Иллюзия пропажи

      Вдова. Одно это слово уже звучало как приговор. По крайней мере именно так казалось одной юной особе, ещё даже не успевшей вкусить первые радости и первые горести семейной жизни. Помолвка хоть и не была желанной, но всё-таки привносила трепетные нотки в её жизнь, ощущение, что в ней действительно кто-то нуждается, видит в ней глоток свежего воздуха, своё спасение и священное право на искупление. Всё это казалось девушке немного странным, а преувеличенное внимание так и вовсе непривычным, но по чистой наивности своей она не могла не жалеть того, чего лишилась в одночасье.       На её туалетном столике прежде всегда стояли свежие цветы, но сейчас бутоны понуро отвернулись друг от друга, потеряв всякую праздность и привлекательность. Девушка глядела на пожухлые лепестки эустомы и всё никак не могла взять в толк, как же так вышло, что, казалось, ещё недавно ненавистная ей свадьба закончилась столь быстро, избавив своим поспешным завершением неудачливую невесту от каких бы то ни было последствий замужества.       Совершенно непонятная девушке злость разливалась в груди с каждым новым вдохом этого аромата увядающих цветов. Противоречивые мысли роились в голове, вытесняя одна другую, пока тонкие пальцы бессмысленно сжимали скользкую ленту тускнеющего букета. Вопреки своим ожиданиям, девушка вовсе не почувствовала удовлетворение или хотя бы лёгкость от обретённой вновь свободы, напротив, её вдруг охватило скрипучее чувство несправедливости и бесконечная жалость к мужчине, которому она была назначена в жёны. Так или иначе, он не сделал ничего такого, чтобы удостоиться участи быть отравленным. Да и разве можно быть удостоенным смерти от рук такого же человека, как и ты сам?       Она потерянно вглядывалась в своё бледное отражение, когда комнату заполнил резкий стук в дверь. Девушка вздрогнула, услышав знакомый голос.       — Уля? — послышалось по ту сторону, после чего вопрошающий бесцеремонно вошёл в дамскую комнату, ловко запирая за собой дверь. До злополучного празднества они часто секретничали в этих стенах, так что подобные меры предосторожности стали для них нормой.       Вот только сейчас девушке совсем не хотелось оставаться наедине с этим человеком.       Она с трудом подавила желание неприязненно скривиться.       — Илья? — она щурится, чтобы лучше разглядеть высокую фигуру в тёмном углу. Возлюбленный нервно улыбается и широкими шагами сокращает расстояние между ними. Парень порывался обнять девушку и уже даже протянул к ней руки, как в тишине прозвучало громогласное: — Нет.       На несколько долгих секунд пару связало тяжёлое молчание. Юлиана продолжала с удивительным упорством разглядывать узорчатую поверхность своего стола, в то время как Илья только хлопал глазами, не зная, что теперь предпринять. Отказ? Совсем недавно она сотрясалась в рыданиях, отчаянно хватаясь за лацканы его пиджака, льнула всем телом, лишь бы не отпускать, не разрывать эти объятия, как будто от этого зависела вся её жизнь. И теперь она просто говорит ему...       — Нет? — в карих глазах опасной волной плещет непонимание и чужое лицо быстро начинает темнеть. — Что ты хочешь этим сказать?       — Не подходи. — похолодевшие руки судорожно сжимаются в кулаки, что не остаётся без внимания оппонента.       — Ты обиделась на меня? — Илья хмурится, всё ещё силясь найти достойное объяснение такой реакции со стороны возлюбленной.       Юлиана только тряхнула головой, пряча взгляд.       — Тогда что? Говори.       Ответом ему служило молчание.       — Ну? — сказал Илья уже настойчивее и взмахнул в воздухе рукой.       — Ты поступил неправильно.       — Ты об этом? — затишье. Посчитав свой проступок сущей мелочью, он принял смиренный и даже печальный вид. — Уля... — внезапно мягкий тон, с которым парень заговорил вновь, холодной волной прошёлся по спине девушки. Он нежно взял её за запястье, но Юлиана тут же одёрнула руку. Его лицо мигом изменилось. — Да что всё это значит, в конце концов?! Это же то, о чём ты меня просила! Это то, чего ты хотела!       — Я никогда не говорила, что хочу, чтобы ты убил его! — её голос предательски дрогнул, когда она вскочила с места, чтобы сказать это убийце в лицо.       — А свобода?! «‎Вот бы он исчез из моей жизни, как будто его не существовало!» — Илья задрал нос, пародируя повадки девушки, и скорчил страдальческое лицо.       — Из моей жизни, — Юлиана сжала губы. Отвращение к себе и ещё больше — к нему — заскреблось в груди раненым зверем.       — И что ты предлагаешь мне теперь делать? Уйти за ним? — зло поинтересовался Илья, но ответа не последовало.       Карие глаза столкнулись с голубыми и воздух пульсирующим вакуумом стал давить со всех сторон. Оба были на взводе. Илья отчётливо видел, как уставшие глаза напротив наполняются влажным блеском, готовым вот-вот выйти из берегов, Юлиана же видела, как гневно раздувались чужие ноздри.       — Значит, так? — неожиданный надлом в родном голосе запросто мог сломить девушку, но только не сейчас. — Прекрасно. Хорошо. Но услышь меня: даже если бы я знал, что всё кончится так, я бы всё равно сделал это. — Илья бросил дикий взгляд на эустомы и ядовито выплюнул: — Будь счастлива.       Он резко развернулся и быстро пошёл прочь. Не сбавляя скорости, схватился за ручку, но та не поддалась, из-за чего парень на полном ходу вписался в дверь. Грубая рука ещё раз с силой дёрнула ручку, прежде чем до воспалённого разума дошло, в чём дело. С руганью Илья отпер дверь, и глухие бьющие шаги быстро простучали по лестнице, которая находилась совсем недалеко от комнаты. Только когда белая дверь сдавленно клацнула и ослепительная полоса света стала совсем тонкой, девушка в бессилии опустилась на стул, закрыв горящие глаза рукой.       Две кружки, доверху наполненные горячим чаем, с тяжестью бухнулись на стол. Саша робко поднял взгляд на своего сожителя; его лицо выглядело так же бесстрастно и бледно, как обычно, из-за чего Чанову даже показалось, что их серьёзный разговор обойдётся без происшествий. Лёша опустился на своё место и сделал глубокий вдох, желая начать обсуждение их дальнейшего плана действий.       — У полиции есть фотографии твоего лица, — тон, которым заговорил Ганин, вынудил Сашу пристыженно кивнуть, но его другу, кажется, было всё равно на чужое раскаяние. — Выследить тебя не составит особого труда, это только вопрос времени, поэтому нужно действовать быстро. Права на ошибку у нас нет.       Лёша серьёзно поглядел на напарника.       — Можно попытаться выйти со следствием на контакт, но я очень сомневаюсь, что у них есть хоть малейшие сомнения в твоей вине, так что этот вариант нам не подходит. Получается, что мы можем только дать полиции повод усомниться в их точке зрения. Но для этого нужно найти настоящего убийцу.       Ганин сделал паузу, желая услышать в ответ слова согласия или отрицания, но Саша только вперил взгляд в стол и несколько долгих секунд молчал, а после произнёс неуверенно:       — Есть ещё один вариант...       — Какой?       — У меня есть фотография с того дня, я мог бы, думаю, — Чанов тихо вздыхает, прекращая кусать губы, — всё исправить?..       — Даже не думай об этом. Если изменишь что-то, можешь оказаться в руках полиции, как только вернёшься. И это далеко не самый худший исход. Мы не можем знать наверняка, во что это выльется, — он покачал головой. — Что, если ты изменишь прошлое так, что будущий ты ненароком ещё и попадёт под машину, пока будет удирать с места происшествия?       Саша вздрогнул. Перед глазами застыла картина, как он бежал по проезжей части, забыв про все риски, и лишь чудом смог выйти сухим из воды. Получится ли у него провернуть это ещё раз?       — А что если...       — Слушай, посиди на жопе ровно, не надо никуда прыгать. Ты сделал уже достаточно.       — Прости.       — Не важно, — Лёша сделал большой глоток чая и на мгновение скривился, забыв о том, каким обжигающим он был. — Лучше скажи: что ты знаешь о женихе и гостях, которые были на свадьбе? Ты говорил с кем-то из них?       Саша недолго подумал, прежде чем покачать головой.       — Не особо. Я пару раз пытался заговорить с кем-нибудь из гостей, но каждый раз меня что-то отвлекало. Жениха я впервые увидел на свадьбе, он подошёл ко мне и поприветствовал, мы перекинулись парой фраз, но ничего более. Ещё я говорил с невестой... Вернее пытался, но она была не в духе.       — Не в духе?       — Я видел кое-что, — произнёс Саша и брови его дрогнули, — пока искал заказчика. Кажется, я зашёл на территорию служебных помещений или что-то вроде того, это были палатки на окраине. Там я услышал плач. А потом мимо пронёсся кто-то в костюме и заскочил прямо в палатку. Не думаю, что меня заметили. Похоже, что там были только этот мужчина, которого я видел, и плачущая девушка. Я не слышал, о чём они говорили, но это было что-то странное. Я постарался уйти оттуда как можно быстрее.       Чанов остановился перевести дух и после первого глотка чая добавил:       — Жених спешил в ту же сторону.       — Думаешь, невеста могла быть в той палатке?       — Похоже на то. У алтаря она выглядела заплаканной, хотя церемония только началась.       — Хорошо, я тебя понял, — Ганин сделал ручкой пометку на салфетке. — Почему ты называешь жениха заказчиком?       — Он дал мне визитку на одном из моих выступлений.       — Пожалуйста, скажи, что она сейчас у тебя, — взмолился Лёша, на что Саша только быстро кивнул, встал и удалился в комнату, где недолгое время чем-то шуршал. «Костюм», — догадался Ганин, глядя через плечо в дверной проём в ожидании зацепки века, которую вскоре дождался.       Лёша тревожно посмотрел на Сашу, когда тот принёс визитку голыми руками. Тот на удивление правильно истолковал этот взгляд, поспешив обречённо пояснить:       — На ней всё равно уже куча моих отпечатков.       Ганин на секунду задумался, стоит ли тогда ему соблюдать меры предосторожности, но, рассудив, что в данной ситуации от этого не будет проку, забрал визитку из рук Саши.       — А ты?..       — Если что, сожжём, — невесело усмехнулся Лёша, приступая к изучению улики.       Небольшой прямоугольник белого цвета имел приятую матовую текстуру, на одной его стороне располагалось многозначительное "Миндаль" — видимо, название какой-то фирмы — средним шрифтом с вытянутыми буквами и заострёнными крышечками, ниже — номер телефона и инициалы, которые гласили, что данная визитка принадлежит некоему В. А. Мархотко. Лёша перевернул улику и его брови непроизвольно дёрнулись вверх. Приглашение на обратной стороне было напечатано. Он быстро пробежался глазами по тексту, а после обратился к Саше с вопросом:       — Ты уверен, что сам жених тебя пригласил?       Чанов моргнул удивлённо.       — Конечно! Он же сунул мне её в самые... — Саша порывисто тряхнул раскрытыми ладонями перед собой и осёкся. — Хотя, может, и не он...       Он зарылся руками в волосы и с болезненной досадой взлохматил их.       — А-агх, и что это значит?       — Это значит, — Лёша провёл пальцем по чёрным буквам, и те едва заметно смазались. Он быстро проделал то же и на обратной стороне визитки, но утончённый "Миндаль" не поддался на провокацию, — что кто-то мог с самого начала приметить тебя и просто доработать визитку убитого.       Ганин со вздохом положил визитку на стол.       — Потом попытаюсь достать из этого что-нибудь полезное. А теперь скажи, — Лёша смерил друга долгим взглядом, не прекращая говорить, — где и как ты переоделся в костюм?       — Ну, это несложно, — Саша успокоился, блуждая ответным взглядом по бледному лицу. — Я переоделся во дворе недалеко от банкета и оставил там старые вещи. Может, помнишь ту майку с ремонта? На которой был клей и следы от побелки. И к ней ещё старые шорты и шлёпки.       — Ты не думал их забрать?       — Да их наверное уже растащили, — пожал плечами Чанов, на что Лёша только кивнул.       — Справедливо.       Парни умолкли, задумчиво попивая чай из своих кружек. Лёша думал о том, как снизить их риски оказаться за решёткой, и позволил себе на одно только мгновение задуматься, как вообще Саша умудряется так метко находить приключения на свою пятую точку, с каждым разом всё более сумасшедшие, — Саша же думал о том, что теперь ему путь в преступный мир заказан, и невольно вспоминал бабушку Нюру, которая, вероятно, узнает о его судьбе и возможно даже принесёт сухарей, которые он чистосердечно отдаст Лёше, мучимый чувством вины и преисполненный невыразимой благодарностью к этому человеку.       — Тебе нужно взять академ, — вдруг произнёс Лёша после продолжительного молчания. — Мне, думаю, тоже. Давай посмотрим, что для этого нужно.       Ганин откинулся на стуле, чтобы достать телефон со столешницы, пока Саша возмущённо хлопал глазами.       — Подожди, зачем? Разве не будет странно, что я перестану ходить в универ, если я подозреваемый?..       — Нет. Хуже будет, если ты станешь маячить у всех перед глазами. Так вероятность, что тебя кто-нибудь узнает и сдаст, сильно увеличится. Не думаю, что наши однокурсники скоро увидят новости, если только не станут намеренно искать их, — Лёша быстро смахнул экран блокировки и открыл браузер, — но преподаватели и в целом люди постарше — вполне. У них по крайней мере есть телевизор.       — Ну... — жалобно начал Саша, но не нашёл подходящих слов, чтобы возразить.       Ганин тем временем прошерстил пару сайтов и задумчиво поджал губы.       — Значит... Сейчас пойдём в деканат писать заявления, вот только академ нельзя брать без веской причины.       — И что мы скажем?       — Ты говорил, у тебя есть крёстная? — Саша кивнул. — Можно придумать семейную трагедию. У неё есть муж?       — Был.       — Допустим, совсем недавно его не стало, и вот она очень страдает и переживает, и это сильно отражается на твоём состоянии, потому что... Распишешь, — Лёша постарался сгладить углы, но Чанов прекрасно понял намёк и только с опаской кивнул. — А я выскажу деканату свою дружескую привязанность и постараюсь письменно выразить, почему нам так важно поехать к твоей крёстной домой вдвоём и одновременно. В посёлке же много работы, правда?       — Но мы не поедем.       — Нет, конечно.       Саша тяжело вздохнул.       — Если нам повезёт, мы закончим со всем этим до конца академа и ещё успеем навестить её по-настоящему. Если ты хочешь, — добавил Лёша, перехватывая Сашин взгляд.       Оба понимали, что это предложение было лишь утешением, ведь всё не могло и в самом деле быть так просто, но даже несмотря на глухой протест здравого смысла, эти слова, произнесённые вслух, внушали надежду. Особенно Саше, который уже успел привыкнуть к тому, что если Лёша что-то говорит, то так оно, скорее всего, и будет.       Не выдержав напора этих обнадёженных, вновь засиявших энтузиазмом и преданностью глаз, Ганин смутился. Он уткнулся в телефон, не зная, куда себя деть, но вскоре отложил гаджет, возможно даже слишком резко для человека, который секунду назад имел к нему какое-то чрезвычайно важное дело, и поспешил стойко выпрямиться как ни в чём не бывало. «Взять себя в руки», — таков был план минимум, шаг от которого предвещал расстрел.       — Собирайся, — Лёша встал из-за стола и, прихватив с собой визитку и телефон, ретировался из кухни. Чанов только проводил его в полутьму коридора своим кротким взглядом.       — Вы за академическим отпуском? — было первым, что студенты услышали, войдя в деканат. Знакомое всем лицо секретаря осветилось сочувственной улыбкой. Женщина кивнула на Сашу и пояснила: — По вам видно.       — Да. Понимаете, его родственнице сейчас...       — Присаживайтесь, — женщина мягко перебила Лёшу и указала парням на уютный тёмно-зелёный диванчик. Она покопалась в полке стола и ловко выудила из папки образец необходимого заявления. — Пусть кто-то из вас будет первый. Вам же обоим нужен отпуск?       Лёша кивнул и обернулся к Саше, приглашая его первым заполнить заявление. В груди неприятно кольнуло, когда Ганин увидел, что на его друге лица нет. Кажется, он всё же решил дать волю своим мыслям и эмоциям, чтобы звучать убедительнее в деканате, как ему прежде посоветовал Лёша, и это сработало. Вот только советчику совсем не понравилась такая перемена.       Но выбора не было.       Саша медленно поднялся со своего места и прошёл к секретарше, которая негромко осведомилась о причинах такого выбора, а затем с готовностью пояснила, как правильно заполнить заявление и на что стоит обратить особое внимание. Послышались торопливые звуки пишущей ручки, и тогда Лёша тихо, чтобы не отвлекать, задал женщине терзающий его вопрос:       — Скажите, а мне могут дать академ, если я собираюсь оказывать помощь моему другу и его семье?       Секретарша озадаченно вздохнула.       — Не хочу вам соврать, но, возможно, у меня для вас плохие новости. Минуту, — заклацала мышка, когда женщина отвернулась к монитору, дабы найти нужное постановление. — Вот, — шепнула она удовлетворённо, — к сожалению, нет, если только у вас нет более веских оснований и документов, которые могли бы их подтвердить.       Ручка в чужих руках дрогнула. Саша сдавленно вдохнул и замер, думая, как ему незаметно исправить помарку.       — Хорошо, спасибо, — совершенно спокойно ответил Лёша и умолк.       Чанов вдруг почувствовал неприятное жжение в глазах. Он небрежно выправил свою ошибку и продолжил писать очень скоро, почти даже неразборчиво, желая покончить с этим делом как можно быстрее. Примерно через двадцать минут он отдал лист секретарше. Та его проверила и отложила в отдельную стопку, в которой уже находилось несколько бумаг, требующих рассмотрения.       Парни вышли в шумный коридор в неприятном молчании. Саша глядел себе под ноги, пытаясь сдержать непреодолимый всплеск, который теперь проявлялся в его вынужденной неразговорчивости, а Лёша перебирал запасные варианты, чувствуя некоторое облегчение от того, что хотя бы с предстоящим отсутствием Саши вопрос был решён. Он с обнадёживающей улыбкой обернулся к Саше, но нашёл его в ещё худшем расположении духа.       — Саш, — Ганин крепко взял друга за предплечья, — ты как?       — Не очень, — честно признался Чанов и жалобно посмотрел на Лёшу. — Я не хочу, чтобы ты рисковал, но почему-то мне ещё очень не хочется, чтобы у меня одного был академ. Это так нечестно с моей стороны...       — Слушай... — начал было Ганин, но вдруг осёкся, вспомнив, где они находятся. — Нам нужно идти.       Он опустил руки и потянул Чанова за локоть, чтобы направить за собой. Только после выхода на улицу он заметил, что его товарищ ко всему прочему ещё и заметно поник. Теперь они были больше похожи на отбившихся участников похоронной процессии, чем на двух студентов, один из которых получил возможность законно откосить от учёбы. Лёша свернул с дороги и нырнул под окна университета, чтобы ни одна пара преподавательских глаз не смогла случайно их обнаружить.       — Ты куда? — рассеянно воскликнул Саша, на что получил короткое:       — Я не закончил.       Ганин убедился, что Саша догнал его и готов слушать, и только тогда доверительно продолжил:       — Мы уже договорились, что пройдём это вместе. Пару дней я ещё похожу на пары, а потом просто воспользуюсь прогулом "по болезни". С тобой ничего не случится в моё отсутствие, — судя по ответному взгляду, Лёша правильно истолковал чужое недовольство и досаду; его рука вдруг оказалась в непослушных каштановых волосах, — а в остальное время я буду рядом. Тебе не нужно беспокоиться по этому поводу.       Чанов не успел толком обдумать эти слова, как почувствовал, что его губы непроизвольно растягиваются в улыбке.       — Ты прав... Спасибо, Лёша.       — Но тебе всё же придётся сидеть дома и не высовываться.       — Вот блин.       Лёша со смехом отнял руку от мягких волос, пока друг не успел запомнить этот опрометчивый жест с его стороны.       — Ну-ну, странно слышать такое от главного любителя прогуливать.       — С каких это пор я «главный любитель прогуливать»? — фыркнул Саша и картинно отвернул голову. — И даже если так, это всё равно разные вещи.       — Что ж, придётся тогда тебя нагрузить, чтобы ты не сильно скучал в четырёх стенах...       — Эй, нет, спасибо. Я сам найду, чем заняться.       — Да-а? Как жаль, — Лёша пожал плечами и развернулся, начиная движение вдоль стриженого газона, — а то мне уже пришло в голову пару вариантов.       — Ну, Лёш...       — Ну, Саш?       Оппонент выдержал минуту молчания, а затем и две, и три. Ганину сперва даже показалось, что Саша снова ушёл в себя, но стоило этой мысли зародиться в его светлой голове, как Чанов подал голос:       — Хорошо, — он поднял воодушевлённый взгляд на друга и с готовностью развеял его недоумение: — Я сделаю всё, что ты скажешь. Приготовлю поесть, помою полы, протру все поверхности так, как ты любишь, постираю всю нашу одежду, переберу носки, выбью ковёр...       На ковре у Саши, кажется, стали заканчиваться идеи, поэтому Лёше пришлось прийти ему на помощь:       — Вычистишь кота.       — Вычищу кота... — уверенно начал Чанов, но довольно скоро затих. — Подожди.       — Сваришь ботинки, — закивал Лёша и одарил Сашу тёплой улыбкой, наблюдая за тем, как в глазах напротив начинает появляться понимание.       — Если нужно будет, то я готов, — с гордостью поддержал Чанов, во всю представляя, как варит ботинки в их большой кастрюле советских времён.       — Я ценю это, — медленно ответил Ганин, вкладывая в эти слова немного больше смысла, чем мог сейчас считать Саша.       —Лаврова!       — Да? — чёрная голова высунулась из дверного проёма. Следователь поднял вверх руку с тонкой папкой и потряс ею в воздухе, прежде чем по-хозяйски подкинуть документ на соседний стол — рабочее место Ксюши, своей главной помощницы.       — Ознакомься с делом, через полчаса допрос.       — Что-то новое?       Ксюша в приподнятом настроении вышла из комнатки, которую Каун двумя неделями ранее великодушно представил ей как комнату «‎со всяким хламом» и «‎в общем гардеробную»‎‎. На девушке красовалась новая ветровка с эмблемой следственного комитета на манер тех, что выдают обычно волонтёрам за участие.       — Да-а, завезли новинку. Блистательную, — Николай Борисович усмехнулся и кивнул на дело с таким видом, будто прошлым вечером сам стал свидетелем буйств всех его участников в баре за углом.       Чужое веселье оказалось на удивление заразительным, так что на своё рабочее место Ксюша опускалась с задорной улыбкой, которую теперь не считала нужным скрывать от добродушного следователя. Она воодушевлённо взяла папку в свои аккуратные, но цепкие до невозможности ручки, твёрдо намереваясь получить от неё максимум информации, который сможет помочь ей угнаться за ходом мыслей своего наставника и прочесть большую часть его намёков, которые вполне могли быть брошены во время предстоящего допроса.       По промежуточным итогам её недолгосрочной практики можно было заметить, что Ксюша вполне неплохо справлялась со своей новой работой. Судить об этом можно было как минимум по тому, что она в кратчайшие сроки смогла найти общий язык со следователем, к которому была приставлена, несмотря на то, что это была далеко не самая простая задача. Каун, будучи разведённым мужчиной сильно за сорок, имел некоторые особенности, которые в народе называли «‎тяжёлым характером». Часто он был угрюм и до того молчалив, что сотрудники предпочитали лишний раз не вступать с ним в разговор, ведь в такой компании всякий человек мог почувствовать себя глупо от отсутствия какого-либо ответа, а редкое мычание со стороны собеседника мало кого могло устроить.       Правда, иногда можно было наблюдать и другую «‎крайность». Когда тому способствовали обстоятельства, Николай Борисович позволял себе отпускать нелестные комментарии касательно чужой работы и не успокаивался до тех пор, пока его оппонент не начинал ругать коллег вместе с ним. Впрочем, на то обычно были вполне объективные причины, отсюда же другое наблюдение Ксюши: Николай Борисович был до ужаса справедливым и совестливым человеком. Он никогда не забывал про существование заблуждений и чудовищных недопониманий, которые всегда приводили к неверным выводам, но вместе с тем был достаточно строг, чтобы не дать себя обмануть и не упустить саму суть. Это и восхищало, и привлекало Лаврову, следующую по пятам за следователем в попытках раскрыть некоторые тайны этой неоднозначной личности.       Так или иначе, у них нашлось много общего, что более чем благотворно сказалось на последствиях узаконенных преследований Кауна Ксюшей. Поначалу у неё стало получаться выводить Николая Борисовича на разговор — сильно помог чудодейственный кофе из автомата, о котором ей на ушко нашептала одна пожилая дама из участка, заметив усердие новенькой в покорении язвительного Эвереста, пусть и невысокого. Далее, учредив традицию приходить на рабочее место с ароматным стаканчиком в руке, Лаврова стала в меру нагло вторгаться в чужое личное пространство, интересоваться мнением следователя как в профессиональных, так и в околорабочих вопросах, что было для последнего и приятно, и лестно в какой-то степени.       Ксюша сама толком не заметила, как разболтала Николаю Борисовичу несколько громких студенческих сплетен, а тот в свою очередь прочёл ей несколько лекций о жизни участка, очень забавно давая характеристику здешним работникам: у Кауна была удивительная способность говорить серьёзно и внушительно и шутить при этом так, чтобы ни один мускул на его лице не дрогнул, какой бы бред он ни произносил в потоке своей речи. Эффект неожиданности делал своё дело и каждый раз, когда Ксюша ловила себя на мысли, что услышала только что что-то абсурдное, веселье вспыхивало в ней с особенной силой.       Озвучили они и свои принципы, которые оказались в сущности одинаковыми, что не могло не радовать обе стороны. Сближение проходило до того успешно, что, когда Лаврова вслух заметила красоту девушки на на фотографии в рамке, которая была спрятана от посторонних глаз за принтером на столе Николая Борисовича, следователь сделал только небольшую паузу перед тем, как с мягкой и грустной улыбкой пояснить, что это его дочь.       — Правда? — Ксюша почувствовала тонкий укол виноватого сочувствия, увидев на чужом лице новое для неё сентиментальное выражение, но не решилась больше задавать вопросы, опасаясь показаться бестактной. — Она, должно быть, очень милая и робкая.       — Не поверишь, но в детстве она была катастрофой, — Каун поправил рамку свободной рукой, будто до этого фотография стояла криво. — Помню, как она чуть не вырвала бедной девочке все волосы, когда оттаскивала хулиганку от дворовой кошки. Но ты права. Она замечательная.       «‎Она очень похожа на вас», — вертелось на языке, но Ксюша промолчала. Она решила, что лучше будет обходить эту тему стороной, чтобы ненароком не пересечь тонкую грань приятной ностальгии и болезненной сентиментальности, и только молча добавила ещё один факт в своё мысленное досье на Кауна Николая Борисовича: разведён, по дочери скучает. Для Лавровой было в новинку, что по мере укрупнения этого необычного досье росло и искреннее желание соответствовать, продолжать оправдывать возлагаемые на неё надежды, не разочаровывать и всегда быть «‎на подхвате», и Ксюша ровным счётом ничего не могла с собой поделать, с головой окунаясь в этот преступно интересный мир.       Ксюша недолго рассматривала скромное оформление папки с новым делом — на обложке не было ровным счётом ничего интересного, разве что за номер под скотчем на корешке мог зацепиться взгляд, но и то было не особо важно. Она сделала глубокий вдох, силясь спрятать довольную улыбку на лице — она будет странно выглядеть, если там вдруг окажутся фотографии расчленённых трупов, правда? — и всё же её не получилось стереть до конца даже в тот момент, когда рука наконец откинула на удивление увесистую обложку.       Уголки её губ резко дрогнули. «‎Лучше бы это была расчленёнка», — мелькнула нервная мысль в голове и оставила после себя чудовищную пустоту. Ксюша попыталась сделать вдох как ни в чём не бывало, но вместо этого к ней пришло осознание, что она скорее задохнётся, чем глотнёт ещё хоть немного воздуха. Однако вдохнуть ей всё же удалось, и этот рывок эхом вспыхнул острой болью в груди. Кольнуло. Перестало. Сердце забилось как бешеное, а голова неприятно закружилась. Ксюша никогда не падала в обмороки, но в эту секунду ей показалось, что это будет её первый раз.       На первой странице была небрежная россыпь фотографий — кто-то их видел, кто-то печатал, кто-то перебирал, кто-то вложил их сюда. Девушка бросила дикий взгляд на следователя, думая, что это какая-то шутка, но увидела только, что тот с абсолютно посредственным видом клацает мышкой, по своему обыкновению хмуро глядя в монитор. Для него всё это выглядит... Нормально? Лаврова с опаской перевела взгляд на фотографии и холодок прошёлся по спине, когда она увидела лицо, которое казалось всё более знакомым с каждой прошедшей секундой. Она тяжело сглотнула и стала читать.       «Убийство», «‎главный подозреваемый», «‎бежал с места преступления» — каждое слово с чудовищной силой било по голове, как будто весь мир, сузившийся до размеров небольшого кабинета, был чугунным колоколом, а Ксюша — его языком. Ведь здесь какая-то ошибка? Какие фокусы, какое убийство, какой розыск, ведь это — Саша. Её Саша.       Голова шла кругом. Лаврова читала, переворачивала страницы, брала в руки то, что можно было взять, боясь, что холодные мокрые ладони могут сыграть с ней злую шутку, пыталась запомнить всё до мельчайших подробностей, но её мысли были заняты только одним.

      «‎Что мне с этим делать?»

      Ответа не было, а страх продолжал острыми когтями впиваться в кожу, поднимая волосы на затылке. Ксюша вполне ясно ощутила, что готова потерять самообладание здесь и сейчас. Пытаясь спрятать дрожь в пальцах, она отложила дело и решительно встала, вопреки своему желанию вскочить с места и убежать прочь.       — Николай Борисович, — скороговоркой сорвалось с губ девушки, — я на минутку.       — Волнуешься? — вопрос застал Лаврову врасплох. Она пошатнулась, огибая свой стол по периметру, и тут же поспешила выдавить из себя нарочито неловкую улыбку.       — Немного.       Следователь по-прежнему не глядел на неё, но Ксюша решила на всякий случай не испытывать силу его бокового зрения, а потому шустро вынырнула в коридор и засеменила к ближайшему туалету как можно более естественно для человека, в одно мгновение оказавшегося меж двух огней. Теперь неудобное расположение уборной, а находилась она в самой глубине коридора, показалось ей самым настоящим подарком судьбы, а то, что женщин в этой части участка можно было по пальцам пересчитать, — благословением.       Лаврова заперлась в одноместной уборной и первым делом поспешила умыться. Ледяная вода принесла лишь немного ясности в происходящее. Ксюша уставилась в бледное и испуганное лицо напротив, что отражалось в овальном зеркале над раковиной, и мысленно содрогнулась — так вот что значит «‎всё на лице написано». Её разрывало изнутри жгучее желание произнести одну чудовищную мысль вслух и, не теряя ни минуты, опровергнуть увиденное, рассказать Николаю Борисовичу, что в деле точно произошла какая-то ошибка, что человек на фото никак не может быть главным подозреваемым в убийстве. Но здравая часть её упорно молчала, поджимая губы. Она понимала, в каком скользком положении оказалась сама.       Разве это не подозрительно? Её родственник, с которым она находилась в самых дружеских и доверительных отношениях, с которым она имела так много сношений и поддерживала более чем тёплое общение, оказывается преступником, а она, совсем недавно поступившая на свою пусть и небольшую, но вполне весомую в контексте этой точки зрения должность, начинает за него заступаться, причём необъективно — откуда ей знать, что Саша действительно невиновен? Ксюша чувствовала себя отвратительно, на полном серьёзе допуская мысль, что Саша и правда мог кого-то убить, но она не знала, как ей быть иначе. Торжество справедливости было её долгом в первую очередь.       «Заставить его рассказать всё до мельчайших подробностей. Заставить признать свою вину», — рассуждала Лаврова, глядя себе в глаза, как будто действительно вела беседу со своим отражением. — «‎Это было бы смягчающим обстоятельством». Но, чем дальше заходила её нервная живая мысль, тем больше факторов, совершенно от неё не зависящих, стопорило лихорадочное планирование. Секунды, а за ними минуты проносились возмутительно быстро, и вскоре стало слишком поздно и дальше размышлять о безвыходности своего положения.       «‎Ждать», — отдала мысленный приказ Лаврова и в последний раз попыталась что-то сделать со своим лицом, добилась едва ли удовлетворительного результата и с чувством покинула нейтральную зону, предрекая скорую погибель. Свою ли, Сашину или чью-то ещё — оставалось загадкой.       Время до допроса прошло для Лавровой как в тумане. Она всё глядела в стол и скрытно теребила краешек своей тетради. Правда, иногда она всё же собиралась с мыслями и поднимала взгляд на Николая Борисовича, особенно в те минуты, когда стук его клавиатуры неожиданно прекращался, а сам он производил тот самый тяжёлый вздох, который означал, что следователь вот-вот решится на какое-то разнообразие: заведёт разговор или отправит Ксюшу за кофе.       В этот раз верх одержала вторая опция, так что Ксюше пришлось встряхнуть головой и с доброжелательной улыбкой отправиться на выполнение порученного ей задания, и всё, право, было хорошо и даже в некотором роде прекрасно. Ровно до тех пор, пока Лаврова по неосторожности не опрокинула на Кауна стаканчик с обжигающим напитком. Девушка чуть ли не со слезами извинялась перед следователем, носилась по кабинету, пытаясь хоть как-то искупить свою вину, что, к слову, сильно помогло ей отвлечься от проблем насущных, и не успокоилась до тех пор, пока не узнала, что мужчина обошёлся малой кровью.       К счастью, горячий удар кофе принял на себя пиджак Николая Борисовича, причём почти полностью, так что проблема решилась частичной сменой одежды — пришлось ограничиться одной белой рубашкой. Простота этого образа невольно сделала внешний вид Кауна куда более располагающим к себе, потому как Николай Борисович стал внешне проще и понятнее, и именно это вскоре здорово сыграло обоим работникам на руку, в чём Ксюша никогда не признает свою заслугу.       В спешке кабинет был прибран, а последствия нежданного обвала стёрты с лица земли так же быстро, как скука — с лица беспристрастного следователя, прежде чем в помещении появились ещё двое. За тихим щелчком дверной ручки последовало короткое затишье, а после робкие шаги проследовали в середину комнаты, являя присутствующим невысокую девушку в белой юбке-солнце и тонкой голубоватой кофточке. На первый взгляд могло показаться, что в тонкой фигуре напротив нельзя было найти хотя бы что-то примечательное, но это стойкое ощущение сохранялось ровно до той минуты, пока взгляд не останавливался на опущенных серо-голубых глазах, скрывающих в себе океаны слёз, неизведанные тайны и истину.       — Присаживайтесь сюда, — указал следователь, войдя в рабочее положение в ту секунду, когда полицейский привёл к ним первого свидетеля. — Представьтесь, пожалуйста, — он коротко кивнул Ксюше, чтобы та начала записывать ход допроса, и она принялась непрерывно строчить что-то в своей тетрадке.       — Мархотко Юлиана Олеговна.       — Приятно познакомиться. Возможно, вы уже знаете, что я — Каун Николай Борисович — назначен следователем по делу, известному общественности под названием «‎Фокусник-убийца». У следствия есть информация, что вы были на месте преступления и можете выступить в качестве главного свидетеля. Я прав?       — Да, вы правы, — девушка на мгновение подняла припухшие глаза на следователя, но вскоре снова опустила свой взгляд в стол.       — Хорошо. Пожалуйста, расскажите, что вы делали в день происшествия.       — Это был день моей свадьбы, поэтому я встала рано, около шести утра. Затем началась подготовка к празднику, большую часть времени мной занимались визажисты и швея. Не думаю, что я могу выделить что-то особенное.       — В какой момент на свадьбе появился фокусник?       — Я не знаю, — Юлиана сдержанно покачала головой. — Я не выходила к гостям до начала свадебной церемонии.       — Вы каким-либо образом взаимодействовали с подозреваемым?       Аккуратные брови девушки дрогнули, мимолётно выдавая на её лице какое-то сожаление.       — После церемонии он вертелся возле меня, показывал фокусы и шутил...       — По какой причине, можете предположить?       — Я... Из-за наплыва чувств мне стало немного грустно, возможно, он просто пытался меня поддержать, — Юлиана взяла себя в руки после первой же осечки и произнесла своё предположение довольно сухо.       — Вы видели, как подозреваемый делал что-то подозрительное? К примеру, проводил рукой над бокалом покойного, якобы колдуя, или сам разливал шампанское.       Неожиданная пауза перед ответом допрашиваемой заставила Ксюшу против воли обнадёженно поднять на девушку взгляд, взмолившись всем богам, лишь бы она ответила как можно более неопределённо.       — Нет, не видела, — сердце Лавровой радостно встрепенулось.       — Вы уверены?       — Да.       — Может быть, у вас есть что-то ещё, что вы могли бы нам рассказать? Какие-то предположения, как яд мог оказаться в бокале погибшего?       — Я не могу этого знать, — тихий, но твёрдый ответ ждал следователя.       — Мы можем гарантировать вашу безопасность, если вы знаете что-то, но опасаетесь об этом говорить. Любая мелочь способна помочь следствию.       Девушка покачала головой, всё ещё не отрывая взгляда от стола. Николай Борисович попытал удачу временным затишьем, но оно не принесло ровно никаких плодов, и допрос был продолжен в немного более мирном русле. Весь этот процесс проходил чуть более двух часов, так что Ксюше пришлось даже подгадать удачный момент, чтобы запустить ноутбук на своём столе и продолжить печатать уже в ворде — она не думала, что допрос будет долгим, да и за спешной ликвидацией последствий разлитого кофе совсем не сообразила, что на ноутбуке печатать было бы и быстрее, и удобнее.       Как бы то ни было, допрос был завершён, а свидетельница благополучно отпущена домой, и в кабинете снова стало светло и спокойно. Ксюше удалось перебить свою тревогу касательно страшной тайны, обладательницей которой ей «‎посчастливилось» стать, так что сейчас она спокойно приводила текстовый документ в надлежащий ему порядок, чтобы его было не стыдно перекинуть Николаю Борисовичу, и параллельно пыталась не думать о том прекрасном мгновении, когда она окажется дома в одиночестве, предоставленной самой себе и мыслям, которые всё не переставали роиться в голове.       Прошло немного времени, прежде чем файл был благополучно перекинут следователю на почту, а сам он, с видом вполне удовлетворённым, пробежался по содержимому глазами и произнёс заветное:       — Хорошо! Сегодня ты можешь быть свободна, дальше я сам справлюсь.       — Спасибо, — немного растерянно отозвалась Ксюша и нехотя поднялась со своего рабочего места, чтобы отправиться в «‎гардеробную» за своими вещами.       — Как тебе допрос? — прилетел ожидаемый вопрос, и Лаврова с улыбкой в голосе отозвалась:       — Всё прекрасно! Только в следующий раз мне надо будет сразу писать на ноутбуке. Но это определённо было интересно и волнительно.       — Да-а, допросы они такие, — покивал Николай Борисович со знанием дела. — Нам бы ещё этого фокусника сюда, мы бы тогда быстро всё по полочкам разложили. Предчувствие у меня какое-то странное на его счёт.       — Думаете? — отозвалась Ксюша, стараясь не выдавать своей крайней заинтересованности, и остановилась на полпути к выходу. На лице следователя было не знакомое ей прежде выражение.       — Чем больше улик и информации, тем лучше, — соскочил с темы Николай Борисович и напоследок улыбнулся. — До свидания, Ксения.       — До свидания, Николай Борисович!       Щелчок — дверь закрылась. С неприятным жжением слёзы подступили к глазам и крупными горячими каплями стали скатываться по щекам.       Это показалось Ксюше разумным поводом посетить участковую уборную ещё раз.       — Это... Что ещё такое? — Ганин накрыл свои губы рукой, пытаясь звучать если не серьёзно, то хотя бы спокойно, но дрожащие плечи выдали его с потрохами. Потрёпанный, весь красный от стыда и волнения Саша возмущённо преградил другу обзор на белую ванну, в которой плескалось розовое безобразие в облике некогда белоснежных брюк.       — Смешно тебе, да? Так, ладно, я понял, я сам разберусь, иди отсюда, — и с этими словами горе-прачка стала выталкивать из маленькой комнаты откровенно ржущего над ней Лёшу.       — Да не, стой... — Ганин упёрся руками в плечи друга и сопротивлялся его напору как мог, но ему было суждено позорно проиграть в этой битве — что ни говори, а Саша всё-таки физически превосходил его. Вытолкнув из ванной своего дражайшего друга, а вместе с тем и объявившегося предателя, Саша резко отвернулся от него с самым угрюмым и сконфуженным выражением, какое только могло выдавить его лицо, а после вновь опустился на колени перед результатом своих тщетных попыток наконец отстирать злосчастный костюм фокусника.       Возникшая перед глазами картина только усугубила ситуацию, так что Лёше пришлось на минуту уйти в спальню, якобы оставить вещи, а на деле отсмеяться, и только после этого Ганин почувствовал в себе достаточно силы, чтобы вернуться к своей бабке с разбитым корытом и поинтересоваться без злого умысла:       — Почему ты вообще взялся за это?       Саша перестал ковырять пальцем шершавое дно и повернул к Лёше голову с жалобным взглядом.       — Ты сказал мне заняться чем-нибудь полезным. Сначала я прибрался, а потом решил приготовить что-нибудь на обед, но в холодильнике ничего не было, а ты сказал мне ни в коем случае не выходить из дома. Поэтому я стал искать другое занятие и вспомнил про... это, — нежно-розовая вода булькнула под его рукой.       — Ясно, — только и ответил Лёша, взывая к своему титаническому спокойствию, которое так часто помогало ему оставаться на плаву. Он достал телефон из кармана и быстро стал набирать запрос в гугле. — Неужели мудрые советы людей из мэйл ру не помогли тебе отстирать вино от белой вещи?       По тяжёлому вздоху снизу Ганин понял, что очень сильно заблуждался, формулируя свой вопрос.       — Я думал все пятна отстирываются одинаково.       Молчание Лёши было более чем красноречивым.       Ганин перешёл по первой же ссылке и пробежался глазами по статье о том, как отстирать пятно вина от разного рода одежды и наткнулся на пункт, который вселил в него немного надежды. В нём говорилось о старых пятнах, а в качестве решения предлагалось вооружиться перекисью водорода, хозяйственным мылом и терпением. Всё, кроме первого, у них имелось. Лёша направился в комнату за кошельком, бросив Саше ёмкое:       — Смени воду, я в аптеку за перекисью.       — Можно я с тобой? — подорвался с места Чанов, торопливо вывесил бедный предмет одежды на перекладину для занавески и подлетел к Лёше с руками, сложенными в умоляющем жесте. — Пожалуйста, Лёша...       — Слышишь сирены?       — Какие? — Саша мгновенно притих.       — Полицейских машин, которые выехали на сообщение о том, что кто-то видел на улице разыскиваемого преступника.       — Ну, Лёш, — застонал «‎заключённый». — Алексей, сжальтесь, аптека в соседнем доме, сейчас ещё рабочее время, нас никто не увидит.       Ганин скептично посмотрел на перспективу взять Сашу с собой, но в конце концов он ничего не смог с этим сделать и ему пришлось пойти на столь неоправданный риск, заставив друга нацепить на себя кепку и медицинскую маску.       Возможно, если бы Лёша владел даром провидения, он бы ни в жизнь не пустил Сашу за порог квартиры и не вышел бы сам, наплевав на все нужды, но, к сожалению, видеть будущее он никак не мог, так что парням вскоре пришлось довольствоваться чудовищными последствиями своей небольшой прогулки.       Стоит сказать, что Ксюшу уже долгое время — а время тянется ужасно медленно для людей, страдающих от бессонницы — мучили всевозможные догадки и домыслы, и она была попросту неспособна вернуться к нормальному образу жизни, пока главный вопрос, поставивший на кон всю её человечность, оставался нерешённым. Действительно ли Саша — тот человек на фото? Сходств было настолько много, что было даже смешно ставить это под сомнение, но отчаяние всегда заставляло личность идти на крайние меры.       Девушка поклялась себе, что ни в коем случае не пойдёт разбираться во всём самостоятельно, но по прошествии одной безумной ночи она была готова предать отца и мать, не говоря уже об осуществлении какого-то, как ей казалось теперь, безвредного для дела и очень полезного для её совести визита, который она собиралась нанести своим старым друзьям как можно скорее. Четыре пары, как можно было догадаться, отнюдь не способствовали улучшению физического и морального состояния Ксюши, отчего она стала просто невыносимой: то раздражительно язвила всем подряд, то картинно вздыхала и закатывала глаза, разумеется, против воли, то уходила в полное игнорирование происходящего вокруг, лёжа калякая сомнительные надписи в конспекте.       Домой она вернулась в состоянии гремлина, и, будь всё немного проще, обязательно бы завалилась спать, чтобы проснуться вновь миролюбивой красавицей, готовой простить людям всё на свете и дальше плыть по течению жизни без лишних волнений. Лаврова смерила хмурым взглядом своё отражение в зеркале в прихожей, щёлкнула дверным замком, с трудом дошла до спальни и плюхнулась на плохо застеленную кровать, громко звякнув упавшей на пол сумкой. Она предавалась тлену долгие десять минут, после перевернулась на спину.       Белый потолок едва ли мог заинтересовать кого бы то ни было, зато Ксюше он снова напомнил о фокуснике, и она со стоном накрыла лицо подушкой. Девушка почувствовала, что у неё дёргается глаз.       «Либо я умру, либо узнаю что-то ещё, и лучше бы этой вещи меня хоть немного успокоить‎», — решила Ксюша и поднялась с кровати с каменным лицом. Секунду подумав, стоит ли брать с собой сумку, она махнула на неё рукой, прихватив только телефон и свою связку ключей, и решительно направилась к выходу. Очень удобно быть хозяйкой двух квартир в одном подъезде, особенно когда в одной из них обитает твой друг-квартирант, которого ты подозреваешь в убийстве.       Девушка спустилась на второй этаж и сжала в кулаке связку ключей, чтобы не выдать досрочно своего появления. Несколько секунд она сверлила дверь взглядом и прислушивалась. Возможно ли, что оба сейчас спали? Стук в дверь никак не исправил положения, так что Ксюша, обычно бесцеремонно влетавшая в эту квартиру по особой надобности, осторожно дёрнула ручку. Дверь оказалась не заперта.       — Са-аш, — Лаврова переступила через порог и захлопнула за собой дверь, решив дать парням последний шанс услышать её проникновение и как-то на него отреагировать, но ответом ей послужило долгое молчание. — Лёша-а?       Почувствовав, что это её шанс, она бросилась в спальню, проверила шкаф, порывисто заглянула в закрытую комнату, осмотрела кухню и выжгла взглядом стены в туалете. По квартире то и дело раздавались порывистые шорохи и стуки, но даже так Ксюше казалось, что самым громким в этом месте были и остаются оглушительные удары её сердца. Она чувствовала себя так, словно делает что-то ужасно неправильное и даже незаконное, но теперь, зайдя так далеко, она просто не могла остановиться на половине пути.       Ксюша схватилась за очередную ручку и распахнула открытую дверь в ванную, тут же оцепенев от страха. Рука соскользнула и по слуху больно резануло грубое «‎клац!», которое эхом отразилось от голых стен, заставив Лаврову отшатнуться от белых, как казалось в полутьме, брюк, что висели прямо на уровне её глаз. Тут же на стиральной машине лежал и чёрный пакет с выглядывающим из него белоснежным содержимым и, чёрт бы Сашу побрал, чёрно-красным галстуком в ромбы. Ксюша сделала два прерывистых вдоха и дрожащими руками достала телефон из кармана. Несколько фотографий — этого должно быть достаточно.       В какой-то момент Лавровой показалось, что ей нечего терять. Она прикрыла ванную комнату, как будто и не было здесь её следов, и торопливо прошла в спальню, надеясь найти что-нибудь ещё. Немного покопавшись в чужих вещах, она поняла, что это провальная стратегия, и стала нервно оглядываться по сторонам, дабы найти более полезный источник информации. На глаза попался Лёшин ноутбук. Ксюша немного сомневалась, что Лёша стал бы опрометчиво оставлять двусмысленные данные на каком бы то ни было носителе, но, с другой стороны, его ноутом мог воспользоваться Саша, так что какой-то шанс сделать ещё одно важное открытие всё-таки был.       Девушка нависла над техникой, ожидая загрузки, и стала лихорадочно думать: могли ли эти двое быть в сговоре? Несомненно, Лёша был умным мальчиком, он мог быстро раскусить Сашу, появись у него хоть малейший повод усомниться в чужом благополучии, да и разве стал бы Саша так открыто стирать одежду разыскиваемого преступника, живя с соседом, не посвящённым в его тайну? «‎Как они вообще могли оставить костюм как есть, так ещё и вывесить его практически на самом видном месте?» — гневно подумала Ксюша, желая как следует отругать парней за ужаснейшую непредусмотрительность, когда ноутбук очень кстати запустился, напомнив ей, на чьей она стороне.       Она незамедлительно нырнула в историю браузера и очень скоро пожалела, что сделала это так поспешно и без всякой подготовки, потому что картина была следующая: первым, а равно последним, шёл запрос «‎как отстирать вино от белой одежды»; дальше — «‎что нужно для того чтобы взять академ»; ниже, но не по значимости — «‎что делать если ты влюблён в лучшего друга и вы оба парни».       «Что делать, если ты...‎» — можно представить, как округлились глаза девушки, когда она увидела этот запрос и в полной мере осознала, что её вечно спокойный, вежливый и в целом даже обаятельный друг влюблён в её непутёвого братца, который убил богатого и влиятельного человека на его же свадьбе и... «‎О, боже, а если они пытаются сейчас уехать из страны?» — спохватилась Ксюша, но вовремя услышала отдалённые голоса в подъезде. Она едва успела завершить работу ноутбука, когда входная дверь широко открылась и в квартире появились двое. Лаврова замерла на месте, как пойманная с поличным. Голоса сразу притихли.       — Эта сумка?.. — удивлённо раздалось из прихожей, и девушке пришлось натянуть на лицо как можно более правдоподобную улыбку, чтобы вынырнуть из комнаты с приветливым:       — О-о, вернулись! Лёш, я у тебя конспект хотела одолжить, помнишь, ты говорил, что можешь дать?.. — Ксюша заметила, что Саша немного занервничал, хотя старался не показать этого, но сделала вид, что ничего такого она не видела. Лёша выступил вперёд, преградив ей дорогу к другой половине квартиры.       — Да, помню, — Ганин не оглядываясь передал назад полупрозрачный пакет с чёрной бутылочкой внутри и прошествовал вперёд, заставляя Ксюшу пройти обратно в комнату перед ним. Лаврова увидела краем глаза, как одна высокая фигура шмыгнула в ванную.       «Сообщники‎», — с досадой подумала девушка, когда неловко приняла в руки сунутый ей конспект.       — Спа-асибо большое, — с наигранной радостью отозвалась она и быстро вышла в прихожую. — Ну ладно, у меня ещё много дел, так что не буду вам досаждать.       Подхватила сумочку, улыбнулась напоследок — и скрылась с места происшествия. Лёша запер дверь и выждал, когда приглушённые шаги по ту сторону затихнут, и только тогда зашёл к Саше в ванную. Тот стоял над раковиной с замоченными в воде носками, подпирая ногой шкафчик в углу, в который спрятал чёрный пакет с костюмом.       — Она же не видела? — сквозь ком в горле спросил Чанов, чувствуя себя полностью виноватым в их фатальной оплошности.       — Надеюсь, что нет, — только и смог ответить Ганин, с неприятным чувством вспоминая странный блеск Ксюшиных глаз.