Послушные тела

      Тэхён двинулся в путь с раннего утра, ещё до того, как Мин Джэ покинул поместье семьи министра Кима, которая их приютила на время. Надвинув на лицо широкополую шляпу, Тэхён прошёл по улицам Букчхона до соседнего района, в котором располагалась конфуцианская академия, где ему предстояло пройти курс обучения. Зайдя внутрь, он бросил на стол учителя письмо от главы клана Мин с просьбой принять Тэхёна на учёбу. Так же, без лишних церемоний, он вышел прочь, получив утвердительный ответ и материалы для начала учёбы. Тэхён смял конверт и убрал его за пазуху, не особо заботясь о сохранности бумаг. Всё равно это место посещал Чимин, он ему и поможет освоиться, если что, и, Ким был уверен — даст списать первое домашнее задание. Он искренне не понимал, в чём ему была необходимость в двадцать один год проходить какие-то курсы и сдавать экзамены на звание госслужащего, если ни ему, ни господину Мину это не было нужно. Он бы и дальше проводил свои дни в праздном неведении и играл на тэгыме собственные мелодии, а не заучивал непреложные истины конфуцианства.       Вторя безрадужным мыслям, он фыркнул себе под нос и натянул широкий козырёк шляпы из конского волоса на глаза еще сильнее. Тэхён не направлялся домой, как ему следовало бы сделать.       Он закончил дела в академии быстро, чтобы успеть выполнить следующую из списка тяготящих обязанностей. У него был долг, за выполнение которого он должен был быть щедро вознаграждён. Но обещанная награда, кажется, становилась всё недостижимее по мере того, как он сливал всё больше информации о семье Мин. В течение восьми лет, с подросткового возраста, работать крысой без отпуска и выходных — вид занятости, от которого хотелось избавиться как от грязи на одежде. Но когда тебя заставлял сам начальник личной охраны короля, освобождение от долга становилось не такой простой задачей.       Тэхён не видел генерала, наверное, с год — с того момента они обменивались письмами и словами с помощниками, заезжавшими в Кэгён. Только от мысли о том, что он вот-вот увидит того и снова будет терпеть эти издёвки, кровь начинала закипать в жилах. Чёрт бы побрал его и этого короля, который сделал Кима заложником собственного положения.       Записка о месте и времени обратилась в прах, объятая огоньком свечи ещё вчера, но выведенные небрежным почерком буквы прочно закрепились в памяти. Место было у торговой улицы, где закупались простолюдины и некоторые слуги небогатых дворянских домов. Не так далеко от дома, но и не самых ближний свет, чтобы Тэхён не клял короля и его задания на чём свет стоит. Это оказался переулок за лавкой мясника. В нос сразу ударили не самые приятные запахи, ведь здесь торговали пищей — рыбой, мясом, овощами, которые, кажется, подгнивали, иначе такой смрад объяснить было трудно. Помимо вони, улица была ещё и непозволительно громкой для тонкого слуха музыканта. Благородные господа сюда редко заходили, поэтому беднота смотрела на него во все глаза, заставляя Тэхёна чувствовать себя лишним.       Вдруг он ощутил, как что-то ударило по ноге. Опустив взгляд, Ким обнаружил ребёнка лет пяти, врезавшегося в него — то ли мальчика, то ли девочку, в самых настоящих лохмотьях, с перемазанным грязью вперемешку с соплями и слезами лицом и всклоченными волосами. Он встретился взглядами с ребёнком, и на маленьком личике отразился самый настоящий ужас, ведь тот посмотрел в глаза дворянину, а для раба — или кем он был — это просто непозволительно. Тэхёна поразило то, какими большими, светлыми, но полными тоски глазами на него взглянули. Дитя тут же упало на колени, готовое молить о пощаде, но Ким успел подхватить тощее тельце прежде, чем тот бы начал расшибать лоб о землю в низком поклоне. Ребёнок начал реветь мальчишеским голосом, неразборчиво моля о прощении. Странно, но в тот момент в его мыслях не промелькнуло, что он коснулся чего-то очень грязного и противного. С запозданием поняв это, он сморщился.       — Эй, прекрати плакать сейчас же, — пытаясь удержать на ногах мальчишку, приказал Тэхён. Ребёнок его не слушал, намереваясь упасть господину в ноги, прямо к черевичкам чёрного шёлку.       Тогда Тэхён подхватил паренька под мышками и усадил себе на руки, плевав на грязь, как делали это дворовые со своими детьми. Но самое ужасное, что и пахло от мальца не душистым мылом, и Тэхён снова скривился в лице. Ребёнок для своих лет был совсем легкий, поэтому труда его удерживать не составляло. Ким огляделся вокруг в поисках опекунов, но люди на улице либо старательно не обращали на него внимания, занимаясь покупками, либо таращились так, будто увидели чудо чудное на руках у дива дивного, а не дворянина, обнимающего оборванца.       На мгновение ему показалось, что всё это время кто-то неотрывно следил за ним с другого конца улицы, но он быстро отбросил от себя эту мысль, потому что держать ребёнка, тяжёлого и в грязных обносках, становилось неуютно. Ким отошёл с не прекращавшим скулить под ухом ребёнком подальше от посторонних глаз и толпы, у которой они путались под ногами. Тэхён отпустил голодранца и сел перед ним на корточки. Он взялся за худые плечи и легонько встряхнул мальчонку, пытаясь привести того в чувства, а затем погладил его по сбитым в колтуны волосам, пытаясь сделать так, чтобы брезгливость не отразилась на лице. Никакой обуви на ребёнке не было, а меж тем, наступали холода. От этой картины Кима передёрнуло, и он даже посмотрел на свою обувь с изящной вышивкой, только представив, как мог ходить по этим нечистым улицам босиком.       — Ну-ну, не плачь. Почему ты плачешь? Расскажи, что с тобой стряслось, — ласково попросил он, искренне заинтересовавшись судьбой мальчишки.       Беспризорное дитя выглядело столь жалко, что у Тэхёна сжималось сердце. Хотелось что-то сделать для этого совсем маленького простолюдина, обрадовать его, возможно, купив сладкого. Но отчего-то казалось, что одна конфета не сделает жизнь ребёнка счастливее. Его нужно было вытаскивать с улиц.       — Е-есть хочу-у… А лепёшки, которые я ел всю неделю, укра-али-и… — взвыл мальчик.       — Как неделю? Как украли? — один за другим в голове дворянина возникали вопросы. — А родители где?       — Нет у меня родителей, нари! — взревел парнишка, но благодаря поглаживаниям по голове начинал успокаиваться.       — Где же ты живёшь?       — На улице, со стариком, нари!       — Что за старик?       — Просто старик, он не говорит! Как рыба рот свой открывает, а звука не-ет… — проплакал мальчишка, начав всхлипывать сильнее, только-только, казалось, успокоившись. — Нари… — жалко протянул он в конце, касаясь своими голыми руками сердобольной души Кима.       Тэхён нервно сглотнул. У него в руках был бездомный голодный сирота, который жил с немым стариком прямо на улице. Просто замечательно, учитывая ещё и то, что он, думалось, отхватит от королевского телохранителя за опоздание на тайную встречу. Ситуация не из приятных, но вид мальчишки буквально заставлял душу болеть. Ким сразу вспомнил о своей семье, младших братьях, что были когда-то у него, и совсем расстроился — даже глаза начало пощипывать от переполнявших его эмоций. Мальчик был так похож на его младшего брата, оставшегося с родителями в ссылке. Тэхён тут же позабыл о своих невзгодах, проникнувшись глубочайшим сочувствием к ребёнку. Своим шёлковым платком он вытер грязь и слёзы с лица сироты, и за руку отвёл его обратно на улицу. Он купил ему пирожок с мясом и проследил, как тот жадно его съедает. Уплетавший пирожок, успокоившийся, мальчик показался ему лучистым, добрым мальцом, незапятнанной душой, но по большой несправедливости оказавшейся одной, несчастной. И Тэхён искренне хотел исправить эту несправедливость.       Ким попросил мальчишку отвести его к старику. Они, наверное, шли через весь рынок — ребёнок, видать, проводил свои дни, шатаясь и побираясь по лавкам, а к старику приходил просто, чтобы поспать. Старик действительно не говорил и почти не двигался, смотрел только мутными глазами впереди себя. Казалось, он вот-вот испустит дух. Ничего добиться от него Тэхён не смог.       Поэтому Тэхён взял малыша за руку и повёл за собой в другой переулок. Оставлять ребёнка с этим человеком Ким просто побоялся, не зрелище это для маленьких детей, которые так ранимы в этом возрасте. Он-то знал, как плакал его брат, когда их разлучали. Его не отпускали мысли, что на месте этого дитя мог быть его брат. Тэхён не мог не думать об этом.       — Я не думал, что на улицах Ханяна есть нищие, — вслух рассуждал Ким.       Перед ним стоял непростой выбор. Он не мог бросить ребёнка на произвол судьбы, ведь первые морозы отобрали бы у него жизнь, как у бездомного котёнка. Мальчик всё ещё его откровенно побаивался и ждал подвоха. Ким долго колебался. В итоге, плюнув на всё, Тэхён повёл ребёнка с собой к тайному месту.       — Никуда не убегай, хорошо? Мне нужно поговорить с… дядями, — развернувшись к мальчику, серьёзно попросил Тэхён и задержал долгий взгляд на больших, доверчиво глядящих на него глазах, убеждаясь, что малыш его понял. — Я куплю тебе конфет, — пообещал он, закрепляя результат.       Ребёнок активно закивал и сжал его руку в своей. Казалось, он был готов пойти с кем угодно, лишь бы накормили, и от этого стало не по себе. Его ведь могли забрать нехорошие люди. Сколько таких беспризорных детей угодило в банды, в публичные дома? Тэхён напряжённо сглотнул, и, сжав маленькую ладонь в своей, шагнул по направлению к обозначенному в тайной записке месту. Он и так сильно припозднился.       В переулке за лавкой мясника его уже ждали, но Тэхён был удивлен видеть не начальника личной охраны Его Величества, а обычного мужчину в чёрной одежде с хвандо наперевес. Чуть поодаль стояли ещё двое ратных, одетых точно так же. Все мужчины странно посмотрели на него, державшего за руку дитя, причём всего перепачканного, не простолюдина — раба. Тот сам глядел на всех большими глазами. Он не плакал и был тих, но с любопытством и опаской выглядывал на воинов из-за ног Тэхёна, как будто сам был крохотный шпион.       — Господин Ким, вы опоздали, — сообщил собеседник, хоть и несколько растерянно, глянув при этом на мальца. — Он ушёл, так и не дождавшись вас.       — На то были причины, — нейтрально отозвался Ким, но глубоко в душе ему было волнительно и страшно. Он крепко держал руку ребёнка в своей. Сейчас, как ни странно, именно этот случайно найденный малыш был его опорой и поддержкой. Сердце колотилось в груди, хоть и не так, как могло бы, увидь Тэхён Чон Чонгука.       — Он будет недоволен, вы же в курсе, что он делает с теми, кто не выполняет своих обещаний? Вы пошли на предательство доверия Его Величества ради этого? — с пренебрежением отозвался воин, имея в виду беспризорника.       Ребёнок круглыми глазами смотрел то на воина, то на Кима, но, казалось, не боялся даже меча в ножнах, хотя весь напрягся своей маленькой фигуркой. Тэхён был уверен, что его переживания передавались маленькому, и испытывал из-за этого вину, в мыслях прося его потерпеть. После встречи он обязательно купит малышу столько конфет, сколько тот пожелает. Главное, что тот не плакал и не убегал, когда сам Тэхён был готов вот-вот дёрнуть с места, а это уже огромная храбрость.       — Пусть за это он предъявит мне сам. У меня есть сведения — это главное, — стараясь не выдавать своего волнения, парировал Тэхён.       — Я не в праве принимать такие сведения, но в праве вас проучить, — коснувшись меча в ножнах, прикреплённых к поясу, угрожающе проговорил мужчина. Ким напрягся и отвёл ребёнка за спину, прикрывая его.       — Давай, нападай на дворянина средь бела дня. Я посмотрю, как ты потом будешь отмываться. Это ведь вы разгромили дом семьи Мин, я прав? — перешёл в ответную атаку Ким.       Воин криво ему усмехнулся и, развернувшись на месте, вдруг резко пошел прочь, прихватив своих товарищей. Тэхён переглянулся с ничего не понимавшим ребёнком и припустил на выход из чёртова переулка, утягивая с собой мальца. Конфеты он купит… когда-нибудь потом.       — Он просто взял и отчитал меня за опоздание. Вот гад. Вот я дурак! — больше себе, нежели мальчишке, жаловался Тэхён.       Ким вывел мальчишку на улицу и взял первые попавшиеся носилки. Сев туда вместе с голодранцем, приказал человеку держать путь на Букчхон. Он почти не думал в тот момент, что домой собирается вернуться не один, а с совершенно чужим, хоть и осиротевшим ребёнком с улицы.

      — Бэксун-а! — раздалось на весь двор. Ким Тэхён привел в поместье беспризорника, и ему нужна была нянька.       Душу грело лишь одно — перед своей смертью от рук королевского охранителя за пропущенную встречу он успел сделать хорошее дело и спас жизнь одному маленькому, немного пугливому, голодному, грязному, но, тем не менее, бесконечно милому и храброму ребёнку с большими лучистыми глазами.

***

      Юнги завалился в комнату, предоставленную ему семейством Ким, и устало рухнул прямо на кровать. Тащить на себе Чимина оказалось нелёгким делом. Он проигнорировал зашедшего в комнату Уёна, банально потому, что пошевелиться было лень. Тот принялся стягивать с Мина носки и штаны. Усадив господина на кровати, стянул с него рубаху, и переодел, как куклу, в ночное одеяние. Юнги привык к такому обращению с собой довольно быстро и не рвался делать всё сам, тем более будучи таким уставшим. Когда Уён поместил его ноги в тазик с водой, наполненной пахучими травами, Мин от нечего делать потянул наверх правый рукав одеяния и уставился на шрам на своём запястье. Юнги не помнил, откуда у него этот шрам, но он был довольно глубоким и очень старым. Мин никогда не интересовался его происхождением, но до сих пор ощущавшееся на коже прикосновение Чимина к рубцу заставило его обратить внимание на этот изъян своего тела.       — На что это похоже? — Юнги протянул руку вперёд, показывая шрам Уёну, который сидел перед ним на коленях и омывал ноги при помощи смоченного полотенца.       — Это шрам, молодой господин, — оторвавшись от своего дела, ответил слуга.       — А от чего?       — От ножа, когтя дикого зверя или осколка посуды, молодой господин. От чего угодно.        Юнги бесцветно смотрел на шрам ещё пару минут, глубоко погружëнный в свои мысли. Он опустил рукав и вынул ноги из тазика, чтобы вложить пятки в развернутое Уёном сухое полотенце. Тот осторожно поочерёдно вытер одну и другую. На ногах осталось приятное ощущение свежести, будто и не было километров, пройденных пешком, не было портянок и грубых военных ботинок из прошлого.       — Может быть Бэксун-аджумма подскажет, попробуйте спросить её, — не зная, как ещё помочь, проговорил Уён и взял в руку кованый подсвечник с толстой свечой. — Спокойной ночи, молодой господин.       Юнги лёг под приятно пахнувшее хрустящее одеяло и перевернулся на бок к стене в белой бумаге, уставившись в темноту. Несмотря на усталость, сон пока не шёл, Мин предался воспоминаниям о прошлом. Не то чтобы они вызывали у него особое тепло, скорее даже наоборот — они тяготили, но поток мыслей неумолимо уносил его туда, в первую ночь на фронте, жаркий август 50-го. Когда, казалось, всё началось. Теперь он жил в продолжении этого кошмара, только вот он начал приобретать хоть какие-то краски, а тоскливый хаки стал окунаться в традиционные узоры.       В тот день, их с О Мунсэ оставил на карауле за проёбы. Юнги постоянно трогал свою свежепостриженную под ноль голову, потому что было до жути странно, и с непривычки ощущался даже какой-то холодок. Мунсэ сидел рядом и задумчиво смотрел вдаль.       — Ты чего? — Обратился Юнги к непривычно тихому товарищу, доставая свой портсигар из кармана.       — Задумался чёт, — Мунсэ коротко глянул на его недешёвый портсигар и как-то невесело улыбнулся уголком губ.       — О чём может думать бывший уголовник?       Мунсэ рассмеялся и покачал головой. Достал флягу и отпил воды, прежде чем рассказать Юнги:       — О семье. Невеста моя… Чжиын. Как она без меня будет, когда я… Того.       — Зачем ты себя раньше времени хоронишь, а? Мы оба выберемся живыми, — Юнги остановился от прикуривания сигареты, удивлённый словами Мунсэ. Внутри грузом повисло неприятное, тяготящее чувство.       — Странно, да? Обычно это ты весь такой унылый. И вправду, чего это я?       — Беспокоишься за возлюбленную… Но как ты вообще умудрился кого-то себе найти, с твоим-то характером?       — А сам-то ты что? У тебя хоть бабы были или ты только того?       — Что ты несёшь? — с недоумением оглянулся на Мунсэ Юнги, зажав в зубах фильтр всё ещё не подпаленной сигареты. — Конечно были, — было один раз, и Юнги не хотел бы об этом вспоминать.       — Блин, да тут такое дело… Мы все с пацанами знали, что вы с Чжухоном что-то мутите, вот я и подумал, что ты… Ну как это… Мужеложец, — нервно хохотнул Мунсэ.       — Вздор.       — Что за «вздор»? Говори по-корейски, братан.       — Бред, говорю тебе. Это он на меня вешался.       — Да я видел сам, как вы друг друга в дëсна вылизываете!       — Ну, поэкспериментировал, с кем не бывает.       — Да со всеми, блять, не бывает! Как вам вообще это в голову пришло? Дай прикурить по-братски, проебал спички.       — Держи. Был бы повежливее как-то, не помнишь, сколько раз я ваши задницы спасал?       — Да в том-то и дело, что помню! И всегда хотел сказать спасибо за это. Просто не выдалось возможности как-то… Вот, говорю сейчас. Ты, на самом-то деле, мужик добрый, душевный. Твоей жене, — Мунсэ хохотнул с тупой улыбкой на лице, вводя в короткое замешательство, — очень с тобой повезёт. Ты охуеть какой заботливый.       Товарищ замолчал, но по нему было видно, что он решается, чтобы сказать что-то ещё, поэтому Юнги не стал его прерывать, хоть и хотелось врезать за тупую хохму.       — Поэтому я хочу, чтобы ты не лез меня спасать, если какая-нибудь собака попытается меня прикончить. Подумай о себе.       — С чего ты решил, что я буду тебя спасать? — Юнги вынул бровь в недоумении.       — Да ты всегда всем помогаешь, аж тошно от этого. Серьёзно, найди себе бабу и её опекай, либо просто позаботься о себе сам, не лезь спасать всех подряд, сечёшь, брат?       — Не понимаю, о чём ты, — выпустив из легких дым, ответил Мин.       — Да хотя бы помнишь эту дуру? Дочку кого-то там из женской гимназии.       — Директора. Ну, помню. И что?       — Ты её спас от таких же, как она куриц, она потом за тобой как маньячка повсюду бегала, нам с пацанами даже пришлось ныкаться из-за тебя.       — И что?       — Да не было у тебя резона её трогать. Только на ёбнутую нарвался. Она про тебя ещё и потом всему району набрехала, потому что ты не стал отвечать на её большое чувство.       — Не буду я тебя спасать, раз ты сам так хочешь!       — Просто что с тобой не так? Надо же как-то цену себе знать, ну? — Мунсэ, глубоко вздохнув, продолжил: — В общем, забей. Просто хочу тебя попросить… проверить Чжиын, если что случится. Она живёт в доме, который вместо отстойника у фабрики построили, — выдохнув терпкий дым из лёгких, огласил свою последнюю волю Мунсэ.       Мин уже вряд ли сможет проверить несчастную Чжиын, если только не найдёт способ вернуться в 1951-й. О Мунсэ не стало в первом же серьёзном бою. Юнги попытался вмешаться, хоть и обещал этого не делать, но было уже поздно — тот истекал кровью так стремительно, что руки Мина буквально тонули в ней. Он, наверное, до этого ни разу не плакал так, как плакал в тот день. Серьёзных потрясений, как это, в его жизни было немного.       Юнги тяжело сглотнул и раскрыл глаза, вперившись в темноту перед собой. Подумал, называется, перед сном. Он приоткрыл рот и шумно выпустил воздух из лёгких, силясь не расплакаться, остановить эмоции до того, как хлынет, потому что эмоции цеплялись одна за другую. Он так внезапно обо всём вспомнил… Заткнуть эту пробку, пока не рвануло потоком болезненных воспоминаний. Захотелось, чтобы кто-то обнял со спины, как это делал без слов понимающий Джихён, как это делал Чимин, который наверняка уже видел десятый сон.       Юнги с головой накрылся одеялом, судорожно вдохнул нагревшийся от собственного тела воздух и вновь огладил шрам на запястье. Он провёл по нему ногтём, повторяя траекторию удара, пришедшегося по руке. Не мог же он поранить себя сам, более того, никогда не делал ничего, что бы могло лишить его жизни. Только жёг сигареты о кожу, но кто в его подростковые годы из парней этого не делал? Почувствовав, что ему становится жарко и неприятно в своём маленьком укрытии, Мин отбросил одеяло и вдохнул свежий воздух. Ему удалось взять себя в руки, и вскоре он уснул, благо встреча с Чимином была полна приятных моментов, за которые он мог уцепиться с лёгкой непроизвольной улыбкой на устах.

***

      — Ну, как он?       Тэхён подошёл к найденному им вчера мальчонке и потрепал его подстриженные и вымытые волосы длиной до середины тоненькой шеи. Они были жестковатыми, но не спутанными, и блестели на солнце. Возможно, ровный срез чёлки с точки зрения вкуса был не лучшим выбором Бэксун, которая его стригла, но так мальчик смотрелся умилительно и забавно.       Женщина с укоризненной улыбкой покачала головой и любовно поправила чистую курточку из голубого плотного хлопка на его плечах. Новую одежду покупать не стали, но дали чистое и не заношенное, из чего вырос чей-то из детей служанок в доме.       — Хорошо, молодой господин, позавтракали вот, только говорить отказывается, — отозвалась Бэксун, тепло взглянув на воспитанника. Казалось бы — совсем чужой ребёнок, но забота о младшем поколении, видать, и впрямь была призванием бывшей кормилицы семьи Мин. — Но как это объяснить господину Мину? Мы его, конечно, воспитаем… — она развела руками в растерянности и глянула на Тэхёна в ожидании ответа.       — Оставь это мне, — сказал Тэхён кормилице и присел на корточки перед мальчиком. — Ну что ты, Хви-я? Теперь будешь жить с нами. Но для этого нужно общаться с окружающими тебя людьми, — тон Кима значительно смягчился, как только он обратился к мальчонке, которого, как выяснилось, звали Хви.       Мальчишка избегал его взгляда, то и дело отворачивая лицо. Из-за общей отстранённости ребёнка иногда казалось, что ему хотелось вернуться на улицу, и это не могло не вызывать у Тэхёна досаду. Хви показывал своенравие во всём, хоть и слушал внимательно, когда с ним заговаривали, и не устраивал скандалов на пустом месте. Но всё же вёл он себя тяжело: не дал нормально себя искупать с первого раза, не терпел лишних слоёв одежды на теле. Ким делал скидку на то, что беспризорник не получил никакого нормального воспитания, хоть и был довольно понятливым — чего стоило его молчание на встрече с королевскими охранниками. Он видел в глазах мальчишки, как зарождалось его доверие к Тэхёну и даже к Бэксун, которая привела его сюда за ручку. Им предстоял долгий путь.       — Хорошо, Хви-я, я сегодня в хорошем настроении.       «Потому что королевский телохранитель ещё не пришёл по мою душу», — подумал Ким.       — Поэтому я дарую тебе свободу, но нужно где-то жить, верно? Будешь служить мне и жить в этом поместье.       Ещё накануне Тэхён подумал, что не хочет держать малолетнего раба. Возможно, с его стороны это было поспешным, взбалмошным решением, но он хотел подарить маленькому мальчику шанс на достойную жизнь и отчего-то верил в то, что он сможет вырасти в приличного мужчину. Это грело его сердце, поэтому на столь серьёзный шаг он пошёл, почти не думая об условностях.       Хви, судя по его насупленному виду, не понял ни слова из сказанного. Ким поджал губы и смотрел на того в ожидании другой реакции, но, так её и не получив, сдался. Возможно, ему стоило поподробнее объяснить ребёнку на доступном языке, что он только что сделал. Да-а… Тэхёну предстояло многому научиться, но он ощущал в себе готовность и решимость быть ему опекуном и воспитателем.       Бэксун уставилась на него в полном непонимании, что в тот момент породнило её с Хви. Тэхён на это лишь пожал плечами. Женщина она была подневольная, но подчинялась господину Мину, поэтому освободить и её он никак не мог, да и не хотел.       — Что? Вам я ничего не дарую, — ответил Ким и подхватил мальчонку на руки.       — Жениться вам пора, вот что! — крикнула кормилица вслед удаляющемуся с Хви на руках Тэхёну.       — Только если на вас, сударыня! — парировал Ким, не сбавляя шага.       Бэксун махнула рукой и ушла обратно на кухню, где завтракали несколько человек из прислуги.

***

      Тэхён постучался в дверь комнаты, занимаемой господином Мином, и вошёл после короткого «да». С ребёнком на руках.       — Доброе утро. Это — Хви. Хви — это господин Мин.       — Чего? — на Тэхёна с Хви уставились две пары глаз — Мина-старшего и Мина-младшего.       Юнги вышел из комнаты, прикрыв осторожно за собой дверь, потому что беседа с «отцом» была и так окончена. Судя по звукам, в комнате тут же разверзлась буря, имя которой — гнев господина Мина. Про себя пожелав Тэхёну приятного времяпрепровождения, Юнги вышел из дома и направился в сад в надежде встретить там трëхцветную кошку, но её нигде не было. Он предусмотрительно прихватил с собой книгу и устроился почитать на лавочке рядом с клумбой с кустами роскошных гортензий.       За утренним чаем Мин Джэ поведал Юнги о планах на ближайшее будущее. Во время личной встречи с королём Тхэджоном господин Мин оповестил того о намерении восстановить Юнги в правах (о реакции короля старший Мин умолчал). Тхэджон отказался от идеи королевского суда и предпочёл ему частную аудиенцию. Поэтому Юнги предстояло самому наведаться в Кёнбоккун и, наконец, увидеть королеву, которая давно знала о его возвращении и с нетерпением ожидала встречи с братом. Юнги не горел желанием встречать кого-либо из упомянутых людей, довольствуясь тишиной вялотекущих будней, как, например, сейчас. Ведь всё это было ему чужое. И так называемый отец, и сестра.       Мин отвлёкся от сосредоточенного чтения на звук чужих шагов. Увидав Ким Намджуна, целенаправленно шедшего сюда, он подвинулся к краю лавки и освободил для того место.       — Господин Мин чем-то недоволен? — после короткого разговора ни о чем поинтересовался Намджун.       — Тэхён привёл с собой какого-то ребёнка, я не в курсе всей сути, — ответил Юнги, сложив руки в замок и обхватив ими колено.       — Интересно, — с усмешкой ответил Намджун. — Хорошо погуляли с Чимином? Ещё раз прости, что не смог пойти, я два дня буквально не вылезал из министерства.       — Господин Мин тоже застревает во дворце надолго. Это из-за Совета? — в ответ поинтересовался Мин, имея в виду Тайный совет, формирующийся королем в эти дни. В него вошёл Господин Мин, несколько высокопоставленных чиновников и представителей самых могущественных семей. — А что касается Чимина, то да, мы хорошо погуляли, — Юнги умолчал о том, что довёл Чимина до слёз. Намджун казался ему заботливым старшим братом, и зверя, готового порвать за младшего, будить он не хотел.       — Да, Министерства все как ужаленные носятся со сводками и отчётами для совета. Мне, как ответственному за документацию, особенно досталось, — отозвался Ким.       — Страшно представить, — заключил Мин и задумался о возможности разузнать от Намджуна о причине Чиминовых слёз, но тот его опередил, словно смог прочитать мысли старшего.       — Чимин очень болезненно отнёсся к твоему появлению, — выдохнув, высказался Ким, но тут же поспешил исправиться. — Я не совсем так выразился. Он просто был очень привязан к тебе в детстве. Я уверен, что он рад тебя видеть снова.       — Да, он дал понять, что я ему… дорог? Не слишком ли это претенциозно звучит?       — Ты ему тоже дорог, хён, ты и мне дорог, и Её Величеству, и господину Мину, — Намджун посмотрел на Юнги, поймал его растерянный взгляд и слегка улыбнулся.       — И всё же… — после короткой паузы, которую он провёл в некоторой неловкости от слов Кима, снова заговорил Юнги. — Что связывает нас с Чимином? Кажется, он не хочет говорить со мной об этом.       — Я не знаю, хён, — Намджун поднял взгляд и устремил его куда-то вдаль, на небо, где пролетали птицы. — Он переехал к нам в дом с концами только после того, как случился переворот.       — Переворот? — озадаченно переспросил Мин.       — Когда были казнены… братья короля и, ну… — замялся Ким.       — И мои братья, да? — получив слабый кивок в ответ, Юнги хмыкнул. — Разве он не твой троюродный брат?       — Да, но он жил во дворце с матерью.       Несостыковка. Чимин говорил, что плохо помнит мать, что Юнги гонял его палкой по двору. Да и как они виделись с Кимом, если жили во дворце? Что делал во дворце Юнги?       — Опережая твои вопросы, советую тебе расспросить старших. Я ведь сам был ребёнком, — пожал плечами Намджун. — Но вообще, вы должны были жить вместе, потому что ты — брат королевы Мин, а семья Пак была лояльна королю.       — А ты? — пытался разобраться в хитросплетении судеб Юнги.       — Мой отец всегда был другом и господину Мину, и королю.       — Должно быть, ему непросто дружить с обоими сразу, — иронично отозвался Юнги.       Намджун ответил ему лёгким смешком.       Неожиданно из-под лавки, грациозно потягиваясь, вылезла кошка Чимина. Из сада, следуя за ней, появился и сам хозяин. С мягкой улыбкой он поприветствовал парней и вовлёкся в непринужденный разговор, встав напротив. Правда, говорили по большей части они с Кимом. Голову Юнги в это время занимали мысли об их связи. Он всё ещё силился нарисовать в голове план взаимоотношений их троих, и это было чертовски сложно. Ему казалось, что в истории Пака, как и в его собственной, было много белых пятен, и Мин наконец-то в полной мере смог понять, что имел в виду младший, когда говорил, что понимает его. Юнги задержал взгляд на Чимине, увлечённо что-то рассказывавшем Намджуну, и не замечал, как до него пытались достучаться.       — Юнги-хён, ты слушаешь? — привёл его в чувство Чимин, коснувшись плеча кончиками пальцев. — Мы пойдем сегодня пить?       — Да… Что пить? Куда? — протянул Юнги и растерянно уставился на младшего, пока шестерёнки в его голове не заворочались снова.       — В дом кисен! — проворчал Чимин.       Намджун, глядя то на одного, то на другого, не пытался скрыть улыбки.       — Да я как-то не заинтересован в кисен… — попробовал соскочить с темы Юнги, почёсывая голову.       — Ну мы же музыку послушать и представления посмотреть, а не то, что ты подумал… Говорят, Ким Сокджин вернулся в столицу, — пояснил Намджун. — Очень известный артист.       — Да? Как вам угодно, — кивнул Юнги. Почему бы и не попробовать «клубы» пятнадцатого века? Он чертовски соскучился по атмосфере увеселительных заведений, а взглянуть на очень известного артиста действительно было любопытно.       — Решено, — хлопнул в ладоши повеселевший Чимин и подхватил на руки кошку. — Пойду поищу Тэхён-и, он обязан пойти с нами, — Чимин было развернулся, чтобы отправиться на поиски Тэхёна, но заметил требовательный взгляд Юнги и всучил ему кошку, которую он так желал потискать.

***

                    Дом кисен представлял из себя большое трёхэтажное здание из тёмного дерева с изящным раскатом крыш и огромным внутренним двором, где была оборудована сцена. На веранде, как и во дворе, располагалось множество столов — высоких и низких, некоторые были с бамбуковыми зонтиками, призывавшими защищать от непогоды. Мужчины-дворяне выпивали кучкуясь компаниями, шутили, оказывали однозначные знаки внимания девушкам, разносящим выпивку, и без стеснения прижимали к себе кисен усаживая на колени. Женщины были удивительно красивы, как на подбор, в пёстрых роскошных нарядах: юбках из шёлку, чогори из полупрозрачных тканей, с высокими причёсками, украшенными заколками с драгоценными камнями и цветами.       Пышущая юность раскрепощённых женщин и редких парней встречалась в этом месте и с восхищёнными взглядами воздыхателей, и с настойчивыми касаниями прямолинейных мужчин. Здесь, безусловно, было много разврата, но и праздника, красоты — не меньше. Атмосфера была впечатляющей. Юнги был весел и живо всем интересовался, вертя повсюду головой. То, что это прежде всего бордель, словно оставалось за скобками. Мин готов был отдать должное хозяину этого дома и дамам — им удалось создать место поистине восхищающее, красочное. Со всеми этими шикарными фонарями, ширмами и занавесами, льющейся ото всюду мелодичной музыкой, но близко не приближенной к пошлости, которую имели все другие блядушники и питейные заведения.       Юнги наблюдал за танцорами и танцовщицами в пёстрых костюмах. За трюкачами, исполнявшими поражающие воображение номера. Сумев отпустить себя, слушал потрясающе красивое исполнение традиционной музыки и разрывающих сердце тоскливых песен. Ким Сокджин, как артист, произвёл настоящий фурор: местная публика его ждала, кисен благоговейно вздыхали по нему, мужчины за столиками громко аплодировали в конце каждого его номера. Он начал с разогрева толпы несколькими шутками, затем рассказал притчу, аккомпанируя себе на каягыме, а после исполнил несколько песен. Его певческий голос был чудесен — глубокие объёмные низы и пронзительный фальцет брали за душу. На лицо он также был невероятно красив, харизматичен и обаятелен, что, вероятно, в совокупности и сделало его звездой национального масштаба.       После завершения концертной программы Ким Сокджин решил подойти к ним, вызывая у Чимина и Тэхёна, которого тот притащил с собой, благоговейные вздохи, а у публики вокруг — заинтересованные взгляды и завистливые шепотки.       — Айгу-у, какие интересные молодые господа пришли навестить наш скромный приют в этот чудесный вечер, — с легкой улыбкой на устах проговорил артист. Его мягкий голос, когда он говорил, увлекал не меньше, чем пение. — Ким Сокджин, — представился он и поклонился всем четверым сразу.       Намджун подобрался на месте, приглашая артиста за стол и указывая на свободное место рядом с собой.       В представлении Ким Сокджин не нуждался, однако старался продемонстрировать предельную вежливость. В его речи проскакивали выражения, используемые низшим классом. Он не осторожничал в выборе слов. В противовес этому были его изящные жесты. В них он безусловно соблюдал все тонкости этикета, держа веер слегка изогнутыми пальцами только особым способом, легко и осторожно подхватывал полы одеяния, когда садился с господами за стол. Он был расслаблен, на лице его присутствовала лёгкая улыбка. Его волнистые волосы длиной до лопаток были распущены, передние пряди удерживала заколка на макушке. На нём был алый ханбок, подпоясанный тканью в тон, завязанный на талии сзади объёмным узлом. Всё в нём кричало о том, что он — человек искусства.       — Твоё исполнение выше всяких похвал, — отвесил комплимент артисту Намджун.       — Благодарю, ваше удовольствие для меня — наивысшая похвала, — всё с той же вежливой улыбкой отозвался артист и слегка склонился над столом.       Юнги казалось, что у него сахар скрипит на зубах от этой атмосферы. Он посмотрел на Чимина и Тэхёна, которые в восхищении раскрыли рты, и шумно вздохнул. Артист был безусловно талантлив и невероятно красив, но Мин с его появлением почувствовал себя неуютно, особенно после того, как заметил его до неприличия долгий заинтересованный взгляд на себе.       — Неужто вы — молодой господин Мин? Народная молва о вас дошла даже до самых дальних провинций, — обратился Сокджин к Юнги, не сводя с него странного взгляда, который для себя Мин так и не смог объяснить.       Юнги равнодушно кивнул и сжал в руках пустую чашу для вина. Только этого ему не хватало: подобной известности он никак не хотел, да и слушать подобный бред, изображая вежливость и интерес, не имел никакого желания. Но Ким решил его добить:       — В Понхе народ сочинил про вас былину.       Сокджин, не меняясь в лице, всё с той же вежливой полуулыбкой продолжил свой рассказ:       — Люди говорят, что вы обернулись в доброго духа Хаэчи и оберегали жителей от разных угроз на протяжении нескольких лет. А затем сам Небесный царь Хванин вознаградил вас за преданную службу и позволил вернуться на землю, чтобы вы могли воссоединиться со своей возлюбленной, с которой вас разлучил злобный дух Хосин, — на место привычной улыбки Сокджина пришла лёгкая ухмылка, когда он заметил недоумение на лице Мина. — Я вижу, вы впечатлены не лучшим образом, однако не кажется ли вам, что народная фантазия довольно-таки умильна?       — Пожалуй, — оттянув ворот ханбока, сдавившего вдруг горло, ответил Юнги после недолгой паузы.       — У тебя есть возлюбленная, хён? — послышался тихий голос Чимина сбоку. Святая простота.       — Нет, — отозвался Мин и развернулся к глядящему на него невинными глазами младшему. Он задержал на его лице взгляд как-то непроизвольно, пока чужие разговоры не заставили отвлечься.       — Что ж, это довольно интересно, — прокомментировал Намджун рассказ Сокджина. — Новости быстро распространяются по стране.       — Это так, — подтвердил Сокджин с самодовольной улыбкой. — Язык, культура и сам дух корейского народа живут в этих притчах, песнях и метафорах. А я лишь не даю им кануть в лету, — после недолгой паузы он продолжил:       — И, если так подумать, эта былина, на самом-то деле, довольно душевная, но не настолько захватывающая, как реальная история, не так ли?       Юнги скривил улыбку в ответ Сокджину и обернулся на голоса людей, подошедших к их столику.       — Приветствую, молодые люди, — поздоровался один из подошедших. Его голос был громким и бодрым. На плече мужчины висела молодая кисен, а за спиной, словно тень, стоял парень в черном одеянии, с мечом на перевес и в черной конусовидной шляпе, скрывавшей лицо.       В дом кисен было запрещено проносить оружие — так, у Тэхёна изъяли маленький ножик при проходе. А этот молчаливый тип носил на себе хвандо, и никто ему не препятствовал.       — Ваше Высочество! — ахнул Намджун и склонился над столом в знак уважения.       Юнги в непонимании уставился на названое высочество. Когда Мин столкнулся взглядами поочередно с Тэхёном и Чимином, то обнаружил, что не он один был озадачен. Ким Сокджин же склонился над столом точно так же, как и Ким. Юнги во избежание проблем поспешил повторить за ними и поклонился тоже.       — Тс-с, — приказал быть тише принц и заговорщически улыбнулся парням. — Никому не следует знать, что я здесь. Ты же никому не скажешь, милая? — обратился он к ошалевшей кисен, придержав её за подбородок. — Ли Хосок, наследный принц Чосона, — тут же представился он и отпустил девушку, приказав ей оставить их наедине. По-хозяйски он уселся на лавку рядом с Чимином, рядом с ним сел и стражник. Они оба были как свет и тень — Хосок ярко улыбался, буквально светился радушием и источал позитив, телохранитель же держал оборону с непроницаемым лицом.       Юнги поднял голову и столкнулся взглядами с Хосоком. На вид принц был примерно одного с ним возраста, одет, как дворянин — в одежды тёмно-зеленого болотного цвета с переливами, что давали шелка наивысшего качества. Волосы его были убраны в пучок-санту, закрепленный лаконичной заколкой. У него было слегка вытянутое лицо с утончёнными чертами; он определённо был красив, не отличался мощным телосложением — скорее, был строен и изящен.       Значит это — сын наложницы Чон? Возможно ли, что он падёт жертвой междоусобных войн за трон, как и многие другие до и после него, ради того, чтобы Чосоном правил величайший из королей в истории страны? При мысли об этом Мин нервно сглотнул образовавшийся в горле ком.       «Не время думать об этом…» — заставил себя отвлечься от безрадостных мыслей Мин и вернул его высочеству мягкую улыбку.       За общей суетой и шумом, Мин не заметил, как оказался сидящим в компании уже шестерых парней, которым в разной мере было слегка за двадцать.       — Я изначально искал встречи с Ким Сокджином, но, кажется, здесь собралась довольно интересная компания, мм? — продолжил Хосок тем же энергичным тоном, кажется, и не замечая гнетущей атмосферы, что повисла за столом.       Значит, кронпринц Чосона с начальником королевской охраны специально раскрыл своё инкогнито, чтобы пообщаться с Ким Сокджином? Мин не думал, что прикоснётся к царственному до того, как попадёт во дворец или увидит «сестру», но вот, уже сидел в окружении наследного принца и известного на всю страну традиционного исполнителя.       — Я весь внимание, Ваше Высочество, для меня это — большая честь, — Сокджин подарил принцу ничем не отличавшуюся от его обыкновенной, улыбку.       — И всё же — кто эти прекрасные молодые люди? — окинув взглядом всех парней, обратился ко всем разом принц, и добавил следом: — Кажется, тебя я видел во дворце. Сын министра Кима, не так ли?       — Верно, ваше высочество, меня зовут Ким Намджун, — отозвался с почтением в голосе Ким и склонился в легком поклоне. — Это мой троюродный брат — Пак Чимин, — представил Намджун, как старший, своего родственника.       — Мин Юнги, — представился Мин.       — Ким Тэхён, — отозвался Тэхён, который до этого момента пребывал в молчании. Он задержал на безмолвном охранителе настороженный взгляд, чуть наклонившись над столом.       — А это — генерал Чон Чонгук, королевский телохранитель, сегодня он присматривает за мной. — Хосок панибратски закинул руки на плечо личному охранителю королевской семьи Ли. Тот никак не отреагировал, будто его не было здесь. — Ах, неужели ты — сын господина Мина? — Ли Хосок не сразу осознал слов Юнги. Видно, его не особо заботили чужие имена. Куда ему — принцу…       — Да, Ваше Высочество.       — Прекрасно, — довольно отозвался наследный принц. Чуть сощурив глаза, что были формой, как у оленёнка, но вытянутые, лучистые и вдохновлённые, он вгляделся в лицо Юнги. — Я о тебе наслышан.       Что угодно было прекрасно, но не то, что Мин Юнги вызывал такой сильный интерес у всех вокруг. Он поймал взгляд стражника, словно соколом зыркнувшего на него. Начальник королевской охраны, вопреки своей профессии, не внушал какого-то ужаса. Чон Чонгук был довольно молод для своей должности, приятен на вид, ухожен, в чистой и выглаженной одежде. Он не выглядел, как человек, готовый на месте разрубить пополам любого, кто не так посмотрит на королевскую особу. Выглядел больше незаинтересованным в том, что происходило вокруг, нежели агрессивным, при этом сохраняя манеры.       — Её Величество точит на меня зуб, — посмеиваясь, продолжил свой монолог Хосок, так как Юнги не стал ничего ему говорить в ответ на то, что тот был о нём наслышан. — Но я на неё не в обиде. У этой женщины своенравный характер.       «Замечательно, а мне-то что с этого?» — подумал Мин.       — Интересно, насколько вы похожи характерами. Внешне-то — одно лицо, — Хосок улыбнулся Юнги широченной улыбкой и подпёр щёку одной рукой, а в другую он взял стакан с вином, который ему парой минут назад поднесла одна из кисен.       Хосок поднял руку с чаркой ввысь, будто провозглашая тост, и осушил ёмкость одним махом. Присутствующие повторили за ним.       — Но я всё-таки пришёл побеседовать с господином Кимом… Я большой поклонник твоего творчества, — глянув на Сокджина, продолжил кронпринц. — Господа, мы не во дворце, прошу, хватит этого официоза. Не бойтесь говорить со мной.       Сокджин неожиданно рассмеялся, вызывая у всех лёгкое недоумение.       — Мой принц, для меня это большая честь, и не потому, что вы — наш будущий правитель, а потому, что я сам в восторге от вашего таланта и навыков. Вы — настоящий талант! Я видел вас на площади перед Кванхвамуном в Новый год, это было захватывающее представление, — поделился Сокджин. Казалось, он в принципе был неспособен испытывать ни смущения, ни стыда.       Тэхён усиленно жевал свои губы и будто бы не знал, куда деть своего взгляда. Он сидел рядом с Чимином, а по другую сторону от Пака сидел принц с главой охраны.       — Ты меня смутил, артист, — усмехнувшись, признал Ли. — Вероятно, я родился не в той семье.       Обстановка неожиданным образом разрядилась, и завязалась непринуждённая беседа, по большей части удерживаемая сговорчивостью артиста и болтливостью принца. Они какое-то время обсуждали незнакомых Юнги людей, сплетни и слухи из дворца, а Намджун, будучи знакомым со многими высокопоставленными людьми, тоже влился в разговор. Сокджин знал о всех и вся. Оказалось, что он не раз бывал при дворце и водил дружбу с особами королевских кровей. Ким, по его словам, был привязан к дому кисен и управлял делами этого заведения, но часто пускался в путешествия по стране, собирая песни, сказки и новости со всех окраин страны. Он наслаждался выступлениями и перед богатыми, и перед нищими. Наслаждался свободой помыслов и перемещений.       А затем разговор свернул куда-то не туда.       — Вот к чему может привести неограниченная свобода, — философски изрёк Хосок и перевёл взгляд на развернувшуюся пьяную драку за одним из столиков, где несколько молодых господ не поделили девушку и выясняли, кто из них лучше.       Тут-то идеальный образ Сокджина и дал трещину, и улыбка на мгновение пропала с его лица, а он хмыкнул и сложил руки на груди, холодно глянув на потасовку. Остальные проследили за взглядами наследного принца и артиста, за исключением Чимина, отошедшего по нужде.       — Эти люди совсем не могут сдержать своих порывов, — закончил кронпринц.       — Кажется, это сыновья господина Юна из магистрата, — подметил Намджун. — Ни один из них не смог сдать кваго в этом году.       — Вы думаете, мой принц, что за этим столом есть поистине свободный человек? — после недолгой паузы неожиданно спросил Сокджин, введя всех присутствующих в ступор. Все с интересом посмотрели сначала на него, а затем на принца.       Тот сложил руки на груди и ненадолго задумался, подняв взгляд к небу.       — Хотя бы возьми меня. Я волен действовать, как угодно, — уверенно ответил Хосок и отпил из чаши.       — Никто не может назвать себя поистине свободным. Это заблуждение, — спокойно ответил Сокджин. Четыре пары глаз в немом ужасе воззрились на него, перечащего принцу. Хосок азартно ухмыльнулся и выгнул бровь, ожидая продолжения. — Вы родились тем, кем родились, и живёте, следуя ограничениям, которые предписывает вам ваш статус. Так и эта девушка-кисэн — Мисо, и молодые господа Ким и Мин, — он посмотрел на Намджуна и Юнги.       — Хочешь сказать, только птицы в этом мире вольны? — раскачивая рюмку с напитком в ней, спросил наследный принц.       — Нет, и птицы не свободны. Каждый сезон они куда-то улетают, их жизнь подчинена законам природы.       — Вот как, — покачал головой Ли.       — Значит, свободу можно понимать, как свободу выбора в рамках жёстких условий? — предположил Намджун, очевидно, пытаясь сгладить углы.       — Разве может быть свобода с оговорками? В этом и прелесть такого понятия — оно недостижимо для всего живого. Короли не всемогущие, а рабы и господа в этом равны между собой.       — Ты говоришь возмутительные вещи, не боишься? — выгнув бровь, спросил Хосок. Он был уже не так весел, как раньше.       — Я не боюсь. Можете расценивать это, как один из шагов на пути к обретению этой свободы.       — Ты прикрываешься именем королевы, вот и всё.       — И в мыслях не было.       — Ты бездумно рискуешь своей жизнью.       — Моя жизнь ничего не стоит. Немногие расстроятся. Ни вы, ни господин воин и глазом не моргнëте, пока такой жалкий человек, как я, будет истекать кровью. Но будет ли в этом большой смысл?       — Я свободен избавляться от людей, которые мне не по нраву, — кронпринц выглядел подрастерявшим в уверенности, но, казалось, намеревался спорить с артистом до конца. Он хмурился и поджимал губы, внимательно следя за Сокджином. — А о тебе будет горевать вся страна, — резонно заметил Хосок с какой-то горечью, но не сам этот факт его расстроил, а что-то другое.       — Вы звучите как злодей. Подумайте о том, как старательно вы взращивали в себе различные добродетели, достойные мудрого правителя, и оцените, готовы ли вы потратить свою карму на такого, как я.       — Ты меня отговариваешь?       — Я всего лишь веду с вами беседу, ваше высочество.       — Твои возмутительные речи тебя рано или поздно до добра не доведут. Ты всегда говоришь, что думаешь? Видно, поэтому тебя так любят люди всех мастей.       — Я не привык кривить душой. В этом злачном месте раскрываются все человеческие пороки, этот дом меня воспитал таким. А в смерти, которой вы мне угрожаете, и есть истинная свобода. Тело человека, подчиняясь закону природы, гниёт, а дух становится свободным.       — Значит, мы все здесь — рабы? А кто тогда наш господин?       — За исключением природы, мы сами его себе придумали.       — Обычно за такие слова отделываются самой мучительной казнью, — на лице кронпринца отобразилась суровость, которая, как Юнги показалось, совершенно не шла улыбчивому молодому человеку. Глаза того опасно сверкнули.       — В муках есть освобождение, муки ломают условности.       — Ты противоречишь всем устоявшимся нормам и законам… Удивительно. И ни одна из философий тебя не прельщает, ты придумал свою… — поражённо фыркнул Хосок.       Юнги уставился на поверхность стола как дурак. На протяжении всей перепалки он силился понять, что вообще происходит. Сокджин говорил так свободно, будто и впрямь не боялся на этом свете ничего, и звучал он, выражаясь языком двадцатого века, революционно. Что значило брошенное принцем «Ты прикрываешься именем королевы»? Неужели Сокджин был её протеже? Мин нахмурился и поднял голову, выныривая из тяжелых мыслей. Поймав на себе заинтересованный взгляд Сокджина, который тут же невинно улыбнулся ему и приподнял брови, Мин нахмурился.       Чимин, пропустивший всё самое интересное, вернулся к столу после того, как справил нужду, и застал всех присутствующих в поникшем расположении духа. Мин молча указал ему взглядом на место рядом с собой, и Пак осторожно присел, сложив руки на коленях. Он наклонился к Юнги и, прошептав на ухо, поинтересовался, что произошло в его отсутствие. Мин не успел ответить младшему, так как на ранее пустовавшей сцене началось какое-то оживление. Слуги убрали половицы, а кисен в пёстрых нарядах встали в центре помоста с мечами в руках. Мужчина в шутовском одеянии выскочил на сцену и подначивал оживившуюся публику. Все сидящие за столиками начали скандировать невпопад разные слова: «Бой!», «Драка!», «Поединок!»       — О, кажется, толпа требует крови. Время для сильнейшего воина Чосона! — властным жестом разместив ладони на своих коленях, проговорил наследный принц и ухмыльнулся. — Чонгук-а, покажи-ка всем свою силу!       Генерал, который за весь вечер не проронил ни звука, поднял нечитаемый взгляд на Хосока и задержал его на несколько секунд, прежде чем подняться из-за стола. Он оглядел двор дома кисен, пытаясь найти того отчаянного (или слишком нетрезвого) гостя, которому предстояло с ним биться. Хосок повторил за ним и, не найдя среди притихшей толпы самоубийц, вдруг громко рассмеялся и обратил свой взгляд на Мина.       — Почему бы вам, Мин Юнги, не показать нам, на что вы способны? — задорно проговорил принц, подняв рюмку. Было видно, что он счёл эту идею просто невероятно хорошей.       Если бы Юнги решил отпить сейчас из своего стакана, всё его содержимое оказалось бы на лице принца. Мин оттянул ворот ханбока и медленно перевёл взгляд на возвышающегося напротив Чон Чонгука. Теперь он внушал ему страх, потому что, как оказалось, был довольно высок и мускулист, да и аура вокруг него была какая-то тяжелая. Выражалось это во взгляде, в движении, с которым он неторопливо стянул с себя шляпу. Но Юнги собрал всю решимость в кулак, чтобы выступить против него, даже если проиграет. Проигрыш лучшему из лучших не сулил ущерба репутации, зато он, наконец, мог показать, чего стоит. Если принц хочет увидеть его в деле, он ему покажет. Покажет и Тэхёну, который не имел к нему никакого уважения, как к старшему. Покажет и Чимину, который, как он думал, нуждается в его защите и поддержке. Покажет и Сокджину, который по-лисьи щурился и давил лукавую улыбку, которую хотелось стереть с его лица.       — Ваше Высочество, вы уверены, что это хорошая идея? — обеспокоенно затараторил Чимин, удержав Мина за локоть при себе.       Юнги уложил руку Чимину на плечо, без слов говоря ему не вмешиваться. Он поднялся со своего места, а затем поклонился Хосоку, проговаривая: «Ваше желание для меня — закон». Не думал он, что когда-то в жизни ему доведётся произнести такую дурацкую фразу, но таков был закон времени. Хосок довольно хмыкнул и пожелал ему удачи.       Юнги бы никогда не подумал, что его внеклассные занятия могут пригодиться ему в жизни. Мин во времена колонизации ходил в японскую среднюю школу, поэтому занимался в кружке по кэндо и умел обращаться с мечом, хоть и с тренировочным, из бамбука. Даже участвовал в соревнованиях, где успешно одолевал соперников. После окончания школы он, поддерживаемый матерью, занялся теншин рю — настоящим боём на мечах, чтобы поддерживать себя в форме.       «И вот на тебе», — подумал он. — «Теперь мне предстоит сразиться с сильнейшим воином Чосона».       Кисен подала ему оружие. Перехватив меч удобнее в руке, он нашёл взглядом Чонгука, подошедшего к центру сцены, где им предстояло сразиться.       — Я должен предупредить, что давно не занимался с мечом.       — Ничего, — Чонгук облизнул губу, задумавшись на мгновение. Воин взмахнул мечом, разминая кисть, и приготовился к бою, встав к Юнги в пол оборота.       Юнги повторил его позу и замер в ожидании объявления о начале поединка. Все присутствующие за столиками активно что-то закричали, поддерживаемые градусом в рюмках, но только из-за стола их компании доносились слова поддержки в сторону Юнги, а не Чон Чонгука. Мин был нацелен продуть, не слишком сильно опозорившись.       Когда затянувшаяся команда к началу боя прозвучала, Юнги едва успел отбить удар Чонгука, чуть не потеряв равновесие. На него посыпался град быстрых, выверенных рубящих ударов генерала. Чонгук не оставлял Юнги пространства для манёвров и возможностей для атак, Юнги удавалось только отбиваться от меча противника.       Наконец, уловив момент, когда Чон дал осечку в череде однообразных атак, Мин замахнулся на воина. Чонгук быстро среагировал, задерживая меч Юнги в одном положении. С лязгом стали меч Чонгука соскользнул, и Мин отскочил назад. На его лбу выступила испарина. С Чонгуком было ожидаемо тяжело соревноваться, а силе его ударов Юнги мог противопоставить лишь свою ловкость и смекалку. Они начали кружить по сцене, ожидая один от другого атаки. Чонгук не заставил себя долго ждать, тигром нападая на него. От невероятной силы удара, который Мину почти удалось отразить, он выронил меч, и тот отлетел куда-то в сторону. Быстрым взмахом руки Чонгука лезвие оказалось у шеи дворянина. Задержав взгляд на глазах Юнги, противник опустил оружие и развернулся к ликующей толпе, которую оглядел равнодушным взглядом. Чонгук его поблагодарил за поединок поклоном. Мин согнулся пополам, тяжело дыша, только сейчас осознав, как он вымотался. Он выпрямился, когда услышал голос Чонгука, обратившегося к нему.       — Немногим удаётся меня атаковать. Ты хорошо поработал.       «Я бы посмотрел на тебя с американской винтовкой в руках, чёртов позёр», — думал Юнги, оттирая краем широкого рукава испарину со лба. Он последовал к столику, за которым его уже ждала вся их компания. Его встретили громкими аплодисментами.       — Ва-а, да ты хорошо держался! — громко смеясь, сказал Мину наследный принц, панибратски приобняв Чонгука за плечо.       — Благодарю, Ваше Высочество. Для любителя — да, — проговорил Юнги, устало вздохнув.       Намджун поддерживающе похлопал его по спине, а Чимин приобнял его за руку и не отпускал более. Сокджин не сводил с Мина своего нечитаемого взгляда. Тэхён был равнодушен к происходящему, с какой-то неохотой присоединившись к всеобщим аплодисментам. Одно радовало — после боя публика начала расходиться. Кого уводили девушки в трëхэтажное строение самого дома кисен, кто покидал двор на своих нетрезвых двух. Их компания начала расходиться так же неожиданно, как и собралась.       — Молодой господин Мин, можно вас? — стоя уже у ворот дома кисен в ожидании соседей, Юнги обернулся на звук своего имени и увидел подошедшего к нему Ким Сокджина.       Артист протянул ему руку, и Юнги на автомате протянул свою в ответ для рукопожатия, но почувствовал, как в открытую ладонь ему ложится небольшой предмет.       — Спрячьте, — одними губами проговорил Сокджин, и Юнги убрал неизвестный предмет в свой рукав.       Это была бумага, сложенная несколько раз.       «Наверное, записка… Но от кого?» — подумал Мин.       — Ну, больше не пропадайте. И заходите почаще. Ещё увидимся, — с лукавой улыбкой на устах произнёс Сокджин и ушёл, оставив Мина в лёгкой растерянности.       Вернувшись с Тэхёном, Чимином и Намджуном в поместье, Юнги тотчас поспешил в свою комнату, чтобы прочитать записку. Сев за стол, он пододвинул к себе подсвечник и раскрыл послание.       «Была вне себя от радости и удивления от вести о твоём возвращении. Буду ждать тебя в лесу Чхунджон после заката через четыре дня.       Твоя сестрёнка».