ОСТАЮСЬ НЕПОБЕЖДЕННЫМ // Invictus maneo

➼ ➼ ➼ ⧬ ➼ ➼ ➼

Середина октября 1998

В окно ее спальни проникают лучи осеннего рассвета. Она ворочается, но солнце, увы, не остановить; оно волей‑неволей тащит ее за собой. Зайдя в ванную, Гермиона долго стоит у зеркала, напоминая себе, кто она есть на самом деле, и, стараясь забыть, кем была на Арене и в Капитолии. Холодная вода, которую она плескает себе в лицо, почти не спасает; всего несколько недель ада против целой «жизни до», но последствия для Грейнджер разрушительны. Нынче ночные кошмары — ее верные спутники. Будь на это ее воля, то Гермиона забыла бы Игры навеки. Притворилась бы, что это жуткий сон, и не более… Но Капитолий, конечно, не позволит — он нарочно напоминает народу, и лично ей, что Голодные игры никогда по-настоящему не заканчиваются. Уже к обеду в новом доме, который Грейнджер получила после победы, появятся телевизионщики, чтобы снять документальный фильм о ней… Потом, ранней весной, начнется Тур по всей Британии, и «звездой» этого представления снова будет она; ее провезут от дистрикта к дистрикту, и везде Гермионе придется стоять перед ликующими зрителями, ощущая их затаенную ненависть, и смотреть со сцены в глаза людей, чьи родные убиты ее рукой… А уже летом откроется новая Арена, напичканная ловушками и камерами, которые будут транслировать смертельное и по закону обязательное к просмотру зрелище… Время истекает слишком быстро, и на ее пороге возникают шумные капитолийцы. Это мужчина и женщина, оба с кислотного цвета волосами и в одежде, от которой рябит в глазах. — О, привет! Я — Дора, а это Римус. — Они сами приглашают себя войти. — У тебя тут миленько, очень по-деревенски! Римус, солнце, поснимай пока разные комнаты, ладно? — Мужчина кивает и достает из большой сумки свою камеру. — А я пока постараюсь сотворить невозможное и привести ее в менее жуткий вид. — Дора протягивает руку и трогает пряди Гермионы. — Так не пойдет! Что с волосами? У тебя на голове как будто чье-то гнездо, ты вообще расчесываешь их? А что с кожей? Я как вошла, сразу поняла, что работы предстоит много… — Женщина не переставая охает и ахает. — Что ж, за такие мучения, нужно попросить премию… Итак, садись! — Дора подталкивает Грейнджер к дивану, нисколько не переживая, если та от неожиданности упадет. — Тут работы непочатый край… После того, как Гермиона, наконец, приобретает «более или менее терпимый вид», то Люпин поворачивает камеру к ней. — Ну, готова? Порадуй наших зрителей! Улыбнись! — просит он. Когда на камере загорается красная лампочка, сигнализирующая о том, что началась запись, Гермиона вздыхает, от безысходности заламывает пальцы и растягивает рот в том, что должно выглядеть, как улыбка. — У вас что, на завтрак лимоны? — бурчит позади нее Дора. Они все втроем выходят на улицу и снимают район, в котором теперь живет Грейнджер: это чуть в стороне от основной части города, тут построены двадцать лучших домов дистрикта. Большинство заняты старшими по должности миротворцами; три пустуют; в оставшихся двух живут Гермиона и Северус Снейп — «до нее» единственный Победитель из Шестого. — Может быть, наведаемся в гости к Северусу? — спрашивает Дора с надеждой, уставившись на Грейнджер совершенно ярко-голубыми — разумеется, с линзами, — глазами. — Всем нам интересно узнать, как дела у твоего ментора! — Как-нибудь в другой раз, — пытается выкрутиться Гермиона. Снейп заставил ее дать обещание, что телевизионщики держались подальше от его дома. Позже они направляются в основную часть города, проходя, в том числе, мимо приюта, в котором Грейнджер провела большую часть своей жизни. Постройка двухэтажная и длинная, с множеством окон, часть которых, из-за отсутствия стекол, круглогодично законопачена тряпками. На самом деле, Гермиону часто гложет тоска по прежней жизни; да, приют едва сводил концы с концами, и дети, бывало, недоедали, но зато Грейнджер точно знала собственное место на замысловатом полотне под названием жизнь. Теперь, когда Гермиона вспоминает, те времена кажутся надежными по сравнению с нынешним днем, когда у нее есть и богатство, и слава. И лютая ненависть Капитолия. Весь путь Римус, держа камеру на плече, снимает попеременно то ее саму, то случайных прохожих, а Дора без умолку болтает, словно, если замолчит хоть на секундочку, то задохнется. В заведении Сальной Сэй они заказывают себе обед: суп из тыквы с бобами и лепешки с луком. Гермиона отправляет в себя ложку за ложкой намеренно медленно, потому что знает, чем дольше они просидят здесь, тем в меньшее количество новых мест ей придется их отвести. Она не может до конца объяснить себе это, но испытывает ревностное чувство — желание защитить свой дистрикт от любопытных глаз Капитолия. Пока они обедают, к Сэй заходят несколько миротворцев в идеально белых мундирах, с перекинутыми через плечо винтовками, и тоже покупают себе по миске супа. На самом деле, только сейчас Грейнджер мимоходом отмечает про себя, что в Шестом слишком много миротворцев. НОВЫХ миротворцев. Она бросает взгляд на Сэй и видит на ее лице обеспокоенное выражение. «Мне не кажется. Я не схожу с ума, — понимает Гермиона. — И это ведь началось… когда? Сразу после Игр…?» — Даже в поезде, вернувшем ее в дистрикт, уже было отправлено «пополнение»… Она размышляет об этом, наблюдая за тем, как миротворцы едят. Троих Грейнджер знает. Капитан Амикус Кэрроу — от одного только присутствия которого, ей хочется поежиться, сержант Крэбб и, если он не получил повышения, то рядовой Гойл. Кэрроу в Шестом давно; обычно он нелюдим и общается только с Крэббом, самым близким ему по званию сослуживцем; он, похоже, единственный человек, для которого капитан делает исключение. Ей не интересна тема их разговора, вместо этого Гермиона пытается понять, в чем смысл — бедный дистрикт получает первого за много лет Победителя, а Капитолий в ответ отправляет туда больше миротворцев? «Что, по мнению министра Реддла, может произойти? Не народный же бунт?»

➼ ➼ ➼ ⧬ ➼ ➼ ➼

Грейнджер все-таки приходится показать телевизионщикам Котел — много лет назад это был угольный склад, потом он оказался заброшен и постепенно стал точкой торговли, в том числе и подпольной. Официально, конечно, рынок «чист», и прилавки заполнены исключительно разрешенными товарами, так что Гермиона не переживает, что в объектив попадет лишнее. Чтобы получить «запрещенку», нужно знать к кому конкретно обращаться, и даже тогда еще не любому человеку согласятся продать, опасаясь доноса. После того как Гермиона вернулась с Игр, Северус рассказал ей, что многие из завсегдатаев Котла устроили для нее сбор пожертвований. Разумеется, любые монеты в дистрикте — величайшая ценность, и то, что кто-то из людей, живущих в вечной нужде, отдал ей «свои кровные», заставляет ее чувствовать нечто особенное. И, хотя она, не знает точной суммы, очевидно, что эти деньги качнули для нее чашу весов от смерти к жизни: на Арене любая помощь бесценна. Теперь при посещении Котла Грейнджер старается зайти в каждую лавку и что‑нибудь приобрести: масло, кофе, булочки, яйца, пряжу… Победа принесла ей кучу денег — ее ежемесячные выплаты от Капитолия превышают полугодовой доход большинства семей Шестого, так что ей почти стыдно ходить с увесистым кошельком на боку, и в дополнение к цене товара Гермиона подсовывает продавцам лишнюю монету. Сколько бы она не давала, ей все равно кажется, что этого недостаточно, чтобы вернуть этим людям свой долг. Более или менее хорошо в дистрикте зарабатывают только шахтеры, поэтому большинство представителей мужского населения вынуждены спускаться в бездну на вызывающем тошноту подъемнике и тяжелыми кирками вгрызаться в очередной угольный пласт. Сегодня в Котле все проходит не как обычно: может, это было ее предчувствие, или любая другая причина, по который Грейнджер не хотела приводить сюда съемочную группу, — но в итоге, невозможно не заметить, что большинство из тех, кого они встречают здесь, делают вид, что ее не существует. Конечно, им некуда деваться, на камеру люди бормочут быстрое приветствие, но затем упорно игнорируют Гермиону, изо всех сил стараясь не смотреть ей в глаза.

➼ ➼ ➼ ⧬ ➼ ➼ ➼

Когда камеры выключаются, день уже на исходе. Попрощавшись с Дорой и Римусом, Грейнджер в одиночестве бредет к своему дому. Расстояние небольшое, всего чуть больше мили, но она настолько эмоционально выпотрошена, что путь представляется ей без конца и края. Поужинав вчерашней кашей и двумя ломтиками ветчины — по местным меркам, ломтиками роскоши, — Гермиона отправляется на диван и устраивается под приятно согревающим торшером. Книги — ее спасение; ее личный способ забыться, окунувшись в захватывающие истории, и обязательно со счастливым концом. Она не любит трагедии и любовные романы: первое Грейнджер относит к категории литературы «бессмысленной», потому что мрака хватает и в жизни, а второе — к «пустой трате времени»; Гермиона слишком прагматична, чтобы верить в такую любовь, как пишут в книгах. Через пару часов, или больше, когда на улице совсем темнеет, она решает, что пора ложится спать. Грейнджер поднимается в спальню — просторную настолько, что в ней уместились бы три подобные той, которую в приюте она делила с Парвати Патил; подойдя к окну, Гермиона как раз собирается задвинуть шторы, когда боковым зрением замечает фигуру, ныряющую сквозь темноту в карманы света уличных фонарей. Уже ночь, и действует комендантский час, поэтому, она заинтересовывается. Грейнджер вглядывается, отодвигая кружевные занавески. Человек останавливается перед домом напротив. Этот дом внешне такой же как и любой на улице: два этажа, крытая черепицей крыша, серая краска кое-где уже отслаивается от кирпичной кладки, а из трубы идет дымок. Отличает дом лишь то, что все шторы внутри постоянно задернуты, — в любое время дня и ночи. И про жильца этого дома ХОДЯТ СЛУХИ. Многие миротворцы, живущие здесь, по ночам принимают у себя девушек, отчаянно нуждающихся в монетах и готовых ради них пойти на определенного рода сделку со своей совестью, но Амикус Кэрроу, тот самый капитан, которого Гермиона опасается, предпочитает мужчин. Гомосексуальность в дистриктах незаконна и карается смертью, но кто в здравом уме захочет пожаловаться на него? Любой донос или жалоба проходят через самого Кэрроу, поэтому все и молчат. Впрочем, «гости» приходят к нему крайне редко — проституция, по крайней мере в Шестом, это все-таки женская участь. К Кэрроу идут только самые отчаявшиеся. На человеке, который явился сегодня, капюшон, поэтому Грейнджер не может разглядеть, кто это. Он худой и сгорбленный; стоит и смотрит на дом. Она осознает, что задерживает дыхание, только когда в груди становится тесно. «Что он должен чувствовать сейчас? Какие мысли крутятся у него в голове?» После долгого мгновения парень — почему Гермиона уверена, что это не взрослый мужчина? — стучит в дверь, а потом делает дрожащий шаг назад. Менее чем через минуту дверь распахивается, и появляется тяжелая фигура Кэрроу, едва освещенная тусклым светом изнутри его дома. Капитан окидывает взглядом улицу, словно это какой-то большой секрет, который он должен скрыть от посторонних глаз. Ирония в том, что Кэрроу забывает — здесь он и есть закон, и что он сможет выбраться из любой передряги. Даже в тишине ночи и с приоткрытым окном, впускающим прохладный ночной воздух, Грейнджер вслушивается, но не может разобрать, о чем они говорят. Что бы это ни было, парень просто пожимает плечами в ответ; одна его нога немного отставлена ​​назад, как будто он готов в любой момент сбежать. Капитан протягивает руку, жестикулируя, и незнакомец откидывает капюшон, открывая копну светлых волос. Кэрроу жестом приглашает человека сделать шаг вперед, и, когда тот подчиняется, он хватает его за подбородок и наклоняет голову назад и из стороны в сторону, как будто любуется животным перед покупкой. Только тогда лицо незнакомца оказывается в свете уличного фонаря, и Гермиона вдруг чувствует, как ее желудок опускается вниз. Она его знает. Это Драко Малфой. Они с матерью появились в Шестом два года назад — сосланные из Капитолия за какие-то делишки Малфоя-старшего. Подробностей их столичной жизни, кажется, никто не знает — оба держатся отстраненно, а друзей среди местных они так и не завели, — но отца Драко в дистрикте никогда не видели, и, поговаривают, что тот лишился головы. Сейчас маленькая семья Малфоев живет в Шлаке — районе для самых бедных среди и так уже нищего Шестого. Грейнджер ходила с Драко Малфоем в один класс в прошлом году, так что он ее возраста, но они совсем не общались. Ей Драко в основном запомнился тем, как смотрел на окружающих, будто они все чумные, а его принуждают быть с ними в одном помещении. У парня очень светлые волосы, на удивление темные брови и ресницы, и пару раз она слышала, как девчонки обсуждали, что «несмотря на характер, хорошенький». Сама Гермиона об этом не задумалась, по крайней мере, до сих пор — пока не увидела, как Кэрроу рассматривает его, прикидывая сойдет ли Драко для того, чтобы пригласить его в дом для… утех. Видеть Малфоя здесь — ужасно. Она не думала, что все настолько плохо. Ей становится дурно, когда Кэрроу смотрит на свою жертву. Челюсть парня сжата, и даже с такого расстояния Грейнджер видит, что его взгляд устремлен на что-то далекое, а кулаки сжаты по бокам. Он отвечает только тогда, когда капитан его о чем-то спрашивает. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем Кэрроу отступает внутрь. Драко следует за ним. И дверь захлопывается, а улица вновь становится безлюдной. Гермиона отшатывается от окна, чувствуя, как ее сердце колотится в груди. И все, о чем она может думать — принимая поздний душ или уже в постели, — это ее одноклассник, мальчик, выросший в Капитолий, который решил, что ДРУГОГО выхода у него нет.

➼ ➼ ➼ ⧬ ➼ ➼ ➼

Проходит несколько часов, прежде чем Грейнджер просыпается как от толчка. Щурясь в темноте, она лежит и смотрит в потолок. Ночь тихая. Гермиона спускается на первый этаж за стаканом воды, а когда возвращается в свою спальню, то различает звук открывающейся двери и голоса. Выглянув в окно, она видит, как Драко выскакивает на улицу, на ходу натягивая на себя куртку, и запинается, тяжело приземляясь на руки и колени. Кэрроу выходит следом, глядит на него с крыльца, распластанного, секунду или две, а после, молча, исчезает в своем доме, захлопнув дверь. Через мгновение Малфой встает, слегка пошатываясь, и уходит. Он успевает пройти только два дома, прежде чем его рвет. Через пару минут, Драко исчезает в темноте, а она садится на край кровати и механически вливает в себя принесенную воду. Когда стакан пустеет, Гермиона снова ложится в постель, но еще долго не может уснуть.

➼ ➼ ➼ ⧬ ➼ ➼ ➼

На следующее утро она едва успевает переодеться, когда Дора и Римус появляются на пороге. Они снова тащат ее в центральную часть города и по пути бесконечное количество раз спрашивают, все ли у нее в порядке, но она отмахивается от них, рассказывая правду о том, что плохо провела ночь, но не упоминая, что стало для этого причиной. К обеденному времени они успевают снять еще пару локаций, но у Гермионы раскалывается голова; капитолийцы без умолку болтают, а она не может найти в себе силы, чтобы даже слушать их, не говоря уже о том, чтобы участвовать в разговоре. Когда их маленькая компания проходит мимо аптеки, среди встречных прохожих ее глаза выцепляют ЕГО; признаться, Грейнджер весь день высматривала именно Драко Малфоя. Он идет один, изолированный, несмотря на толпу людей вокруг; как будто его вообще нет среди них. Дойдя до крыльца, Драко, так и не подняв ни на кого глаза, поворачивает и делает первый шаг на ступени. Гермиона резко меняет свой маршрут, чтобы последовать за ним. Телевизионщики удивляются, кудахчут, но она бросает что-то вроде: — Мне нужно купить средства гигиены, подождите здесь, — и ныряет в дверь за Малфоем. Он стоит в конце очереди из трех человек и непроизвольно оборачивается, когда кто-то первым шикает и тыкает в ее сторону пальцем. Грейнджер видит его лицо, освещенное солнечным светом, льющимся из окна: у Драко на щеке красно-фиолетовый синяк, кожа опухла от глаза до уголка рта. Он, должно быть, чувствует заинтересованность в ее взгляде, потому что из всех людей она смотрит именно на него, и ему хватает всего секунды, чтобы сопоставить факты. Его безразличное выражение сменяется осознанием. Малфой знает, что дом Кэрроу рядом с ее, — весь Шестой, кажется, знает, где именно она живет, — и его лицо покрывается льдом. Он отводит взгляд, смотрит в сторону, а его челюсть сжимается. Еще около минуты Гермиона мнется на пороге — ни туда, ни сюда, — но когда звенит колокольчик, и дверь открывается, чтобы впустить следующего посетителя, она выходит из оцепенения. И, смутившись, убирается прочь.

➼ ➼ ➼ ⧬ ➼ ➼ ➼

Съемочная группа из Капитолия уезжает через два дня. А еще через неделю, ситуация с Малфоем повторяется. В темноте Грейнджер вновь видит его на своей улице. Он идет, сунув руки в карманы; голова опущена. На нем снова капюшон, но она уже знает, что это его куртка. Это кажется невозможным, однако, сегодня он выглядит еще тоньше, чем в прошлый раз, одежда на нем висит. «Он ведь наверняка получил в прошлый раз монеты? Так почему все только хуже?» Она задерживает дыхание, когда понимает, что он смотрит в сторону ее окон. Малфой высматривает ЕЕ, но, к удаче Гермионы, он — на свету, а она в неосвещенной комнате и за занавеской; Драко не сможет ее уличить, сколько бы не вглядывался. И, даже после того, как он стучит в дверь, то оглядывается через плечо. Кэрроу открывает, и Малфой входит внутрь.

➼ ➼ ➼ ⧬ ➼ ➼ ➼

Середина ноября 1998

Гермиона теряет счет дням, но, однажды, Малфой снова оказывается возле ее дома. Еще светло. Она сидит на крыльце, когда поднимает глаза и видит, как он смотрит на нее, руки глубоко в карманах, плечи опущены, выражение лица каменное, но выжидающее. Он не прячется. Они на виду друг у друга. Грейнджер на мгновение удерживает его взгляд и не понимает. «Он что, бросает мне вызов, чтобы я что-то сказала или сделала?» Смущенная, она спешит в безопасность своего дома. Ее сердце колотится. Она ведь надеялась, что он не вернется. С последнего раза Гермиона пару раз сталкивалась с ним в городе, и сейчас Драко определенно выглядит здоровее, чем раньше, поэтому ей кажется что нет веской причины, по которой он вновь здесь. Через какое-то время дома напротив хлопает.

➼ ➼ ➼ ⧬ ➼ ➼ ➼

Спустя примерно неделю, в пекарню, в которой Грейнджер покупает пряники, заходит Амикус Кэрроу. Увидев капитана в этом замкнутом пространстве, она непроизвольно отшатывается и хватается за прилавок. Вблизи его черные глаза кажутся неестественными, а кожа оказывается совершенно землистой, словно неживой. Пока она расплачивается на кассе, то непроизвольно косит на него взгляд. Он замечает ее поведение, прищуривается, но не комментирует. До того, как Гермиона успевает уйти, за ее спиной Кэрроу протягивает хозяйке пекарни свежие листовки. — Новые вывески, — говорит он, — только что из Третьего. Капитолий хочет, чтобы они были в каждом магазине и напоминали гражданам Британии об их долге. Хозяйка бормочет, конечно: — Конечно, — и именно в это время за Грейнджер закрывается дверь. Разумеется, миссис Мелларк не может отказаться. «Никто не может отказаться, когда от них что-то требует капитан миротворцев?» — И ее мысли на время возвращаются к Драко Малфою. В последнее время в дистрикте почти все увешано похожими плакатами, прибитыми к столбам, а также нарисованными прямо на стенах. СООБЩАЙТЕ О БЕСПОРЯДКАХ МЕСТНОМУ МИРОТВОРЦУ. ЗАЩИЩАЙТЕ МИР. ЗАЩИЩАЙТЕ БРИТАНИЮ. На каждом из них есть символ Капитолия, и каждый должен напоминать жителям о том, что миротворцы призваны обеспечивать справедливость и поддерживать порядок на наших улицах. С ними верные граждане в безопасности. Проходя мимо одного из таких плакатов, Гермиона морщится; Северус сказал ей, что на прошлой неделе в Пятом дистрикте пристрелили двух детей за воровство, а в результате возникших беспорядков погибли четверо миротворцев; в ответ Капитолий разбомбил деревню. Эти плакаты — просто напоминание о военной мощи столицы. А жители — муравьи под сапогами, не более.

➼ ➼ ➼ ⧬ ➼ ➼ ➼

       Утром Гермиона забредает в дом к Северусу. Иногда они делают это, собираются вместе; их посиделки больше напоминают «одиночество вдвоем» — каждый занят своим делом, но так все равно проще, знать, что рядом тот, кто знает, через что ты прошел…        Сегодня все как всегда: они позавтракали, а теперь Грейнджер сидит с книгой, а Снейп играет сам с собой в шахматы. Снаружи почти полдень, как вдруг проектор в гостиной Северуса оживает:        «Внимание! Обязательный просмотр! 12:00, обязательный просмотр Зарегистрируйтесь!» — голограмма мельтешит белыми буквами.        Гермиона и Снейп удивленно переглядываются. Оба подходят к проектору и по очереди вводят свои имена в планшет, который стоит рядом, а потом прикладывают к нему большие пальцы, чтобы предоставить отпечатки. Раздается звуковой сигнал, и голограмма оповещает их: «Вы зарегистрированы. Настоящим предупреждаем, гражданин, что вы должны быть перед экраном до окончания эфира».        — Что происходит? — произносит Грейнджер, садясь на край дивана.        — Уж точно, ничего хорошего, — говорит Северус, оставаясь стоять.        Она чувствует, как ее сердце падает в живот в ожидании большой-большой беды.        Наконец, экран загорается в полную силу, и комнату наполняет голос министра Реддла:        — Граждане Британии!..        Гермиона не слушает ничего из того, что он говорит, все ее внимание отдано людям, которых показывают, — людям, стоящим на коленях на сцене в каком-то из дистриктов перед Домом правосудия. Их лица скрыты низко надвинутыми капюшонами, а руки связаны за спиной. И Грейнджер сразу же догадывается о том, что произойдет! Она хочет отвернуться, но не может, и в это же время ее на миг ослепляет яркая вспышка из дул орудий; следом все эти люди падают; кровь брызжет даже на объектив камеры.        — Как палить по рыбе в бочке… — медленно говорит Снейп.        — Что? — Гермиона часто-часто моргает, пытаясь осознать увиденное.        До того как Северус отвечает, с экрана кто-то сердито кричит, потом в миротворцев что-то бросают, они выкрикивают приказы, но люди кричат в ответ… А потом раздается звук разбивающегося стекла…и голограмма отключается.        Полминуты в гостиной звенит тишина.        — Это скоро закончится, — произносит вдруг Снейп тихим, но уверенным голосом. — Так или иначе.        — Что ты имеешь в виду? — спрашивает Грейнджер, и слова застревают у нее в горле.        — Восстание, — начинает он, будто тщательно подбирает слова. Звука почти нет — она скорее даже читает по его губам. — Или революция, без разницы как это назвать.        — Это невозможно. Снейп кивает.        — Для одного — да. — Северус прочищает горло. — Один человек не может изменить целый мир, — черные длинные пряди закрывают его лицо, но, когда он переводит взгляд на Гермиону, то в глазах читается решительность. — У кулака пять пальцев, и, если они согнутся одновременно, то может выйти добротный удар.

➼ ➼ ➼ ⧬ ➼ ➼ ➼

Разговор с Северусом еще долго не выходит у Гермионы из головы. Но, должно быть, она слишком труслива, чтобы спросить о большем, а он… Он чувствует ее неуверенность, и ничего не добавляет. Они оба делают вид, что опасные слова никогда не были сказаны. В воскресенье с утра Грейнджер наведывается в городскую часть. По пути к Котлу она обращает внимание на растущую толпу в центре Площади правосудия и уже в следующий момент безошибочно узнает треск кнута, ударяющего по человеческой плоти. Звук отзывается в ней буквально физически. Гермиона вмиг покрывается вязким потом, несмотря на холодный зимний воздух, — перед глазами вспыхивает воспоминание с Арены, предшествующее тому, как ее пронзила невыносимая взрывная боль в теле… Травма на бедре Грейнджер тут же отзывается, и, когда она слышит новый треск, то чувствует, как ее живот сжимается, и боится, что ее тут же вырвет. Тем не менее, что-то заставляет Гермиону двигаться вперед и пробиваться сквозь толпу, чтобы увидеть, кто привязан к столбу для битья… И, когда перед ней открывается вся картина, то это ужасно — там мальчик, которому не больше двенадцати-тринадцати лет! Снег у основания столба уже превратился в розовую кашу, а сам ребенок, голый по пояс, бессознательно свисает со столба — упасть ему не дают только привязанные руки. Его спина вся в крови. Выше над мальчиком к столбу приколочена непотрошеная тушка индейки. Каратель — один из миротворцев, которого Грейнджер не знает, — размахивает кнутом с пугающей эмоциональностью, а группа его сослуживцев из пяти человек стоит в стороне и спокойно наблюдает, как он забивает ребенка до смерти. И никто — никто! — не пытается остановить это. Подспудно Гермиону еще посещает мысль, что жители не вмешиваются не просто так — их поведение выученное, натренированное, годами угроз и реальных наказаний, и ей самой следует быть осторожней, — но в одном моменте смешиваются одновременно и ее шок от фантомной боли и вид истерзанного мальчишки, и внутренний протест, который рвется наружу. Доводы разума не могут заткнуть крик: — Прекрати! Ты убиваешь его! — и Грейнджер бросается к человеку с кнутом. Миротворец останавливается ровно настолько, чтобы обернуться и прорычать: — Стой на месте! Еще шаг, и ты присоединишься к этому сопляку! Гермиона резко тормозит на расстоянии буквально вытянутой руки; ее грудь вздымается, когда она хватает ртом воздух. — Так-то же! — удовлетворяется он, поворачивается спиной и снова поднимает руку. Грейнджер вновь срывается с места и вцепляется в его локоть, но миротворец, конечно, сильнее — он отмахивается от нее почти небрежно, а затем разворачивается и замахивается деревянной рукоятью кнута, ударяя ее по лицу. Гермиону пронзает боль и она падает на землю, схватившись руками за голову чуть выше глаза, но быстро поднимается на ноги. Рана на лбу явно начинает кровить — она смотрит на свои пальцы, и, да, они запачканы, — однако, когда мужчина снова готовится нанести мальчику удар, Грейнджер встает перед ним, закрывая собой ребенка. — Отойди в сторону, сука! — рычит миротворец, и, хотя Гермиона действительно боится его, но стоит как вкопанная. В этот момент ей отчетливо кажется, что она снова на Арене, а за спиной девочка Джинни из Пятого… Гермиона не сумела спасти ее на Играх, и вина, смешанная с болью утраты, теперь парализует ее ноги. Боковым зрением она замечает, что еще один миротворец выступает вперед, чтобы поддержать товарища, а в это время первый бросает кнут, чтобы достать из портупеи пистолет. И прицеливается прямо ей в голову. — Я сказал, отойди в сторону! К ее удивлению, сердце не начинает биться еще быстрее. Наверное потому, что «еще быстрее», чем уже есть, просто некуда. Вена на виске пульсирует нестерпимой болью. Как сбрендившие часы. Тик-так-так. Тик-так-так. Тик… Гермиона смотрит на миротворца перед собой и произносит: — Нет. — Голос будто и не ее вовсе. Миротворец медленно отводит курок большим пальцем. — Ну, я тебя предупреждал. — Эй, эй! Подождите! — Из толпы раздается голос Северуса Снейпа взявшегося будто бы из ниоткуда; люди расступаются, чтобы пропустить его. — Подождите! Миротворец бросает взгляд на Снейпа, который быстро направляется к нему. Его рука с пистолетом переходит от Гермионы к ее бывшему ментору, затем снова к Гермионе. Северус подходит к Грейнджер как раз в тот момент, когда другие миротворцы окружают человека с пистолетом. — Сэр, послушайте, — спокойно говорит Снейп, делая примирительные жесты руками, — давайте выдохнем. Все погорячились! И возможно, вы не узнали эту мисс, просто присмотритесь повнимательнее?! — Не суйся не в свое дело! — рявкает миротворец. — Сэр, я Северус Снейп, вы наверняка слышали обо мне. А молодая леди — Гермиона Грейнджер, победительница последних Голодных игр. — Я в курсе, кто вы оба такие! — он повышает голос; его пистолет все еще направлен на Гермиону. — Тогда это плохо, сэр, — Северус качает головой, — потому что, министр Реддл вряд ли будет доволен тем, что вы атакуете ее. Одно дело по незнанию, но иначе… — Победители не могут быть выше закона, знаешь ли! — раздраженно отвечает миротворец. — Конечно нет, не могут, но мисс Грейнджер-то и не нарушала никаких законов. Ведь так? — Она препятствует исполнению правосудия, — произносит мужчина, но уже не так уверенно. Спустя минуту размышления он все-таки опускает пистолет. — Хорошо, я забуду этот маленький инцидент. А теперь уведи ее отсюда и имей в виду, что я не потерплю никакого вмешательства в будущем. Понятно? —Понятно, — быстро отвечает Снейп, хватая Гермиону за плечи и пытаясь оттащить ее в сторону. — Пойдем-пойдем, — горячо шепчет он ей. Грейнджер сопротивляется, отстраняясь. — Нет, нет! — кричит она. — Он же убьет мальчика! Северус, заставь его остановиться! — Я предупредил вас, — сурово произносит миротворец, убирая пистолет обратно в кобуру, закрепленную на портупее. И снова поднимает кнут. — Подождите! Откуда-то сбоку от Гермионы, из толпы, раздается новый мужской голос. — Сэр, я должен обратить ваше внимание на то, что мальчишка уже понес свое наказание: за первое нарушение, совершенное несовершеннолетним, положено пятнадцать ударов. Грейнджер и Снейп оборачиваются, чтобы увидеть того, кто вмешался. — Вы нанесли уже семнадцать, — заканчивает Драко Малфой. Его рот сжимается в тонкую линию. Драко стоит отделившись от толпы вперед и держит руки висящими вдоль тела — вероятно, чтобы миротворец видел, что он безоружен. — Что ты сказал? — миротворец, как и, наверное, каждый на площади, переводит взгляд на него. — Да, сэр, мальчишка виноват. Но и закон удовлетворен. Дальнейшее наказание не требуется. До того, как мужчина с кнутом успевает что-то ответить, встревает другой миротворец: — Да, по моим подсчетам, ты нанес мальчику семнадцать ударов, а обычное наказание за первый проступок такого рода в его возрасте — пятнадцать. — Его лицо закрыто шлемом, но голосу Гермионе кажется, что это Гойл. Остальные миротворцы переминаются с ноги на ногу, переглядываясь. Тот, что с кнутом, бросает на них сердитый взгляд. Но не спорит и быстро сворачивает кнут, а затем обращается к предполагаемому Гойлу и стоящему рядом с ним: — Отвяжите сопляка, — приказывает он. — Отвяжите и отпустите. Эти двое спешат выполнить указание, а миротворец-каратель поворачивается снова к Гермионе. — Не считай, что ты на это как-то повлияла. Если я еще раз поймаю мальчишку за браконьерством, ему не сдобровать. Понятно? — Конечно, сэр, — говорит вместо нее Северус. Как только Снейп отпускает ее, Грейнджер подлетает к тем миротворцам, которые оттаскивают от столба тело обмякшего мальчика и осторожно кладут его на чистый снег. Два парня-шахтера выбегают из толпы, неся какую-то широкую деревянную доску, — всем вместе им удается перетащить ребенка на нее; он постанывает, но, к счастью, остается без сознания. Все еще стоя на коленях в слякоти рядом мальчиком, Гермиона поднимает взгляд, ища глазами Драко. Она вертит головой, но его уже нигде нет.

➼ ➼ ➼ ⧬ ➼ ➼ ➼

Конец января 1999

В течении следующего месяца в Шестом случается то, чего не было уже много лет, — для поколения Гермионы это впервые, — Капитолий устраивает для дистрикта настоящее рождество: из столицы с некоторой регулярностью начинают ходить поезда с продуктами. Северус говорит ей, что подобная щедрость — часть подготовки к Туру победителя, но для нее самое важное это то, что жизнь местных, кажется, налаживается. Даже тех, кто обитает в Шлаке. Это все еще не достаток, но значительно лучше, чем то, к чему все привыкли. Поэтому, когда Грейнджер снова замечает Малфоя возле дома Кэрроу, то ей хочется кричать. Хочется выбежать и трясти его за плечи, требовать, чтобы он объяснил, что происходит. Он набрал немного веса, и уже не похож на скелет, и она видела его подрабатывающим в лавке у мистера Дурсля, поэтому по глупости начала надеяться, что Драко не придется возвращаться к своему насильнику. На этот раз она смело стоит у окна, наблюдая, как он стучит и входит в дом Кэрроу. Ярость, смятение, отвращение и отчаяние переполняют ее. Малфой не оглядывается на ее жилище и не разговаривает с капитаном миротворцев, просто входит в дом, когда тот открывает ему дверь. Гермиона совершенно не может этого понять. Следующий час она сидит на кухне с чашкой горячего успокаивающего травяного чая. Но сомнительного действия чая недостаточно, чтобы успокоить ее негодование, — пока она помешивает горячий напиток, ложка звенит об эмалированную кружку. «Очевидно, что отношения Малфоя с Амикусом Кэрроу не такие, какими я их себе представляла, если он возвращается снова и снова…» — Хотя Гермиона не видит для этого никаких причин. До Игр она тоже познала тяготы — сиротский приют был местом, где жизнь детей временами походила на выживание, — но никогда ее не посещала мысль торговать своим телом. Он для нее загадка. Она ни разу не говорила с ним после случая на Площади правосудия. Ей стоило бы поблагодарить его, Малфой ведь был единственным, кто вышел вслед за ней к миротворцам. Но то, что он наведывался к Кэрроу, будто бы принижало ценность его поступка в ее глазах. Грейнджер много раз напоминала себе, что глупо следовать подобной логике, но ничего не могла с собой поделать. «И вот… он снова делает это…»

➼ ➼ ➼ ⧬ ➼ ➼ ➼

Ее будит хлопок двери и короткий крик. На часах — два после полуночи, небо темное, звездное, а на улице тихо и безлюдно. Она моргает, все еще полусонная. Прижимается носом к подушке и снова закрывает глаза, цепляясь за остатки сна, но затем крик повторяется. Торопливо выбравшись из постели, Гермиона бросается к окну и видит, как Кэрроу выталкивает Драко на улицу. Тот падает с порога и приземляется на сырую землю с глухим стуком, а затем остается неподвижным. Капитан оглядывает улицу, а потом, удовлетворенный, удаляется внутрь дома, и его дверь с раздраженным грохотом захлопывается. Сердце Грейнджер подпрыгивает, когда она понимает, что Малфой так и остается лежать ничком. Он не двигается. А ее пальцы хватаются за оконную раму. — Давай, Драко, вставай… — шепчет она. Кажется, что проходят часы, — но не больше минуты? — прежде чем он, наконец, переворачивается на спину. Какое-то время Малфой пялится в ночное небо, прежде чем протягивает руку и, опираясь на нее, пытается встать на ноги. Поднявшись, он дрейфует влево и вправо; идет мучительно медленно и, сгорбившись, проходит лишь немного, прежде чем снова рухнуть. На этот раз Драко не встает. Гермиона смотрит на его тело, лежащее в снегу, затаив дыхание, не зная, что делать, и молясь, чтобы у него хватило сил встать и уйти — как минимум потому что вместе с рассветом миротворцы, живущие в соседних домах, проснутся и обнаружат его — нарушителя комендантского часа. Когда проходит три-четыре минуты, а Малфой все еще лежит на земле, она натягивает халат поверх ночной рубашки и спешит вниз по лестнице, перед дверью рваными движениями засовывая ноги в ботинки. Ее руки трясутся, когда она возится с замком, и ей приходится сделать глубокий вдох, прежде чем выскочить на темную улицу и направиться к Драко. Она замедляется, приближаясь к нему; ее сердце бьется так быстро, что Гермиона слышит его в ушах. Малфой неподвижный. Слишком неподвижный. Он лежит на боку, его незастегнутая куртка задралась и открывая полосу бледной кожи, разукрашенной свежими кровоподтеками. Его глаза закрыты. Почти белоснежные волосы сияют в лунном свете, удивительно чистые. — Драко? — шепчет она, не желая привлекать внимание спящих в соседних домах людей. Не получив ответа, она подходит немного ближе. — Эй, Драко, нужно встать! Он по-прежнему не двигается и не подает никаких знаков, чтобы показать, что с ним все в порядке. Гермиона слегка подталкивает его носком ботинка. Ничего. Она плотнее закутывается в халат, чувствуя, как холод ночи пробирает ее внутренности. Сделав пару глубоких медленных вдохов, Грейнджер принуждает себя сосредоточиться. «Первым делом, нужно убрать его с улицы». Она приседает и кладет руку на плечо Драко, тряся его. — Эй, — снова зовет Гермиона. Потом ее рука ложится ему на грудь, и только тогда он издает звук, затем прерывистый выдох и звук дискомфорта. Она отдергивает кисть, почти вскрикивая от облегчения. Возможность того, что он умер, действительно пришла ей в голову. — Эй, Драко, — повторяет Грейнджер, и он хмурится, его брови сходятся вместе, прежде ему удается открыть глаза. Они неспособны сфокусироваться — он явно дезориентирован. — Герми-она? — невнятно говорит Малфой, и она вдруг улыбается. «Хорошо, раз он меня узнает, значит, все не так уж плохо». — Да, это я. Тебе нужно встать, ладно? — Драко стонет, когда она пытается поднять его за локоть. — Пожалуйста, пошли, нельзя здесь оставаться, — жарко шепчет она. Он слишком тяжелый для нее, но Грейнджер отчетливо понимает, что, если не сможет утащить его отсюда, то есть большая вероятность, что Кэрроу или другой миротворец услышат и выскочат. После нескольких минут попыток, ей удается заставить Малфоя встать, но он тяжело опирается на нее, пока Гермиона тащит его буквально на себе. Его голова падает, и он морщится при каждом шаге, и все, о чем она может думать, это как капитан, вероятно, наблюдает за всем этим прямо сейчас, затаившись и готовый нанести удар. Грейнджер чувствует облегчение, когда они достигают ее дома, и ей удается завести его внутрь. Малфой начинает бормотать, пока она пытается закрыть за собой дверь. — Он не… Где?.. Нельзя, чтобы… — стонет Драко, но слова сливаются друг с другом, и Гермиона не понимает, чего он хочет. Малфой шатается, его движения настолько неровные, что она больше не может его удерживать, и он спотыкается, едва не полетев вниз, чтобы удариться головой об угол комода, прежде чем чудом все же умудряется удержаться на ногах. Отдышавшись, Гермиона ведет его в маленькую ванную первого этажа и усаживает на фаянсовый бортик. Он остается неподвижным какое-то время, а потом резко рвется к унитазу, едва успев вовремя. Его рвет. Она съеживается, но давит собственную тошноту и открывает крошечное окно, чтобы впустить немного свежего воздуха. Грейнджер наливает стакан воды и передает ему. Он держит его некрепко, но умудряется все-таки сделать глоток, а она в это время смачивает тряпку и использует ее, чтобы вытереть лицо Драко, и откидывает со лба его челку. Он моргает, глядя на нее с жалостью к себе. В свете ванной комнаты Гермиона, наконец-то, может увидеть повреждения. Красные отметины усеивают его лицо, спускаясь вниз по челюсти и на горло, а кровь уже запеклась вокруг носа и рта. Грейнджер, конечно, не может быть уверена, но, похоже, Кэрроу ударил его чем-то более тяжелым, чем кулаки. — За что он тобой так? — бормочет она, ужаснувшись при виде парня, прислонившегося к стене ее ванной комнаты с кровью на лице и рвотой на майке. Он не отвечает, его веки прикрываются, и на мгновение Гермиона думает, что Малфой сейчас отключится. Она заставляет его выпить остаток воды и подталкивает к раковине, ополаскивая тряпку под краном. Ее руки трясутся, и она смотрит на себя в зеркало; видит там свое отражение, но не чувствует свое тело в текущей ситуации. У нее кружится голова. Адреналин зашкаливает, и это чувство отвратительно похоже на то, что она пережила на Играх… Грейнджер выключает кран и выпрямляет спину. Ей нужно взять себя в руки и сосредоточиться. Ей нужно помочь Драко. Она возвращается к нему, опускается на колени на кафельный пол. Поднимает его голову, нежно положив руку на мужскую челюсть, и глаза Малфоя снова открываются. Его зрачки кружатся, будто неспособные ни на чем сосредоточиться. Она промокает его лицо, пытаясь стереть кровь, которую видит, а он шипит, когда уголок тряпки касается сильно поврежденной кожи под его левым глазом. — Прости. Он не отвечает. Оба молчат, пока Гермиона моет его лицо. При такой близости она видит длину ресниц и серебристый шрам, который пересекает подбородок, и крохотные синеватые капилляры под алебастрово-белой тонкой кожей. Малфой наблюдает за ней, пока она заботится о его лице, и щеки Грейнджер краснеют под этим взглядом. Она говорит ему закрыть глаза, пока проводит тряпкой по рассеченной брови, прежде чем заняться другими травмами. Его губа разбита, но, к счастью, перестала кровоточить, хотя нос все еще кровит. Гермиона складывает комок туалетной бумаги и использует его вместо платка, которого нет у них под рукой. — Побудь здесь, — просит она так, словно Драко в том состоянии, чтобы встать и уйти. Добравшись до кухни, Грейнджер заворачиваю лед в ткань и приносит ему, чтобы Малфой приложил его к лицу. Он выполняет и откидывает голову назад к стене, закрыв глаза. Ей становится спокойнее, что он больше не смотрит на нее. Гермиона проверяет его нос. Кровь, слава богу, прекращается. Кажется, нос не сломан. Она садится на пятки. «Если Кэрроу сделал это с его лицом, то я не хочу знать, каково все остальное». Гермиона откладываю тряпку в сторону и тянется к куртке, надетой на нем. — Давай снимем ее… — И Малфой почти не сопротивляется, хотя как будто бы до конца так и не понимает, чего она хочет. Когда же дело доходит до майки, то он внезапно хватает ее за запястья и отталкивает назад. Его глаза расширяются и становятся яснее, как будто боль — или страх? — вытаскивает его из полубессознательного состояния. Движения Малфоя резкие; он поднимается на ноги и проталкивается мимо нее, шатаясь, в прихожую. Теперь, когда на нем нет куртки, то Грейнджер с ужасом видит, что сзади майка разукрашена влажным алым узором, в котором смутно угадываются несколько полос. Поднявшись с пола, она следует за ним, хватая Драко за руку и не давая ему добраться до уличной двери. Он скрипит зубами от боли. — Эй, подожди! Стой! — шипит она, дергая его на себя. Он отталкивает ее, пытаясь открыть дверь, и, когда понимает, что не знает, как справиться с задвижкой, набрасывается на Гермиону. — Выпусти меня! — Тебе больно, Драко. Просто дай мне… — Мне ничего от тебя не нужно, — рычит он, надвигаясь на нее. Грейнджер отступает назад, натыкаясь на стул, а затем останавливаясь, прислонившись спиной к стене. — Мне не нужна твоя помощь. Открой дверь! — Драко… — Открой чертову дверь! — кричит он. — Мне не нужно, чтобы ты вмешивалась. Малфой делает еще шаг и оказывается прямо перед ней. Его глаза полны ярости. Гермиона не тот человек, которого легко запугать, но когда он вот так приближается, то она чувствует, как укол страха все-таки пронзает ее грудь. — Я просто хочу убедиться, что с тобой все в порядке. Ты потерял сознание на улице, Драко. Дай мне помочь тебе. — Мне не нужна твоя помощь, — повторяет он. — Ты понимаешь, что я говорю? Мне не нужна ни благотворительность, ни жалость. Так что выпусти меня, пока я не заставил тебя пожалеть… И инстинкт самосохранения вдруг придает ей сил: выставив руки в узкое пространство между ним и собой, Грейнджер толкает его со всей силы, и, не ожидая, Драко почти отлетает к ближайшей стене. Он тут же взвывает от боли и оседает на пол, посылая на ее голову несколько спутанных ругательств. Она слишком поздно осознает, что таким образом его раненной спине — и, может быть, иным травмам, — нанесен новый ущерб, теперь уже ее руками. — Господи, я не хотела, не так… — Гермиона нависает над ним. И когда он скручивается, то она может видеть, что обои, к которым он прислоняется, в нескольких местах пропитываются свежей кровью. Ситуация становится все хуже и хуже, но каким-то образом это вдруг прочищает ее голову. — Я на твоей стороне, Драко! Хорошо? Тебе нельзя на улицу, не сейчас уж точно! Так что давай, нужно встать, мы уложим тебя на диван, и я посмотрю, что можно будет сделать с твоими ранами. Малфой пытается ответить, но выходит что-то бессвязное. Его голова мотается из стороны в сторону, словно кружится. Он похож на пьяного — Гермиона не может понять, что с ним. «Может он ударился затылком сильнее, чем могло показаться?» Она подхватывает его под руку и приказывает подняться. Кряхтя, медленно и неуверенно, но Драко встает. Вместе они добираются до гостиной, где она укладывает его на диван, лицом вниз. Малфой ахает от этого движения, но в остальном остается безвольным. Гермиона отходит к окну, плотно закрывает шторы, а после включает верхний свет, который заливает комнату. Быстро окинув Драко взглядом, она идет к комоду, порывшись в верхнем ящике которого, вытаскивает ножницы. Вернувшись и присев на колени, Грейнджер начинает резать его майку. Торс и руки усеяны синяками, некоторые маленькие, некоторые побольше, включая здоровенную багровую отметину на боку. На спине три длинных рассечения кожи, к счастью, кажется, не слишком глубоких. Но от общей картины, представшей перед Гермионой, ее желудок скручивается. — Кэрроу должен ответить за это, — говорит она себе под нос, пока приносит к дивану таз с теплой водой и двумя чистыми тонкими полотенцами. Он только стонет, пока она промокает полосы. На порезы Грейнджер наносит заживляющий бальзам. Закончив со спиной, она осматривает большую гематому на боку. — Этого вполне бы хватило, чтобы сломать ребро… — Гермиона прощупывает место пальцами, и, хотя старается быть как можно более нежной, Малфой вдруг приходит в себя и начинает активно двигаться. Грейнджер пересаживается, чтобы он мог ее увидеть, и заговаривает с ним; теперь его глаза ясны, как в обычный день, и эта ясность несет с собой отпечаток его боли, всего того, что он чувствует сейчас. — Драко, — зовет она и запинается, немного сбитая с толку внезапным пристальным взглядом, — у тебя, похоже, перелом ребра. Нужно приложить холод, ладно? — Гермиона, — произносит он ее имя, и его рука вдруг дергается, чтобы схватить ее за запястье. — Все будет хорошо, — обещает Грейнджер, остро ощущая, как его пальцы впиваются в ее кожу, а большой палец проходит по суставу. — Не переживай, здесь ты в безопасности, обещаю. Малфой несколько раз моргает, а потом кладет голову на диванную подушку и утыкается взглядом в стену напротив дивана. Гермиона идет на кухню, распахивает холодильник и некоторое время смотрит внутрь. «Что можно использовать?» В итоге она выбирает пакет с замороженной зеленью, предполагая, что когда импровизированный «компресс» растает, то не растечется лужей. Вернувшись, она понимает, что Драко так и остается неподвижным. Грейнджер рассматривает его со стороны. «У него что-то с головой». Ей не нравится, как он себя ведет. Перепады от буйства до почти полной парализации слишком резкие и противоестественные. У него под глазами глубокие тени, кости грудины выступают под кожей по бокам; он не такой худой, как она ожидала, но все равно для парня это почти на грани истощения. Тусклый взгляд и невнятная речь вызывают у нее беспокойство, особенно учитывая, что Гермиона не знает, что Кэрроу сделал с ним до того, как выбросил на улицу. Ее взгляд непроизвольно опускается на его штаны. «У Малфоя могут быть и другие раны». В конце концов, их встречи с капитаном имели вполне конкретную цель… Гермиона жмурится. Она пытается не осуждать выбор Драко. Хотя и не может понять причин, по которым он мог решиться на подобное. — Ладно, в любом случае, это нужно сделать, — говорит она сама себе и принимается стаскивать с него штаны. Потом кладет их поверх ботинок, которые уже поставила рядом. Поскольку сама она не может спать без носков даже летом, то оставляет его в них. И, конечно, в белье. Ее руки все время подрагивают, пока она раздевает Малфоя, — Гермиона никогда не делала этого ни с одним парнем, и, даже если он почти в отключке, она смущается не меньше. К счастью, его ноги, почти не пострадали, если не считать нескольких синяков вокруг колен и большой царапины на правой ноге. Обработав ее, она накидывает на нижнюю половину его тела простыню. Разговаривая с Драко, с большим усилием, но Гермиона все-таки добивается, чтобы он приподнялся, и, приложив холодный пакет, она фиксирует его, обмотав туловище в круг бинтом. Выходит довольно криво-косо, но, главное, компресс держится там, где ему и положено. Дав Малфою пару ложек снотворного, которое обычно принимает сама, Грейнджер идет в ванную, чтобы навести там порядок, и за это время Драко окончательно затихает. Подойдя ближе, она поправляет простынь, которой он укрыт, и накидывает сверху плед, чтобы ему было тепло. Его лицо уже опухло, и, несомненно, что все раны и повреждения будут болеть, когда он проснется, но это лучшее, что Гермиона может сделать для него прямо сейчас. Она гасит общий свет, оставляя настольную лампу, чтобы Малфой не проснулся в незнакомом месте в темноте, и забирается с ногами в кресло рядом с диваном. Теперь, когда ситуация более или менее стабилизировалась, ее снова бросает в дрейф чувств и начинает трясти. Обняв подушку, она выбирает относительно удобную позу, и собирается вздремнуть.

➼ ➼ ➼ ⧬ ➼ ➼ ➼

До утра Грейнджер просыпается один или два раза, сбитая с толку, прежде чем вспомнить, что произошло. Она проверяет Малфоя — его немного лихорадит, но в остальном он, кажется, в порядке. Решив, что для восстановления собственных сил ей все-таки нужен хотя бы непродолжительный сон в нормальном горизонтальном положении, Гермиона поднимается наверх. Когда она снова пробуждается, то все еще чувствует усталость, но благодарна сама себе за часы отдыха, которые удалось выкроить. На ее ночной рубашке немного крови Драко, поэтому она замачивает ее в тазу в ванной, примыкающей к спальне, чтобы позже попытаться избавиться от пятна. Проходя мимо окна, она замечает, как Кэрроу выходит из своего дома, одетый в белоснежную форму миротворца, со шлемом под мышкой. Ее переполняет ярость при одном только его виде! Ей жуть как хочется сообщить о нем, чтобы он был наказан за то, что сотворил, но Гермиона понимает, что не может себе этого позволить — ничего хорошего не выйдет. Может даже, для Драко все станет только хуже. Она берет с прикроватной тумбы предварительно приготовленный стакан воды и выпивает его, чтобы освежиться, и, взглянув на себя в зеркало, заправляет выбившуюся прядь темных волос за ухо. «Малфою все равно, красивые у меня волосы или нет», — тут же мысленно она пеняет себя за глупый жест. Когда Грейнджер заходит в гостиную, то глаза Драко резко открываются. Она приветствует его, но он не издает ни звука в ответ, и не меняет непроницаемого выражения лица. — Как ты себя чувствуешь? Тишина. — Ночью у тебя была температура. Сейчас в порядке? Ничего. — Если ты чувствуешь сильную боль, то могу предложить таблетку, но, боюсь, что травмы ребер, как правило, болят до тех пор, пока не заживут сами собой. Он слегка наклоняет подбородок, наблюдая за ней. Гермиона прикидывает, что Малфой, наверное, чувствует себя уязвимым, почти голый и прикрытый только чужим одеялом, пока она стоит перед ним полностью собранная, но одновременно ее раздражает, что он не отвечает даже на элементарные вопросы. Она хмурится. — Драко, я никому не расскажу о Кэрроу, … — Грейнджер понижает голос, — если ты беспокоишься именно об этом… Ноздри Малфоя раздуваются, но он так и молчит. — Я сделаю нам что-нибудь поесть. — Она раздраженно поджимает губы и оставляет его одного. На кухне Гермиона собирает четыре больших бутерброда, по два каждому, и готовит чай. Вернувшись, она садится в кресло, в котором раньше дремала. Едят в тишине. Грейнджер заканчивает первой, так как Малфой, похоже, не торопится, и ей интересно, когда он в последний раз ел. Хотя бы что-то. Она наблюдает за ним, видя, как ему неуютно, пока он не моргает и не спрашивает раздраженно: — Что, блин? Это первое, что он говорит ей с тех пор, как началось их утро. — Ничего. Гермиона дожидается пока Драко закончит, потом ополаскивает посуду. Подходит к нему. — Нужно осмотреть твои ребра, — говорит она, присаживаясь на край дивана. — Подними руки. — Он, не слишком охотно, но делает то, что просят. На боку Малфоя громадный синяк, который Грейнджер ощупывает. — Больно, когда я так делаю? — Драко кивает. — Стоит нанести обезболивающий бальзам… Полагая, что сейчас самое подходящее время узнать, что произошло, Гермиона спрашивает: — Что Кэрроу с тобой сделал? — Он тут же напрягается, и она видит, как работает его челюсть. Когда Малфой не отвечает, она добавляет: — Ладно. Если ты не собираешься рассказывать, как получил перелом ребра среди прочих травм, то хотя бы, что ТЫ с ним сделал? Я же видела, как он выгонял тебя раньше, но на этот раз Кэрроу, похоже, был в ярости. Достаточной, чтобы не бояться шуметь, хотя было поздно и соседи могли услышать. — Ты видела и раньше? — глухо переспрашивает Малфой. — Да. Полагаю, что с первого же раза знаю, что ты ходил к нему. Я видела тебя в окно. Драко открывает рот, словно хочет что-то сказать, а потом снова его закрывает. Грейнджер ждет, решая, что лучше дать ему время подумать. — Я не знаю, что случилось, — бормочет он, наконец. На этот раз голос тише, но все еще крайне насторожен. — Он никогда не был… милым или что-то в этом роде. Он бил меня раньше, но… — Его брови сходятся вместе, а глаза кажутся темно-серыми на фоне опухшей кожи. — Почти всегда была выпивка, а на этот раз он дал мне что-то. Не знаю. Он сказал, что эта таблетка разрешена во Втором… — Малфой качает головой, опуская глаза на колени. — Я не помню… больше ничего не помню… — Драко… — Кажется, сперва я отключился, а потом просто знал, что не могу сказать ему «нет». Это было похоже на то, как будто я больше не был в своем теле. — Малфой останавливается; его плечи сгорбились, а дыхание стало прерывистым. — Я был сбит с толку, и я говорил ему об этом. По крайней мере, пытался, но, вроде, не мог нормально собирать слова. В любом случае, он был… а я… я ударил его, думаю да, ударил. И поцарапал ему лицо. — Он, конечно же, разозлился? — догадывается Гермиона. Драко смотрит в пространство, погруженный в свои мысли, но кивает. — Его возбуждает любая боль, кроме собственной. Грейнджер сомневается, но все же отваживается спросить. — Ты еще не понял, есть ли какие-то повреждения, кроме тех, что… я уже видела? Когда до Малфоя доходит о чем она говорит, то его бледно-прозрачная кожа буквально в один миг покрывается пунцовыми пятнами. Для себя Гермиона одобряет, что он смущается по этому поводу. — Нет. Думаю, ничего такого. Она заканчивает с его ребрами и наносит немного бальзама на опухшее лицо. Он остается неподвижным, но его мысли теперь явно где-то в другом месте. — Если он делает это с тобой… я имею в виду… если это так плохо, почему ты продолжаешь возвращаться к нему? — вдруг спрашивает Грейнджер. Глаза Малфоя сужаются, когда он переводит взгляд на нее. Выражение его лица становится жестче. — Вряд ли кто-то идет на это от хорошей жизни, верно? — говорит Драко, защищаясь. — Я понимаю… Но… Она смотрит на свои руки, чувствуя, что Малфой в этом момент прожигает ее взглядом. — Мне нужны были деньги, — произносит очевидное Драко и отказывается объяснять причину, по которой несколько возвращался к этому ужасному человеку. Она чувствует, что ему уже и так не по себе от того, сколько он ей рассказал, и решает отступиться. — Я принесу воды, а потом отдыхай. Оставшись одна, Гермиона облокачивается на стену. Ей становится дурно. То, что Драко рассказал ей, почти не открывает полной картины, но и этого достаточно, чтобы Гермиона одновременно рассердилась, расстроилась и почувствовала отвращение. Она закрывает лицо руками и просто какое-то время глубоко дышит, пытаясь привести мысли в порядок. «И мое предположение было верным — то, что Малфой был вчера, как будто, пьян. Кэрроу накачал его чем-то; наверняка, веществами, привезенными из Капитолия». — И самое худшее, что все это легко сойдет капитану миротворцев с рук.

➼ ➼ ➼ ⧬ ➼ ➼ ➼

Ко второй половине дня Драко уже огрызается, чтобы она оставила его в покое, и заявляет, что ему нужно вернуться домой. Отправившись в ванную комнату, чтобы справить нужду, он остается там слишком долго. И Гермиона начинает переживать. Проходит довольно много времени, прежде чем она стучит: — Ты в порядке? — Да, — хрипло отвечает Малфой и открывает дверь. На нем плохо сидящая майка и штаны — все любезно забытое Северусом, после одной из ночевок. Она помогает ему перебраться на диван и укладывает, дает таблетку от боли, а потом отправляется собирать с сушилки одежду, в которой нашла его. Они постирала их, это старые вещи, местами почти потертые, местами уже много раз штопанные. Когда они садятся ужинать — снова в гостинной, он на диване, она в кресле, — Драко говорит, качая головой: — Я отплачу тебе за все это. — Не нужно. — Я верну тебе деньги, — повторяет он, и она вздыхает. — Просто не ходи больше к Кэрроу. Это будет достаточной платой. Он смотрит на нее так, будто у Гермионы вырастает вторая голова. — Ты ведь не серьезно? Ты не… ты понятия не имеешь, да? — Думаю, имею, — говорит она. — К твоему сведению, я выросла в приюте, и не то, чтобы жизнь там казалось мне сладкой! Они выпячивают глаза друг на друга, откладывая вилки в сторону. — Но ты не опустилась, как я, верно, Гермиона? — он выплевывает ее имя, словно это ругательство. Его челюсти трутся со скрипом, она даже слышит звук. — ЭТО ты хотела сказать, да? Плевать. Мне не требуется твое ПОНИМАНИЕ, я его не просил. Я отплачу тебе, и это окончательно. Мне не нравится быть кому-то должным. — Это не долг, Драко, уймись, — спорит Грейнджер. Он выглядит злым. И пытается встать, морщится от боли, но атакует: — Легко разбрасываешься монетами?! Знаешь, что мне сказал хозяин лавки, где я батрачу, когда не трахаюсь с Кэрроу, а? Что Гермиона Грейнджер после победы на Играх теперь самый богатый человек в дистрикте, и мне следует помнить об этом, чтобы, если когда-нибудь понадобится заговорить с ней, быть уважительным и использовать только «мисс Грейнджер»! — И что?! Ты же прямо сейчас обращаешься ко мне по имени! — Она поражается, когда правда все-таки слетает с его губ. Не то, чтобы у нее оставались сомнения, но… Гермиона злится — на него, на себя, и на всю ситуацию, в которой они оказались, поэтому кусает Малфоя в ответ. — Могу и «мисс»! — Не нужно, я сказала это просто так! А насчет моих монет — да, пошел ты судить о том, какой ценой они мне достались! Он глядит на нее с возмущением. Но до нее вдруг доходит, что на его покалеченном лице выражение скорее горестное, чем угрожающее. Она вздыхает. — Слушай, я помогла тебе, потому что хотела этого, ладно? Я, в любом случае, не собиралась оставлять тебя на улице. Его рот вдруг превращается в ухмылку. — Так все это только для того, чтобы успокоить твое собственное эго? — спрашивает он. — Я и не знал, что у тебя такая нечистая совесть! От его внезапной наглости, ее тормоза срывает. Она отставляет свою тарелку на столик — та с бряканьем касается глянцевой поверхности, — и выбирается из кресла. Оказывается возле Малфоя и жестикулирует, тыкая в его сторону пальцем. — Не веди себя, как придурок! Люди не всегда помогают, ожидая что смогут поиметь тебя взамен! Понятно?! Его выражение лица говорит само за себя — ей удается сбить с него спесь. Грейнджер удовлетворенно отрывисто кивает. — Так что, заткнись и ложись обратно! Ты только делаешь себе хуже! Не дожидаясь ответа, она уходит в ванную комнату и только усилием воли прикрывает за собой дверь, а не хлопает ею со всей силы. Глядя на себя в зеркало, Гермиона видит, что ее ноздри раздуваются от того, с какой силой она дышит. «Это его жизнь! И его тело… Мне-то какая разница?!.» — шипит она злобно. Но что-то в Малфое буквально… кричит о том, что ему нужна помощь. И дело не в синяках на теле… А, может, она бредит? Может, ему просто нравится, когда с ним так?.. «Нет! Не нравится». — Грейнджер одергивает себя. Она еще помнит тот первый вечер, когда Драко пришел к капитану… это не было добровольным в полном смысле этого слова. Ей даже приходит на ум сравнение, что Малфой тоже вовлечен в Игру, и что он сражается на своей собственной невидимой Арене… Она устало присаживается на бортик ванны и закрывает глаза, позволяя себе немного побыть одной. Ее пальцы непроизвольно скользят по внешней стороне бедра, и даже через материал платья Гермиона чувствует там шрамы. Задрав подол, она обнажает белую рубцовую ткань, двумя полосами идущую от колена и до самой кромки белья, — ее физическое выражение памяти об Арене и «поцелуях» кнута, направляемого рукой трибута из Первого… Погладив кожу, она резко одергивает платье. Гермиона не хочет вспоминать ни об одной минуте, проведенной там…

➼ ➼ ➼ ⧬ ➼ ➼ ➼

К вечеру Драко все-таки настаивает на том, чтобы отправиться домой, и она соглашается помочь. Он не может пройти весь этот путь один, — не в его состоянии, — поэтому они ждут ночи и надеются, что их не поймают за нарушение комендантского часа. В Шлаке гораздо тише, чем в городе, и гораздо темнее, учитывая отсутствие уличного освещения, — помогают только звезды и недавно выпавший снег. Дороги, конечно, неровные, и Гермиона запинается едва ли не через каждый шаг; Малфою, опирающемуся на нее, наверняка, должно быть больно, но он не жалуется. Он указывает путь, где свернуть и как пройти, но при такой темени она не может рассмотреть окружение и надеется, что не заблудится на обратной дороге. Они с ним уже поспорили на границе города и Шлака — Драко утверждал, что дальше справится сам, ей незачем потом таскаться по темноте, но Гермиона настояла; так что теперь они на месте — дом Малфоев перед ними, и, насколько она может судить, это небольшое одноэтажное деревянное здание с покосившейся крышей. В одном из крохотных окошек заметен скудный свет. Только сейчас до нее доходит, что он мог торопиться вернуться сюда не из вредности или нежелания иметь с ней что-то общее. «Кто-то ждет его». — Скорее всего, мать. Подняв взгляд на Драко, Грейнджер обнаруживает, что его глаза обращены на нее. — С тобой все будет в порядке? Сломанное ребро должно зажить примерно через месяц, но ему нужно отдохнуть по крайней мере следующую неделю. Она уже знает, что, кроме встреч с Кэрроу ради денег, у него есть подработка в магазине, — но не может быть уверена, не выгонят ли его, учитывая, что он уже пропустил как минимум смену или две? Челюсть Малфоя остается сомкнутой, а взгляд поднимается вдаль над ее головой. Грейнджер обхватывает себя руками, ежится от холодного ветра, пробирающегося под ее пальто. — Тебе лучше уйти, — говорит он, наконец. — Комендантский час и все такое. Она мнется. Сама не знает, чего ждет. «Глупо…» — Ну, ладно… Я, наверное, пойду… — бормочет она. Малфой возвращает к ней взгляд. И в нем есть ЧТО-ТО… — Спасибо тебе, — тихо говорит Драко. — За все. — Увидимся, — обещает Гермиона.

➼ ➼ ➼ ⧬ ➼ ➼ ➼