Ты моя слабость

      — Мне кажется оно слишком сильно закрывает твоё тело. Что ты как монашка? — возмущается подруга, когда я открываю шторку примерочной, показывая ей своё платье.       Оно было карамельного цвета с закрытым верхом и длинными рукавами, длинный подол платья шел до пола, зато спина была открыта, а верх обшит рядами жемчужинок.       — Ну я подумала, что это может подойти. — Порчу рот в недовольной ухмылке и захожу обратно, немного возмущенная критикой подруги. Оно было довольно красивым.       Следующее на очереди было черное платье бейби-дол с вырезом «лодочка» и рукавами фонариками. Оно было сильно приталено и доходило до колена.       — Это уже лучше, но, мне кажется, это сойдет больше на поминки, чем на «пока-пока школа». — Да, Лина была привередлива к одежде и часто критиковала мои вещи.       Больше никогда не поеду с ней по магазинам. Мне кажется даже Глеб был бы не такой занозой в заднице, чем Алина.       — Ладно. — цокаю языком и закатываю глаза.       Ну и последнее было красное платье с V образным вырезом декольте и свободными рукавами, юбка платья шла до пола и имела глубокий вырез на ноге.       И когда я выхожу к подруге, так сразу же загорать глазами визжит от радости:       — Я знала, что оно тебе подойдёт, — победно улыбается и поднимается с пуфика, чтобы подойти ко мне и рассмотреть платье повнимательнее.       И да, это платье мне в последний момент впихнула в руки Алина, угрожая, что если я его не примерю, то будет приходить в кошмарах и давать советы по стилю.       — Тебе не кажется, что оно слишком открытое? — спрашиваю у нее, смотря в зеркало на очень глубокий вырез как на груди, так и на ноге.       Не буду спорить, что это платье мне тоже понравилось больше всех, что я сегодня мерила. Но вряд ли я осмелюсь его надеть на выпускной, я могла бы его купить и смотреть на себя в зеркале дома, мне не хватает уверенности в себе и в ситуации.       — В самый раз, — мотает головой в знак отрицания и заставляет меня снова тщательно подумать. — Оно подчеркивает твою грудь, талию, ноги. Все просто сойдут с ума, — подходит ко мне со спины и словно мама, возвышаясь, старается вправить мне мозги, ведь какое мне должно быть дело до других, если они не я, а я никогда не стану ими.       Почему я не могу напялить это, чёрт возьми, платье на свой выпускной?!       — Знаешь, ты права, мы его берём, — киваю ей в ответ и с улыбкой оглядываю своё отражение в зеркале, и оно мне нравилось.       — Ура, пошли скорее! — Да, такое ощущение, что не я выбрала себе платье, а Алине на дом привезли шкаф дизайнерских платьев от модных домов.       Благо, сейчас уже наш шоппинг должен подойти к концу, так как Алине мы уже три магазина назад купили мятное и шелковое платье на тонких лямках. Можно спокойно выдохнуть, зайти в Starbucks, заказать по кофе и разъехаться по домам, так как уже было за шесть вечера, а мы обошли такое ощущение, что весь ГУМ 5 раз.       — Боже, наконец, я так устала, просто с ног валюсь. — Сажусь с нелепой, но все-таки довольной улыбкой в наше такси, потягивая через трубочку горячий напиток.       — До выпускного месяц, а мы только купили платья. — усмехается та, потому что обычно у нее все спланировано за долго до мероприятий.       Её семья является одной из самых влиятельных в Москве, когда-то мы были такими же, сейчас же являлись, ну до недавнего, времени павшей династией, если можно так сказать.       Потому что мама не собиралась участвовать в бизнесе Миранда, после «похорон» отца ушла в тень от той светской жизни, продала наши апартаменты, так как не смогла нормально жить там, где совсем недавно была счастлива и с мужем, двумя детьми и чёрным лабрадором.       Мама купила новую квартиру, большую и просторную, с пустыми белыми стенами, словно чистый лист новой жизни.       И знаете, это сработало, пару лет мы жили в спокойствие, мать перестала пить и мучаться от бессонницы, я перестала забиваться в уголочке и плакать по ночам, а брат повзрослел и заменил мне отца.       Ему пришлось слишком быстро это сделать, понимая, что маме нужна его опора и поддержка больше всего, потому что для маленькой Камиллы было придумано ей же, что папочка жив и он просто играет с ней в прятки, чтобы она его поскорее нашла.       Но у нее не получалось…       Ни в течении дня, ни в течении недели, ни в течении полугода, ни в течении всего детства.       Никогда.       Но даже когда я забивала будучи совсем ребенком у себя на кровати, прижимая к себе огромного мишку, которого он мне подарил, шептала про себя, словно в лихорадке: «Папочка здесь, он просто играет со мной как всегда, ждёт пока я его найду»       И мне становилось легче…пока реальность не ударяла по мне с двойной силой       Мы все всегда знали правду.       Кажется, ещё месяц назад я мечтала вернуть всё, как прежде, получить любящего отца, прежнюю детскую наивность. Сейчас я не понимала, что со мной случилось, я просто хотела тишины, любви, заботы.       Просто, впервые в жизни я хотела стать обычным человеком, без всех страданий и панических атак за плечами. Почти алкоголизмом матери, мученическим выражением лица Кирилла, когда он в девятнадцать лет видел состояние своей матери и маленькую сломанную сестру.       Я уже давно была испорчена.       Мой мир не был идеален, я не испытывала правильных чувств, а все мои моральные нормы были извращены, исковерканы и необратимо уничтожены.       Даже отношения мои были до такой степени не идеальны, я это иногда понимала, но всегда закрывала глаза, желая утонуть в омуте, омуте тепла и заботы, какой-никакой, но заботы.       Я была грудой недогоревшего пепла, который вряд ли кому-то будет нужен, если только не за симпатичную мордашку.

***

      И снова день прошёл к концу, солнце догорало в последних алых лучах неба.       Почему в последнее время моя жизнь стала слишком переполнена всякими событиями, что прошло всего 2 месяца, а мне кажется, что уже пол года?       И я ощущала на себе весь вес этого бремени опыта, будто мне было уже сорок лет.       Ноги почти не волокли меня, я несла в руках большой пакет фирменного магазина, когда расплатилась с такси и поцеловала Алину, которая ехала дальше по своему адресу.       На улице уже было темно, поэтому я ускорилась, хотя и чувствовала сильную усталость. Уж лучше так, чем потом соскабливать свои мозги со стенок тёмных переулков.       Стук моих ботинок отдавался эхом, когда я выходила из лифта и проверяла свой телефон на наличие новых сообщений, так как сегодня не было времени даже держать его в руках.       Когда я потянулась за входной ручкой, то нахмурилась, слыша какие-то грохоты и гул голосов.       У нас гости?       Сегодня суббота, мама пообещала, что не будет выставлять мне напоказ свою личную жизнь, а я в ответ смирюсь с тем, что мой отчим — мой дядя. Кири должен был вернуться несколько часов назад.       Неужели они устроили перестановку? Или…       Поджав губы, я ухватилась за ручку и дёрнула её на себя, зажав в сумке газовый баллончик. Дверь оказалась открытой. Я быстро набрала полную грудь воздуха и вошла в квартиру, тихими шагами пробираясь по коридору к источнику звука — гостиной.       Когда я почти подошла к арке, ведущей в просторную и светлую комнату, тот ту же мысленно ударила себя по лицу, понимая, что газовый баллончик мне не поможет, зная, что я в помещении, где потом мы все выцарапаем себе глаза от перца.       Пришлось оглянуться назад и найти хоть что-нибудь, что поможет мне защититься в случае чего.       После всего, что я узнала и пережила я никогда не забывала о безопасности и о том, что везде может быть какой-нибудь капкан, который мечтает подловить меня и уничтожить.       Я поставила пакеты на пол, а сама выудила большую железную ложку для обуви. Ощущение холодящего металла в руке придало мне уверенности, поэтому я выпрямила спину и быстро преодолела коридор, но тут же застряла в проходе, широко раскрыв рот.       Картина, представшая моим глазам почти довела меня до инфаркта, поэтому мне пришлось схватиться за стену, приложившись к ней головой.       Всеобщее внимание обратилось в мою сторону только тогда, когда по комнате раздался грохот железа о каменный пол, — я выронила своё импровизированное «оружие» из ослабленный рук.       — Камилла, — удивлённо будто спросила мама, смотря в мою сторону удивлёнными глазами.       Да, это я, чёрт подери.       Она металась своими широко распахнутыми глазами от меня, к силуэту моего отца, стоящего рядом и переставшего разговаривать с Кириллом, что, казался, чуть менее удивлённым, чем я сейчас.       Он всё-таки здесь.       Он пришёл, даже после моих слов.       — Ты не вернёшься, — спокойно, почти, мать его, приказала, жестоко и бессердечно решая за всю мою семью.       Его тёмные брови взлетели вверх, в немом вопросе, он не собирался так просто сдаваться. Но и я хотела, чтобы он услышал меня.       Чтобы хоть кто-то услышал меня.       — Если вернулся с очередным обманом и думаешь, что сможешь и дальше водить их за нос. — Я указала интонацией на того, кто всё ещё не знал всей жестокой правды о фамилии Миранда. — И если ты думаешь, что я стану прикрывать тебя — ты ошибаешься. Кем бы ты ни стал мне, Кири и мама заслуживают правды. Хотя бы какой-то правды.       Я расправила плечи и выпрямила спину, пытаясь казаться более высокой, более сильной, просто чем-то более…       Он думал, что вернулся, чтобы вновь стать главой семьи. Я думала, что он просто глуп и наивен, думая, что я ему позволю и повешусь на шее.       Теперь он это знал, и пытался что-то изменить, но я уже давно поняла его замысел. Он больше не был тем авторитетом, в котором я видела его несколько лет назад, который я боготворила.       Он больше не был моим отцом.       Конечно, по крови — да, но я не ощущала такой крепкой связи, что вынесла испытания временем и грязным бельём.       Когда ты знаешь чуть больше, чем все остальные — ты вооружён.       Я больше не хотела падать и страдать, — я хотела вставать с колен и давать отпор всем, кто попытается напасть на меня.       — Пойми меня, я люблю их, я видела то, как им было плохо, тебя там не было, чтобы хотя бы на секунду ощутить ту угнетающую атмосферу, наполненную каждым следующим и предшествующим днем. — Предательские слёзы грозились заслонить мне глаза, но я нашла подходящий момент, чтобы на мгновение опустить стены самообладания и зажмуриться, сморгнув сильный порыв души.       Кем бы он ни был, сейчас он хотел воспользоваться моей слабостью, чтобы вернуться, и он даже не посчитает это плохим, так как это его семья и его дочь.       Но я, я бы не выдержала ещё одного поражения.       — Моё условие заключает всего лишь в одном — правда, вся грёбанная правда или пропасть. Если рискнёшь вернуться, не выставляй себя хотя бы моральным уродом, папочка…       Горечь осадка этого разговора засвербила мне горло и затуманило глаза, когда я видела своего отца посреди гостиной нашей новой квартиры, которая олицетворяла жизнь без него.       Но вот он, слова стоит здесь и мечтает об очередном разгроме, от которого мы не оправимся.       Называйте это как хотите, но даже если его намерения самые чистые, как девственно белый снег Антарктики, то это всё равно бы потянуло за собой череду перемен: новая семья, новые скандалы.       Даже если он вернулся, ничего уже не будет как прежде.       Слишком всё извратилось и исковеркалось после его псевдо «смерти».       Он ведь не ожидал чего-то другого?       Полагаю, что так, иначе моё какое-никакое мнение упадёт до самого плинтуса, потому что Альберт Миранда всегда и у всех в глазах являлся тем, что было изворотливо и до ужаса в глазах умно, а не ничтожно в глазах собственной несовершеннолетней дочери.       Он был мне хорошим отцом, до какого времени…       Сейчас, мне не нужен был отец, чтобы жить счастливо.       Я была счастлива без него.       Я обрела счастье в таких мелочах, о которых бы даже не подумала, будучи маленькой поверхностной принцессой.       Я думала над этим и размышляла со страхом. Ведь именно такой я могла стать, если бы не те потрясения и испытания жизни, через которые прошла.       И вряд ли бы встретила Глеба, так как принцесса мафии не гуляет по тёмным переулкам и не лезет в драки, потому что для этого слишком важна и ценна.       Она бы заинтересовалась опасным зверем, наблюдая за ним издалека, наслаждалась его необузданным видом и дерзкой страстью, которую излучала его аура.       Опасность, тяжёлое испытание.       Каждая породистая сучка мечтает приручить к своим рукам непокорного льва.       Играла бы на струнах нервной системы папочки, строила глазки и скалила белоснежные зубы…а после забыла, забросив ещё одно достижение в ящик к сотне таких же.       Я вздрогнула наяву, ужаснувшись той картины, которую рисовал мой разум.       Я искала в этом мире любовь и успокоение души, но что же нашла бы в той жизни?       Азарт и поверхностные радости?       Хотелось закричать от отчаяния, потому что я окончательно запуталась в себе и своих суждениях о реальности.       Кто я и кем хочу казаться?       Кто окружает меня?       Что я хотела по-настоящему?       Гордо расправив плечи, я вздёрнула подбородком, испытывая взглядом собственного отца. Должно быть, он решил блефовать или реально готов раскрыть свои мотивы и признать матери, что бросил её одну с двумя детьми из-за мафиозных дел, о которых она не догадывалась, и он не планировал ей рассказывать.       Глаза Кири посуровели, а брови нависли над глазами, когда он, явно пребывал в оцепенении, но сейчас, он удивлялся моей реакции или вообще тому, что я пришла?       Да, отец, ну и балаган ты устроил, мне снова всё разбирать.       — Что это? — я показала дрожащим от нервных срывов и моего состояния пальцем на стоящего как ни в чём не бывало отца.       Они не знали, и не должны были знать о том, что я знала и уже виделась с отцом раньше.       Намного раньше, чем они тоже.       — Хорошая шутка или восковая фигура мне на день рождения? — Я попыталась собрать в себе все свои актёрские знания, вскинула бровями и выдала первое, что пришло в голову.       Мама переглянулась с Кириллом, давая мне время, впиться недовольными глазами в отца, пытаясь осудить.       Мне опять приходиться выкручиваться из этой ситуации, чтобы прикрыть его.       — Камилла, представляешь, какое чудо, — воодушевлённо произнесла мама, переводя с меня на моего отца взгляд своих ласковых глаз, а потом обратно, будто отец не рассказал ей, как инсценировал свою смерть, позже скрылся и заставил нас оплакивать его смерть, а сам заявился тогда, когда всё пришло в норму, чтобы снова всё перевернуть вверх ногами, лишая привычной жизни, а спас весь мир от катастрофы.       Интересно, что сейчас ощущала моя мать, понимая, в какой ситуации.       Я лязгнула зубами, а после закрыла глаза, чтобы совладать со своими эмоциями, я больше не устрою ни одну истерику.       — К чёрту всё, — рыкнула и на напряжённых ногах пересекла гостиную, а после встала перед отцом, сощурив глаза, смотрю точно в глаза, ища подвох и играя свою роль.       Если бы я сейчас увидела его в первый раз, то точно не сдержалась и ударила по лицу, но, сейчас в моей голове не осталось ярости до скрипа зубов, только усталость, смятение и недоверие.       Уложив руки на его грудь, я ощупала грубый пальцам материал классической рубашки, которой, помню я, он никогда не изменял. Наклонив голову вбок, я вела свою пытку, — глазами.       И он страдал, я видела, как напрягалась его челюсть, желваки играли на мощной челюсти, её унаследовал Кирилл, как и глаза.       Я могла сказать, что от отца у меня был только характер, глаза — мамины, миловидное лицо, довольно низкий рост, потому что на стороне отца были все намного выше 167 сантиметров.       — Что скажешь, папинька? — пытливо спросила, ни на секунду не отводя своих глаз от его, забывая про всех, кто стоял вокруг нас, будто мы снова были в тесной машине, а наши колени почти соприкасались, стоило сделать одно неверное движение и…       Он весь напрягся, его грудные мышцы затвердели под моими ладонями, отец затаил дыхание, нахмурил брови.       Держу пари, он уже подумал, что я выдам его, и всё ещё сильнее усложнить.       Ну уж нет, война дочери и отца не касается других невинных членов семьи, которые не заслужили этой сцены.       Прикусив нижнюю губу, на моих глазах выступили слёзы.       Конечно, большую часть я имитировала, но, чёрт возьми, передо мной стоял мой собственный отец, которого я похоронила будучи наивным ребенком, а теперь…теперь он снова здесь, и я не знаю, как мне реагировать.       Плакать или смеяться? Кричать, злиться, или в конце концов принять и перестать сопротивляться судьбе.       Если Альберт так яро хочет вернуться в семью, — может, стоит дать ему шанс?       Затаив дыхание, я опустила свои глаза и приклонила голову, уложив лоб на ладони на груди отца. А после раздался рваный всхлип, который убрал оцепенение мамы и брата, а так же в ту же секунду расслабил Альберта.       Он думал, что победил? Он думал, я его простила?       Ну уж нет, сначала я узнаю всю правду, смирюсь с мыслью, что у меня всё это время был отец, а уже потом сдамся.       Я ждала его долгие годы, настал его черёд немного подождать.       Что такое семь лет? Ох, очень многое.       Ему не составит труда ещё немного подождать и кое-что объяснить, а если он хочет вернуть моё доверие, ему придётся не лгать, как любил делать он и все вокруг меня.       Я ощутила его робкое прикосновение к своей спине, но после уверенность росла в нем, а он уже обхватывал меня своими руками и крепко прижимал к груди.       Второй и последний шанс, отец.       Не облажайся.

***

      Белое воздушное платье струилось по подтянутому женскому телу, каштановые волосы волнами едва касались плеч, обрамляя кукольное личико. По нему текли неумолимые слёзы, смазывая макияж.       «Почему же, чёрт возьми, так больно»       Выдыхая в майский воздух беззвучные рыдания и крики, девушка зажмуривает глаза, не в силах убраться отсюда как можно скорее.       Убраться из этой реальности…       — Камилла! — Вдруг, раздаётся за спиной обеспокоенный мужской голос.       Она оборачивается и убирает волосы с лица, а после и чёрные дорожки растёкшейся туши.       Высокий брюнет подходит к ней, заслоняя собой её хрупкую фигуру с поникшими плечами и дрожащими руками.       Она выглядела сломленной.       Стеклянный солдатик.       Какой бы стойкой, сильной и несгибаемой Ками не хотела казаться, внутри в ней до сих пор сидел израненный жизнью ребёнок.       — Ты в порядке? — он нежно трогает её за плечи, пытаясь поддержать, передать ей свою силу, чтобы справиться со всем, что она сейчас пережила.       — Я… я… — захлебываясь в собственной истерике, её грудь рвано вздымалась, а глаза не задерживались ни на чём. Паника, ужас.       Она встретилась со своим ночным кошмаром лицом к лицу.       — Кай, я… я не уверена, в…в порядке ли, — дыхание спирает, грудь болит не понятно от чего.       От чувств, разрывающих девушку изнутри, или рваного дыхания из-за сильной истерики.       — Что случилось? — брови молодого парня нахмурены и сведены к переносице, он знал девушку, но точно не был в курсе таких подробностей, о которых Камилле было стыдно признаться кому-то кроме своей семьи.       Действительно, что случилось?       Громко всхлипывая, шатенка, сама того не желая, уноситься на двадцать минут назад…