Из тени

9:50

Проснулась, свет, озаряющий мою жизнь?

9:51

Не знаю, что с твоим светом, озаряющим жизнь, а я давно не сплю.

Что тебе нужно, Сарутоби?

9:51

А я разве не могу просто так поинтересоваться, спишь ты или нет? Ладно, есть пара вопросов…

9:53

У тебя случайно нет чувства, будто за тобой неустанно наблюдают?

9:53

А у тебя оно есть?

9:53

Не совсем… Но в последние дни я чувствую себя не в своей тарелке Даже Юкимуру своим присутствием уже напрягаю — он же привык, что меня дома обычно нет, а тут бац и разрушение стереотипа!

9:55

Не скажу, чтобы испытываю то же самое…

Я уже привыкла, что меня всюду преследуют. Издержки профессии, можно сказать. Было бы даже странно, если бы у меня пропало это чувство. Наверное, прозвучит нездорово, но я и не жду, что ты поймёшь — мне не привыкать иметь врагов.

      «Пожалуй и правда — не пойму…» — подумал Саскэ. Впрочем он сам себя обманывал. Потому что сильно заигрался в старшего брата, у которого всё под контролем, и уже не мог избавиться от маски спокойствия. Да ладно бы только внешне! Его внутренности не пожирал страх, как в таких случаях обычно происходит. Он чувствовал целое ничего. Хотя… Возможно, страх всё-таки жил в нём, но где-то глубоко внутри. Игнорируемый, но обладающий властью…       Впрочем дело могло быть ещё и в том, что преследовали его самого, а не Юкимуру.       «Мне всё равно стоит волноваться. Даже немного паниковать! — корил себя Саскэ. — Так не должно быть. Человек, конечно, адаптируется, но не к слежке же! Тем более, если та ведётся настолько неустанно…»

9:56

Скажи, ты действительно ничего по этому поводу не чувствуешь?

9:57

Нет. Хотят действовать, пусть подходят — я всегда готова. Если же планировали взять измором, то не вышло. У меня никогда не было желания растрачивать свою энергию попусту.

«Говорит, как Уэсуги. Но точно ли она совершенно не беспокоится?»       Пусть почти все мысли и крутились вокруг благополучия Касуги, а в сердце всё-таки закралась непрошенная ревность. Саскэ ещё ничего не было известно точно, но он уже чувствовал своё поражение. И потому злился. Права же на эту злость не имел — Касуга ведь не ответила ему взаимностью. Но притом и не оттолкнула! В итоге, он цеплялся за одну лишь надежду на ответное признание.       «Лучше бы совершенно не беспокоилась, — пытался себя убедить Сарутоби. — Для неё же много лучше».

9:59

Раз так, то всё хорошо;)

9:59

Если нужно, я поговорю с Кэншин-саном. Он, по крайней мере, сможет установить, точно ли за тобой всюду наблюдают. Потом же останется решать проблему по ситуации. И обращаться или к нам, или к психологу.

10:00

Нет, не беспокойся за меня — я уже достаточно взрослый, чтобы уметь самому за себя постоять!

10:00

И достаточно ребёнок, чтобы даже в такой ситуации дурачиться…

Ладно, ты теперь знаешь, что за помощью можешь обратиться ко мне. Если захочешь.

10:01

Правда? Поможешь мне справиться с одиночеством в душе?

10:01

Хватит уже дурачиться!

Если тебя больше ничего не беспокоит, то я займусь своими делами.

10:02

Но Касуга, это правда очень важно!       Ответа, ожидаемо, не последовало. Ещё через минуту напротив иконки Касуги высветилось такое обидное «не в сети».       «Ну и как ей объяснить, что мне важна сама она? — размышлял Саскэ. — Возможно, даже больше, чем собственная жизнь. Хотя это абсурд — как я смогу встречаться с ней, если умру? Именно поэтому на первое место в приоритетах следует выдвинуть безопасность. Но… Кто тут ещё из нас в большей беде?»       Уверенности в объективности своей позиции у него не было. Причины просты: он привык, что на него всегда полагаются, и потому считал себя чуть ли не всесильным, а ещё ему застилала глаза влюблённость. Несомненно, спроси у него это кто другой, Саскэ бы без колебаний ответил — Касуга в большей беде. Потому что её жизнь ему казалась значимее, чем собственная. То же касалось — и оно даже было областью большего беспокойства — Юкимуры. Он просто не позволил бы попасть тому под удар. Потому-то постарался вообразить, что наблюдателям нужен младший из Санад. Только так его позиция могла стать объективнее.       «Я же не могу исключать возможности, что преследуют Юкимуру? Он, что бы там ни говорил, встречается с Мотонари, а отец того был замешан в незаконной деятельности… Вот бы ещё Уэсуги меньше утаивал», — только о том подумав, Сарутоби нахмурился.       Опять из-за неопределённости в отношениях с Касугой… Подозревая о природе её чувств к Уэсуги Кэншину, он априори считал того своим соперником. Элегантным, манящим, сводящим с ума — и не важно, любовь или ненависть испытывал другой. Заметить это не составляло особого труда. Временами рядом с Уэсуги Касуга пребывала в таком блаженстве, что порой забывала дышать. Саскэ же, как тот появлялся поблизости, рассудок терял от желания распороть ему горло. Только усилием воли заставлял вести себя как обычно. Улыбался, шутил и дурачился. Чем изрядно выводил из себя уже Касугу — она, будто бы стыдясь, что Уэсуги его видит, требовала замолчать настойчивее обычного. Но это только раззадоривало Саскэ. Получался порочный круг, разорвать который никто не был в силах. А самое ужасное — Уэсуги в нём даже не находился.       «Да… Круг запускается мною и Касугой. Он же бесстрастно смотрит за нашими метаниями, как экспериментатор за крысами в колесе».       Словно бы в реальном времени, Саскэ видел льдистые глаза и полуулыбку. Всё больше казалось, что в них заключено понимание всего мироздания, что нет ничего такого, чего бы Уэсуги не знал. И явственнее ощущалось, будто вечно насмешливый взгляд исследует самую душу. Внимательно, терпеливо, почти что бережно… Но Саскэ всё равно чувствовал себя так, как если бы рассматривали его нагое тело. Нет, даже хуже того. Ему чудилось, что Уэсуги видны все секреты, распиханные по тёмным углам души, все слабости, прикрытые напускной уверенностью, и все свершённые грехи. Чудилось, будто тот уже знает, каким он является. И готов огласить вердикт…       «Виновен!» — почти услышал Саскэ. А ведь это был только образ Уэсуги Кэншина…       Глубоко вздохнув, Саскэ поднялся с дивана и принялся мерить шагами комнату. Собственное воображение заставило его чувствовать себя здесь зверем, запертым в клетке.       «Я должен сосредоточиться на наблюдателях, — повторял раз за разом он. Наконец ему удалось переключить мысли на действительно важные проблемы. — Когда они появились? За два дня до суда над Оучи? Наверное, раньше, но к дому подобрались только тогда… А за Касугой как давно ходят? Кажется, столько же. Возможно, преследователи переключили своё внимание с Мотонари на неё. Что же теперь Юкимура?.. Я же сам отправил Мотонари к нему… — заметив, что начинает винить себя, Саскэ встряхнулся всем телом. — Разве они не должны были отстать, как только с Мори-старшими всё уладилось? Чего им ещё нужно-то? — при этой мысли ладони задрожали, а челюсти сжались настолько сильно, что зубы заскрежетали. — Пусть только попробуют навредить Юкимуре или Касуге!»       Ощутив, что от одолевшей его эмоции в глазах темнеет, Сарутоби опустился обратно на диван. Там же смирился с очевидным — во всём виноват он сам. В свои двадцать ему вряд ли удалось бы сдержать слёзы из-за этого, но сейчас его глаза даже пеленой не покрылись.       «Мне не следовало поступать опрометчиво», — осознал Саскэ. И как обычно, слишком поздно.       То, что наблюдатели есть на самом деле, являлось неоспоримым фактом. Они нисколько не скрывались. Возможно, Касуга была права в своих попытках сохранять спокойствие — не важно, насколько успешных, — потому что, если за ними следить целенаправленно в ответ, с ума можно сойти. Саскэ ощущал, что близок к этому, хотя даже себе в том признаваться не спешил. Просто на улице постоянно цеплялся взглядом за деловые костюмы. Чаще серых и синих цветов. Иногда коричневых. Реже — тёмно-фиолетовых. И не было бы в деловых костюмах ничего странного, не попадайся они чаще обычного. Конечно, так могло только казаться. Саскэ же и сам на работу ходил в коричневых брюках и пиджаке — профессия обязывала выглядеть достаточно строго. Но… Ощущение, будто в их районе стало больше людей в деловых костюмах, его не отпускало. Нет же! Их действительно на пути встречалось больше, чем должно бы.       «Если, конечно, у нас не открылась новая компания… О существовании которой знает примерно никто! — фыркнул своим же мыслям Саскэ. — Замечательно, что я пока в своём уме, но тогда это уже серьёзный вопрос. Получится ли у меня сохранять такую же непринуждённость, как обычно? А важнее — смогу ли я быть готовым, если наблюдатели прекратят стоять в стороне и начнут действовать?»       Ответить на собственный вопрос он не смог. Или же попросту побоялся. Что обычный адвокат способен противопоставить людям, которые без стеснения открыто преследуют свои цели? Права и обязанности человека? Статьи из кодекса? Да ничего. Но Саскэ ой как не хотел этого признавать.       «Если думать таким образом, то Касуга в большей безопасности. У неё отличные навыки по борьбе и полиция за спиной. Хотя… надеяться на последнюю бесполезно — Мори Хиромото оказался замешан в преступной деятельности, так почему бы ещё кому-нибудь из полицейских не быть в ней по уши? А если организация и вовсе контролирует всю полицию района? Очевидно, самая большая проблема в том, что стопроцентно никому нельзя доверять. Тем более…»       После суда над Оучи Садацуной Сарутоби отправился к Уэсуги. За ответами. Но прежде, чем что-либо объяснить, тот заставил его чуть ли не дословно пересказывать заседание. Награда же за подробный устный отчёт оказалась сомнительной. Одна лишь фраза, окутывающая холодом самые внутренности: «Эта организация… Я не знаю, как далеко распространяется её влияние, но даже так могу говорить с полной уверенностью — лучше и не подозревать о её существовании». Впрочем, кажется, Уэсуги ещё упоминал что-то о Мори. Вроде как просил не волноваться — он сам разберётся. Как Саскэ это запомнил, ему не было ясно, но передать Мотонари то, что нужно явиться в место последней встречи с Уэсуги, не забыл. Пусть и пребывал в прострации всё время, пока получал новые инструкции.       Лучше и не подозревать о её существовании… Но он уже давно знал, что Оучи Садацуна является частью чего-то большего. Только наивно полагал, что полиция в силах это большее контролировать. И совсем не думал, что у той может не быть причин так поступать.       «Поздно винить себя… — Саскэ привычно закинул руки за голову и устремил взгляд в потолок. Так лучше думалось. Ну, или ему это только казалось. — Тем более наблюдатели не действуют, но и не скрываются. О чём это говорит? — он сощурил глаза, словно бы пытался прочесть что-то на потолке. — Если не брать в расчёт мысль, что они насмехаются, играя в кошки-мышки, то останется ещё один вариант. Наверное, даже более логичный. Возможно, они предупреждают, чтобы мы не лезли, куда не следует. Тогда им действительно незачем прятаться — кто знает, тот их заметит и волей-неволей станет осмотрительнее».       Пожалуй, это был бы самый хороший расклад. Только…       «Что именно наблюдатели хотят увидеть? Какого поведения ждут? И от кого: от меня или всё-таки от Юкимуры?» — врезались в сердце Сарутоби вопросы.       Обеспокоившись до паники, он резко поднялся с дивана. Голова ожидаемо закружилась, так что пришлось упереться рукой в спинку, чтобы не потерять равновесие. Как только состояние вернулось в норму, Саскэ двинулся к двери. Необыкновенно для себя шумно, но его и не беспокоило, что шаги слышны, должно быть, даже на лестничной площадке. Не сейчас, когда ему позарез необходимо убедиться, что с Юкимурой всё в порядке. Ручку Саскэ дёрнул, не провернув до конца, оттого дверь оказалась неожиданным препятствием. Но вместо разумной остановки, необходимой и разуму, и телу, он продолжил движение вперёд, продавливая путь наружу. Дверь жалобно скрипнула и поддалась. А затем упёрлась во что-то и отскочила назад.       — Юкимура? — голос еле слушался Саскэ.       Поддавшись панике, он на опасные секунды потерял свой слух. Даже громкие шаги брата не смог различить.       Юкимура сидел на полу. Растерянный из-за неожиданного удара. Но также опустошённый и бледный, что одним лишь тем не объяснялось. Казалось, что-то в его мире рухнуло, а чистый разум всё никак не хотел в это поверить и уходил в отрицание. Однако Саскэ почувствовал облегчение. Конечно, вряд ли бы на Юкимуру напали здесь — выходной, а значит, все соседи по лестничной площадке набираются сил в своих квартирах, — и всё же…       Его паника отступила, позволяя вновь почувствовать себя всегда контролирующим ситуацию старшим братом. Но ровно до тех пор, пока Юкимура, справившись с потрясением, не заговорил:       — Саскэ… Тогаши Мию похитили!       Слова выбили воздух из груди Сарутоби. Сделать же полноценный вдох он не мог, поскольку боялся, что наблюдатели всё услышали и готовы действовать. Единственная мысль заполнила разум, не оставляя места ни для чего большего. В этом-то и заключалась причина столь жестокого и опрометчивого ответа:       — Не твоё же дело, — только Саскэ услышал собственный голос, как очнулся, словно от гипноза. Ошибку он осознал. Но снова поздно.       — Как? Как ты можешь быть таким бессердечным?!       В глазах Юкимуры блеснули слёзы, чистый хрусталь которых еле сдерживал невиданную у того раньше эмоцию. Ярость. И сильную настолько, что казалось, будто она способна обратить всё вокруг в пепел. Потому что её подпитывало разочарование. Да в ком? В Саскэ, убеждённом в непогрешимости своей роли старшего брата. Юкимура смотрел на него, как на предателя. Ему же самому казалось, что это вполне справедливо. Вот только истинно человеческое желание оправдаться и снять с себя груз вины пересилило совесть.       — Я… Имею в виду, что это дело полиции, а не твоё, — почти что прошептал Саскэ. — Во всяком случае, они получают деньги за раскрытие преступлений, — надеясь, что брат поверит напускной беззаботности, он улыбнулся. Впрочем сейчас даже у Мотонари это получилось бы лучше. — Да и откуда ты узнал о похищении этой девушки?       Но злиться меньше Юкимура не стал:       — Мне хотелось, чтобы ты выступил её защитником на суде, когда она найдётся. Пока в комнате своей был, хотелось! Теперь же я и не знаю, чего добиваюсь, продолжая говорить… — позволив себе взять паузу, тот сделал глубокий вдох. Затем всё же нашёл, что сказать: — Без разницы, каким будет твоё решение. Скоро здесь будут Катакура-сан и Хамбэй-сан вместе с Моточикой-саном. С ними я разберусь, как произошло похищение, и найду способы помочь Тогаши. Потому что сам того хочу.       Саскэ не остановил брата — снова застыл, прислушиваясь к звукам окружения. Лишь с хлопком двери в комнату Юкимуры решился сдвинуться с места. И то неуверенно, словно бы идти предстояло не по полу, а по хрупкому льду. Отправился он, конечно, к Юкимуре. Но не постучал, да даже присутствия своего не обозначил — просто встал у двери, склонив голову. И весь обратился в слух. Какой уже раз? Не важно. Саскэ не смог бы себе простить, случись что с его братом дома. Впрочем нет: он ненавидел бы себя, подстереги опасность Юкимуру где угодно. Потому делал, что умел — или ему так только казалось? — обращался тенью. Обычно он преследовал так, что объект наблюдения ничего не замечал. Помогало отличное знание района — здесь прошли многие его годы, отпечатавшиеся в памяти сетью улиц. Правда, сейчас это вряд ли потребуются. К Юкимуре Саскэ собирался избрать другой подход. Только для него он обратится видимой тенью, принимающей удар на себя. И изматывающей объект наблюдения.       «Но тебе ведь не привыкать, да?» — задал мысленный вопрос двери Саскэ.       Пожалуй, ответ на тот ему и не был нужен. Он, как и Юкимура, уже определился с выбором — разве что, немного пересмотрел свою роль в этой огромной игре. И из пассивного наблюдателя, не лезущего вне требований, превратился в активного, готового вмешиваться, когда дела, по его ощущениям, примут скверный оборот.       «Я спасу тебя, чего бы мне это не стоило, — пообещал Сарутоби. — А если же не смогу, последую за тобой: прямиком в преступный мир ли, в ад ли, в рай ли… Не важно. То лишь имеет значение, что я этого хочу!»       Он поднял голову, пронзив взглядом запертую дверь. Всё было решено.