Послушные тела

      Наступил момент, к которому всё поместье готовилось более двух недель — переезд в Ханян. Ранним утром перед воротами уже собрались многочисленные повозки и лошади. Слуги продолжали сносить сундуки, мебель, запрягали лошадей и готовили их к долгому путешествию. Не все люди в поместье покидали его — в Ханяне были и те, кто следил за домом, поэтому с господами отправлялись лишь самые важные. В их число вошли старик Донсу, маленький Уён, слуга Тэхёна и те, кто им помогали — разные девушки и мальчишки. Кухарки, лекарь, личный учитель Тэхёна, люди, неизвестные Юнги, охрана, семьи и дети крепостных.       Юнги вышел из комнаты, пропуская вперёд себя Уёна с сундуком с немногочисленными вещами своего господина, и направился на выход. Он поправил завязки широкополой шляпы под подбородком и вышел из главного дома на террасу. Во дворе стоял лёгкий утренний туман, воздух был еще немного прохладным с ночи. Среди суеты Юнги заметил в окружении нескольких дворовых и Гунмо, и кормилицу Бэксун, зацеловывавшую щёки какого-то малыша, которого она держала на руках. От наблюдения за дворовыми его отвлекла ругань за спиной, и, конечно, виновником шума был Ким Тэхён.       — Это стоит дороже, чем жизни всех людей из твоего рода, так какого демона ты тащишь мои вещи, как мешок риса? — обращаясь к слуге, проворчал Ким и отобрал сундук у него. Потянув за верёвку, обмотанную вокруг сундука, он снёс его по ступеням сам, ещё меньше заботясь о сохранности содержимого. — Доброе утро, молодой господин Мин, — криво улыбнувшись, обратился Ким к Юнги.       Мин обернулся и увидел отца с его свитой, тут же поняв причину дружелюбия Тэхёна по отношению к нему. Он неохотно кивнул Тэхёну в ответ и пошёл к своей лошади.       — О, Ваше Благородие! Как спалось? Лошадка ваша полностью готова, — обратился к Юнги Гунмо с широченной улыбкой. — Без господ здесь будет скучно. Удачи вам в столице.       — Ты не едешь с нами? — подошёл к ним Тэхён.       — Нет, вашсиятельство, я тут за лошадьми присматриваю, а там у вас свой человек.       — Спасибо за пожелание, — ответил Юнги Гунмо, оборачиваясь на Тэхёна, который молча отошёл в сторону. Юнги ещё вчера попрощался с конюхом, ставшим ему хорошим знакомым. Он вручил Гунмо в подарок бутылку алкоголя, отчего мужчина растрогался, как молодая девица от букета цветов. — И тебе удачи здесь…       — Ещё свидимся, господин. Пусть у вас всё-о будет хорошо. Не переживайте понапрасну. Хорошей жёнушки вам, детишек… Эхх… — Гунмо провёл рукой по лицу. Он был сильно расстроен отъездом Юнги. Мин не знал, как ещё успокоить мужчину, но на помощь ему подоспела Бэксун. У неё на руках спал ребёнок лет двух, тот самый, которого она целовала. Она мягко похлопывала его по попе.       — Ну чего ты развёл сырость, как дитя малое. Я позабочусь о молодом господине. А ты работай хорошо, может и тебя переведут в столицу! — проворчала кормилица.       — Закругляйтесь все, скоро выезжаем, — прогремел на весь двор голос старика Донсу.       Сев на лошадь, Юнги окинул в последний раз взглядом двор, главный дом, возвышающуюся вдали укрытую зеленью гору. Медленно караван двинулся в путь. В душе Юнги что-то перевернулось накануне: первые несколько дней он болезненно переживал произошедшие перемены в жизни, но примирение с ситуацией пошло на пользу его состоянию. Он больше не пропадал в беспамятстве, и головные боли его не донимали. Тревога уменьшилась, и на смену ей пришло лишь волнительное ожидание. Что же будет в столице?

***

      Весь день прошёл в пути, с редкими непродолжительными остановками на перекус и набор воды. Уже затемно они остановились на постоялом дворе в одном из городков на тракте, ведущем из Кэгёна в Ханян. Часы Юнги показывали одиннадцать часов ночи. Уён помог ему раздеться и подготовиться ко сну. Футон в скромной комнатке был неудобным, но Юнги привык спать где попало, к тому же он так утомился с дороги, что быстро уснул.       Ему приснился сон.       В нём Юнги пробирался через густой лес, ветви били его по лицу, корни царапали его обнажённые ступни, но он продолжал бежать, подгоняемый опасностью. Он смотрел на всё снизу, как будто рост его был совсем невелик, будто он был совсем мальчишкой. Сердце его согревала висевшая на груди монетка, которую он крепко зажимал в пальцах. Его держал кто-то за руку и тянул за собой, но Юнги не мог понять, кто это был, фигура человека смазывалась в белое пятно — кажется, это была женщина в платье. Она ему не нравилась. Ему не хотелось идти за ней, и он не понимал, куда они направляются. Юнги вытянул свою ладонь из её хватки, развернулся, и тёмный лес вокруг него моментально растворился. Он оказался в спальне явно богатого дома — в Чосоне — только сидел он почему-то под столом, поэтому наблюдал всё убранство снизу. За дверями был слышен какой-то грохот и крики, как будто кто-то переворачивал всё вверх дном. Юнги чувствовал острую потребность что-то защитить. Что-то было у него в руках, но не мог понять, что именно. Оно мелко тряслось и норовило выскочить, но Юнги упрямо не мог разглядеть ничего, кроме своих рук, обнимающих пустоту, а потом эти руки окрасились кровью.       Широко распахнув глаза, Юнги подскочил на постели в неизвестном ему доме в ужасе от представшей во сне картины. Обстановка хоть и была бедной, но это был двадцатый век. Под потолком горела жёлтая лампочка. Он сидел на железной кровати с матрасом с пружинами, которые неприятно впивались в зад. Вдруг к нему подскочила его мать и начала гладить по волосам, трогать лоб. Она была беспокойна… Юнги редко видел её такой. Она всегда носила короткие волосы, но сейчас они были длинными. Значит, это был все ещё сон — Юнги здесь ребёнок. Он опустил взгляд на свои небольшие детские ладошки и почувствовал, как по непонятной ему причине у него скапливаются слёзы в глазах.       — Юнги, не двигайся и смотри в камеру, — вдруг послышалось над его головой.       И вот во мгновение ока Мин обнаружил себя сидящим уже не в серой комнате, а в фотостудии напротив камеры. Ноги его не доставали до пола. Стул, на котором он сидел, был слишком высок для его возраста. По обе стороны от него стояли родители, а фотограф был готов запечатлеть счастливый семейный портрет. Вспышка фотоаппарата его ужасно напугала, и Юнги поджал колени, обнял их руками и уткнулся в них лицом. Со стороны послышался беззлобный смех фотографа, а мать опустилась перед ним на колени и начала гладить его по голове, успокаивать, что-то приговаривать. Ей удалось убедить Юнги поднять голову, но, когда мальчик утёр слёзы и посмотрел на неё, он увидел господина Мина, а не своего приёмного отца.       Юнги проснулся в том же помещении постоялого двора, где и засыпал. Странный, беспорядочный сон на какое-то время занял его мысли. Он пытался разобраться в том, что ему привиделось, но быстро отбросил эти думы от себя. Пора было собираться в путь.       Следующий день прошёл точно так же, как и первый. На вторую ночь они остановились в поместье друзей семьи Мин. Перед сном Тэхён, разместившийся в одной комнате с Юнги (что никого из них, конечно, не радовало), решил поиграть на тэгыме — большой бамбуковой флейте. Юнги понравилась игра, он с удовольствием послушал мелодию и даже похвалил Тэхёна, на что тот отреагировал странно — промолчал и, отвернувшись, лёг спать. Мину показалось, что он смутил Тэхёна.       На третий день уже должны были доехать. Чем ближе они подбирались к Ханяну, тем более оживлённой становилась дорога, и тем чаще каравану с господскими вещами приходилось пропускать вперёд повозки торговцев и путешественников. Всю дорогу Юнги ехал рядом с Тэхёном и господином Мином, каждый на своих лошадях, переговариваясь лишь изредка. Юнги часто ловил на себе нечитаемые взгляды Тэхёна, но уже привык к тому, что вызывал у того сплошные подозрения. Вместо того, чтобы обращать на это внимание, он впал в привычный для себя режим дрёмы наяву. Обстановка этому способствовала: виды однотипных деревней и полей приелись ещё в начале путешествия.       Когда время было за полдень, навстречу каравану показались двое всадников. Вопреки обыкновению, они и не попытались объехать караван. Стражники из личной охраны Минов в главе каравана обнажили свои мечи, но всадники остановились и подняли руки, показывая, что они безоружны.       — Опустите оружие, — обратился Мин Джэ к страже. — Чан? — окликнул он одного из всадников. — Что стряслось?       — Господин Мин, беда. Ночью на поместье напали, уничтожено две постройки… Хвала Небесам, главный дом пострадал меньше всего.       Господин Мин нахмурился и в течение нескольких секунд сохранял молчание. Его лицо помрачнело. Старик Донсу остановил свою лошадь рядом и обменялся с господином напряжёнными взглядами. Мин Джэ обратился ко второму всаднику, спросив, кем он является.       — Я служу господину Киму из Кёнджу, — склонил голову посланник в уважительном жесте, — Тэгам, узнав о случившемся несчастье, предложил вам остановиться у него на время, пока не будет восстановлено поместье, — в подтверждение своих слов он вручил стражнику, стоявшему ближе всего, конверт с письмом от Кима.       — Спасибо. Со стороны Господина Кима это весьма великодушно.       — Господин Ким — это Намджун? — поинтересовался Юнги, взглянув на помощника отца.       — Это отец молодого господина Ким Намджуна, министр финансов, — пояснил старик Донсу.       — Передай министру мою благодарность, — старший Мин развернулся к посланнику господина Кима, после того, как бегло просмотрел небольшое письмо.       Посланник кивнул, и, развернув лошадь, умчался в направлении города. Чан — слуга из поместья семьи Мин в Ханяне, присоединился к каравану, который медленно продолжил свой путь.       — Это произошло сегодня ночью, под конец часа Быка, я сразу выдвинулся в путь, но меня нагнал посланник Ким-тэгама, — начал свой рассказ Чан.       — Подробнее, что произошло ночью? — спросил господин Мин.       Тэхён и Юнги по обе стороны ехали в молчании, но оба внимательно слушали.       — Нападавших ещё не нашли, стража не смогла с ними справиться, они налетели толпой и всех стражников вырезали. Дворовых не трогали, если те не пытались им помешать. Старина управляющий перепугался, но не пострадал. Весь Букчхон перебудили, наверное, так господин Ким и узнал. Разворотили и сожгли кухню, бани, в главном доме пострадала крыша — они использовали подожжëнные стрелы. Одна из господских комнат в главном доме загорелась, но огонь вовремя удалось остановить.       — Что-нибудь украли? — мрачно поинтересовался господин Мин.       — Не видел, чтобы что-то выносили. Похоже, у них были другие цели. На восстановление не меньше месяца уйдёт…       Дальнейший путь прошёл в давящей тишине. Все, до кого дошла тревожная новость, следовали с угрюмыми лицами. Для слуг это означало, что им придётся заниматься ремонтом либо ютиться с господами в другом доме.       Юнги не знал, что и думать. Мин Джэ изредка переговаривался со стариной Ким Донсу и Чаном о том, как им следует поступить: кого из людей отправить в поместье Ким вместе с господами, а кого бросить на восстановление поместья. У Юнги закралось подозрение, не внушавшее оптимизма. Он почувствовал свою вину за поджог, какой бы безумной ни была эта теория, и поспешил сообщить о своих соображениях этом господину Мину. Оставив Тэхёна позади себя, и так, чтобы никто не услышал, о чём он говорит с Мин Джэ, Юнги почти вплотную подвёл свою лошадь к лошади отца.       — Господин Мин, это же не из-за меня?.. — с опаской глянув на Мина-старшего, спросил он. — Из-за моего появления...       — Нет, Юнги, это из-за того, что я возвращаюсь.       — Кто мог это сделать?       — Только один человек.       Юнги было попытался озвучить свою догадку о том, что этим человеком мог являться король, но Мин Джэ оборвал его на первом же слоге, помотав головой. «Наверное, это опасно», — подумал Юнги. «Да и доказательств тому нет, а клеветать на короля уж точно не стоит. Если это устроил король, в каких же они отношениях с семьёй Мин? Неужели до сих пор их вражда столь велика? Почему же господина Мина вызвали в столицу?».       — Почему мы не можем вернуться в Кэгён? — спросил Юнги.       — Потому что я должен предстать перед двором послезавтра. У меня есть обязательства в Ханяне, которыми я не могу поступиться.       К середине дня они добрались до столицы. Город был окружён крепостной стеной, от которой практически не осталось ни единого камня в веке Юнги. Видеть средневековый Сеул, окружённый стенами, город его сердца с самыми весёлыми джазовыми клубами, было странно. Чтобы войти в город, нужно было предъявить доказательство высокого статуса или лицензию торговца, но Мин Джэ оно не требовалось. Его узнавали на улицах. Городские переговаривались между собой, когда замечали его, приветствовали радостно, кто-то сочувственно покачивал головой, напоминая о событиях прошлой ночи.       Они добрались до Букчхона — района, где жила вся элита того времени, там же были дома Минов и Кимов. Господин Мин остановился на одной из улиц и бросил взгляд на ворота поместья через дорогу. Над стеной виднелась опалëнная крыша. Через открытые ворота сновали дворовые, которые выносили прогоревшие деревянные балки, дорогую мебель и поломанную утварь.       — Чан, — позвал господин Мин слугу,— забирай всех, разберись, и пусть старик Чхве потом мне доложит о ситуации. Мы будем у господина Кима.

***

      — Господин Мин! Рад вас видеть! Жаль, что при таких обстоятельствах.       Юнги оглянулся на звук голоса и увидел человека, спускавшегося по лестнице дома. Они уже прибыли в поместье, спешились и отдавали лошадей слугам семьи Ким.       Воздух был прогретым, душным, хоть дело и клонилось к вечеру. Всё, чего Юнги хотелось с длинной дороги — где-нибудь вытянуть ноги, желательно, в прохладной чистой постели.       — Господин министр! Сколько лет, — Мин Джэ подошёл к названному господину и радушно обнял его.       Теперь, когда Юнги подошел ближе, он мог разглядеть отца Намджуна. Тот был моложе Мин Джэ, выше, несколько стройнее, и выглядел как порядочный и справедливый человек.       Юнги не мог объяснить, что в его облике заставило его так думать, но такое он произвел на него впечатление. Господин Ким был улыбчивым, харизматичным мужчиной. Он с нескрываемым интересом посмотрел на Юнги, и Мин в ответ склонился в уважительном поклоне. За ним повторил Тэхён.       — Ну и ну, Юнги, — радостно протянул министр. — Когда я видел тебя в последний раз, ты был совсем мальчишкой… Да и Тэхён подрос, вытянулся.       — Тэхёну уже двадцать один, господин Ким, — похлопав воспитанника по спине, с улыбкой отозвался Мин.       — Всё ещё не могу в это поверить, — подходя ближе к Юнги, сказал Ким. Он положил ему руку на плечо и легонько сжал. Чуть наклонившись, оглядел его лицо, оценивая схожесть, и, подбадривая, встряхнул парня. Юнги повторил его улыбку, почувствовав, однако, небольшую неловкость. — Вы, должно быть, сильно устали в дороге. Располагайтесь. Слуги вас проводят.       — Господин Ким, думаю, нам есть, что с вами обсудить… — отпустив своих людей, сказал Мин Джэ, и они направились в сторону сада.       Юнги оглянулся на них, а затем заметил слугу, который ждал его, чтобы показать комнату, и поспешил за ним и Тэхёном. Мин высматривал Чимина и Намджуна, пока они добирались до выделенных комнат, но никого из них так и не встретил. Юнги определили в хорошую комнату в гостевом доме, окно которой выходило на внутренний дворик с аккуратными деревцами и клумбами пионов. В помещении была кровать, письменный стол и несколько сундуков. Кровать, возвышавшаяся над полом, особо манила утомившегося с дороги Юнги. Уён внёс его вещи и помог сменить одежду, а после Юнги прилёг вздремнуть.

***

      Сквозь полудрёму Мин почувствовал, как ему становится тяжело дышать, будто его чем-то придавило. Раскрыв глаза, он обнаружил навалившегося на него Чимина. Парень обнимал его укрытую одеялом спину. Дыхание его было неровным, шелестящим. Юнги не стал сразу выдавать себя, позволив себе вслушаться в чужое дыхание в надежде уловить в вечерней тишине мысли младшего.       — Эй, ты чего? — вполне обоснованно поинтересовался Мин спустя полминуты.       Юнги проспал дольше, чем намеревался, и на улице уже свечерело. Чимин тихо пискнул от неожиданности и попытался встать, но Юнги потянул его за руку на себя, отчего тот снова упал практически поперёк его тела. Чего он ожидал, когда всем весом навалился на Юнги? Что тот продолжит спокойно посапывать? Старший своими ногами затолкал ноги Пака на постель так, чтобы тот, перевалившись через него, лег рядом на кровати, лицом к его лицу.       — Хён, — радостно отозвался Чимин и, видимо, от переизбытка чувств обнял его.       — Что за приветствие? — вытаскивая руки из-под одеяла, задал вопрос Юнги. Он почувствовал запах цветов, исходящий от Чимина и его одежды, и впервые увидел его лицо так близко, хоть уже и наступила темнота. Совсем ненадолго он впал в ступор. Чимина хотелось разглядывать, и желательно, в лучах тёплого солнца.       — Рад тебя видеть. Ты меня не рад видеть? — пробурчал Чимин по-ребячески. — Пора вставать.       Юнги что-то промычал в ответ и, не делая того целенаправленно, столкнулся взглядами с Чимином. В вечерней тишине немного сбившееся дыхание младшего было слышно особенно отчётливо. Пак, вероятно, не вкладывал в свои действия никакого подтекста, но в испорченный разум Юнги прокралась мысль об интимности их близкого положения. Он прочистил горло и сел на постели, а затем спустил ноги, касаясь голыми ступнями тёплого пола.       — Я был днём в академии, поэтому не смог тебя встретить. Хённим был во дворце, — объяснил Чимин своё и Намджуново отсутствие. — Выглядишь более здоровым, хён, — с улыбкой отозвался он и приподнялся на постели на локтях, а затем поправил свои взлохмаченные волосы, собранные аккуратной заколкой на затылке. — Мне жаль, что так случилось с поместьем.       Юнги утвердительно кивнул и задумался о поместье, опустив взгляд на свои руки, непроизвольно начав расковыривать заусенцы. Стало вдруг как-то неловко. Будто лежать с Чимином рядом и просто смотреть на него для Мина было комфортнее.       — Эта задница тебя не задирала? Ким Тэхён из Андона, — поспешил перевести тему Юнги. Всё-таки Ким Тэхён — универсальная тема для любого разговора, начинающего скатываться в неловкость.       — Нет, что ты, он показался мне очень милым человеком! — запротестовал Пак, вызывая у Юнги удивление.       — Да? Он не упускает шанса напомнить мне, как он меня презирает. Каждый раз, как меня видит. Видимо, к тебе невозможно плохо относиться.       — Ты правда так думаешь? — стушевавшись, после недолгой паузы спросил Чимин.       — Да, я думаю, ты хороший человек, хоть я тебя и мало знаю, — прямо ответил Юнги и закивал, поджимая губы.       Чимин на это робко улыбнулся, забегав глазами, и опустил голову. Вид его был несколько невесел. Это не ускользнуло от глаз Юнги. Мин потянулся рукой к плечу Чимина, желая его ободрить, но его отвлёк звук открывающихся дверей.       — Господин Мин, вас ждут к ужину, — в дверях вовремя появился Уён.       Слуга помог Юнги одеться и причесаться после того, как Чимин их оставил одних.       В столовой Юнги встретил Намджуна, и они обнялись. Вслед за ним в помещение вошёл Тэхён, и молодёжь расселась по своим местам перед низким длинным столом, уставленным разнообразной пищей. Главы домов пока не подошли, и никто не начинал трапезу.       — Выглядишь лучше, хённим, — обратился к Юнги Намджун.       — Спасибо. Я рад видеть вас обоих. Всё хорошо в Министерстве? — поинтересовался Мин, хотя ему, в целом, было всё равно на дела во дворце. Он не обладал мастерством заполнения пустот в общении, и наверняка прозвучал неловко, но никто не обратил на это внимания. Было неуместным при Ким Тэхёне обсуждать его персону, как это повелось у Юнги, поэтому пришлось выкручиваться.       Чимин, сидевший рядом с Тэхёном, вообще о чём-то увлечённо с ним переговаривался. Видимо, они нашли общий язык — такой широкой улыбки на лице Кима Юнги ещё не доводилось видеть.       — Да, в целом, всё славно, только много работы навалилось, мы готовим реформу налогообложения.       — А в чём суть? — Юнги проявил заинтересованность и чуть наклонился к столу. Не то, чтобы он что-то понимал в финансах, но его юридическое образование давало о себе знать.       — О, Небеса, неужели тебе это интересно? — протянул Чимин и забавно закатил глаза.       — Только не говори, что ты хоть что-то своей головой можешь в этом понять, — подперев щёку рукой, подал голос Тэхён.       — За что ты так к хённиму? — тут же заступился за него Чимин, слегка обомлев.       — Просто не ожидал, что ему хоть что-то интересно. Я лишь спросил, — с ленивой интонацией в голосе ответил Тэхён, на что Чимин легонько толкнул его в плечо. Ким на это ответил Чимину внезапной щекоткой, и это заметно помогло разрядить обстановку, поскольку младшие, увлечённые своей дурашливой игрой и своим смехом, вызвали улыбки и у хёнов.       Господа Ким и Мин выбрали подходящее время, чтобы появиться в столовой: Чимин с Тэхёном чуть не валялись по полу от смеха, а Намджун и Юнги с переменным успехом давили смешки. Мин младший опасливо оглянулся на глав домов, но увидев, как и на их лицах расцветают улыбки, расслабился и почувствовал такую лёгкость, какую давно не ощущал. Будто жизнь мигом окрасилась в яркие цвета.       Ужин прошёл в спокойной обстановке, хоть Юнги и молчал большую часть времени. Надо отдать должное — с расспросами к нему никто не лез, поэтому он не чувствовал неудобства. На следующий день Намджун, Чимин и Юнги запланировали вылазку в город, а Тэхёну было необходимо уладить вопросы с Сонгюнгваном, поэтому он отказался встретиться даже после того, как освободится.

***

      Отец и сын Мин с Тэхёном покинули столовую, когда закончили есть и пить чай. Министр Ким попросил Намджуна с Чимином ненадолго здесь задержаться.       Намджун сразу понял, что разговор им предстоит непростой. Отец вновь нашёл повод придраться к Чимину. Зачастую не было важно, что натворил Пак, и натворил ли вообще — министр любил попрекать подопечного из-за любых мелочей, а Намджуну в этой ситуации оставалось лишь испытывать чувство несправедливости и заступаться за младшего перед отцом, где это возможно.       Ким-младший устало выдохнул, сжав переносицу меж пальцев. Ему не нужно было видеть Чимина, он мог представить его лицо в этот момент. Опустившиеся плечи, бесцветный взгляд, потупленный в ближайшую поверхность, закушенные изнутри щёки. Чимин терпел, но всякому терпению рано или поздно наступал конец. И Намджун боялся этого момента, когда Пак соберёт свои вещи и покинет дом, потому что знал: тот может натворить делов.       — Чимин, — начал министр Ким, заметно посерьёзнев по сравнению с тем радушием, которое он проявлял во время трапезы с гостями.       — Отец, — желая предотвратить утомительный разговор ещё в его зачатке, прервал его Намджун. — У нас есть уговор, отец, прошу, не начинайте.       — У меня нет к тебе претензий. Почти, — ответил Ким своему сыну, и перевёл взгляд на безмолвного Пака. — Ты живёшь в этом доме, ты должен следовать установленным правилам. Не позорь меня перед гостями, хотя бы позаботься о своём внешнем виде. Что на тебе надето?        Намджун коротко глянул на Чимина и заметил лишь то, что его волосы не были уложены в пучок, а лишь подхвачены заколкой на затылке и спускались вниз по спине. Ханбок на том был совершенно обычный, может, его персиковый цвет так раздражал отца?       — Отец, Чимин хорошо учится, ему назначили повышенное содержание. Что вам ещё от него нужно? — снова встрял Намджун, поступаясь правилами обращения со старшими. — Вы сами забываете о нашем уговоре, отец.       Ким-старший выглядел раздражённым, по виду его сведённых к переносице бровей, раздувающихся ноздрей и прищуренных глаз было понятно, что он пытается сдержать рвущийся наружу гнев.       Неужто это дружеская перепалка Чимина и Тэхёна заставила министра так обозлиться? Намджун не мог понять отца, хоть и любил, уважал его всецело. Он думал, что, договорившись с отцом, сумеет уберечь Чимина от нападок отца, а дом — от лишних скандалов, но подобные ситуации повторялись раз от раза.       — Не смей мне угрожать, сын… Ступайте оба. Мы с тобой ещё поговорим, Намджун, — твёрдо пообещал министр и встал из-за стола.

***

      Первое утро в Ханяне встретило Юнги лёгкой сентябрьской прохладой. Он вновь вспомнил о давно забытом за год службы безделии. Вынужденный простой угнетал натренированное тело и привыкший к стрессовому образу жизни ум, при этом спать не хотелось совсем. Мин откровенно маялся после завтрака и утренних процедур. Он выбрался в сад, осмотрел небольшой декоративный пруд. Прогуливаясь по аккуратным дорожкам, заметил трехцветную кошку, устроившуюся на лужайке прямо под лучами солнца. Она лежала на животе, поджав лапки, и умилительно дремала, но распахнула свои зелёные глаза, следуя хищническим инстинктам, как только услыхала шаги Юнги. Сперва кошка насторожилась и подскочила, но затем робко двинулась в сторону присевшего на корточки Мина.       — Да ты домашняя? — Юнги умилился тому, как смело животное начало тереться о его колени и подставленную ладонь.       — Вы нашли общий язык?       Увлечённый милованием с кошкой, Юнги не заметил, как рядом оказался Чимин, так же присевший на корточки. В руках у него была миска с едой, которую он поставил перед мгновенно учуявшей запах пищи кошкой. Сам Пак был в одежде для сна и накинутом на неё халате. Он наблюдал за уминающим корм животным с ласковой улыбкой.       — Знаешь, в детстве я гонял дворовых кошек, потому что они приносили мышей почему-то именно ко мне под дверь. Я таких подношений не ценил, — неожиданно начал рассказывать Чимин. Он неотрывно следил за кошкой, но в мыслях будто пребывал где-то далеко. Юнги уже давно следил не за забавно причмокивающей кошкой, а за парнем. — Но как-то раз ты взял палку, с которой я гонялся за ними, и принялся мне ей угрожать. Я весь день от тебя прятался, ты меня жутко напугал, — Чимин тихонько усмехнулся и, наконец, посмотрел на Юнги.       — Говорят, кошки таким образом проявляют свою заботу о людях, как о своих детях. Значит ты им нравился, — сталкиваясь с Чимином взглядами, ответил Юнги.       Он не мог знать об этом эпизоде и ощутил от этого лёгкое расстройство. В голове он вообразил себе эту картину, и сердце тёплым тягучим мёдом обволокло чувство нежности, приправленное горьким привкусом тоски.       — Это очень мило, — добавил Юнги.       — Да, — ответил младший и посмотрел на кошку. Показалось, что Чимин подумал, будто старший имел в виду её, но это было не так. Кошка уже разделалась со своей порцией и начала просить добавки, обтираясь о ноги Чимина. — Мне нужно время собраться, — сообщил Чимин, вспомнив об их уговоре прогуляться сегодня. — Пойдем на ярмарку? Перед Чхусоком должны привезти много любопытных вещиц.       Уже через час, они с младшим, не покидая пределов Букчхона, прошвырнулись по лавкам с продуктами и всякими безделушками. Кое-что прикупили каждый себе, в основном необходимые в обиходе вещи вроде чернил и бумаги. Чимин, правда, закупился и пахучими маслами, даже раскошелился на розовую воду с Ближнего Востока, не забывая при этом постоянно спрашивать мнения Юнги касательно того или иного запаха. Мин теперь понимал, почему от Пака и его одежды всегда исходил такой приятный аромат. Юнги взял себе книгу, чтобы тренировать чтение иероглифов и пополнять словарный запас. Все покупки были переданы слуге Чимина, с которым они познакомились ещё в монастыре.       Подходило время конца рабочего дня Намджуна, и Юнги с Чимином поспешили к улице шести министерств, оканчивающейся дворцом Кёнбок. Они остановились у грандиозных ворот каменной крепости, через которые можно было разглядеть ещё пару ворот, выполненных с большим изяществом, и, если сильно постараться, тронный дворец и большую площадь перед ним. По обе стороны от ворот стояли гвардейцы в яркой форме и в шляпах, с которых свисали заметные перья.       Вскоре чиновники и другие служащие начали покидать правительственные учреждения, располагавшиеся по обе стороны улицы. Юнги было любопытно взглянуть на стены, которые в его веке находились в плачевном состоянии из-за оккупации, войн и многочисленных попыток перестроить столицу. Сейчас же дворец и стены сияли новизной, кое-где, по словам Чимина, ещё не были окончены строительные работы.       Взгляд Юнги привлекло кое-что другое. Над крепостной стеной чуть в отдалении он увидел отрубленные головы преступников, выставленные на всеобщее обозрение. Лица голов посерели и осунулись, вокруг них летала мошкара, а под стеной стоял страж с длинным копьём, который, видимо, был там на случай, если какая-то хищная птица решит поживиться гниющей плотью. Все, включая Чимина, проходя под стеной, потупляли свои взгляды, один Мин во все глаза смотрел на невиданное, жестокое зрелище. Его обратило к старым воспоминаниям о войне.       Они тогда за месяц отбили юг в очередной раз и подходили к параллели со старым отрядом Юнги. На пути им попалась опустошенная деревня на западе Канвондо без единой живой души, набитая под завязку трупами мирных жителей. На входе в деревню на сколоченных досках, вогнанных в землю, было распято тело мёртвого солдата. Имени на нашивке Мин не запомнил, но запомнил знаки различия капрала, такие же, как у него — Юнги тогда только-только повысили в должности. На бездыханном замученном теле висела табличка с надписью на хангыле: «сдохните, сукины дети». Подарок от северокорейских солдат на прощание.       Чимин искоса поглядывал на Юнги, безотрывно вглядывающегося в посиневшие рты и потухшие глаза голов, и нервно теребил рукава своего ханбока.       — Их похоронят как положено? — неожиданно спросил Юнги, вызвав у Чимина недоумение своим вопросом.       — Я не знаю, хённим… — растерянно протянул Чимин, забегав глазами по лицу нахмурившегося Юнги. — Они преступники.       Мин отвернулся от стен и посмотрел на Чимина, не находившего себе места. Конечно, младшего напугало это зрелище. Юнги не подумал о своём спутнике, о чём тут же пожалел. Он взял Чимина под руку и развернул в обратную сторону, уводя подальше от жутких голов. Людям, никогда не сталкивавшимся со смертью, вероятно, было действительно неприятно смотреть на подобное. Не зная, как извиниться перед ним и привести парня в чувства, Юнги просто погладил его локоть, но Чимин вывернулся из хватки Юнги и встал напротив него.       — Я не боюсь, слышишь? Тут каждую неделю кого-то нового вывешивают… Мне всё равно, — в начале своей бравады Чимин звучал чересчур отчаянно, а к концу поутих. Его брови были сведены к переносице, а нос легонько сморщен.       Он, очевидно, храбрился перед старшим, что у Юнги вызвало улыбку, которую он сдержал и не стал показывать. Он кивнул и не стал ничего говорить.       Они встали неподалёку от ворот и принялись ждать, пока Намджун окончит работу и встретит их у ворот. Многие чиновники уже покинули и министерства, и пределы Кёнбоккуна, но Кима всё не было.       К ним подбежал чиновник-стажёр, которого, как оказалось, Ким попросил найти их по пути домой. Он передал слова Намджуна, попросившего ребят его не ждать, так как в ближайшие несколько часов не управится с делами, и идти гулять по столице без него.       — Ну, значит увидим хёна дома. Может, ты хочешь выпить? — Чимин развернулся к Юнги и пожал плечами.       — Почему бы и нет, только я проголодался, — ответил Мин.       Чимин показал Юнги питейный дом неподалёку от дворца и Букчхона, где двое и осели. Сытно поужинали, и уже заходили на третий круг, распивая спиртное.       — В следующий раз можем съездить в Унчжон-га, это самая оживлëнная улица. Тебе, наверное, будет интересно, — прощебетал Чимин, разливая по рюмкам соджу.       — Да, наверное… Всё-таки я ужасно объелся, — отклонившись чуть назад, прокряхтел Мин и уложил руки у себя на животе.       — Ты мог не доедать за мной.       — Я надеялся, что у тебя проснётся совесть, когда ты увидишь мои мучения и что ты доешь свою порцию сам, — поднося стопку к влажным губам, проговорил Мин. — В любом случае, я лет сто не ел нормальную еду… — отстранённо добавил он.       — Не выглядишь настолько старым, — хохотнув, ответил Пак.       — Какая избитая шутка.       — Какая шутка?       — Шутка, которая слишком очевидна и которую слишком часто шутят.       Юнги поднял голову, и они столкнулись взглядами. Чимин что-то неразборчиво пробурчал и взял палочками закуску.       — Хён. Я могу спросить?       — Да.       — Ты ничего не вспомнил?       — Нет, — честно ответил Мин не без возникшего в какой-то момент кратковременного дискомфорта.       Получив краткий и категоричный ответ, Чимин покачал головой и потупил свой взгляд в тарелку, опуская руку с палочками, которую было занёс над общей тарелочкой для закусок.       — Может это и к лучшему, знаешь, — неожиданно откликнулся Чимин и положил палочки поперёк тарелки. — Есть вещи… — он замялся, очевидно, пытаясь подобрать нужные слова, и сглотнул, — ... которые лучше было бы забыть навсегда.       Юнги отставил рюмку и уместил подбородок на сложенных перед собой руках. Слова Чимина его насторожили. Он был прав: наверное, у всех людей есть такие воспоминания, которые бы они хотели выжечь из своей памяти, как нечто позорное или даже болезненное. Мин задумался и об альтернативном значении слов Чимина, что, возможно, попытался сказать ему «ничего страшного, что ты что-то не помнишь».       Мин ощутил потребность отблагодарить Чимина за все добрые слова, но осёкся. Ведь это вполне нормально, что он не помнит ничего из рассказанного — по той причине, что ничего из этого с ним ни в одной из жизней не происходило… Почему никто из людей, окружающих его, не мог принять того простого факта, что Юнги — не тот, за кого они его принимают? Почему Юнги казалось, что в каком-то месте он сам ошибается? Он слишком плохо помнил своё детство, чтобы утверждать что-то однозначно.       — Но это неважно. Главное, я всё помню, — неожиданно продолжил Чимин и, подняв голову, пристально посмотрел Юнги в глаза. На короткое мгновение уголки его губ дёрнулись вверх в подобие лёгкой улыбки.       Чимин отвёл свой взгляд. Он неотрывно смотрел в пустоту перед собой и жевал губы. Мин занёс руку над столом, чтобы прикоснуться к младшему, но его пальцы не достигли цели, а рука сжалась в кулак. Мотнув головой сам себе, Юнги сложил руки на коленях.       — И я хотел сказать, что понимаю тебя в какой-то мере. Не пойми меня неправильно. Если бы мои родители вдруг объявились, я бы отреагировал, наверное, так же. Просто знай, что если тебя что-то беспокоит, ты можешь поделиться со мной, — закончил свой монолог Чимин, так ни разу и не взглянув в сторону Юнги.       — Спасибо… — промычал Мин и тоже потупился в тарелку.       Возникло неловкое молчание, которое прерывалось лишь звуками пьянки за соседними столиками закусочной и шумом с улицы, где продавцы сворачивали свои лавочки. Юнги какое-то время вслушивался в эти звуки, но затем нашёл в себе смелость задать вопрос, мучивший его всё это время.       — А что стряслось с твоими родителями?       Чимин посмотрел на Юнги с вытянувшемся от удивления лицом, но быстро потупился в стол вновь и заговорил:       — Господин Ким и другие говорят, что они служат при дворе китайского императора. Я помню отца — он был мне самым дорогим человеком, мать помню смутно, но, кажется, она была придворной дамой, поэтому я её редко видел.       — Почему тебя воспитывали в семье Намджуна? — задал Юнги давно интересовавший его вопрос.       — Он мой троюродный брат.       — Ах, вот как, — Мин взболтнул стопку с соджу в своих руках и проследил за тем, как Чимин, наконец, берёт палочками кусок маринованной редьки и отправляет себе в рот. — Вы совсем не похожи.       В ответ Юнги было молчание. Действительно, что тут можно было сказать? Искать сходство между дальними родственниками было глупой затеей.       Пак продолжал жевать редьку, сплетя аккуратные пальцы в замок, и уложив на них подбородок. Юнги, полностью расслабившись под действием алкоголя, просто рассматривал его лицо. В тусклом свете свеч и бумажных фонарей медово-карие радужки казались почти чёрными, а на светлую кожу ложились мягкие тени, выделявшие линии прямого небольшого носа. Когда он закончил жевать редьку, его белые зубы начали покусывать кожицу на пухлых, словно плод хлопчатника, губах.       Вечером воздух оставался перегретым. Из-за жары, градуса на дне рюмки и многослойных одеяний Мин почувствовал жар. Он потянулся к вороту ханбока, чтобы оттянуть его сзади на шее и дать воздуху проникнуть внутрь и хоть немного охладить спину.       — Может, расскажешь что-нибудь ещё про детство? — как опытный психоаналитик, попросил Юнги и, устало вздохнув, коротко зевнул. Разморило. Он зарылся одной рукой в отросшие волосы на затылке, а другой подпёр щёку.       — Про нас с тобой?       — Про тебя с маленьким Мин Юнги, — поправил его Мин. — Прости, сам иногда думаю, что завидую этому малому.       Чимин уставился на него, загородив пальцами с зажатой в них рюмкой приоткрывшийся в озадаченности рот.       — Не надо ему завидовать, и, знаешь, не нужно ничего вспоминать, — резко отозвался Чимин, отставив от себя рюмку с выпивкой. — Если ты дашь мне шанс, мы создадим новые воспоминания. С чистого листа.       — А если я скажу тебе, что всё вспомнил? Что ты мне скажешь на это? — Юнги внимательно следил за сменой эмоций на лице младшего.       — Я скажу, что мне очень жаль. И я очень благодарен… И… — Чимин застопорился и уронил голову. Он попытался отгородиться от Юнги длинной чёлкой, упавшей на его лицо, а затем и вовсе подхватил пряди, скользнувшие через его пальцы.       — Кажется, разговор зашёл не в то русло, — озвучил свои мысли Юнги и поднялся с места.       Импульс побудил его подойти к младшему, сесть рядом с ним и обхватить его мелко подрагивающие плечи рукой, заставляя лицу скрыться в изгибе шеи.       — Не стесняйся, знаешь, сколько я выплакал слёз за последние несколько дней?! Слышишь? — Мин легонько встряхнул младшего в своих руках.       В ответ раздался тихий всхлип, Чимин слабо ему кивнул.       — Пойдëм-ка домой.       Чимин бросил кожаный мешочек со звенящими монетами на стол и поднялся, придерживаемый старшим. На выходе из таверны они встретились со слугой из дома Ким, который уже ждал их, чтобы сопроводить до поместья. Юнги не дал Чимина в руки тому и придерживал нетрезво плетущегося парня за талию сам на протяжении всего пути.       Чимин вцепился в ткань ханбока на спине Юнги и развернулся в его руках, приблизившись к лицом лицу. Полуприкрытые глаза смотрели с мольбой, а пальцы пробрались под широкий рукав надетого на Юнги одеяния, и огладили длинный, кривоватый рубец на его запястье. Пухлые губы поджались, а нетрезвые глаза увлажнились.       — Не оставляй меня, хён, я не выдержу этого во второй раз.       Юнги всмотрелся в лицо повисшего на нём Чимина. Душераздирающий в своём отчаянном желании не отпускать его по неизвестным Мину причинам. Как Юнги мог отказать, когда на него смотрели так, будто их связывала незримая красная нить? Он перехватил младшего крепче в своих руках и одним взглядом твёрдо заверил: не бросит, даже если придётся взять Пак Чимина с собой в 1951-й.