...А я справляюсь, не серчай. Нервов на всех не хватит, а мозгоправ у нас один, — и снова этот звонкий смех. — Как огурчик! ...Только одна просьба. У вас вертолёт на ходу? ...Да поцапались с какой-то сошкой, даже стыдно рассказывать. ...Ну, задел по касательной. Нет, нет я. ...Очень обяжешь, ну просто спасёшь мою многострадальную задницу. ...Просто дай мне поговорить с этим вислоухим дебилом, и... А мы тоже не лыком шиты. ...Ты помнишь, что принимать помощь друга не зазорно? ...А я забрало надену и коня прихвачу. ...Говори, моя королева, я в долгу оставаться не люблю. ...Я и не говорил, что честная, кто ж забывает твои уроки, — он раздосадованно оскалился. — ...Который? ...На сколько? Твоя правда... Для тебя ничего не жалко. Дакор! Лобызаю ваши ручки. Координаты скину. ...Ты мне льстишь. ...И пошли гонца! ...И я надеюсь. Всё, побежал спасать мир. — За дорого взял? — спросил Док уважительно, хотя лоб прорезали морщины глубокой задумчивости. — Аз мне по башке надаёт, — почти мечтательно протянул Воланд. — А вдруг отпуск даст? Близнецы, напротив, никак не разделяли торжества — судя по кислой, пусть и всё ещё самодовольной гримасе вожака, они его форменным образом отчитывали. Видок у него был совсем уже неважный — не только вымотанный, но с отчётливым оттенком одержимости, хорошо знакомой Мастеру. Воланд прервал немую перебранку, склонился прямо к уху и со смешливой дрожью в голосе пробормотал: — И незачем так дёргаться, тётке за пятьдесят. Только тут Мастер осознал, что лицом отсвечивал, как светофор, а глаза даже прослезились от ветра, так он неотрывно следил за Воландом. Тот посчитал это ревностью? Разбежался! — Ну почему же, пикантный опыт... Форд взвизгнул тормозами и быстро притормозил. Всех качнуло так, что внутренности запросились наружу. — У нас ещё один раненый, — участливо гаркнул Санёк. — Уже посинел весь. — Голубчик, что ж вы молчали! — Док уже оказался снаружи. Паника захватила Мастера. Ещё и Хованский? Тоже яд? — Я тебя прибью. Если ты не выберешься, точно прибью, — тараторил Мастер, помогая перетаскивать однокурсника на землю. — Поражение правой ноги и левой руки, переходит на внутренние органы. Как бы без гангрены обойтись, — бормотал Док, разрывая одежду и указывая Мастеру, где разложить брезент и плёнку для операции. — У него вены в никудышном состоянии. У меня ещё и антибиотиков не хватает. Ну что за день такой неладный! — С-сукин сын, — захлёбывался от страха Мастер. — Отвага и слабоумие. Ты больной, Хованский, на голову! Ну что, узнал меня в деле, идиот?! Не было никакой реакции, даже в мимике. Только глаза сочились болью и мороком неузнавания. Пока врач всё так же филигранно и резво обрабатывал порезы и зашивал раны — их было меньше, чем у Головача, но выражение лица Дока не внушало большой надежды. Под едва слышное сипение и слабые стоны Мастер умоляюще уставился на Воланда. Он даже не представлял, чего именно ожидает, просто от отчаяния внезапно обратился в такого же верующего в безграничные возможности, которых, он знал прекрасно, не было. — Пробуем кому? — ровным голосом произнёс Воланд, подойдя ближе. Док даже не поднял головы. — Риск серьёзный, Крис. Впрочем, вариантов особо нет. Сердце у Мастера изнывало от ужаса и тоски, от вины, что он перекладывает ответственность, от собственной беспомощности. Когда Док подлатал Хованского, он отошёл с Воландом в сторону. — Ты в состоянии?.. — только и смог прошептать он. — Буду, — не слишком уверенно ответил Воланд. — Два условия: я попробую вытянуть из тебя энергию. И он поедет с нами на базу. Что-то внутри оборвалось. У этого были не только долгоиграющие и непредвиденные последствия. И если Мастер думал, что давно был морально к этому готов... Что ж, он крупно ошибся. Но теперь его не волновали никакие предосторожности. — Это не потому, что я пользуюсь положением, — добавил Воланд поспешно. — Просто вытаскивать его из комы должен Аз, и если ты сейчас скажешь... — Заткнись. Снимай очки. Я готов. Если Воланд и был удивлён его напору, то не показывал это. — Забирайся в багажник. Подчинившись, Мастер откинулся на дно кузова. Не успел он добавить что-то ободряющее или едкое, чтобы дать Воланду понять, что плевал он на боль или какие бы то ни было откаты от его донорства, как очки уже были сорваны и... знакомый всполох отрезал его от остального мира. Дальше были толчок в грудь изнутри, падение в мягкую тьму, с тончайшими иголочками вдоль всего враз онемевшего тела, состояние абсолютной отрешённости и покоя, невесомое облегчение, словно теперь и по его венам растеклись пьянящие вещества. Когда он пришёл в себя, форд уже набирал скорость. Головач и Хованский были надёжно зафиксированы на задних сидениях, оба в бессознательном состоянии. Воланд с безразличным видом сидел напротив. Очков на нём уже не было. Глаза светились тусклым лихорадочным блеском. — Получилось? Тот лишь моргнул утомлённо. — А ты... Когда Мастер случайно перевёл взгляд на близнеца, на коленях которого покоилась его голова, то все вопросы и слова благодарности напрочь вылетели из головы. Какова была вероятность, что он всё ещё в бреду или слегка помутился разумом? Вырывая очумелыми глазами крупные детали спутанного каре, остатки юной припухлости на скулах, смазанную помаду, проступающей под курткой груди и кожаной юбки, он отрешённо думал, а не стоило ли дать ему пощёчину за наглое разглядывание. Воланд, будто прочитав его мысли, громко фыркнул. — Поздравляю. Обычно они долго скрывают свой настоящий облик. Мастер перевёл взгляд на второго — вторую близняшку и встретил наполовину озорной, наполовину презрительный взгляд. Со скоростью медленного локомотива накатывало осознание, что он едва ли помнит, как выглядели пацаны, что отражалось на их лицах, как они себя вели. Можно было с уверенностью поставить на то, что так действовал отвод глаз. Ведьмы, подумалось с невольным восхищением. На границе сознания лениво спорили два внутренних голоска: один, ненавидящий мистические сюрпризы, и другой, жаждущий окунуться в хтонический кошмар по самую макушку. — Это иллюзия, которой мы пользуемся, чтобы обезопасить нежные существа, — милостиво продолжил Воланд. — Ай! У меня там печёнка, если что, зачем в себя-то целить. Вера и Варя, или Варя и Вера, постоянно их путаю. Ох! Он получил второй тычок от той, что оставила Мастера и уселась по другую сторону от брата, с таким же диковинным выражением любуясь его оторопелым принятием и закинув руки на стенку кузова, один в один скопировав сестру. Мастер переводил взгляд с одной сероглазой чертовки на другую. Любопытно, вкус к чёрному они унаследовали от Воланда? Остроносые, крепко сложенные, со строгими пучками тёмных волос, вкупе с хваткой и характером они оправдывали прозвище гончих. Опасных не только из-за способностей. А ещё вдруг стало заметно невооружённым глазом, что они в таком же отстойном состоянии, что и старший брат. Болезненная бледность, измученность на дне глаз и в поникших уголках рта, замедленные движения и хрипящее дыхание — в этот момент гончие скорее смахивали на облезлых кошек. — Я начинаю сомневаться, — Мастер вдохнул поглубже, ожидая праведного гнева, только не ясно, с какой стороны. — Что в твоей банде, Крис, ты играешь первую скрипку. Насмешек и возмущённых жестов не последовало. Мастер сам поразился эффекту неловкого комплимента. Все трое залились румянцем, будто школьники. Брат — вполне вероятно, из-за гордости, а близняшки — от самодовольства. — Если ты переманишь их на свою сторону, мне больше нечего будет там делать, — предложил Воланд, и заложенная в словах игривость прозвучала как сонное обещание. — Хочешь махнуться? Какое-то время они ехали в уютном, почти снотворном молчании. Близнецы уныло жестикулировали, бросая на них искристые взгляды, а Воланд плотно прикрыл веки и продемонстрировал каждой из сестёр по вытянутому среднему пальцу. Мастер не смог долго игнорировать эту шикарную сцену. — О чём они? — не выдержал он, догадавшись, что речь шла о них. — Перебьёшься. Он пожал плечами. Не больно-то и хотелось. Но скоро Воланд отчего-то сжалился и ответил, так и не раскрывая глаз: — Эти соплячки просто перебирают песни. — Пошлые, надеюсь? — сопротивляться вялому эйфорическому задору, который сопровождал отходняк адреналина, было невозможно. Воланд насупленно промолчал, зато вместо него ситуацию прояснил Док, принявшийся насвистывать мотив песни "Люби меня, люби". — И ты туда же? — недовольно воскликнул Воланд. — Молчать, гусары. Это приказ. Мастер расхохотался во всю глотку. Его голос саморазрушения немного поутих. Внутри со скрипом что-то отмирало, а что-то затягивалось — не сами раны, конечно, так, скорее царапины. Тем не менее, ощущение невесомости усиливалось. — А я что? — невозмутимо отозвался Док, доставая бутылку воды. — О молодости поностальгировать нельзя? И при этом засвистел новую мелодию — на этот раз Сагу о карих вишнях из "Юноны и Авось". Мастер лениво подхватил. Подмывало посмотреть, насколько далеко можно зайти в подначивании Воланда, какие у него сейчас границы. Близнецы захлопали в ладоши, подняв саркастичные брови, а Док одобрительно покачивал в такт головой. Со стороны казалось, что вся эта разнородная компания методично и смело разрушала репутацию своего лидера на глазах чужаков, но Мастер перехватывал их преданные и тревожные взгляды, отмечал улыбки, полные мягкой иронии, и приближался к заключению, что Воланд был честен. Он действительно был окружён людьми, о которых заботился, и которые отвечали тем же. Да, перед ним был человек, в чём-то кардинально изменившийся, но не факт, что в худшую сторону. А в чём-то главном — надеяться на это было сладко и больно — мог остаться прежним. Но сердце сжимали тиски, а костяшки сжатых кулаков побелели до синевы. Воланд по-прежнему мог положиться на кого-то рядом, а ему доверяло, по крайней мере, несколько людей. Ровно то же самое установилось тогда, когда деревья были большими, а они — юными романтикам. Мастер всё ещё готов на любую жертву, но грош цена этой любой жертве, если он не доверяет. Восстанавливать доверие — неподъёмная задача, да и поможет ли оно, в конечном итоге. Так представлялось его до смерти уставшему мозгу. На Воланда усталость, или истощение ресурсов самоконтроля, или отходняк наркотического послевкусия, или что там на него нашло, действовали как бустер для серьёзного раздражения и угроз. Вкрадчивый ледяной голос мгновенно накалил атмосферу: — Мне, по всей видимости, тоже стоит повеселиться с вами? — он прочистил горло, как будто там, прямо в глотке, завёлся ворчливый гоблин. — Вы забыли, с кем имеете дело? — ЧП лютует, — раздался бубнёж с первого сидения, и Мастеру за натянутостью в голосе послышались нотки трепета и злорадства. И эта давящая тишина, и эти опасливые взгляды, эти сжатые челюсти почти доводили до кипения. Он отвернулся, отвлекаясь на мрачный пейзаж и стараясь не выдать больного разочарования. Хотелось верить, что годы воздержания и жизни вдали от этого занозы сделали его менее очевидным. С каким упоением Мастер сорвался бы на Воланда раньше и мигом привёл в чувство, чтоб не повадно было отцовские замашки использовать и в мудака играть. Вот почему хотелось ему врезать в полную силу — вполне возможно, мудачество уже стало маской, приклеенной намертво. Они проехали какое-то время в молчании, кто — озлобленном, кто — пугливом, кто — добровольном. Когда Мастер соизволил посмотреть Воланду в глаза, вернее, в снова натянутые слепые очки, тот лежал на вытянутых ногах сестёр с опрокинутой в небо головой и выдыхал через рот. Опавшее лицо окаменело, не считая играющих желваков, лоб был покрыт испариной. Нахмуренные близняшки перебрасывались скупыми жестами, как будто спорили о чём-то. Док на своём сидении покашливал и ворчал под нос. Томное затишье перестало искриться от настороженности и приобрело форму тревожного ожидания. Сложив два и два, Мастер подполз к троице и накрыл свободно лежащую на дне кузова руку. Воланд крупно вздрогнул и напрягся ещё больше, сделал слабую попытку приподняться, но сёстры мягко толкнули его в грудь. Ободрённый их взглядами, Мастер поймал вторую руку и сдёрнул перчатки. Прошло какое-то время, прежде чем он получил жалкую улыбку благодарности. — Батюшки святы! — присвистнул Док, воззрившись в зеркало заднего вида на обмякшее от облегчение лицо Воланда. — У нас тут ещё один! — Не обольщайся, — крикнул Воланд осевшим голосом. — Я ставлю на эффект проводника. — А, ну тогда это всё объясняет, конечно, — покорно согласился Док, не стирая с губ довольной ухмылки. А Мастер почувствовал, как немедленно превращается в ещё более назойливый объект интереса. Близняшки беспардонно облапали его ноги и замерли, прислушиваясь к ощущениям. Мастер тоже постарался сконцентрироваться, не появилось ли в восприятии что-то не свойственное или непонятное. Глухо. А вот спрашивать о подробностях этого эффекта он не был готов. Да и Воланд едва ли горел желанием пускаться в объяснения. Взглядом прожигавший даже через очки, буркнул: — Ну? Близняшки синхронно покачали головами. Скривил губы, тот поделился вредным советом: — А вы ботинки попробуйте скинуть, может, контакт к коже сработает. Мастер поспешно подогнул ноги — с девчонок станется. Воланд прыснул, но почти сразу же принял серьёзный вид и вздохнул едва заметно. — Не важно. В любом случае, это не должно тебя касаться, — с неохотной отпрянув от Мастера, он забился в угол багажника. Остаток пути, лишь изредка перебрасываясь дежурными фразами, они провели в холодном молчании.