Отчаянный подарок под взорванной ёлкой

Это утро начинается так же, как и предыдущие. — Доброе утро, учащиеся! Сейчас семь часов утра, а это значит, что отбой завершён. Нескучного всем дня, и не забывайте хорошенько убивать друг друга! Объявление звучит тогда, когда я уже стою у кухонной двери. Я сегодня готовлю завтрак, поэтому пришёл пораньше. К тому же, уверен, что моя загадочная напарница не придёт. Промываю рис холодной водой и засыпаю в три мультиварки. Я уже знаю, что приготовлю. Пока варится рис, я обжарю в крахмале курицу, оставленную мной вчера в холодильнике, и нарежу зелёный лук. Где-то здесь ещё была баночка кукурузы… Вот и она. Осталось из всех этих пародий на зелёный чай выбрать наименее отвратительный. Пить его в любом случае невозможно, но для блюда, которое я готовлю, подойдёт. — Мр-р-р, а ты уже вовсю кочегаришь, а, напар-р-рник? Опускаю глаза и вижу руки в чёрных перчатках, устроившиеся на моей талии. Всё-таки пришла. — Кстати, как тебя вообще называть-то? — продолжает она. — Я слышала, что у китайцев сначала фамилия, а потом имя, но что из этого нужно произносить — сло-о-ожно! — Тебя так это удивляет? — хмыкаю я. — Кажется, с Фуюгавой Хёсэцу и Урагири Кансё сложностей не возникло. — Там можно пр-р-росто повторять за всеми, — в голосе слышна усмешка. — А с тобой так никто и не разобрался, кто ты вообще: Лань, Цзеюн или Шэнь Дань Лаожэнь. Верно. В большой степени это моя вина. Я мало говорю, соответственно, со мной тоже мало разговаривают. Так и выходит, что я — «тот китаец со странными именами». Ну, я привык. — Жоржетта, заправь, пожалуйста, рис уксусом, — перевожу тему я. Она фыркает, но отстраняется. Отстранённость — это моё кредо. Кто не вовлечён в бурлящие потоки безумного карнавала жизни, тот не захлебнётся по неосторожности. Кто говорит редко, к тому тщательнее прислушиваются. Точнее, так это было в моей голове. До тех пор, пока он не сказал мне: «Цзеюн, да ты мировой чел! Ты так крут, когда говоришь словами через рот! Кончай гнуть свою китайскую мудрость, расслабься — и люди к тебе потянутся, тем более, что ты ещё и художник шикарный!» Правда, потом он имел неосторожность уснуть. Навсегда. — Э-э-эм, Жоржетта, пожалуй, оставь мисочку незаправленного риса, — бросаю я. — Как скажешь, шеф! — кажется, она отдала мне честь, при этом сбив с головы обруч с кошачьими ушками. Улыбаюсь. Иногда Жоржетта бывает забавной. — Пожалуйста, разложи рис по глубоким тарелкам, наверх выложи кусочки курицы и овощи, — киваю я, а сам ставлю чайник и отправляюсь в кладовую. В одном из мешков хранится изюм, а там, на стеллаже у окна, есть мёд. Не уверен, что из этого что-то да получится, но не могу не попробовать. «Ну, мы едим рис просто как кашу. Он бывает противным в школьных столовках — просто какая-то субстанция, размазанная по тарелке. Да и вообще я мало кого из наших знаю, кто умеет варить рис, чтобы он не пригорел или не стал клейстером. Да и в нашей кухне… А, ну, есть одно вкусное блюдо, но его подают по особым случаям…» Он назвал это блюдо каким-то странным словом — что-то вроде «куття». Думаю, оно не имеет ничего общего с японским языком. Холодный рис с мёдом и изюмом. Его подают, когда хотят вспомнить ушедшего дорогого человека, и каждый обязательно съедает по ложке. Возможно, чтобы память была сладка? Вода закипает, а за столом собираются люди. Два места остаются пустыми. Моё — ведь я завариваю чай. И — его. Заливаю рис с добавками чаем. Это блюдо, кажется, подают в Киото, когда нужно намекнуть гостю, что он засиделся. Без сомнений, оно всё равно вкусное. И символичное — в нашем случае. Мы все здесь засиделись. Я не тот, кто станет говорить об этом вслух. Мой язык зачастую тих и безмолвен. Но те, кто его понимают, для меня на вес золота. Я ставлю шестнадцать тарелок с тядзуке. Он говорил, что ушедшему у него на родине тоже кладут немного еды. Или это я уже сам допридумывал? Пить меньше надо, наверное. И — та самая загадочная «куття». По центру стола. Я сажусь, откладываю себе немного и вертикально втыкаю в рис палочки. Удивительно, но сегодня все понимают меня без слов. «Куття» сладкая. Я не знаю, правильно ли я это приготовил — он, возможно, сказал бы, что я сделал всё «как-то по-китайски». Или нет? Не знаю. Знаю только, что у холодного медового риса вкус какой-то… щемящий. Как ностальгия, только съедобная. Возможно, эта трапеза станет последней в моей никчёмной жизни. Вчера убили моего друга. Сегодня мне нужно доказать другим, что это сделал не я. Но кто поверит странному китайцу, которого даже непонятно как называть? «Пожалуйста, когда я умру, поставьте «куття» и для меня», — хотел бы сказать я, но мысли отчего-то не выходит облечь в слова. — Пу-ху-ху-ху-ху, приятного аппетита, дорогие учащиеся! Сегодня вы на удивление тухлые! Надеюсь, что вы продумываете восхитительные в своём омерзении планы убийства друг друга! Жаль, но мне придётся вас прервать, ведь ровно через десять минут начнётся наш с вами классный суд! «Директор Монокума, но где состоится этот суд?» — наверняка спросите вы. О, детишки, слушайте внимательно! Чтобы попасть в зал суда, вам необходимо вызвать лифт и проехать на нём до самого нижнего этажа. Если вы думаете, что сможете выйти в другом месте — бросьте эти глупости! Лифт запрограммирован так, что не остановится на заблокированных этажах! А если вы попытаетесь его покинуть раньше времени или взломать — БУ-У-УМ!!! Пу-ху-ху-ху. Не забудьте взять с собой карточки и помните, что неявка на суд — тяжёлый проступок, и наказание будет суровым. До встречи! Экран гаснет, и Монокума исчезает. Мы снова остаёмся в тишине, пока Франческа не произносит: — Вам тоже страшненько, да? Многие из нас неловко соглашаются. Вчера мы были готовы рвать и метать, но ночь в неведении сделала нас опасливыми. А ещё — усталость никуда не делась. Какой уж тут сон… Я жду, пока все, вздыхая, покинут кухню. Если меня сегодня убьют, посуду помыть будет некому. Нельзя оставлять это на непостоянную Жоржетту. Когда с делами покончено, я бросаю последний взгляд на стол. Осталось ещё немного «куття». Шепчу: «В твою память, друг», — и доедаю всё до последней рисинки. Мы собрались у лифтов на девятом этаже. Все выглядели испуганными — кроме Дуарха и Жоржетты. Дуарх был скорее сосредоточенным, а Жоржетта беззаботно улыбалась. Удивительная девушка. Хорошо, что я помыл посуду. Мы рассредотачиваемся по лифтам. Я еду с Хельгой, Дарком, Люком, Дуархом, Манолисом, Светой и Виктором. Голова слегка кружится: кажется, вечность прошла с того дня, когда я в последний раз ездил на лифте. Но это иллюзия: сегодня ведь всего-навсего девятое декабря. Со дня семинара прошло чуть больше недели. И у нас уже случилась первая смерть. — Ух ты, — выдыхаем мы едва ли не синхронно, выходя из лифта. Кто бы мог подумать, что прежнее пристанище старой школьной мебели превратится в просторное залитое светом помещение с небольшим круглым возвышением по центру? И вся эта драпировка красной тканью на стенах, и эти большие экраны справа и слева от возвышения… Но самое невероятное, конечно, не это. За центральным возвышением виднелось ещё одно — трон для директора Монокумы собственной персоной. Как же так? Он действительно настоящий? Не нарисованный, не хитро анимированный — настоящий робот-медведь! И голос у него вполне настоящий — точно такой же лился из колонок системы оповещения. — Всем доброе утро! Поспешите занять места согласно купленным билетам! Ну же, смелее! Пу-ху-ху-ху! Первичное замешательство прошло. Верно: что стоять без толку? На круглом возвышении стояло шестнадцать трибун — каждая подписана фамилией одного из нас. Та, что ближе всех к Монокуме, занята: над ней на шесте располагается перечёркнутая красным косым крестом чёрно-белая фотография смеющегося Артися — не странноватого Зюзи, а простого парня девятнадцати лет. Мне хорошо виден этот портрет: моя трибуна как раз напротив. Теперь ему навсегда девятнадцать… Отвожу взгляд от его глаз. По правую руку от меня стоит Хельга, по левую — Франческа. Как же смешно мы все выглядим сейчас! Собрались сказочные персонажи как-то раз, стали в круг… — Станьте, дети, станьте в круг, ты мой друг — и я твой друг, — мрачно шутит Витя, повторяя мои мысли. — Дружба, любовь — великолепно, но что может быть совершеннее смерти? — глубокомысленно изрекает Монокума. — Учащиеся, все мы собрались сегодня, чтобы выяснить, кто виновен в смерти Абсолютного Зюзи Артёма Пинчука. — Артёма? — удивлённо переспрашивает кто-то, но Монокума не обращает внимания. — Наш суд — самый справедливый на свете, ведь решение принимаете вы сами! Вы проголосуете за того, кого считаете запятнанным, и если угадаете — негодника ждёт наказание! Если промахнётесь — запятнанный выпустится, а все остальные будут наказаны, пу-ху-ху-ху! И пусть удача всегда… чёрт, кажется, я промахнулся антиутопией. Забыли! Начинаем! Так и начался самый странный суд в истории нашего маленького островка. Впрочем, не ошибусь, если он же здесь и вообще первый в истории. — Что ж, давайте делиться идеями, — предложила Хельга, как всегда взяв на себя роль руководителя. Спасибо ей за это. — Мы вчера пришли вот к каким выводам, — охотно начала Франческа. — Бедненького Артися убил кто-то из парней! Он вероломно подкрался к пьяному Артисю со спины и хладнокровно перерезал ему горло ножом! — Стой-стой, подожди, но почему сразу парень? — перебил её Витя. — Может, это вообще ты была? — Эй, это не я вообще-то алкомануфактуру устроила! — Вот именно, может, ты сам напоил его и убил? — присоединилась Кирстен. — Друзья, если мы будем перебивать друг друга… — попытался вклиниться Дуарх, но его тут же смело лавиной: — А что если… — Нет, он точно не… — Да с чего ты взяла? Я… Голоса смешивались у меня в голове, и я уже совсем перестал что-либо понимать. — Кхе-кхе-кхе. Этот звук по какой-то причине заставил всех остановиться. — На вашем мр-р-р-р месте, тупые людишки, я бы начала с самого начала. Ни на кого, разумеется, не намекаю, но сейчас вы ведёте себя как тупые кур-р-рицы, которые пытаются перекукарекать друг друга. Мр-р-р, что-то мне куриного супчика захотелось… Сразу несколько человек набрало побольше воздуха, чтобы возмутиться, но их прервала Хельга: — Нам следует обсудить обстоятельства происшествия, иначе мы ни к чему не придём. Хельга владеет какой-то магией, заставляющей других прислушиваться к ней. Ещё недавно яростно доказывавшая что-то своё Франческа снова заговорила спокойно: — В суде, который я смотрела по телику, сначала зачитывали краткую сводку произошедшего. Ну, или как там это называлось? Ай, всё равно. Я к чему: у нас всех в карточках есть… ух ты! Большие экраны справа и слева от нашего возвышения загорелись, и мы увидели Файл Монокумы, о котором, судя по всему, говорила Франческа. Смерть Артёма Пинчука наступила 8.12 между 3:30 и 5:00 в результате полученного одиночного колото-резанного ранения с повреждением сосудов шеи острым предметом. — Вот, да! — закивала Франческа. — Мы обнаружили его вчера утром, когда после завтрака пошли исследовать десятый этаж. Артись лежал в аудитории 10-10. — Директор Монокума, у меня есть фото, — вклинилась Хельга. — Для большей наглядности. Мы можем вывести его на экраны? — Конечно! Пу-ху-ху-ху! Как я мог забыть? Если вы захотите предоставить суду улики, выберите их в своей карточке и нажмите «Продемонстрировать». И правда: Хельга достала карточку, несколько раз нажала на экран — и вот мы все видим его. Лично я бы предпочёл не видеть. — Тело было накрыто шубой, причём внутренняя её сторона была сверху, — продолжила Хельга. — Изнаночная сторона была снизу, то есть прилегала к телу. Именно на ней мы заметили два пятна крови. Одно — на спине, ближе к шее, — фото на экране сменилось, — другое — на правом рукаве, видите? На самом теле есть кровь на шее — что неудивительно — а ещё рана на руке. Это правая рука. На экранах теперь была рука. — Я бы сказал, что она больше проткнута, чем порезана, — подозрительно уверенно сказал Урагири-сан. — Я слышал, как кто-то говорил, что Артись закрывал шею и напоролся на нож, но мне так не кажется. — Откуда ты знаешь? — прищурилась Кирстен. — Знаю, — пожал плечами он. — Извини, Хельга, что я тебя перебил. Продолжай. — Это практически всё, что я хотела сказать, — пожала плечами она. — Франческа? — Да, — кивнула моя соседка слева. — Последний раз, как я понимаю, Артися видели Манолис, Витя, Дарк и Лань Цзеюн. — Да, — кивнул Дарк. — Судя по тому, что мы все выяснили, это правда. Вчера после отбоя Витя предложил нам собраться где-нибудь и немного выпить. Витя? — Ага, всё так, — подтвердил тот. — У меня как раз добродило околопиво. Пять трёхлитровых банок — вечер обещал быть чарующе невероятным. — Таким он и стал, — зло пошутила Кирстен. — Не без этого, — вздохнул Виктор. — Как я вчера уже говорил Франческе, к Артисю я зашёл где-то после одиннадцати, потом мы вместе забрали из комнат Дарка, Манолиса и Цзеюна. На кухне не выпьешь, в комнатах мало нормального места, чтобы посидеть, да и не проветришь потом, в отличие от аудитории 10-10. — Чем вы там занимались? — почти безразлично спросила Фуюгава-сан. — Пили, закусывали, снова пили… — развёл руками Виктор. — Ещё разговаривали. Я и сам удивился, что вставил слово в общую канву повествования. Хельга почему-то улыбнулась. — Я был там примерно до начала второго, — заявил Манолис. — Ушёл первым, потому что буквально начал засыпать. Чтобы не нарваться на наказание за нарушение школьных правил, я отправился в свою комнату. Лёг спать, проснулся только по утреннему оповещению. Так что тут я вам не помогу, простите, — виновато закончил он. — Примерно через полчаса или даже меньше нас покинул Цзеюн, — добавил Дарк. — Около двух тридцати мы с Витей тоже пошли спать, а Артись сказал, что хочет немного посидеть один. Дальше… хм… — Да, ты же напился как чёрт, — прыснул Витя. — Ты уговаривал его пойти с нами, а потом психанул и не вписался в поворот. Я бросился тебя поддерживать, но не учёл, что и я недалеко от тебя ушёл. Врезался в зеркало, ха-ха! — Да? — удивился Дарк. — Чёрт, совсем не помню! — Да ты что! — покачал головой Витя. — Там такой грохот стоял! Ты ещё сказал: сейчас все как сбегутся — подумают, что я тебя убиваю, ха-ха! Но никто не пришёл, и мы пошли к себе. Всё, дальше я упал на футон и вырубился. — Кажется, я припоминаю, как ты говорил мне что-то вроде: «Эй, блэк Санта, где твоя американская мечта?» — Да-а-а, точняк, это мы твою карточку искали, чтобы дверь к тебе открыть! — рассмеялся Витя. — Ты тогда сразу за дверью и отрубился, мне тебя до футона тащить пришлось, ха-ха! — Ага, я проснулся минут за десять до оповещения и никак не мог понять, почему у меня так болит затылок! — Ну, извини, там по дороге я за твою верёвку зацепился, так что уронил тебя немного, — виновато почесал голову Виктор. — Это всё, конечно, интересно, но мне порядком надоело, — бросил Монокума. — Объявляю голосование… — Стой! Подожди! — закричали мы, протестуя. — Тогда давайте ближе к делу, — недовольно проворчал директор. — То есть когда вы уходили, Артись ещё был жив? — уточнила у Вити и Дарка Хельга. — Именно, — кивнул Виктор. — Кстати, мы ничего не слышали, хотя я провалялась без сна почти до рассвета, — сказала Кирстен. — Боялась, что придёт Золотой Ключник? — усмехнулась Мелисса. Кирстен промолчала. — В таком случае, давайте распишем хронологию, — предложила Хельга. Экран вновь загорелся, показывая чистый белый лист. Хельга принялась набирать текст, попутно поясняя: — Около 11 вечера парни собираются в аудитории 10-10.

23:00 — В., Д., М., Л., А. собираются в 10-10.

— Примерно в час — час десять уходит Манолис.

01:00-01:10 — М. уходит в комнату.

— Дальше около половины второго к себе возвращается Лань Цзеюн.

01:30 — Л. уходит в комнату.

— Ещё через час спать идут Виктор и Дарк, Виктор разбивает зеркало.

02:30 — В. и Д. уходят. В. разбивает зеркало. А. остаётся в 10-10.

03:30-05:00 — А. умирает.

— И вот вопрос, — добавляет она, — как узнать, что происходило между половиной третьего и пятью утра? — Кто-то пришёл к Артисю с шестой банкой пива, а потом его убил, — сказала Мелисса. — Точно! — вспомнил Витя. — Шестая банка! Я ответственно заявляю: я принёс ровно пять банок пива! Когда мы допили последнюю, Дарк и я оставили Артися в 10-10, а сами пошли спать. Я понятия не имею, как кто-то взял её с кухни, которая ночью была закрыта! — А что если это человек с Золотым Ключом? — предположил Дуарх. — Пу-ху-ху-ху, теперь пришёл мой черёд ответственно заявить: Золотой Ключ открывает только жилые комнаты! — ответил Монокума. — А что если это… ну… организатор? — тихонько сказала Луана. — Организатор? — переспросил Дарк. — Да. Который нас здесь запер. — А ведь точно: он может не подчиняться правилу про кухню! — согласился Дуарх. — Но мы ведь не знаем, точно ли он среди нас, — возразила Мелисса. — К тому же, Витя, когда ты в последний раз видел ту, шестую, на кухне? — Примерно за два часа до отбоя я проверял, готовы ли три банки, которые я оставил на кухне, — ответил Виктор. — Околопиво из них уже можно было бы пить, но я решил, что пусть лучше ещё постоят. — Тогда у нас возникает зазор в два часа, — кивает Хельга. — За это время кто-нибудь легко мог прийти на кухню, посмотреть на загадочные банки и прихватить одну. — Вообще-то я знаю, кто это был, — подаю голос я. Все смотрят на меня и молчат. — Но это вам вряд ли поможет, — качаю головой я. — Почему? — не понимает Франческа. — Да, этот вор наверняка и есть убийца! — присоединяется Виктор. — Я так не думаю, — не соглашаюсь я. — Потому что… это был Артись. — Что? — Но как? — Зачем ему?.. — Я пытался попить чаю примерно за полчаса до отбоя, — принялся пояснять я. — Артись искал что-нибудь перекусить и обратил моё внимание на загадочные банки. Он спросил, давно ли они тут стоят, а я не смог припомнить и предложил ему взять одну, чтобы попробовать, если ему хочется. Артись подумал немного и всё-таки взял одну. — То есть тут тупик, — вздохнула Хельга. — И вовсе не тупик! — возразила Франческа. — Мы теперь хотя бы знаем, кто принёс шестую банку! — Но что нам это даёт? — покачала головой Фуюгава-сан. — Лишь то, что Артись между 02:30 и 05:00 спустился к себе, взял шестую банку, выпил половину, а потом его кто-то убил, — сказал Дуарх. — И вот он вопрос: кто это сделал? — пробормотала Хельга. — Ты, Франческа, кажется, говорила что-то про парней? — вспомнила Света. — Да, точно! Это определённо был парень! — Но почему? — спросил Манолис. — Не знаю! — по-прежнему оживлённо отозвалась Франческа. М-да… — Могу предположить, — подал голос Урагири-сан, — что почтенная Инганнаморте-сан решила так потому, что Артись довольно крупный — высокий, широкоплечий, умеренно накачанный, то есть достаточно тяжёлый. Убийца стоял сзади, соответственно, его рост должен быть соизмерим с ростом Артися, а почти все девушки в нашей группе определённо ниже его. Можно возразить: Артись мог бы стоять на коленях, тогда рост убийцы не играет роли. Но и здесь есть противоречие: как я уже сказал, Артись тяжёлый. Вспомните положение тела: лёжа на спине, ноги и руки выпрямлены. Потребовалось бы приложить усилия, чтобы разместить так тело человека, в момент убийства стоявшего на коленях. К тому же, не будем забывать, что в тот же миг из его сонной артерии хлестала кровь — убийце следовало быть осторожным, чтобы не запачкаться. То есть он придержал тело, дождался, пока кровь не перестанет фонтанировать, и только тогда положил тело на пол. Откуда у Урагири-сана такие познания? Думаю, не один я задумался об этом. — Короче, убийца должен был быть высоким и сильным, — суммировал Дуарх. — Под это описание подходят все парни, кроме низких Кансё и Цзеюна, — сказала Жоржетта. — А ещё мы с Хельгой. Мр-р-р-р. — Но Кансё и Цзеюна тоже не назовёшь слабыми, — возразил Дарк. — А Кансё нам только что доказал, что рост не имеет значения. — Я всё-таки настаиваю на том, что Артись умер стоя, — покачал головой Урагири-сан. — Это удобно — ты автоматически отметаешься, — хмыкнула Кирстен. — Но ты подозрительно легко обо всём этом рассуждаешь. — Возможно, — неопределённо ответил Урагири-сан. — Итак, наш круг подозреваемых: Витя, Дарк, Манолис, Люк, Дуарх, Хельга и Жоржетта, — суммировала Мелисса. — Поздравляю, мы наконец-то к чему-то пришли. — Правда, это почти половина присутствующих… — вздохнула Луана. — Тогда давайте дальше сужать нашу выборку, — пожал плечами Дуарх. — Как насчёт того, чтобы внимательно к каждому из нас присмотреться? Урагири-сан отметил, что кровь из перерезанных сосудов била фонтаном, и не испачкаться было бы трудной задачей. — А разве убийца не мог бы, например, помыться? — предположил Дарк. — Это ты на меня, что ли, намекаешь? — насупился Люк. — Да я вообще тогда спал! Могли бы и меня выпить позвать, так-то… — Ладно-ладно, давайте осмотрим подозреваемых! — пресекла споры Света. Как бы мы ни присматривались, ничего не заметили. — Ну и? Что дальше? — грустно произнесла Франческа. — Хм… А давайте каждый скажет, что он делал в момент убийства! — предложила Фуюгава-сан. — Точно, так детективы в сериалах делают! — оживилась Франческа. — Ну, с кого начнём? — Я вам уже всё рассказал, — безразлично пожал плечами Манолис. — Примерно в час ночи я ушёл к себе и лёг спать. — Я в половину третьего разбил зеркало, но больше ничего криминального не делал! — замахал руками Витя. — Ты мне ещё шишку набил, — слегка обиженно бросил Дарк. — Брат, прости, я не хотел! Ну, в любом случае, вы поняли! — Подтверждаю: мы с Витей ушли вместе и больше Артися не видели, — кивнул Дарк. — Я вообще в это время спал! — развёл руками Люк. — Эх, и почему про меня забыли… — Люк действительно никуда не выходил, как и я, — подтвердила Хельга. — мы ведь ночевали в одной комнате. — Да, а мы с Мелиссой дежурили, — закивала Фуюгава-сан. — А разве она не захотела спать у себя? — засомневался Дарк. — Мне было скучно, и я пошла к другим, — пожала плечами Мелисса. — Кстати, Дуарх тоже никуда не отлучался: мы сменили на посту его с Люком, когда было три часа ночи. — Именно, — кирнул Дуарх. — Ни я, ни Люк после отбоя комнату не покидали. — А я в шесть утра видела Манолиса у аудитории 9-18, — хитро произнесла Жоржетта. — Что? — не поверила Франческа. — Как? — спросила Фуюгава-сан. — Не знаю, — пожала плечами Жоржетта. — У Манолиса спросите. Я-то тут причём? — Вообще-то причём! — возразил Дуарх. — А что ты делала на коридоре в шесть утра? — Мр-р-р-р, скажем так, возвращалась из гостей, — загадочно протянула Жоржетта. Ситуация становилась всё запутаннее. «Из гостей»? Неужели «гости» — это Артись с пивом? Но нет… не верю… Жоржетта странная, но разве она похожа на убийцу? — Правильно ли я понимаю, что вы готовы голосовать? — ни с того ни с сего вклинился Монокума. — Нет! — закричала Франческа. — Сначала Жоржетта и Манолис должны объясниться! — Да, я действительно выходил из комнаты, — вздохнул Манолис. — Я не говорил, потому что это не так уж и важно, как мне казалось. Я каждую ночь по нескольку раз хожу в туалет. Видимо, в один из таких заходов Жоржетта меня и заметила. — А вот что сама Жоржетта делала в коридоре — вопрос хороший… — добавила Хельга. — Мр-р-р-р, я же вам сказала, — махнула рукой она. — И нет, я была не у Артися. Я вообще, мр-р-р-р, др-р-ругими вещами интер-р-ресуюсь… — Блять, да хватит ломать комедию! — не выдержала Кирстен. — Жоржетта была у меня в комнате до шести утра, а потом ушла к себе. Даже если она ушла не к себе, смерть Артися ведь наступила раньше, не так ли? Вот мы и снова пришли к тому, с чего начали… — Проще говоря, у меня, Дуарха, Люка и Жоржетты есть алиби, — заключила Хельга. — Остаются Витя, Дарк и Манолис. — И что мы будем делать? — вздохнула Франческа. — Отпечатки пальцев мы снять не сможем… — Но мы ведь все втроём были жутко пьяные, — возразил Витя. — Как бы мы так хладнокровно просчитали убийство? — Как раз наоборот: убийца скорее всего пил вместе с Артисем, — покачала головой Мелисса. — Ведь именно тогда понятно, куда делось почти полтора литра пива из шестой банки. — То есть мы опять ничего не знаем, — покачал головой Люк. — Хе-хе-хе. Мы все посмотрели на Жоржетту. — Хе-хе-хе, дилетанты, — произнесла она. — Вы, кстати, не задумывались, чем именно убили нашего славянского красавца? — Славянского? — переспросила Фуюгава-сан. — Чем именно? — повторила Франческа. С победной усмешкой Жоржетта достала карточку. Спустя несколько секунд на экране появилась фотография продолговатого осколка зеркала, достаточно удобного, чтобы использовать его в качестве оружия. — И ещё кое-что, — добавила она, включая фотографию осколочка поменьше, который был испачкан кровью. Назвать тишину в зале суда гробовой — преуменьшить. — «Жоржетта-тян, откуда у тебя это всё?» Вы это хотите сказать? Хе-хе-хе… Пр-р-ришлось всю сегодняшнюю ночь слоняться вокруг да около. Там, помнится, Манолис упоминал туалет? Вот этот вот увлекательный предмет, — Жоржетта указала на первый осколок, — именно оттуда. Нашла в сливном бачке одного из унитазов. «Но Жоржетта-тян, мало ли что, вдруг этот осколок там просто так лежит?» Хе-хе-хе. Сейча-а-ас… Следующее фото объяснило слова Жоржетты. На экране был тот самый унитаз, с бачка которого Жоржетта сняла крышку. Внутри вода была розоватой. — Этот идиот не додумался даже воду слить, — фыркнула Жоржетта. — Но почему маленький осколок всё ещё в крови? — задала вопрос Мелисса. — Потому что его я нашла в другом месте, — усмехнулась Жоржетта. — Как же ты так осматривали тело, что даже в карманы не заглянули, а? — Но каким из них убили Артися? — запуталась Франческа. — Большим, — уверенно сказал Урагири-сан. — Он больше похож на нож. Очевидно, убийца выбрал его именно поэтому. И именно поэтому спрятал его в сливном бачке, надеясь, что уж туда-то точно никто не заглянет. — А маленький? — покачал головой Манолис. — А маленьким Артись поранил руку, — вдруг понял я. — Бинго, Цзеюн! — щёлкнула пальцами Жоржетта. — Я, кстати, определилась, как буду тебя называть, хе-хе-хе. Я лишь пожал плечами. Никогда не считал это важным. Вот только зачем он это сделал? — Ну, и это были все факты, хе-хе-хе. А дальше одни домыслы. Мр-р-р… Жоржетта прикрыла глаза и замурлыкала. — Ну? — нетерпеливо насупилась Франческа. — Мр-р-р-р-р… — Ну, продолжай давай! — кивнула Мелисса. — Мр-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р… — Эй, Жоржетта! — окликнула Кирстен. — А-а-а-а, ну ла-а-а-адно! Почему Артись хотел побыть один? Вы задумывались об этом? Его ведь легко могли бы убить, но, похоже, он этого не боялся. Более того, потом, когда к нему присоединился загадочный Некто, Артись зачем-то проткнул себе руку. Судя по тому, что осколок он потом спрятал в карман, сделал он это, во-первых, целенаправленно, во-вторых, стараясь скрыть от нашего Некто. Выходит, Артись либо депрессивный мазохист, либо преследовал какую-то другую цель — например, ему зачем-то понадобилась кровь. Первый вариант отметаем — на руках, ногах и где-либо ещё порезов нет. А ели вдруг это настроение нашло на него впервые в тот вечер, гораздо логичнее было бы порезать, скажем, запястье, чем проткнуть ладонь. То есть Артисю понадобилась кровь. Зачем? И почему он проткнул не палец, а именно ладонь? Если бы хотел что-то написать — не стал бы так делать. Ему понадобилась именно кровь в ладони. Что он мог этим показать нашему загадочному Некто — а ведь как раз на него, полагаю, и был рассчитан спектакль — не знаю. Может, хотел его разжалобить и так спастись от смерти — или заставить убить кого-то другого? Кого-то, из-за кого у Артися якобы взялась эта кровь. Хотя я ставлю всё на то, что какой бы ни была цель, Артись не удивился, когда Некто решил его убить. Артись знал, что сейчас умрёт. Заметьте: он умер не там, где происходили ночные посиделки, а у единственного открывающегося окна. Как раз лицом к этому окну Артись и стоял, ожидая смерти — это я сужу по положению тела. Более того, давайте вспомним о шубе нашего героя. Почему Артися накрыли шубой так, чтобы лицевая сторона оказалась внизу? Правильно: чтобы не было видно крови. А кровь у нас была где? На спине и на правом рукаве, да? Тишина. Очевидно, Жоржетта ждала ответа, но все мы были слишком потрясены, чтобы вовремя отреагировать. — Д-да, — опомнилась Хельга. — Мы предположили, что убийца надел шубу, чтобы не испачкаться. — Думаю, так и было, — кивнула Жоржетта. — Ну, у меня, можно сказать, всё. Ах да! Мр-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р! — Нихуя ты Эминем… — протянула Кирстен. — А почему Эминем? — не поняла Франческа. — Слишком много информации за единицу времени, — пояснила Кирстен. — Вам осталось только спросить этих троих, почему они не могли убить нашего прекрасного славянского друга, — хмыкнула Жоржетта. — Ну, это не я, потому что я левша, — с облегчением сказал Дарк. — Хоть я и правша, но я вчера себя еле удерживал на ногах, что уж сказать о других, — покачал головой Витя. — Даже Дарка вон уронил. — Да и не стал бы он обращать внимание всех на то, что банок было пять, а не шесть, — закатив глаза, добавила Света. — Особенно учитывая то, что он единственный, кто помнит, сколько вообще было выпито. — А ты, Манолис? — спросил Дуарх. — Я тоже правша, — с видом роющего себе могилу вздохнул Манолис. — Но я клянусь, я не делал этого! — Хе-хе-хе, вот мы и нашли убийцу, — хитро усмехнулась Жоржетта. — Монокума, давай свою голосовалку! — Стой, подожди, но у нас всё ещё два кандидата! — возразила Франческа. — Да, Витя усложнил бы себе жизнь и всё такое прочее, но где гарантии, что это не способ отвести от себя подозрения? — Витя? — брови Жоржетты взлетели. — Мда-а-а-а, похоже, что вы и правда ничего не поняли… Ответьте мне, неучи, как, по-вашему, была надета шуба Артися? — Э-э-э-эм, — протянул Люк. — Ну, как любая нормальная шуба, нет? — Хе-хе-хе, тогда кровь была бы на передней части шубы. Хотя бы капелька. Мр-р-р-р… — То есть!.. — глаза Франчески загорелись. — Он её надел!.. — продолжила возбуждённая Мелисса. — Наоборот! — закончила Хельга. И тут все мы посмотрели на Дарка, который только что сам признался, что он левша. — Что? — не понял Дарк. — Я же сказал: я левша! — Так если шубу надеть наоборот, то правый рукав станет левым! — объяснила Фуюгава-сан. На лице Дарка промелькнуло испуганное выражение, но он быстро взял себя в руки. — Ху-ху-ху, правда? Да-а-а… Странно, конечно… — Дарк, ты ничего не хочешь сказать? — тихо произнесла Луана. Возможно, именно потому, что эти слова сказала официальная святая и Абсолютная Дева Мария, Дарк замер. Он отчего-то дёрнул себя за бороду и обернулся к Монокуме. — Директор Монокума, чем это таким вы приклеили мне бороду так, что она теперь не снимается? — Суперклеем, конечно! — рассмеялся робот-медведь. — Да, и твою шапку, Дуарх, и твои рога, Мелисса. Пу-ху-ху-ху… — Вот это — настоящее преступление! — покачал головой Дарк. — А убийство что, не настоящее? — хмыкнула Жоржетта. — Но ведь должна же быть какая-то причина, да? — всхлипнула Франческа. — Вре-е-е-емя-я-я-я! — радостно протянул Монокума. — Время голосова-а-ания! И вот у нас не осталось выбора. На трибунах перед нами зажглись до этого выключенные экраны. Нарочито яркими разноцветными буквами значилось: «Выбери запятнанного!» Ниже располагалось шестнадцать фотографий, одна из которых была чёрно-белой. Кажется, в следующий раз таких фотографий будет как минимум три… Следующий раз? О чём я думаю?! Замечаю обратный отсчёт в нижнем углу. Остаётся 15 секунд. Вздыхаю и нажимаю на фото Дарка. Поверх высвечивается: «Вы выбрали: Дарк Рассел. Ваш голос принят». Всё, вот и нет пути назад. Кажется, только что я впервые в жизни поучаствовал в убийстве человека. Хотя… Я очень надеюсь, что Монокума соврал насчёт казни. Три… Два… Один… — Пу-ху-ху-ху-ху, поздравляю, вы угадали! Наш Запятнанный — это Дарк Рассел! Время для последнего слова. Воспользуетесь ли вы этим правом, Абсолютный Санта Клаус Дарк Рассел? — Да, — опустив голову, упавшим голосом ответил он. — Вы не подумайте, я не хочу оправдываться. Я действительно убил Артися. Но вам наверняка интересно, что между нами произошло, да? Интересно — слишком легковесное слово. Это скорее злость вперемешку с непониманием. Что-то наподобие «да как он мог?!». Да, так было бы правильнее. — Что ж, поначалу всё было именно так, как мы говорили до этого. Витя оттянул меня в мою комнату, и я отрубился. Но проспал я недолго — только около часа. Потом я проснулся и почувствовал себя довольно трезвым. Не знаю, почему, но встать было легко, и мне захотелось прогуляться. Я вернулся в аудиторию 10-10 и застал там Артися. Он дремал на одной из парт. Я растолкал его: — Ты что, Артись! Тебя же накажут! — Да не парься, хотели бы — уже бы наказали. А ты чего не спишь? — Да вот… — Ха, пьяный сон крепок, да короток, а, Дарк? — Да уж… — Не хочешь догнаться? — А давай! Только чем? Артись сказал, что вчера из любопытства забрал одну из банок Вити к себе, но потом совсем забыл о ней и только теперь вспомнил. Он отправил меня за пивом, и, когда я вернулся, мы вернулись за ту же парту, где сидели до этого впятером. Сначала мы над чем-то смеялись. По приколу поменялись верхней одеждой, причём я его шубу надел задом наперёд. Потом Артись стал серьёзнее, начал рассказывать мне о своей жизни, о том, как стал Абсолютным Зюзей. Оказывается, у них в стране происходят какие-то страшные вещи, но Артись никак не конкретизировал, что он имел в виду. Он спросил, есть ли у меня братья или сёстры. Я рассказал: — Да, я второй ребёнок из четырёх. У меня была одна старшая сестра и две младших. — А почему «была»? — Старшую, Эмбер, затрелили полицейские. По ошибке. Она тусовалась со своими подозрительными друзьями-рэперами в районе, где были какие-то протесты, а ещё там же были какие-то чёрные банды. Вот её приняли за члена группировки — ну, и так вот вышло. — Хм… — лицо Артися потемнело, и он залпом выпил целый стакан. — Моя младшая сестра, Ана (не самая младшая, то — Роуз), заболела чем-то. Врач сказал, что это простуда, но спустя довольно недолгое время Ана начала кашлять кровью. Увы, чем бы она ни болела, лечить это было уже поздно — так сказал другой врач. Ана умерла, а мы так и не узнали, чем она болела. «Вы, чёрные, вечно цепляете всякую заразу», — сказал врач. Жизнь чёрных не такая ценная, как жизнь белых — ничего, мы ведь ещё нарожаем, правда? Ха… — А Роуз? — А Роуз милашка. Маленькая принцесса. Ей очень нравится, когда я наряжаюсь Сантой. — Скучаешь? — Конечно скучаю! Но это ничего: оно не стоит того, чтобы кого-то убивать. Да, именно так я ему и сказал. Потом мне приспичило в туалет, и я оставил Артися одного минут на пять-десять. А когда вернулся, он левой рукой раскачивал стакан, наблюдая, как плещется пиво. И вдруг закашлялся, закрывая правой рукой рот. Он отнял руку — и этот блеск ни с чем не спутаешь, если хоть раз видел. Ладонь Артися была в крови. Он точь-в-точь повторил то, что происходило с малышкой Аной. За исключением стакана с пивом, конечно. Я испугался. А Артись только рассмеялся и сказал: — Видишь, как всё обернулось? Смешно, да? — Да какое смешно! Артись, тебе срочно нужна помощь! — Откуда же ей взяться здесь, в запертой академии? — Чёрт, да будет проклят тот сумасшедший, который нас здесь запер! — Я, — улыбнулся Артись. — Что?.. — Я. — Что «я»? — Это я — тот, кто всех нас запер в академии. — Что?! Да как ты… — Жить мне осталось недолго — сам видишь. И я решил, что смогу срубить бабла напоследок. Шикануть, так сказать. Одни богатые ребята хотели устроить реалити-шоу с убийствами и расследованиями. Думаешь, зачем у нас здесь повсюду эти камеры наблюдения? Нас по телику показывают! Только все думают, что это постанова — ну, как «Остаться в живых» или «Королевская битва» какая-нибудь. Вот, мне приплатили, и я — тот самый злой организатор. Ха-ха-ха, удивлён? Сказать, что я был удивлён — ничего не сказать. Мало того, что ко мне вернулось опьянение, а тут ещё и это. Я сразу же поверил в его слова — сами знаете, пьяного убедить в чём-то проще простого. — Ты сможешь уйти отсюда только если убьёшь меня, — как ненормальный заржал Артись. Дальше — всё как в тумане. Как не своим голосом я сказал, что иду в туалет. Как не своими руками я взял один из осколков зеркала — самый удобный, похожий на нож. Как не своим мозгом я подумал, что нужно обернуть «нож» рукавом, чтобы не порезать руку. Когда я вернулся, Артись, голый сверху до пояса (мою шубу он бросил к доске) стоял у окна, но смотрел на двери. — Я хочу умереть, глядя на звёзды, — сказал он и отвернулся. Я подошёл к нему, стал у него за спиной, занёс руку и быстро провёл осколком по его шее. Пока я замахивался, Артись выдохнул: — Выйдешь — приведи помощь. Это были его последние слова. Я придержал Артися, чтобы он не упал, а умер именно так, как хотел — глядя на звёздное небо. Потом, когда кровь перестала бить фонтаном, я уложил его на пол. Пошёл в туалет — почему-то на девятый этаж. Глянул на себя в зеркало: на мне всё ещё была окровавленная шуба Артися, надетая наоборот, а в моей руке всё ещё почему-то был тот осколок. Я не придумал ничего лучше, чем закинуть его в бачок унитаза. Поднялся назад к Артисю, снял шубу и накрыл тело. Закрыл Артисю глаза, чтобы показалось, будто он просто спит. Проходя по десятому этажу, опять посмотрел в зеркало: борода такая же белая, на одежде ни следа крови, но чего-то не хватало… Вернулся за своей шубой и ушёл в комнату. Там просто отключился. Когда проснулся — подумал, что мне всё приснилось. Увы. — Вре-е-е-емя! — прокричал Монокума. — Простите, ребята, у меня не вышло привести помощь, — по щеке Дарка скатилась слеза — и тут же затерялась в приклеенной бороде. — Время ка-а-а-а-азни! За драпировкой одной из стен скрывалась арка. Из неё выбежали несколько Монокум — точь-в-точь как тот, что на троне. Они схватили Дарка и потащили в ту самую арку. — Прошу, следуйте за ними, — директор сделал приглашающий жест лапой. Мы подчинились. Наверное, сказали бы нам сейчас, что Земля плоская — мы бы передали привет черепахам. Настолько были ошарашены происходящим. За аркой обнаружилась решётка. А там, дальше, куда мы не смогли бы пройти, Монокумы бросили Дарка на пол и вышли через другие двери. На экране над решёткой загорелась мультяшная надпись:

Упаковка подарка

Казнь Дарка Рассела

— Это что, тюрьма внутри тюрьмы? — нервно рассмеялся Дарк, поднимаясь на ноги. Ему никто не ответил. Мы не могли — ещё не осознавали, что происходит, но уже предчувствовали что-то…

…ужасное.

От каждой стены, включая решётку и потолок, вдруг отделилась прозрачная панель. Сначала начал снижаться потолок — пока не заставил Дарка стать на колени. Затем поехали «стены». Они сдвигались до тех пор, пока не зажали Дарка вплотную. А дальше началось полнейшее безумие. И стены, и потолок сжимались всё сильнее. Дарку некуда было деться, он скрутился как мог, но это не помогало. Стены раздавливали его, вскоре послышался хруст костей, брызнула кровь… Я открыл глаза только тогда, когда стих его крик. Но и это было слишком рано. Я не знаю, какой силы должно быть давление, чтобы превратить человека в кубик с ребром в сорок сантиметров от силы. Весь пол был в крови, она медленно текла к нам под ноги. Тем временем стены разжались, откуда-то взялась зелёная упаковочная бумага — она накрыла собой «кубик». А сверху опустился золотистый бантик. Заиграла песня — кажется, что-то рождественское, но я не мог разобрать ни музыки, ни слов. Я забыл, как дышать. Роботы вывели нас из той комнаты и распихали по лифтам. Оказывается, даже там есть экраны системы оповещения! Они тут же ожили, и Монокума бодро произнёс: — Пу-ху-ху-ху, поздравляю вас с успешным завершением первого суда! В качестве подарка вы получаете заслуженную награду — новый этаж! Продолжайте в том же духе — и ваша жизнь будет улучшаться с каждым новым судом! Пу-ху-ху-ху-ху! Лифт замер. Двери разъехались. Мы вышли. Я даже не обратил внимания, кто со мной ехал. — Ну, исследовать? — безэмоционально предложил Дуарх — скорее по привычке, наверное. — Новый этаж? А вы всерьёз верите, что там есть выход? — мои губы сами произнесли это, не спрашивая у меня. — Не-а, — покачала головой Хельга. — Но мы всё равно сходим. Все медленно разошлись кто куда. А я опёрся на стену и почувствовал, как медленно, но верно сползаю на пол. На каком вообще я этаже? Не знаю. — Эй, Цзеюн, мы нашли душ и бассейн! — окликнул меня кто-то. Франческа? Да, кажется, она. Душ? Ну да, наверное, это интересно… Но нет, я не смогу. Я не дойду. Я не справлюсь с этим. Я не смогу снять с себя одежду. Это сейчас едва ли не то же самое, что сдирать с себя кожу. Повезло, что это девятый этаж. Повезло, что моя комната относительно лифтов расположена ближе прочих. Я смог только вползти внутрь. Что было дальше — не помню.