Из тени

      «Что ж, спешить мне действительно уже некуда…» — только и подумал Кэншин.       Он пронзил взглядом своих льдистых глаз лицо, искажённое уже успевшей надоесть снисходительной улыбкой, и, руководствуясь этой мыслью, задал совершенно бессмысленный вопрос:       — Что означают цвета деловых костюмов?       Не то чтобы Кэншина эти деловые костюмы интересовали — обычное любопытство. Однако именно потому ему и удалось вывести Хисахидэ из равновесия. Правда, на малое мгновение. В следующее же кабинет наполнился скрипучим смехом, и тот оказался настолько невыносимым, что хотелось закрыть уши. Кэншин держался — не намеревался давать лишний повод смеяться над собой. А когда Хисахидэ успокоился, посмотрел на него ожидающе.       — Не думал я, что вас заинтересует сущая мелочь, — тут же последовал выпад, впрочем успехом не отличившийся. — Однако чем не аперитив перед внушительной трапезой? Только точный ответ я дать вряд ли сумею — не моя область, — продолжил куда честнее Хисахидэ. — Деловые костюмы определённых цветов обязаны носить постоянные исполнители, и только тогда, когда необходимо оказать психологическое давление. Тёмно-фиолетовые, как вы могли заметить, носят те, кто отвечает за эксклюзивные заказы, связанные с поставкой товара…       — Женщин, — уверенно перебил Кэншин. — Раз уж вознамерились посвятить меня во все детали, будьте любезны говорить прямо.       Хисахидэ смиренно прикрыл глаза:       — Вы правы. Тогда смею уточнить — не только женщин. Красивые мужчины тоже пользуются хорошим спросом. Жаль, что долго следовать нашим планам они не могут. Эго не позволяет. Впрочем не удивительно, что вы о таких не знаете — ни один ещё живым не выбрался… И сами так пожелали, прошу заметить.       Последние слова оказались сродни пощёчине. С трудом сохранив напускную бесстрастность, Уэсуги с нажимом произнёс:       — Вы не сказали про другие цвета.       — Ох, простите! — всплеснул руками Хисахидэ. — Повторюсь, что могу быть неточным, — продолжил рассказывать он. — Но насколько мне известно — коричневые деловые костюмы носят те, кто связан с законом. Чаще всего юристы и адвокаты. Синий же цвет у работников крупных компаний. Разумеется, не их верхушек — они желают оставаться инкогнито, и им идут навстречу. А вот с серыми, признаюсь, я часто работаю — это информаторы. Ну и чёрные. Тут уж сами догадаетесь, — с этой фразой его лицо приняло до тошноты приторное выражение.       «Предупреждают о рисках? — мысленно предположил Кэншин. — Возможно, чёрный цвет призван напомнить о границах, за которые не следует заходить».       Однако вслух сказал совершенно другое:       — Спасибо за ответ. Благодаря ему я начинаю лучше понимать, что вы собой представляете. По крайней мере, теперь мне ясно, что ваша деятельность распространяется куда дальше, чем можно было подумать. Такими темпами скоро весь Токио будет принадлежать вам.       — Берите ещё выше — нам уже принадлежит вся страна, — с особым наслаждением исправил его Хисахидэ. — Вы же не всерьёз думали, что под наше влияние попал только ваш участок?       К подобному Кэншин оказался не готов. На роковые секунды в его ледяном взгляде зажёгся огонёк страха. Чистого, неподдельного, живого. Такого объяснимого, но всё же нежеланного. И в растекающихся от уголков глаз морщинках лица напротив Кэншин прочитал понимание, которое мгновение спустя подтвердилось словами:       — Да, трудно поверить. Но повторюсь — что-то утаивать мне незачем.       Не скрывая более своих эмоций — это уже не имело смысла, Уэсуги прикрыл глаза. Сил и дальше смотреть на снисходительную улыбку он в себе не нашёл. Потому взял паузу. Как назло, ему не позволили спокойно смириться с правдой. Быстрые и тяжёлые шаги вторглись в личное пространство, требуя внимания. Кэншин старался не поддаваться на провокацию — всё так же держал глаза закрытыми. Но проигнорировать оглушающий возглас всё-таки не сумел. С первым же слогом открыл глаза.       — Долго ещё? — не спрашивал — кричал подошедший. — Пора бы уже перейти к сути и рассказать, к чему мы стремимся!       Не иначе как инстинктивно Кэншин перевёл взгляд на источник болезненного шума, но увидев деловой костюм тёмно-фиолетового цвета, усмехнулся. Подумать только, он шёл прямиком в ловушку по следам какого-то мальчишки. Горящего общим делом, но всё ещё слишком юного для критической оценки ситуации. На мгновение Кэншину стало жаль того. Однако в следующее он уже злился на свою гордость.       «В итоге, я оказался таким же глупцом», — осознал Кэншин, смотря на мальчишку.       — Ох уж эта юношеская нетерпеливость! — только подлил масла в огонь Хисахидэ. — Полно вам, Ишида — криками вы точно своего не добьётесь. Просто позвольте беседе идти своим чередом, — казалось, сейчас последует ещё одна гневная тирада, но во власть вступила тишина. — Очень хорошо. Прошу прощение за это… — обратился уже к Кэншину Мацунага. — Ишида горит желанием первым добраться до Тогаши Мию, так что ждёт возможности задать вам несколько вопросов. Но это не такая уж и срочность, на самом-то деле. Так что спрашивайте, что душе угодно, и не обращайте на него внимания.       — Что значит «найти первым»? От этого будет зависеть судьба Тогаши? И почему вдруг такая спешка, если дело не срочное?       Голос Кэншина звенел в своей суровой холодности, однако его взгляд был куда искреннее. Даже если он и хотел утаить важность этой темы — не вышло. Хисахидэ обратил внимание на мелкие несоответствия в его реакции.       — Не волнуйтесь за Тогаши. Она со всем справится с вероятностью восемьдесят процентов. А спешит Ишида просто потому, что привык — не нужно придавать этому факту больше значения, чем он имеет, — улыбка того показалась Кэншину лукавой, но пытаться повлиять хоть на это он не стал. — У него пари, — всё же пояснил Хисахидэ. — Ищет Тогаши наперегонки с Такэнакой. Интересно, кто же из них победит…       Знакомая фамилия заставила Уэсуги вздрогнуть. Тут же перед его взором возникли фотографии с подкинутых ему досье.       — С каким Такэнакой заключено пари?       — С какой, если быть точным. С Ойю. Это старшая сестра Хамбэя, — Хисахидэ вдруг потёр переносицу, а затем неожиданно хлопнул в ладоши. — Точно, вы, должно быть, заинтригованы! — излишне радостно заявил он и сильнее наклонился к столу. — Досье, которые я просил вам передать… Вас, должно быть, интересует, почему именно на этих людей пало моё внимание? — Кэншину даже кивать не потребовалось, чтобы услышать продолжение. — Впрочем вы и сами, скорее всего, догадались. Я определил круг лиц, которым может оказаться небезразлична судьба Тогаши. Не ручаюсь, что там все — ситуация ещё, скорей всего, поменяется, — но основные, думаю, не забыл. Вас, конечно, специально пропустил. Иначе мне бы не выпала честь поговорить с вами вот так.       «Вполне вероятно, — согласился Кэншин. — Если бы я увидел в папке своё досье, то откинул бы всякую гордость».       Ещё и раньше Хисахидэ оказался прав — он догадался. В первую очередь, потому что ни Моточика, ни Хамбэй не вписывались в избранный круг лиц. На первый взгляд, как оказалось. О том, что старшая сестра Хамбэя связана с организацией, Кэншин понятия не имел. Хотя и проверял ту. Впрочем много ли возможно было узнать? Никто не фиксировал о ней информацию, поскольку участок Ойю не пересекала ни как пострадавшая, ни как преступница. Всё, что ему удалось о ней выяснить — место работы, которое не дало ровным счётом ничего. Если только он не должен был заподозрить неладное в самом факте, что она управляющая в ресторане. Но это, в общем-то, не имело никакого смысла — бесполезно думать, как ситуация могла сложиться, когда уже видишь результат собственных поступков. Кэншин почувствовал себя готовым признать неприятную правду. Каждый его шаг спланировал Хисахидэ. А он сам… оказался лишь неразумной марионеткой.       Другая же стояла от него по правую руку и гневно сопела, теряя терпение. У Уэсуги не было никаких причин заставлять Ишиду ждать ещё дольше. Поэтому он задал единственно важный — даже в сложившейся ситуации — вопрос:       — Чего вы добиваетесь своей деятельностью?       Ему с трудом удалось подавить желание сказать «преступлениями». И Хисахидэ, похоже, это понял. Понял и оценил улыбкой — первой искренней за всю их беседу.       — Вам, наверное, трудно будет понять — всё-таки вы полицейский. Но я приложу все усилия, чтобы объяснить. Прошу, выслушайте меня, не перебивая. Начну, наверное, с того, что… — Хисахидэ вдруг отвёл взгляд в сторону, а затем и вовсе поднялся с места. — Да! Вернее начать именно с природы человека, — кивнул сам себе он и развернулся к окну.       Впервые за время беседы Кэншин обратил внимание на его пиджак. Тот оказался настолько крикливым, что трудно было представить, как такое не бросилось в глаза с самого начала. Половина чёрная, половина белая — инь-ян. И это зарождало вполне закономерный вопрос — что Хисахидэ своим внешним видом хотел донести? В чистую случайность подобного выбора Кэншин никак не верил.       Однако подумать над этим он не успел.       — «Человек человеку волк»… Должно быть, слышали, да? — так и стоя к нему спиной, спросил Хисахидэ. — Томас Гоббс, если не ошибаюсь. Но уж кто точно не ошибается, так человек, впервые произнёсший эти слова. Люди… такие эгоистичные. Ничто их не беспокоит, пока дело не дойдёт лично до них. Ох, простите! — он обернулся к Кэншину с виноватой улыбкой. — Я попытался найти наглядный пример, но похоже, на улице никого нет, — оказалось трудно понять, издевательство это или констатация факта. Но что бы то ни было, Кэншин решил никак не реагировать. — Что ж, тогда ограничусь одними словами — мы думаем именно так и… нисколько не мешаем людям быть самими собой! Однако же следим, чтобы они друг друга полностью не перегрызли.       — Тогда как вы объясните жертвы? — не удержался от комментария Уэсуги. Убеждения не позволили ему промолчать.       — Ну я же просил не перебивать… — театрально обиделся Мацунага. Продолжил он впрочем тут же: — Мы используем одних, чтобы кормить крупных волков, а других — чтобы их устранять. Понимаете, к чему я? — он снова занял своё место и заглянул Кэншину прямо в глаза.       — Контроль преступных группировок посредством малых жертв?       — Именно! Для этого-то мы и стали самым крупным волком. Иначе было никак, — кивнул сам себе Хисахидэ.       Нет, согласиться с этим Кэншин не мог. Чувствовал в словах фальшь. Да и то, что любая организация не на голой идеологии живёт, он тоже понимал. И всё же спорить не стал — не видел смысла. Чего ему удалось бы этим добиться? Изменения мировоззрения Ишиды? Вряд ли. Тот верил слишком горячо и только в штыки бы принял указания даже на явные противоречия. Поэтому Кэншин молчал. Слишком откровенно, чтобы Хисахидэ не считал его позицию.       — Похоже, вы всё-таки не поняли, — мягко заметил тот.       — Вы ранее верно подметили — я полицейский, поэтому мне трудно понять. И помогать вам у меня нет желания. Так что… давайте решим всё сейчас, — уверенно произнёс Кэншин. Он был готов к смерти. Если не желал её как избавления от жизни со свершённой ошибкой…       — Что же вы так? — почти по-отцовски пожурил его Хисахидэ. — Я ведь сказал, что спешить некуда. Подумайте хорошенько, скажем… до конца месяца. Посчитайте, сколько людей страдает в результате наших планов и сколькие могут пострадать, если нас не будет. Уверен, вы ощутите разницу. Когда же примете решение присоединиться — назовите Ишиде адрес квартиры, где сейчас прячется Тогаши. Признаюсь, я уже догадываюсь. Не уверен, но вариантов не так много. Ближе к концу месяца прикажу проверить свою догадку. Так что… Не играйте героя понапрасну. Вы мне больше нравитесь своим умением холодно оценивать ситуацию.       Взгляд Мацунаги изменился, и у Кэншина не возникло сомнений — последняя фраза искренняя. Более того, он понял, что за ней скрывалось. «Один раз вы уже дали волю своей горячности и оказались здесь. Не разочаруйте меня больше», — вот что подразумевалось под сказанным. Противоречиво, если учесть, что Хисахидэ сам заманил его сюда. Однако Кэншин понимал. Более того, чувствовал, что и сам бы ощутил лёгкое разочарование, сложись всё так, как он планировал. Потому что достойного противника всегда хотелось видеть без изъянов.       — Знаете, чем станет это здание? — неожиданно спросил Хисахидэ. И снова Кэншину не потребовалось ничего делать, чтобы узнать ответ. — Гостиницей. Центр занятости, к слову, станет моим кабинетом. Внутри работы ещё хватает, но несколько жилых комнат, конечно, имеется, — и тут стало понятно, к чему всё это. — Поживёте пока в одной из них. С вас не убудет. Только до конца месяца, идёт?       — Вы действительно надеетесь, что я изменю решение? — не удержал свой рвущийся наружу скептицизм Кэншин.       — Да. Не представляете даже, насколько.       То, что эти слова Хисахидэ произнёс без тени улыбки, породило семя сомнения в душе Уэсуги. Отравляющее «а что, если я ошибаюсь?» нашло благодатную почву. Он покорно согласился подумать до конца месяца.       Ишида провёл его в — как выразился Хисахидэ — жилую комнату. Шесть кроватей вызвали у Кэншина улыбку. Комната явно предназначалась для временного проживания строителей, а это означало одно — не предполагалось, что в ней будет жить кто-то, помимо них. Возможно, повод для радости был сомнительным, но сдержать ту уже не получилось. И Кэншин смирился, что улыбается из-за такой мелочи.       — Туалет и ванная комната там, — кивнул на одну из дверей Ишида. — А там… — сделал ещё один кивок в сторону другой. — Пока пустое пространство. Планируется спальня. Здесь же будет комната для досуга. Средства на всё это мы взяли у отъявленных преступников — к слову, уже почивших. Располагайтесь.       С минуту Ишида смотрел ожидающе. Когда же понял, что Кэншин ничего не скажет, резко поклонился и покинул комнату.       «Какой честный юноша…» — удивился Уэсуги. Будто бы впервые его увидел.       Но пусть Ишида и сказал ему располагаться, делать Кэншину было решительно нечего. В комнате даже телевизор отсутствовал, а значит, не имелось возможности хоть на что-то отвлечься. Впрочем он предпочёл бы книгу. Но вряд ли его положение позволяло просить — пусть и по мелочи, — а если и позволяло, то Кэншин не желал пользоваться напускным радушием. Это пошло бы вразрез с его убеждениями. Потому он решил ждать в бездействии, несмотря на то, каким скучным обещало быть время. И почти безнадёжно уверял себя, что снова справится с ожиданием.       «Всё-таки кое-что у меня получится сделать… — приободрял себя Кэншин. — Вдоволь выспаться».       Так он пытался сбежать от сокрушительной правды, лишающей желания бороться. Понимания, что рано или поздно ему не удастся вспомнить причину своего молчания. Что судьба Тогаши окажется для него не такой значимой, как собственная. Что он скажет Ишиде, где она скрывается. И сделает это просто затем, чтобы ожидание наконец закончилось. Даже если потом его не оставят в живых.