Пастис

— Господи, — Милс пытается пройти, будто что-то увидела или поняла. Она в одно мгновение становится ужасно бледной. — Всем расступиться, — гаркает Юэн, хватая ее за плечо, чтобы не вырвалась. Он редко повышает голос до такой степени, но когда все-таки повышает — на окружающих это действует очень отрезвляюще. На Милс в том числе. Она обычно сдержанна и уже давно привыкла ко всевозможным происшествиям, помнит — ее жизнь превыше всего. А сейчас какого-то хрена чуть не сорвалась на бег.  Члены парламента и шедшие впереди мракоборцы расступаются, пропуская Милс и ее охрану вперед. Увидев причину столпотворения, Юэн замирает.  На полу лежит человеческая голова. Кричавшая женщина сидит на коленях рядом, пока мракоборцы пытаются поднять ее, но она бьется в истерике и только отталкивает всех от себя.  — Амелия, — Милс выдергивает руку из хватки Юэна, чтобы торопливым шагом пройти вперед. Опасности вроде нет, так что он отпускает ее, но идет следом, конечно.  Подойдя ближе, Юэн понимает, что голова принадлежит Эдгару Боунсу — одному из членов Ордена Феникса. Раньше он работал в отделе правопорядка — готовил кадетов мракоборческого центра. Сам тоже был выдающимся мракоборцем, но подал в отставку, посвятив все свободное время работе с Дамблдором.  А кричащая женщина — его сестра, Амелия Боунс. Юэн мало знаком с ней, но знает, что это близкая подруга Милс. Она даже на свадьбе Алисы и Фрэнка была; Алиса стоит неподалеку, зажимая рот ладонью, но не решается подойти. Милс обнимает Амелию, шепчет ей что-то на ухо, чтобы отвлечь от бездумных попыток добраться до головы. Мракоборцы, улучив момент, спешат унести то, что осталось от Эдгара, пока Амелия, уткнувшись в грудь Милс плачет навзрыд.  Всегда собранная, строгая, широкоплечая — не баба, мужик в юбке. А сейчас — обезумевшая от ужаса и горя кричит раненным зверем.  Смерть близких меняет людей до неузнаваемости.  Мракоборцы, конечно, сразу же после этого отправляются домой к Эдгару. Через час приходит известие — вся семья Эдгара Боунса убита. Когда Юэн на следующий день видит Амелию в министерстве, та оказывается полностью седой.  Наверное, эта женщина винит себя в смерти брата и его семьи. Она один из судий и зачастую ее мнение оказывается решающим — вместе с Краучем, Амелия отправила в Азкабан множество Пожирателей смерти. И голову брата демонстративно положили в коридоре десятого уровня — для нее.  Но Эдгар и сам успел здорово потрепать нервы Волан-де-Морту.  Может, это и не имело уже никакого значения, но Милс — Юэн слышал — несколько раз повторяла Амелии: ты не виновата, это не из-за тебя. Наверное, она была права. Когда внутри все будто перемололи и разорвали лопастями винта, а чувство вины сводит с ума, единственное спасение — принять, что ты в этом не виноват. Уцепиться за эту мысль, как за выступ обрыва, с которого свисаешь над пропастью. У Юэна принять так и не получалось, но он хотя бы научился жить с этим.  А благодаря маленькой засранке, которую почти каждый день держал на руках, даже стал задумываться о мало-мальском будущем.  — Лябака, — Айлин требовательно указывает лапкой на чашу с фруктами в министерском кабинете.  Милс собирается домой, так что Юэн, усадив Айлин на диван, принимается чистить ей яблоко. В последнее время Милс гораздо меньше задерживается на работе, иногда они даже с Реджинальдом — как сегодня — собираются домой вместе.  — Так что, мы не нужны? — Гидеон и Фабиан тоже в кабинете, только закончили болтать с Реджинальдом. Когда здесь столько народа, становится немного тесно, но в то же время Юэну нравится весь этот почти домашний шум. — Не-а, вы и так сегодня переработали, мы с Кингсли сами, — Фрэнк отмахивается. Алиса уже дома, она уходит немного раньше, так что он тоже торопится домой. А с близнецами слово за слово и до ночи проболтать можно.    День, кстати, и правда выдался тяжелый.  Юэн вручает Айлин маленький кусочек яблока и откидывается на спинку дивана. Прошел уже месяц с убийства Эдгара Боунса. Гамп наконец вернулся со своего лечения — через несколько дней после майского полнолуния. Тем не менее, все запросы он отклонял и на допрос не являлся, а когда Юэн решил, что раз сфинкс не идет к пирамиде, пирамида придет сама, и явился к нему домой, отец Гампа — крайне неприятный старикашка — сообщил, что сына дома-то и нет, а когда будет, они не знают. И ведь не боится же, придурок, увольнения. А впрочем, чего ему боятся? У Гампов такие хоромы… да и в банке наверняка золота до потолка. Можно смело жить, не трудясь, хоть до старости.  В общем, дело пока не продвигается совершенно, а на Милс снова начинаются покушения.  Сегодня произошла первая серьезная заварушка: восемь волшебников под Империусом пытались прорваться в кабинет к Милс. Их не останавливали ни предупреждения, ни оглушающие заклинания, пара человек в итоге погибла, остальные отправились в больницу Святого Мунго. Дознаватели отправились следом.  Юэн смотрит на Айлин и отрезает ей еще одну дольку яблока.  Когда он услышал взрывы в коридоре, на раздумия было мгновение: остаться с Айлин или бежать защищать ее мать. Его долгом и приоритетом была защита министра, поэтому Юэн, хоть и использовал защитные чары, оставил девочку — совсем одну, напуганную громкими звуками и плачущую.  И теперь, сидя с ней рядом, глубоко ненавидел себя.  Айлин вдогонку кричала ему: Юын! Юын! Ее плач до сих пор отдается эхом в голове, хотя все уже позади. Так больше не может продолжаться. Он поступил вроде правильно — по правилам, — но чувствует себя так, будто подвел и Айлин, и Милс, и Реджинальда.  Милс не стала ничего выговаривать ему за это, хотя могла. Сейчас она выглядит уставшей, рассеянной немного, хотя улыбается и то и дело перекидывается будничными фразами с друзьями и мужем. Только один раз за все время Милс и Юэн переглядываются: оба знают, что Айлин больше нельзя приводить в министерство, и оба не могут с этим смириться.  Когда Милс и Реджинальд, забрав Айлин, уходят в сопровождении своих верных телохранителей, Юэн старается взять себя в руки. Он не должен размякать из-за этого, все в порядке.  — Эх, Марлин сегодня ужинает с родителями, — вздыхает Фабиан. Они втроем стоят в коридоре, толком еще не решив, что делать дальше. Рабочий день еще не закончился, а они вроде как свободны.  — Нет, ну это не дело, у нас целый час в запасе. Такое редко бывает, надо отметить, — Гидеон чешет подбородок. — А может... сгоняем на пляж?.. — вяло предлагает Юэн.  Идея спонтанная, но Юэну почему-то так сильно хочется сбежать ото всех своих проблем к морю. И море для него теперь почему-то синоним слова "свобода".  — Это ты так подмазаться пытаешься, да? — фыркает Гидеон.  Юэн значится их начальником уже почти два месяца, но братья по-прежнему то и дело продолжают подкалывать на эту тему. Кажется, выбор Фрэнка их все-таки задел — Юэн не хочет верить, но отношения с Пруэттами заметно подпортились. И это тоже проблема, которой не получается уделить внимание из-за других более важных проблем. А пора уже. Разве не отличная возможность? — Да, — честно и просто говорит он. Братья переглядываются.  — Вот за что я его люблю, так это за честность.  — И я. Вооружившись пакетиком соленого арахиса и пивом, троица трансгрессирует к какому-то пляжу. Юэн здесь раньше не бывал, место выбрал Гидеон: песок и синяя линия горизонта. Людей вокруг — никого. Закат еще не скоро, но оранжевое солнце уже над водой.  — Тут такие шикарные закаты, — Гидеон широко улыбается, смотря на тихие волны: даже гребешков не видать почти, плюхается вода о берег со смешным булькающим звуком.  — Это мы где сейчас? — Юэн оглядывается — за спиной небольшая гряда, укрывающая кусок пляжа от случайных взглядов. Вокруг все заросло чертополохом и золотарником, так что своим ходом и не доберешься.  — Недалеко от Ливерпуля. Это у нас тут Ирландское море, короче. Они устраиваются на песке, расстелив свои серые мантии, разбирают бутылки с пивом, ноги вытягивают. Уже почти лето, осталось совсем чуть чуть. Особо не позагораешь, но Фабиан скидывает заодно и рубашку, мол, если мы на пляже, как не загорать-то? И брат присоединяется к нему сразу же. А Юэн сначала хочет, но потом вспоминает, какое у него решето вместо спины. Прошло почти два года, однако рубцы от плети так и не удалось ничем свести. Он даже футболки носить перестал, чтобы не показывать никому позорный шрам на предплечье. Не то чтобы Юэна беспокоит его внешность, шрамы же типа украшают мужчин, да? Но для него они что-то вроде рабского клейма, вечного напоминания обо всем, что забыто и никогда бы не хотелось вспоминать.  — Ты чо, застеснялся? — возмущается Гидеон. — Пугать вас не хочу, — фыркает Юэн и отпивает пива.  — Ну и сиди, парься. — Фабиан пожимает плечами, но на самом деле будто одергивает брата. И вот вроде бы подкол на подколе, а Юэн улыбается. На море хорошо, но он ни за что не хотел бы сейчас быть здесь один. Только с друзьями. Они уже давно так не сидели втроем, близнецы постоянно находили предлоги, чтобы избегать Юэна, и приходили только по работе. Он в итоге недавно даже к Милс за советом отправился: надо было придумать, как восстановить прежние приятельские отношения, завоевать хотя бы мало-мальское доверие. — Если хочешь, чтобы тебе доверяли, в первую очередь доверься сам, — сказала она ему тогда.  И вот перед глазами уже не море, а ставший уютным министерский кабинет.  — В смысле?  — Расскажи какой-нибудь секрет или мучающую тебя проблему, — предложила Милс. — А, понял. Тогда мы окажемся типа в равном положении, если мне доверятся в ответ, верно? — Да, — Милс, улыбнувшись, кивнула. — А еще не стесняйся просить помощи. Это полезно. Прося о помощи, ты тоже располагаешь человека к себе. — Нет, вот это не понял. Как это вообще, черт возьми, должно работать? — Ну, я думаю, такова наша — человеческая — природа, — задумчиво продолжила она. — Если мы помогаем человеку, но не испытываем к нему симпатии, мы себе противоречим и оттого испытываем дискомфорт. Поэтому... чтобы не испытывать дискомфорт, мы просто начинаем лучше относиться к этому человеку. Юэн хоть и всегда знал, как умна Милс, никогда не задумывался, что она настолько далеко продвинулась в манипулировании людьми. Теперь стало понятно, как ей удалось удерживаться в министерском кресле в столь тяжелые времена. Даже Крауч, который изначально относился к Милс исключительно как к потенциальной марионетке, в итоге стал считаться с ней.  — Нифига себе. В мире маглов ты бы стала психологом. — Кто это?  — Люди, которые изучают... вот такое. Психологию людей. Впрочем, ты могла бы стать и политиком как здесь, — Юэн тоже ей улыбнулся.  А теперь, кажется, самое время воспользоваться дельным советом. К тому же на море действительно жарко: Гидеон с любопытством заглядывает Юэну за спину, когда тот раздевается, и, увидев шрамы, принимается материться.  — Нихрена себе, — Фабиан реагирует чуть сдержаннее. — Да ты просто… у меня даже метафоры нет. Если только… — Давай не будем глумиться над чужими недостатками, — останавливает его брат. — … герой. Я просто хотел сказать — герой.  — Что героического в том, что меня отхлестали плетью? — хмыкает Юэн.  — Ты это выдержал, — посерьезнев, говорит Гидеон. — Все, что было в плену. Ты выжил и не свихнулся, ты не выдал тайну. Так что даже если ты теперь выглядишь как раб… — Ну вот, мне не дал, а сам! — восклицает Фабиан, всплеснув руками. И почему-то, когда об этом шутят братья, Юэн не чувствует ни боли, ни стыда.  Ему, наверное, и правда стоит больше говорить с ними. Пруэтты никогда не рассказывают о своих проблемах, держат планку: проблемы? какие проблемы? нет у нас таких. Но они же тоже люди со своими бедами и переживаниями. Хочется верить, что все скоро наладится. Над водой пролетает группа чаек, пиво расслабляет, а солнце печет приятно. Побольше бы вообще таких моментов.   — Надо Марлин на пляж сводить тоже, она как-то рассказывала, что плавать обожает, — мечтательно говорит Фабиан.  — Вода холодная еще, — Юэн мало что знает об этой Марлин, видел на свадьбе Алисы и Фрэнка, да иногда в министерстве. Вроде простая девушка. Но Фабиан в последнее время говорит о ней все чаще и чаще, даже удивительно: обычно у братьев отношения с девушками длятся от силы пару недель.  — Кажется, у Фабиана на этот раз все серьезно… — Гидеон берет пакетик с орешками, чтобы насыпать немного себе в кулак. — У меня все серьезно только с тобой, не переживай, — а Фабиан сердито отбирает пакетик у брата. У Юэна чуть пиво носом не идет от смешка.  — Нет, вы думаете я когда-нибудь смогу жениться? — продолжает Фабиан. — Ни одна нормальная девушка не захочет, чтобы у нее было два мужа. — Просто надо искать ненормальную, — Гидеон назидательно поднимает палец вверх и старается избегать уничтожающего взгляда от брата. — ... У Марлин нет сестры-близнеца? — примирительно спрашивает Юэн. — Увы, нет. Эх, а было бы здорово. — Я тебе всегда говорил, что нам надо жениться на сестрах, а ты все: Марлин-Марлин. Они еще какое-то время пререкаются, Юэн просто слушает, особо не вмешиваясь, и позволяет себе хохотать над их дебильными подколами и шутками.  — А как Фрида? — но потом все-таки спрашивает. Юэн помнит, что их кузина серьезно пострадала во время нападения Пожирателей смерти, но до сих пор, если честно, не в курсе как. — Да нормально, — Гидеон отвечает уклончиво. Он едва заметно хмурится, набирает пригоршню песка и сыплет его из кулака обратно в песок. — Уже вчера садовых гномов сама гоняла, — добавляет Фабиан куда оптимистичнее. — О, Пожиратели ее теперь точно бояться будут, — Гидеон тоже возвращает себе привычную шутовскую маску. Им обоим так проще. Да и, собственно, шутки и иронизирование — единственное спасение, когда вокруг в мире творится такое. — Ага, они сначала в сочельник напали, но видимо мало показалось, решили в феврале повторить. — Но наша Фрида им такое устроила в этот раз... — Я и не знал, что она так умеет. — Да никто не знал! — Ну, говорите уже, что она сделала, — нетерпеливо спрашивает Юэн. А то развели тут интригу.  Ему тоже хочется поддержать будничный тон беседы.  — Слышал ты или нет о проклятии "Силва Ферас"? — щурясь, спрашивает Гидеон. — Вроде нет. — Оно обращает врагов в животных — в те самые анимагические формы, какие у них могли бы быть. Очень сложная магия и очень рисковая: обратить действие проклятия почти невозможно. Эти уроды так перепугались, что почти сразу все убежали, — усмехается Гидеон. — Небось до сих пор по лесам мечутся. Но оно отнимает очень много сил… Один козел — в прямом смысле козел, между прочим — остался, пырнул ее рогами в шею. Фрида потеряла много крови и не могла дышать. Муж ее хоть и быстро действовал, но все равно… в общем, Фриде отшибло память. Месяц овощем пролежала, потом потихоньку стала в себя приходить.  Юэн не знаком с кузиной Пруэттов, но после услышанного уважением к ней проникается максимальным.  — Она и правда сильная женщина, — он вспоминает слова маленькой Гвинет.  — Очень. Колдомедики говорили, что ее разум уже не восстановится, слишком долго не дышала или что-то такое, но она смогла. Узнает нас всех, улыбается ходит. Каждое такое событие вселяет надежду. Позволяет поверить — даже когда все очень плохо, а вокруг война и смерть, все еще может случиться чудо.  Остаток вечера они пьют пиво, болтают о том о сем, потом кому-то (кажется, Фабиану) в голову приходит "проверить все-таки температуру воды", и они полупьяные топчутся босиком на берегу. Когда Юэн, запутавшись в собственных ногах, приземляется на пятую точку в холодную воду, они ржут: над ним и друг над другом. Солнце висит совсем низко над горизонтом, делая море оранжевым.  И это почти что смех навзрыд, но все-таки смех.

***

На следующий день Юэн размышляет, как же все-таки выцепить Гампа — задержать его нет оснований, а приглашения в министерство на разговор игнорировать он имеет полное право. От службы Гамп тоже освобожден, он, как и Юэн когда-то, получил  "отпуск по состоянию здоровья". Надо проследить за ним. Когда-то же он возвращается домой, верно? Да, это сейчас самая правильная мысль. Проследить, узнать, куда и когда отлучается, а там, может, и основания для ареста появятся. Одному скучновато, конечно, но можно взять с собой Ричарда Уильямсона — тот перешел так же в команду к Юэну, все равно Аберфорт в министерстве почти не появляется, а с Юэном Уильямсон успел хорошо сработаться. В кабинет заходит Милс, и сразу становится понятно, что что-то… случилось. Она встревоженно смотрит на Юэна, но говорить ничего не спешит. Ну, раз она тут сама, значит, ничего критичного. — Что такое?  — Юэн, это... моя расческа. Та самая. — Только сейчас Юэн замечает, что Милс держит в руках синюю расческу, украшенную россыпью белых звездочек — подарок от отца. — Ну, наконец-то нашлась, — хмыкает он. Ох, сколько же она тогда нервов им вытрепала с этой расческой! И сейчас опять пришла напугала.  — Это не ты ее нашел?  — Нет, — Юэн качает головой. — Ты, наверное, взяла ее тогда с собой на удачу и просто забыла в кабинете. — Наверное... Но... Мы были в кабинете главы отдела маглорожденных, Юэн. А сейчас я нашла ее здесь, — она кивает в сторону стены, разделяющей их кабинеты, — у себя на столе. Вот теперь Юэн начинает что-то понимать. Успевшая отступить тревога возвращается. — Может... это кто-то из отдела маглорожденных принес ее тебе сюда? Или ты выронила ее во время конференции, а кто-то нашел.  — Может… Они оба пытаются найти объяснение, но объяснения нет. Даже если Милс потеряла расческу здесь, в министерстве, кто-то это заметил тогда на конференции и только теперь принес сюда. Почему именно сейчас? Будто очередное предупреждение. Послание — я здесь, уже прямо у тебя в кабинете, а ты ничего не можешь с этим поделать.