Ты моя слабость

            — С чего начать? — вздыхает и смотрит на меня своими красными и чумазыми глазами. Единственное желание — это умыть ее. У мне от её глаз становится только хуже.       «Черт, детка, ты меня убиваешь»       — Начни с начала. — я попытался выглядеть максимально спокойным, не обращая внимание на бушующие во мне мысли и эмоции. Кто-то из нас должен оставаться с трезвым рассудком.       Я надеялся, что благодаря рассказу Камиллы, у меня появится ещё один повод отправить непонятливого ублюдка обратно под капельницы.       — Ладно, — она глубоко вздыхает, настраиваясь на прокручивание не самых приятных для неë воспоминаний. — Мы праздновали день рождения Алины. Я выпила, может, полтора бокала. Мы с Линой сидели в стороне, пока ребята оторвались на этой проклятой бутылке шампанского, я не знаю как можно напиться одной бутылкой, но они были уже пьяны. Влад сидел рядом со мной, так как Алина с Денисом – сладкая парочка.       Я пытался сдержать себя от насмешек, но не хотел судить круг общения своей девушки, потому что это были её друзья, не важно какие. Но все равно не сдержался от язвительного комментария про себя.       «Киски»       — Продолжай. — я замечаю ее испуганный взгляд на моих расширяющийся ноздрях и подбадриваю, сообщая, что держу себя в руках. Да, это было тяжело, но мне не нужно было лишний раз пугать и так бледную шатенку. Все равно, тот мерзкий осадок наших первых встреч и моих первоначальных намерений на нее не хотели отпускать мою крохотную совесть. Меня это, блять, выводило из себя.       — Я постоянно отбивалась от его намеков и комплементов, пышущих перегаром мне в лицо. Меня, блять, раздражает его дебильное лицо. — рык, полный ненависти скрывается с губ девушки, пока она, сама того не замечая, вдавливала ногти в ладони от ярости.       Такая Камилла мне нравилась, определенно больше. Дикая, полная ярости и настроенная на разрушения... Настоящая.       Еë чувства так хорошо трактовались мной, потому что когда-то в подростковом периоде, возможно, иногда сейчас, я ощущал подобные чувства абсолютно всегда. Мне хотелось что-то ломать, кого-то ломать, отрываться на полную катушку. Я был вечно переполненный сосудом, моя же девушка всегда олицетворяла спокойствие и гармонию с самой собой. В такие моменты я ощущал еë максимально близкой и понятной себе, максимально живой...       — Когда он снова решил навалиться на меня, в предверии нового раунда, я просто вышла из себя и почти выбила ему челюсть. — видимо от стыда закрывает свое лицо ладонями и замолкает.       На еë крохотной, от чего очаровательной ладошке на костяшках красуется опухшее покраснение. И это мы проходили, мисс медсестра.       — Детка, запомни, если какой-то парень лезет на тебя без твоего согласия, согни колено и ударь в пах. Разве это так сложно? — усмехаюсь, но не могу успокоится. Воздух между нами до сих пор наэлектризован.       — Ну и второе, — снова подытоживает то, что не было для нее и еë нетрезвого мозга легче в обработке. — Я извинилась перед подругой и вернулась домой, но и там не без концертов.       Я постоянно удивлялся, как одна маленькая девушка могла собрать на свою задницу столько неприятностей? У нее с рождения был особый магнит или GPS локатор для проблем?       — Я стала свидетельницей не очень приятного диалога и того, как моя мать рыдала в жилетку дяди о том, как он помог ей пережить еë депрессию. — по ее потерянному взгляду ясен ее шок и паршивенькое состояние. — Я не против, чтоб она, наконец, нашла кого-то, так как из-за смерти отца не стоит ставить на себе крест. Но не дядя, не в этом случае. — она активно жестикулирует руками, и ее глаза краснеют сильнее, наполняясь солью.       — Никогда бы не подумал. — хитро протягиваю. — Грозный и ужасный Даниэль Миранда метит стать новым папочкой жены и детей своего старшего брата. — я просто мог себе представить скандал, масштабы которого могли понести за собой ряд трещин в репутации этой и без того запутанной семьи.       «Миранда» – фамилия, звучащая, как приговор для каждого из членов семьи.       — Это, вообще-то, не смешно, дурак. — недовольно фыркает голубоглазая на злорадство своего молодого человека. Она даже понять не могла, что смогла найти в его грубой натуре, почему так трепетала в его присутствии и мечтала о самом сокровенном, что могло случиться между ними в спальне.       От таких мыслей еë лицо залил щедрый румянец, что не смог ускользнуть от пытливых зеленых глаз.       — Дай хоть немного насладиться сладостью твоих новостей, — сладко причмокиваю, будто пробую на вкус десерт, а не слова.       — Мне кажется, что я больше не являюсь частью этого дурдома, я не хочу им являться. Иногда мне вообще не хочется возвращаться домой, будто там меня ждут вместо привычных вещей что-то абсолютно иное и не родное. Будто, вместо солнечной матери и вечно уставшего после ночных смен брата, там будут чужие люди, выглядящие, как знакомые обертки от людей, но на деле — незнакомцы.       — Но они твоя семья. — мой голос прозвучал тихо и слишком мягко, на удивление самому себе. — Какими бы они не были, и что бы не делали, они твоя семья, помни.       Я говорил так, будто знаю толк в нормальной семье, будто последние 10 лет, я не просыпался один с дерьмовым осознанием пустоты в сердце, на месте которой должна была быть любовь к моей семье. Но, посмотрите просто на мою семью.       Она никогда не походила на нормальную.       Моя мать...       Чëрт, я хотел всадить отцу нож в горло при первой возможности, чтобы отомстить за годы страдания. Он изводил еë, извращал и исковеркивал. Он уничтожил еë, единственный свет, что был в моей жизни.       Мой брат. Брат, которого я вижу два раза в год нельзя назвать полноценной семьей, хотя мне так хотелось, что для настоящей семьи ему хватило только меня. Он был совсем младенцем, когда она умерла.       Когда я только сбежал из дома, я навещал своего брата, изредка, отец запретил мне переступать порог его дома, когда я заявил, что не хочу иметь ничего общего с ним. Он часто говорил, что мне нужно получиться здравому уму, но на самом деле боялся, что однажды его власть и контроль надо мной станет настолько слабой, и он больше не сможет сдерживать своего старшего сына.       Мне не нравилось, что Гера был с ним, что Я не мог его забрать с собой, отец витает над ним, как коршун, он уже давно знает, что я являюсь для него опасностью и максимально осторожен в своих действиях.       Он отпустил меня так просто, я не думал, что ему станет настолько плевать, когда его преемник соберет манатки и свалит со словами, что не хочет иметь ничего общего с тобой. Сквозь года я понял, почему же он так просто это сделал.       Он боялся меня       Да, именно боялся. Мне тогда было около шестнадцати, но даже тогда отец был недоволен тем, что я был слишком импульсивным, агрессивным.       Мой брат был более податлив для дерганья за веревочки.       Но сейчас, когда прошло столько лет, я как никогда близко к цели, к которой шел все это время. Но что у меня есть?       Есть ли у меня люди, которых я могу назвать с трезвой головой своей семьëй?       Кому я нужен? Будут ли мной гордится мои дети? Сомнительный вопрос, «я горжусь тем, что мой батя обнюханый мафиози. А ещё он может прийти и отыметь вашу маму, если перейдёте мне дорогу.».       Хах, они бы стали худшей или лучшей версией меня, но даже если и так, ничего хорошего из этого бы не вышло. Я не смогу воспитать своих детей лучше себя, а в этом случае носить земле новых засранцев не стоит. Батя из меня никакой. Никакой. Это даже смешно, Глеб Голубин — отец. Очень отстойно и плохо по задумке, никогда, точно никогда.       — Моя семья рушиться, я постоянно ссорюсь с братом, у него девушка, что отнимает все его время. Мать и дядя вместе, а я не знаю, что мне делать с этим, — снова всхлипы, слезы.       Я мог заставить любого пожалеть о том, что они довели еë до слëз, но когда это делает еë семья... Я был безоружен.       — И все из-за меня. — так бы точно сказал еë брат, но мне казалось это таким забавным.       Она молчит, ну этому хоть я рад, она больше не плачет.       Смыкаю веки от усталости, Так как светящиеся сине-красные фонари и отражающий жезл бил в глаза. — Ещё одни. — закатываю глаза и съезжаю на обочину.       Я мог бы проехать мимо, но тогда, поднялся бы риск иметь дело с самим Миранда-младшим. Он был единственным, кто не проплачен. Вообще он не был проплачен мафией, потому что если бы это было так, то узнал о своем дяде, отце и понял, чей племянничек.       Тут мне нужно было быть предельно аккуратно. Даниэль был у меня под ногами, но даже это не отменял его попыток скинуть меня в тюрьму, в могилу или еще куда-нибудь, чтобы занять мое место.       Открываю окно и вижу уставшее лицо полицейского.       — Добрый вечер, капитан Морозов, — знаешь, мне так поебать как твоя фамилия.       — Добрый, — кивают и жду пока он побыстрее промямлит.       — Вы превысили скорость почти в два раза. Вы не видите других машин? Камилла       В этот момент мне так не хотелось новых скандалов, поэтому я отстегнула ремень и быстро нырнула на улицу, пока Глеб не спохватился и не заблокировал мне дверь.       То же самое тут же сделал Глеб. Думаю моя схема ему уже понятна.       — Капитан Морозов Алексей Иванович, по-моему. — подхожу к нему и всем видом показываю, что сейчас не самый подходящий момент для задержаний.       Я однажды видела его, когда оставалась у брата на работе, но мне было 14 и не уверена, что он помнит меня, тем более у него прибавилось морщин. Я знала многих из подчинëнных брата, но этот был не так важен, или не попадался чаще мне на глаза, чем другие.       — Все верно, чем вам обязан юная леди? — Парень, ты правда не понял?       — Камилла Альбертовна Миранда, — прочищаю горло и исправляю его, выпрямив спину.       — Оу, мем, простите. Сразу не узнал, документ будет? — Какой нахер документ. У меня на лице написано:       «Осторожно, злая собака»       И у него нет чувства самосохранения.       — Только чтобы свернуть его в трубочку и запихнуть тебе в глотку.— я нарывалась на статью, но я была пьяна, зла и зверски обижена на всех из своей семьи. Мне не было восемнадцати, поэтому это все разбирать Кириллу.       — Ладно, мисс Альбертовна, почему нарушаем?       Глеб в нашу беседу даже не вмешивается, только с гордой улыбкой смотрит на меня.       Кто бы подумал, что быть мафиози не так уж и плохо.       Если бы я не поссорилась с братом, этого легавого прижали бы сегодня же. Но так как мы с принцессой не в ладах, мужчину передо мной настигнет цунами-Кирилл только через несколько дней.       — Спешу домой, — выдавливаю ангельскую улыбку, которая от лишних движений треснет и яд разбрызжется на всех, кто был в радиусе метра от меня. — Посмотрите на время, капитан Морозов, и поймите, что вам тоже стоило бы по спешить домой, — выдаю последнее и иду обратно.       Думаю, он понял, что сейчас я не в духе, а вот мой брат явно тоже будет завтра. Так как я сбежала из дома, уехала с Глебом, наорала на его работника и устроила истерику.       — Не думал, что ты так можешь, Альбертовна, — усмехается, заваливаясь в салон.       — Я не хочу об этом сейчас говорить, — снова ударяю лицо об ладони, вдыхая как успокительный аромат натурльной кожи и его адеколона. Наверное, от ещё одного потрясения я упаду в обморок.       — Я думал, один раскатаю этого сопляка, но признаться, ты приятно удивила меня, — но он продолжает стебать, даже после просьбы, в этом весь Глеб.       — Куда уж тебе,— выдавливаю из себя усталую улыбку и снова прячу лицо в ладони. — Почему у меня кружится голова, когда я вдыхаю запах твоей одежды? — задаю неожиданно для нас обоих вопрос.       В любое другое время мне бы стало стыдно, но сейчас я пьяная и уставшая, поэтому просто позволяю себе все, что моя башка придумает, жалеть буду потом. Начну с завтра.       — Тебе нравится? — задает встречный вопрос.       — Вопросом на вопрос? — усмехаюсь, поглядывая на него одним глазом.       — А ты, Альбертовна? — тянет хитрую и в то же время довльную улыбку.       — Хватит играть в эти игры. Я первая задала вопрос, — усмехаюсь и начинаю гнуть свою линию. Хотя и чувствую даже телом его превосходство нас собой. Я в его одежде, в его машине. Еду к нему в квартиру.       — Девушки вперед. Я жду ответа, — вот засранец, умело переводит стрелки.       — Засранец. Да, нравится, — поднимаю голову и выпрямляюсь, смотря на него.       — Я этого и не отрицаю, — усмехается, но, кажется, я тоже задала вопрос.       — Теперь ты, — подгибаю под себя одну ногу и кладу на колено подбородок.       — Повтори ещё раз вопрос, — расплывается в оскале и жестикулирует рукой в воздухе, будто не помнит, что я сказал минутой назад.       — Ты издеваешься? — стискиваю зубы, сдерживая себя, чтобы не оскалится.       — Просто повтори, мне нравится, что ты сказала, — теперь его улыбка не как у поймавшего жерву хищника, а скорее как у чещирского кота. Так и хочется провести рукой под его подбородком.       «Тебе просто нравится издеваться надо мной»       — У меня постоянно кружится голова, когда я нахожусь в полуметре от тебя... То есть, твои вещи... — закончить предложение мне так и не удается, и я застываю с неловкой улыбкой. Как же я хочу спрятаться в этой коленке лицом, чтобы этот дьявол не увидел моего красного лица.       — Все просто, — в скидывает бровями, крепче сдавидвая в руках руль. — Ты пьяна.       Хах, он так надо мной насмехается, что хочется ему влупить подзатыльник. Я ему сказала комплимент, при чем дважды, а он решил посмеяться.       — Да ты прямо капитан-очевидность, — вскидываю руками и единственное, что меня заставило не съездить ему в ответ, так это мой телефон в заднем кармане джинсов.       — Кто там? Дай угадаю, Кирилл, — усмехается и резко давит на тормоз, выкручивая руль на повторе, что я машинально взвизгиваю, но благо была пристегнута и не поцеловала виском стекло.       — Ты больной? — достаю телефон под задорный хохот зеленоглазого. — Офицер Миранда собственной персоной, — усмехаюсь и отвечаю. — Да, — как можно спокойнее, хотя мне даже не пришлось притворяться, так как от истерики и слëз ничего не осталось, нет, разве что мое лицо. Черт, оно же все в туши.       — Камилла, какого черта тебя носит в третьем часу утра? Почему тебя нет в кровати? — наверное потому что вы только вылезли из нее.       — Потому что вам в ней удобнее. А ещё пусть мама поразвлекается, не буду вам мешать. — Если он решил сразу на крики перейти, то я не против.       — Так, где ты? Я тебя заберу, — видимо, он так же устал ссорится со мной, так же как и я с ним. — Вроде же нормально день провели, и я ничего по поводу твоего кретина не сказал, ты ушла к Лине, — как же я устала от этих разборок.       — Зато закончился он лучше всего. Я домой не вернусь, — вроде как и твердо, но даже усмешка со стороны Глеба была знакома, что дрожь в моем голосе была совсем не незаметной.       Да, мне тяжело это говорить, так как слезы снова подкатываются к глазам, а перед ними у меня только эти картинки из нашей квартиры. Мама и дядя. Боже, фу, это самое ужасное, что я видела в своей жизни.       — Что ты сказала? — Сходи к лору.       — Что слышал, — резко говорю, удивляясь собственной дерзости.       — Камилла, не нарывайся на мою ярость, быстро говори где ты, иначе я подключить всю полицию и объявляю тебя в розыск, — звучит очень угрожающе. — Твой уголовник загремит за решетку на несколько лет за похищение, если он рядом.       Я понимаю, что лучшим решением будет сбросить. Так и делаю, после выключаю звук и кидаю телефон вниз экраном на колени, а сама отворачиваюсь к окну.       Глубокий вдох, мисс строю-из-себя-гангстершу.       — Я ужасная сестра. Я очень ужасная дочь, — вдруг моя выдержка ломается, так же как и стенки стеклянного аквариума у нас в гостиной. Из глаз льются слезы, пока я прикрывала глаза ладонями, заодно небрежно вытирая слезы. Но делаю только хуже, размазав их по щекам. — Мне нет прощения, я просто невыносима, — голос хрипнет, а я сейчас взорвусь. Точнее уже взрываюсь, и очень много раз, почему я так поступаю, хотя никогда в жизни так не грубила брату, не убегала из дома и не одобряла выбор матери? Она же меня приняла, она приняла мой выбор, каким бы странным и суровым на вид он не был. Согласитесь, выглядит он очень подозрительно, если бы моя дочь привела в дом такое, я бы его выгнала с пистолетом в руках, грозясь засунуть башкой в мусорный бак, если ещё раз переступить наш порог и приблизится к дочери.       — Ками, — тихий и хриплый голос возвращает меня на землю.       — Брат сказал, что это все из-за тебя, — рваный всхлип сорвался с моих губ, когда я поняла, что устала вести борьбу на два фронта. — Что ты отравляешь меня и мою жизнь, — руки трясутся, а слезы льются нескончаемым потоком. Такое чувство, что от мыслей в голове, от их количества, я просто сойду с ума. Жар обдал мое лицо и шею, мне стало жарко. — Может, я с ним согласна, — вдруг, мне показалось, что это так.       Он ненормальный. Избил моих друзей, заставил воровать важные документы, в которых наверняка было уйма компромата на всех тех, кто нужен был мужчине. Шантажом заставил уехать с ним, поставил меня, как выигрыш в покере, украл меня из дома, пытался споить. Незаконно вломился в мой дом и угрожал. После всего этого я все ещё хотела быть с ним, прощала любую оплошность. Его постоянные сигареты и мерзкий дым от его одежды, от которого слезились глаза и кружилась голова. Отвратный характер, «сейчас буду, а завтра нет». «Сейчас мне плевать, что ты делаешь и с кем, потому что, возможно, меня оседлала другая девушка, а во мне пол литра бурбона, а завтра, я вырву руки любому, кто попробовал тронуть хоть сантиметр твоего тела».       — Камилла. — этот страшный и стальной голос показывает, что ему это не нравится.       — Сам посмотри. Взгляни на нас, у нас ненормальные отношения, ты ненормальный.       В эту самую секунду, его грозный, суровый образ мудака рушится на моих глазах. Он зажмуривается, будто мои слова и презренный взгляд проделали дыру в нем.       — Ты разрушаешь всë, что стоит на твоем пути, ты хочешь испортить все хорошее. Ты и меня испортишь, почти это сделал.       — Нет, — челюсти его были плотно сжаты, желваки играли под кожей, — Нет, Камилла, остановись, — он зажмурился, будто ему было больно.       Нестерпимо больно.       — Не притворяйся, будто сам этого не видишь, — но сейчас мне почему-то хотелось выговориться, я устала жить среди скандалов, криков, раздора и хаоса. Все голоса, крики, ругательства... Они уничтожали мой мозг, отравляли жизнь.       — Помолчи, — рявкнул, сжав одной рукой свой подбородок, а другой сжимал руль, будто хотел раздавить его под пальцами. — Больше ни слова, мы просто должны добраться до моего чертового дома.       Даже сейчас, он не мог контролировать себя, свой гнев, ярость. Как я могу быть уверена, что в какой-то момент не стану объектом его эмоций?       — Не нравится? Правда глаза режет? — поворачиваюсь к нему, и зря. Я не была готова, и никогда, наверное, не буду готова к такому полному ярости, злости и сожжения взгляду.       И он смотрит на меня, четко на меня. В самую душу, будто пронзая клинком. Он резко тормозит у обочины и вылетает из машины с сумасшедшей скоростью, будто боялся, что сорвется на мне.       Я выхожу следом, когда до меня, наконец, доходит смысл всего сказанного.       Чёрт, черт, черт.       Нет, нет, нет... Что я за дрянь?       Почему мне нужно довести всех близких мне людей до ручки и только потом успокоится?       Выскакиваю из машины, пока мужчина чуть ли не вырывая себе волосы на голове, оттягивает их рукой. И мне становится жутко, жутко так, что волосы на спине встают дыбом, когда мы встречаемся глазами. Такое ощущение, что я прилипла к дверце машины и не могу отлипнуть от нее, хотя я и не хотела. Было до безумия страшно, дикий, абсолютно дикий, просто убивающий глазами мужчина стоял напротив. Челюсть стиснута, рука в волосах, сжатая в кулак до побеления костяшек.       — Глеб... — я пытаюсь осторожно начать, еле поднимая руки.       — Что? — в ответ кричит так резко, что меня будто бьет током. Но все это сделала я, я и вправду ужасная. Это моя вина, мне и разгребать последствия.       — Глеб... блять, — шиплю, будто от невидимой боли, ощущая ужасную вину, раскаяние. — Прости, прости меня, — зажимаю губы между зубов, чтобы остановить поток слез, наконец, делаю шаг к нему, ступая на мокрую от росы траву.       — А что ты извиняешься? Парой секунд назад я вроде испортил тебе всю жизнь. Знаешь, что? Ты истеричка. — начинает тот, и я молчу, заслужила. Сейчас я веду себя как сука, я знаю, делаю всех крайними, только не себя. — Что ты хочешь?       — Я... я не знаю, — пускаю руку в волосы, пытаясь успокоить нервы. — Просто, давай сядем в эту чертову машину и успокоимся.       После моих слов повисла красноречивая пауза, мы смотрели неотрывно друг на друга, тяжело дыша.       — Садись в машину, — небрежно кидает, указывая носом на дверцу за моей спиной.       Я осторожно сделала шаг назад, упираясь спиной в стекло. Но мужчина стоял на месте, все еще трудно вздыхая.       — А ты? — осторожно спрашиваю, указывая на бездвижность его ног.       — Сядь в машину, — он решил проигнорировать меня и уже почти приказал мне это.       Черта с два я сяду в эту тележку.       — Нет, — спокойно отказываюсь, смотря на влажную траву в полумраке.       — Камилла, — он устал спорить со мной, но почему-то хотел оставить меня.       — Нет, я не уйду, пока мы все не разъясним, — поток свежего воздуха в лицо и его жесткое выражение и холодные глаза привели меня в чувство. Сейчас, я хочу с разворота ударить эту пьяную идиотку-соплячку, что не может справится с собственными мыслями, не то что с близкими людьми.       — Пошла ты, детка, — его громкий смех, с невеселыми нотками наводил ужас безумия. — Нам придется здесь застрять до следующей недели.       Сдерживаю себя от всех эмоций, мне нужно было привести в чувство своего немного ненормального парня, которого довела же сама до такого состояния.       — Я знаю, что ты думаешь на этот счет. Назови меня идиоткой сотню раз, если тебе станет лучше. Злись, делай все что хочешь, но прошу тебя, пожалуйста, просто оставь свою ярость, — я уже если честно не боюсь, так как уже нечего. Уж лучше меня убьют тут, чем я проживу ещё день в моей сумасшедшей семейке и выслушаю все недовольства в свою сторону.       — Альбертовна, что же ты творишь? — скорее риторический ворос. Его слегка истерический тон и такая же нездоровая улыбка заставляет меня выдохнуть.       — Я дура, прости, — тяну к нему руки, не боюсь отказа, так как это заслужено, но и если он все таки потянется в ответ, буду рада.       — Это я уже знаю.       Усмешка – хороший знак, можно улыбнуться и расслабится. Он дает себя окольцевать и сам обнимает одной рукой за талию, другую он укладывает на макушку, зарываясь пальцами в волосы. Целует в волосы и упирается подбородком в макушку.       — Ты меня правда простил? — смотрю глазами по-детски наполнеными надеждой. Когда мы все подбегали к родителям и просили прощения за испорченную скатерть, плохое поведение в школе или бред, что мы говорили в порыве ссор. От мысли последнего я не стояла на месте, а хотела уже скорее набрать СМС брату, чтобы он не волновался.       Уверена, мне просто нужно остыть. И этим способом снова оказался блондин, которого я только что тоже обидела, и за это чертовски хочу себя ударить. Пусть он человек непоколебимый с первого взгляда, да что уж там таить и со второго, но когда дело касается твоего парня, мне очень паршиво, что я его смогла задеть. Особенно, когда у него какие-то проблемы с доверием и своими девушками, которые несомненно сказали что-то подобное ему, потому что я никогда не видела, чтобы во время наших ссор он так сильно выходил из себя. Это буквально становилось катализатором его безумия.       Пусть и такими по сути безобидными словами, уверенна, он слышал и похлеще в свой адрес, я смогла неслабо пошатнуть его выдержку. Я не хотела узнавать причину этих срывов, была уверена, что не хочу.       — А я разве тебя прощал? — и снова находит повод съязвить мне.       Мы на правильном пути.       — Дурак. — легонько бью его по шее, получая взамен довольный смешок, в его глазах потухло адское пламя, а зрачки снова заблестели, позволяя свету играться с его зелеными вкрапинками глаз. Такие красивые, словно драгоценные камни.       Его намеки и предпочтения я уже предполагаю и, подняв ладони на его щеки, припадаю к его рту, накатываюсь весом на него, вставая на носочки, а после и вовсе отрываюсь от земли. Да, разница в росте лишний раз давала о себе знать. Кто бы знал, как это неудобно, когда ты ему еле дотягиваешь до плеч.       Он тут же выныривает рукой из каштановых волос, спуская ее на щеку. Он отвечает на поцелуй, простил, и окончательно.       Я, конечно, все ещё дилетант в этом деле, но пытаюсь углубить поцелуй, ведя языком по ровному ряду его зубов. Почему он такой идеальный, абсолютно везде? В нем все меня привлекает, все что меня напрягает, так это его слишком вспыльчивый характер. Он так жесток к моим друзьям, хотя понимаю, что Влад заслужил. Я на самом деле уже устала от его попыток подкатить ко мне, даже после того, как увидел, как меня черт возьми, целовал Глеб, он что реально напрашивается на его гнев? А его тут выгораживаю, как говорил Глеб, он либо тупой, либо бессмертный. Но второе отпадет сразу же, как только я вспоминаю фонтан крови после моего хука справа.       Притягивая его лицо руками, прижимаюсь к нему всем телом, чтобы хоть как-то согреться, так как куртка осталась в машине, а на улице была ночь, точнее уже раннее утро и ветер был достаточно холодным, чтобы я замерзла. А блондин был в футболке и на его теле ни единой мурашки, да как ему не холодно?       — Перемирие? — наконец отрываюсь, чуствую всем телом холодный ветер.       — Продолжим в спальне. Пойдем в машину, ты сейчас задубеешь, — усмехается тот, а после спускает меня на землю, показав в сторону стоявшего автомобиля.       — Глеб, смотри, рассвет, — усмехаюсь, показывая ему на легкий просвет за полосой леса.       — Да-м, мы слишком долго едем, — посмеивается тот, идя за мной, практически наступая на пятки, что иногда я чувствовала температуру его тела спиной. И, черт, мурашки бегали по всему телу не только от ветра.       — Уже полчетвёртого утра, — подмечает, загоняя меня в машину, а после захлопываеь дверь, идя к своей.       «Почему в два часа ночи я пошла домой, а в половину четвёртого так его и не нашла?»       Беру в руки телефон и открываю голосовую почту. Вижу три сообщения от брата, и одно от матери. Пишу брату, чтобы шел спать и отключаю телефон.       С меня сегодня хватит, все решу после того, как получу заслуженный передых от всего, что навалилось на меня за этот день, нет, за этот период.