Из тени

      — И после того разговора… — продолжила Тогаши. — Мисаки предложила постричь меня. Я согласилась. А когда она достала машинку… поняла, что не готова к таким жертвам.       Касуга ощутила пульсацию в глазнице и прикрыла глаза. Левый, ожидаемо, дёрнулся. Того, как Тогаши относилась к своему положению, ей не дано было понять. Хотя бы потому, что с её точки зрения, любой, находящийся в здравом уме человек согласится коротко подстричь волосы, если это поможет скрыться от наблюдателей. Однако тут же Касуга поняла, что Тогаши до сих пор не вполне осознаёт, в каком положении оказалась, и потому временами игнорирует меры предосторожности. Хамбэй ведь каким-то образом встретил ту вчера в парке…       «А три дня назад Масамунэ видел её из окна», — также вспомнила Касуга.       — Потом… — так и рассказывала Тогаши, не замечая или игнорируя направленный на неё строгий взгляд. — Мне пришла в голову идея спрятать волосы под капюшон. Немного подумав, Мисаки согласилась, а ещё предложила попросить вещи у парней. Пришлось смириться, к сожалению… Единственное, что радовало — одежду дал чистоплотный Кацуэ. Если бы это был Сакон… Гхэх! — от отвращения она даже дёрнулась.       — Ближе к делу, — поторопила её Касуга. — Меня интересуют конкретные шаги, а не испытанные эмоции.       Казалось, тут-то и должен встрять Саскэ. Чтобы проявить мнимую эмпатию, опустить очередную глупую шутку, начать флиртовать… Но он промолчал. И настолько это представилось необычным, что Касуга мельком на него взглянула: здесь ли вообще? Саскэ оказался на месте, что её озадачило ещё больше.       Но она не успела задуматься над причиной его молчания — голос Тогаши стал громче:       — Я о том и говорю! Мне пришлось надеть мужские джинсы и толстовку, а это то ещё достижение. Особенно не утонуть в них. На ремне дырки пришлось прокалывать, к толстовке и вовсе пришивать плечики. Ужас! — следующий строгий взгляд Касуги ей не удалось проигнорировать. — Ладно… Уходила я через три дня после того, как нас посетил Уэсуги. Как раз обнаружилось, что связок ключей у нас уже две — а стоило лишь ещё раз проверить сумочку… В общем, Мисаки решила отвлечь внимание, поэтому вышла из общежития в маске. Тогда мне это показалось глупым, но потом многие начали скрывать лицо. В качестве акции протеста против загрязнения окружающей среды — такое объяснение она придумала. Я же уходила без маски, но натянув капюшон. Волосы завязать пришлось, чтобы они казались короче, чем есть…       — Никто из общежития не знал, куда ты уходишь? — воспользовавшись паузой, задала вопрос Касуга. А следом бросила очередной взгляд на Саскэ. И теперь заметила на его лице сосредоточенность — он думал о чём-то своём.       «Ах ты!.. — возмутилась она. — Я же попросила!» — и прежде, чем Тогаши ответила на вопрос, успела ощутимо ткнуть Саскэ вбок… Но не увидеть результат своих действий.       — Нет. Мисаки сказала, что одалживает одежду, чтобы на меня сильно не глазели. Если б не Накано… Агрх! Знала бы я, не оказалась бы в столь скверной ситуации — это ж надо было собрать курс, чтобы рассказать о том, как прошёл суд над Оучи Садацуной, и так красноречиво кинуть взгляд в мою сторону, говоря при этом, что некоторым может понадобиться поддержка! Конечно же, ей представлялось, что так ко мне будут бережней относиться, но нет, женщина, — прогадала. На меня все как на прокажённую смотреть начали, — вмешаться в этот момент Касуга не решилась. Ей был знаком наполненный отвращением взгляд. В первую очередь, потому что так она сама на себя смотрела. — Но это и оказалось на руку. Так я добралась до квартиры Мисаки… точнее, её дедушки… точнее… не важно! Я оказалась здесь, и никто из студентов, кроме неё, не знал об этом. Но только первое время, — Тогаши, сделав уж слишком сильный вдох, вновь взяла паузу.       — Что ты имеешь в виду? — задала вопрос Касуга.       Та не спешила отвечать. Даже губы поджала в совсем уж детском упрямстве. Касуга намеривалась повторить свой вопрос с большим нажимом, но её планам помешал звонок. Извинившись, Саскэ выбежал из комнаты. И ведь не посмотрел, кто ему звонит! Но обратить на это должное внимание Касуга не успела — Тогаши с уходом Саскэ будто от цепей избавилась и снова продолжила рассказ:       — Скоро мы поняли, что продуктов, которые Мисаки может принести за раз, с натяжкой хватит на два дня. А ведь она ещё должна была оставаться на ночь, чтобы не вызывать подозрений. Тогда пришлось подключать третью сторону. Как назло, ей оказался этот чёртов Масамунэ!       При звуке его имени Касуга вздрогнула. Пожалуй, сейчас она была возмущена не меньше, чем Тогаши, пусть и по другой причине.       — Я его ненавижу! — вновь увлекалась эмоциональной стороной рассказа та. — Он убедил Моточику, что испытывать любовь к мужчинам — нормально. Навязал ему отклонение. Только из-за него Моточика ко мне не вернулся. А ведь хотел. Не мог не хотеть! — подробностей их взаимоотношений Касуга не знала, но даже так считала, что причина такого решения Моточики явно не заключалась в каких-то словах или действиях Масамунэ. И, чего уж скрывать, думала, что парень оказался прав в своём нежелании возвращаться к Тогаши. — Хотя Масамунэ согласился помогать спокойно. Так что продукты появлялись иногда благодаря Мисаки, иногда благодаря ему. У него и вовсе схема была — двадцать ударов в любом темпе и ритме, отход к лифту, возвращение к двери с продуктами. Почему так, у меня не спрашивайте — не интересовалась. Главное, что у меня поставки еды наладились. Пока схему не отгадали…       — И случилось это три дня назад, — поняла Касуга.       — Да… — Тогаши кивнула. В этот момент вернулся Саскэ и, виновато улыбнувшись, занял прежнее место. Та же продолжала рассказывать как ни в чём не бывало: — Отстучали двадцать раз и скрылись. Я дверь открыла. А его нет. Потом вдруг внизу шорох. Подумала, что он в этот раз прямо с магазина продукты несёт и накупил столько, что один поднять до лифта не может. Ну… спустилась я. У подъезда никого не оказалось. Только тогда мне стало ясно, что что-то не так. Я бегом по лестнице, на ключ заперлась. С того момента решила осторожней быть. Даже перед тем, как вы зашли, в глазок посмотрела, хотя дверь явно ключом открывали. Кстати, откуда у вас связка?       К такому вопросу Касуга не была готова, однако ответ пришёл ей на ум настолько же неожиданно и стремительно, насколько Кэншин снисходит до похвалы:       — Это дубликаты, — без лишних пояснений сказала она.       К счастью, Тогаши попалась на уверенность её голоса и решила ничего не уточнять. К несчастью, Саскэ вернулся в своё обычное состояние и устремил насмешливый взгляд куда-то в щёку Касуги. Точнее она не могла понять, потому что смотреть даже не собиралась. Просто чувствовала, как её буквально-таки прожигают любопытством.       «Отстань, — думала Касуга. — Я не солгала — это действительно дубликаты. А вот каким путём они получены уже ни меня, ни тебя не касается!» — и только она мысленно то произнесла, как ощущение жжения на коже покинуло её.       — Вроде бы всё… — брови Тогаши сдвинулись к переносице, образовывая складку. С секунду она молчала. — Да. До вашего появления это все события.       — Разве? Вчера ты была в парке, — всё-таки встрял Саскэ.       — В парке? А, точно! Совсем забыла. Вчера утром припёрся Масамунэ. Сказал, что Мисаки хочет со мной встретиться. И мы с ней встретились, да… В парке, точно… Правда, она не ожидала меня там увидеть. Он солгал! Вот только зачем, если Мисаки собиралась прийти ко мне? А в итоге просто вернулась в общежитие. Мне даже хотелось подняться до Масамунэ, но я не стала привлекать ещё больше внимания к своей персоне. Хотя это глупо… — в первый раз за весь свой рассказ Тогаши позволила себе показать что-то помимо горделивого раздражения. Касуга всматривалась, но не была уверена, что видит в её взгляде: отчаяние, смирение или робкую надежду. Возможно, потому что они смешались воедино. — Я слишком расслабилась и позволила себя обнаружить. Обратный отсчёт начался три дня назад. Так что хуже не стало бы, даже если бы я наорала на него.       Такого мнения придерживалась Тогаши, но… Касуга всё же кинула взгляд на Саскэ. И почти почувствовала облегчение, заметив, насколько напряжено его лицо. Он, вероятно, испытывал то же, что и она. Шок. Конечно, Тогаши о многом не знала и потому не понимала, насколько её судьба могла сложиться иначе. А они только сейчас осознали это. И ведь от какого же малого, порой, действия зависит многое! Поднимись тогда Тогаши к Масамунэ и стань свидетелем этого Катакура, их бы здесь могло и не быть. Даже не так — вероятнее всего, при таком раскладе ни Касуга, ни Саскэ не стали бы ничего делать.       «Но волей судьбы мы пришли сюда… Так каким образом нам следует поступить? Не оставлять же Тогаши здесь, раз её уже обнаружили».       Но только Касуга о том подумала, как отчётливо услышала: «Ты не должна вмешиваться». Она застыла, пытаясь понять свои ощущения. Страх? Нет, это был не он. А лёгкий озноб прошёлся по её коже, скорее, только потому, что она разобрала голос. Тот оказался спокойным, но уверенным и… будто бы всё знающим. Пожалуй же, Касуга испытала нечто сродни любопытства исследователя — ей стало интересно, с чего вдруг эту единственную фразу она услышала отчётливо.       «Меня будто предупреждают… Но разве я могу оставить всё, как есть?»       Ответа на этот вопрос просто не существовало. Только вот он и не был нужен — всё решилось три дня назад, стоило Тогаши неосторожно выйти из подъезда, а сейчас перешло в завершающую фазу. Но поняла это Касуга, лишь когда с хлопком закрылась входная дверь. Она напряглась, телом словно бы приготовилась к бою, хотя и знала, что вряд ли чего-то добьётся. Саскэ был того же мнения, потому положил руку ей на плечо, удерживая от возможной глупости. И не убрал ту, даже когда звонкие шаги приблизились к комнате вплотную.       Стук каблуков прекратился. Касуга ощутила нехватку воздуха и лишь тогда осознала, что перестала дышать. Сколько она так просидела? Вряд ли бы ей удалось ответить и на этот вопрос. Но именно в тот момент, когда Касуга поняла, что задерживает дыхание, она обнаружила, что рука Саскэ дрожит. Так, как не должна бы дрожать.       «Он же не знает о них!» — промелькнула в её сознании мысль, прежде чем дверь в комнату отворилась.       На порог ступила женщина необычайной красоты. Слишком крупная — даже мужественная, — но оттого не менее притягательная фигура кричала о физическом превосходстве. Лёгкий прищур зелёно-карих глаз и ухмылка, почти разрезающая нижнюю половину лица надвое, — об осведомлённости. Женщина, нисколько не стесняясь направленных на неё взглядов, продолжала стоять на пороге. Чем и преграждала единственный путь к отступлению, не считая…       «Окно! Мы на втором этаже, так что можем… — вспомнила Касуга, но почувствовала, как какая-то сила пригвождает её к дивану. И принадлежала та явно не Саскэ. — Нет, они могут ждать и снаружи», — нашла оправдание своему бездействию она.       А женщина, словно учуяв запах страха, издала какой-то утробный звук, удивительно похожий на… мурлыканье:       — Расслабьтесь. Я не худший вариант. Но доказать это прямо сейчас, увы, не могу, — она тряхнула головой, сгоняя тёмно-каштановые кудри чёлки в одну сторону. — Придётся поверить мне на слово. Особенно тебе — дорогая Мию. Поверить и пойти со мной, пока за тобой не пришёл кто-нибудь другой. Времени у нас не так много.       — Кто ты вообще такая? — желая вернуть себе присутствие духа, спросила Касуга.       Впрочем была и ещё причина, по которой ответ на этот вопрос её интересовал: женщина казалась ей знакомой. Что-то таилось в манере речи, ухмылке и лёгком прищуре глаз той. Что-то, виденное ранее. Но когда?.. Касуга не могла вспомнить.       — Жаль, что не помнишь, — взгляд женщины наполнился грустью, но нашлось в нём место и для огонька уязвлённости. Непредсказуемого, потому опасного. — Косака Масако.       В один миг огонёк обратился пламенем, обдающим жаром лицо. И перед его мощью Касуга застыла, подобно оленю перед освещающей себе путь светом фар машиной. Она чувствовала, как с её виска стекает тяжёлая капля пота, но не могла поднять руку, чтобы ту стереть. Она понимала, что Саскэ задаёт ей вопрос, но не разбирала слов. Она видела, как неуверенно поднимается Тогаши, но не находила в себе сил удержать ту. Она всей душой жаждала возразить, но язык её не слушался. И из горла вырывались только жалкие обрывки слов:       — Это не… Я не…       Но солгать Касуга не смогла. Даже если очень хотела и даже если, прежде всего, себе. Ведь скажи она, что это не её имя, и прошлое исчезло бы. Не было бы голодных оскалов и потных ладоней, исследующих тело. Не было бы фотографий и попыток спрятать в складках одежды нож для нарезки фруктов. Не было бы тех нескольких дней, проведённых в комнате с разлагающимся трупом. Ничего этого не было бы. И тогда здесь сидел бы совершенно другой человек.       «Лучше бы всё и сложилось так… — подумала Касуга. — Даже если бы для этого мне нужно было не рождаться вовсе», — но пусть она и убеждала себя в том, истинные желания обмануть не смогла. Глаза её наполнились не пролитыми за годы, которые так хотелось стереть из памяти, слезами.       — Касуга, — наконец дозвался до неё Саскэ. — Ты сделала всё, что было в твоих силах. Пожалуйста… не вини себя.       Ту же фразу Касуга слово в слово слышала и от Кэншина. Раз за разом. Касалась ли та её прошлого, в котором ей не удалось сбежать от человека в тёмно-фиолетовом деловом костюме, или неудачных переговоров, в ходе которых застрелили заложника, — ничего не менялось. Вина не исчезала. И только теперь Касуга поняла, почему. Всё дело было в тоне его голоса. Кэншин говорил так, будто озвучивал истину: чётко, бесстрастно, без пауз и запинок. Потому что жертвы никогда не в ответе за действия преступников. Потому что полицейские тоже допускают ошибки. Поверить этому не получалось. Касуга просто не считала за истину свою невиновность — она была убеждена в обратном. А сейчас та же самая фраза прозвучала по-другому: тихо и умоляюще. Саскэ не ставил Касугу в один ряд с другими жертвами и даже полицейскими — он был убеждён именно в её невиновности и просил поверить в эту убеждённость.       — Я не… — всё ещё не могла сказать она, но теперь теряла «…виню себя».       — Если хочешь кого-то обвинить, то вот он я, — неожиданно предложил Саскэ. — Ты ведь даже вопросы мне ещё не задала!       Касуга повернула лицо в его сторону, но всё равно не смогла ничего увидеть — мешали слёзы. Впрочем она была почти уверена, что он улыбается. Вымученно, давя из себя остатки плутовства, которое на самом деле не принадлежало ему настоящему.       — Хорошо, что всё разрешилось быстро, — напомнила о себе женщина. — Благодарю за оказанное доверие. Ах, да! Не волнуйся, Масако. Мию уйдёт быстрее, чем даже ты и… В общем, это моё тебе обещание. Вскоре вы оба убедитесь, что я всего лишь хочу помочь, — она перекинула руку через плечо Тогаши и повела её к выходу. Но вдруг остановилась: — Ох, точно… Под «вы оба» я имею в виду тебя и Уэсуги, — и только после этого скрылась.       Минуту Касуга приходила в себя. Всё то, на что она обращала внимание, но что никак не успевала обдумать, разом атаковало её мозг, заставляя приходить к важным заключениям.       — Полагаю, с организацией ты знаком, — наконец озвучила первое подозрение Касуга.       — Не скажу, чтобы очень… — к её удивлению, Саскэ не стал увиливать от разговора. — Но слышал, да. Даже выполнял некоторые приказы. Волей-неволей.       — И давно ты знаешь о её существовании?       — Ну… примерно с того дня, когда один из организации помог мне убить родителей и выступил в качестве моего адвоката в суде, — Касуга даже вздрогнула оттого, насколько легко он признался в подобном. — И примерно с появления закона об изменении судебной системы, согласно которому три независимых судьи заменились одним, — продолжил Саскэ так, будто это действительно имело какой-то смысл.       — Погоди… — растерянно моргнула Касуга. Её вдруг посетила мысль, что это может быть очередная дурацкая шутка. Но… она не могла игнорировать и то, насколько всё звучало серьёзно. — Что такое ты говоришь?       — Пожалуй, лучше начну сначала, — и не подумал отказываться от своих слов Саскэ.       «Ну смотри у меня, — мысленно предупредила его Касуга. — Если окажется, что это чересчур далеко зашедший розыгрыш, я тебя поколочу!» — хотя и знала — когда он пытается шутить, у него совершенно другое выражение лица. Хотя и понимала, что сейчас её ждёт правда.