Варенье из одуванчиков

      Семь месяцев спустя.       Пора было вставать, но Мэй всё ещё валялась на футоне, раскинув руки в стороны и уставившись в потолок с задумчивым выражением лица.       — Влюбилась, — тихо произнесла она, накрыв ладонью грудь и почувствовав, как бешено колотилось сердце. — Я влюбилась в Кёджуро Ренгоку.       И вполне себе серьёзно. По-настоящему.       Впервые она поняла, что влюблена, когда охотник сказал, что готов слушать её истории хоть всю жизнь. Это произошло три недели назад, когда они сидели одни дома. Он произнёс это невзначай, погружённый в раздумья, не осознавая, какое влияние его слова оказали на Мэй. Тогда Кавасаки вдруг замерла, и её ложка зависла в воздухе над баночкой с вареньем. После этого она отодвинула угощение, озадаченно глядя на него, и почувствовала, как по телу пробежала сладостная дрожь. Тогда Мэй осознала, что все чувства, бурлящие внутри неё, имели свою причину. И всё это — любовь.       Вот так и случается: сидела, думала о своём, и вдруг — осенило. Влюбилась.       Ей нравилось слушать смех истребителя, смотреть в его сияющие глаза, видеть радостную улыбку и ощущать тепло его рук. Оставаться рядом с ним — уже счастье. Кёджуро Ренгоку понравился Мэй с первой встречи. Сначала это оказалась обычная симпатия, но с каждым днём чувства крепчали, обвивая целиком душу. Если раньше он вызывал у Кавасаки интерес, то теперь её привязанность стала глубже и сильнее. И вот сейчас… Она влюблена. Это осознание оказалось настолько неожиданным, что ещё несколько дней Мэй пыталась прийти в себя. Было сложно поверить, что её сердце способно испытывать нечто подобное.       — Люблю, люблю, люблю, — прозвучал в тишине комнаты хрипловатый голос Кавасаки.       На её лице появилась улыбка, и она счастливо зажмурилась, крутясь на футоне. Как же приятно ощущать любовь — сахарное и немного волнующее чувство, заставляющее каждую клеточку тела дрожать от радости. В то же время оно такое нежное и уютное, словно долгожданный поцелуй весны после затяжных морозов.       И это не сон. Всё реально.       Мэй продолжала вздыхать, полная трепета, пока вдруг не села, смешно сдув прядь волос со лба. Захотелось обнять Кёджуро. Прямо сейчас. И было всё равно, что она не могла это сделать из-за сковывающего смущения, а ещё — из-за отсутствия охотника в поместье. В любом случае, все эти мысли дали толчок бодрости.       Кавасаки окончательно проснулась и встала с постели. Затем заправила одеяло, привела в порядок волосы, умылась — всё, как обычно по утрам. Пара взглядов в зеркало, мягкая улыбка. Настроение на высоте. Даже затянувшиеся поиски нянечки Микото не могли её огорчить.       Как ситуация с прошлым Мэй прояснилась, Шинджуро сразу отправил письмо дальним родственникам покойной жены. Ответ пришёл лишь спустя пару месяцев: «Если что-то узнаем, сообщим». Это слегка успокаивало: поиски, наконец, сдвинулись с мёртвой точки. Может, нянечка отправилась в путешествие? В молодости она всегда искала приключения, и кто знает, возможно, сейчас Микото снова учудила что-то невероятное.       С этими мыслями Кавасаки покинула свою комнату. Она уже так обжилась в родовом гнезде Ренгоку, что считала его своим домом. Все нерешённые вопросы остались позади — теперь в поместье мечников царили мир и идиллия. И хоть разъяснения перед настойчивым Тенгеном и очаровательным Сенджуро были непростыми, в итоге всё удалось уладить со словами: «Тенген, не лезь не в своё дело. Сенджуро, всё хорошо». Узуй, правда, пытался протестовать какое-то время, но потом сдался — всё-таки не его семья и не его правила. Другие охотники быстро узнали от него, что не стоило лезть с новыми вопросами, и предпочли просто молчать. Ведь жили Ренгоку спокойно и без забот — этого было вполне достаточно.       Между тем Кавасаки, неспешно идя по узкому коридору, потянулась и аккуратно почесала подбородок. Подойдя к кухне, она услышала неторопливое шарканье и звон посуды. Улыбнувшись, Мэй отодвинула сёдзи.       — Доброе утро, — сказала она.       Шинджуро обернулся, окинув её взглядом, не прекращая чистить овощи.       — Здравствуй. Как спалось?       С недавних пор глава дома взял на себя обязанности по готовке. Не из-за того, что не хватало рук, просто ему наскучило сидеть в своей комнате без дела. Поэтому каждое утро теперь начиналось с плотного и аппетитного завтрака.       Также Ренгоку увлёкся керамикой. Чашки, тарелки, чайники — всё это получалось у него довольно неплохо. Шинджуро даже начал продавать свои изделия. Ведь дополнительный доход в доме никогда не помешает. Мэй тоже не собиралась долго сидеть на месте. В голове у Кавасаки уже созрел хитрый бизнес-план: она собиралась торговать вареньем из одуванчиков. Осталось дождаться тёплого сезона для сбора цветов, а потом можно завоёвывать сердца людей волшебной сладостью. И, кажется, глава семьи ещё прекрасно осознавал, что творилось во влюблённом разуме Кавасаки, но предпочёл оставить мысли при себе. Интересный человек, ничего не скажешь. Всем своим видом дал понять: «Разбирайтесь сами, меня не трогайте». И на этом, собственно, спасибо.       Сев за стол, Мэй внимательно наблюдала за монотонными движениями Шинджуро.       — Спалось отлично, как всегда, — ответила она спокойным голосом.       Это был своего рода ритуал — спрашивать о сне каждое утро. Без этого вопроса магия дня могла бы разрушиться. Сама Кавасаки относилась к этому вопросу с серьёзностью, стараясь поддерживать баланс в мире, особенно — в доме Ренгоку.       Затем она спросила, как и полагалось:       — Не хотите чаю с вареньем?       Шинджуро закончил с овощами, аккуратно отложил нож и убрал за собой.       — Хочу.       Мэй встала, подошла к главе дома и достала с полки фарфоровый чайник, наполненный свежезаваренным чаем. Кавасаки ухмыльнулась уголком губ — старший Ренгоку, как всегда, ответственно относился к утреннему волшебству и заранее заварил напиток, зная, что Кавасаки придёт первой. Обычно всё шло по привычному распорядку: Кёджуро уходил на рассвете на миссию, затем просыпался Шинджуро и занимался завтраком, после приходила Мэй, а уже потом — Сенджуро. Иногда всё менялось, и мечник оставался в поместье, тогда он вставал чуть позже Кавасаки. Никто не обговаривал эти правила — они сложились сами по себе со временем. В общем, если говорить прямо, большая обезьяна верила в чудеса и поэтому вдумчиво подходила к утренним правилам. Глава дома считал: если всё пройдёт по плану, день будет удачным. Хотя сам Шинджуро об этом не говорил вслух, обезьянка Кавасаки интуитивно уловила его мысли, словно у них появилась особая связь через варенье.       Мэй поставила чайник на стол, а Шинджуро принёс баночку варенья. Кавасаки довольно подчерпнула ложечкой приятную сладость. Утреннее солнце пробивалось сквозь окна, рисуя на полу и стенах светлые узоры, а вместе с ним в воздухе разливался нежный аромат чая, смешиваясь с запахом свежести. Ренгоку подвинул к собеседнице тарелку с рисовыми лепёшками, и она с удовольствием приняла угощение. Он же начал добавлять варенье в чай, уже не пытаясь скрыть свою любовь к лакомству.       — Сегодня будем читать? — неожиданно спросил он.       Она воодушевлённо кивнула, и его лицо просветлело. В их доме появилась новая, очаровательная традиция — вечерами все собирались в гостевой комнате, чтобы послушать, как кто-то читает вслух книгу. Обычно рассказ выбирал тот, кто собирался его читать; в этот вечер очередь была за Мэй.       — Да, — ответила Кавасаки с блестящими от нетерпения глазами. — Я уже выбрала очень интересную историю.       — Что за книга? — с любопытством поинтересовался Ренгоку.       Мэй на мгновение приняла таинственное выражение лица, приложив указательный палец к подбородку. На этот раз она остановилась на необычной сказке о девятихвостой кошке, исполняющей желания — горной наико, спускающейся на зов людей.       — Это секрет, — ответила она с загадочной улыбкой. — Узнаете, когда начнётся чтение.       Шинджуро невольно рассмеялся и покачал головой.       В этот момент сёдзи снова отодвинулись, и в комнату вошёл заспанный Сенджуро, лениво потирая глаза кулаком. Он без слов подошёл к Кавасаки и тихо обнял её, уткнувшись носом в её плечо. Смотрелся он как маленький совёнок с волосами, торчащими в разные стороны.       Кавасаки и глава дома переглянулись и улыбнулись.       И всё же.       Как же Мэй хотелось обнять Кёджуро.

⋇⋆✦⋆⋇

      Обычно, когда Кёджуро хотел поблагодарить за еду, он говорил: «Вкусно!»       Если блюдо особенно понравилось, добавлял: «Очень!»       Но когда дело касалось стряпни Мэй, его восторг не знал границ — он восклицал: «Невероятно!» и «Превосходно!», а иногда и «Великолепно!»       Это всё к тому, что Кавасаки знала его привычки наизусть — настолько хорошо она изучила мечника.       Вот уж и правда влюбилась по уши.       Кто бы мог подумать, что, находясь рядом с ним, она будет чувствовать себя настолько счастливой? Кёджуро оказался удивительным человеком с доброй душой и горячим сердцем — заботливым сыном, братом и…       «Я люблю…» — снова проскользнула эта мысль в её голове.       Мэй остановилась в центре небольшого сада на заднем дворе поместья, ощутив, как холодный воздух проникал под одежду. Кавасаки поёжилась и выдохнула. Из губ вырвался горячий пар, растворяясь в ночи. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь тихим шуршанием ветвей деревьев. Смущённо опустив голову, она сжала пальцами ткань кимоно. Сегодня мечник задерживался — он не пришёл на ужин и пропустил чтение сказки. Досадно, но в глубине души Мэй знала: он обязательно вернётся и скажет ей что-то тёплое. Эта мысль переполняла её искренней радостью, стремящейся вырваться наружу через яркие слова и нежные улыбки.       Вдруг неподалёку раздались голоса. Мэй прислушалась — среди общего гомона она уловила бодрые восклицания Сенджуро, а затем чьи-то уверенные шаги, приближающиеся к ней. Кавасаки намеренно не обернулась, затаив дыхание. Звуки за спиной становились всё отчётливее. Шаг, ещё один — с каждым вздохом сердце билось сильнее обыкновенного. Упоительное волнение сливалось с ожиданием. Она уже знала, кто был за её спиной.       — Мэй?       Она обернулась с замиранием души.       — Кёджуро!       Кавасаки робко кивнула. Охотник ответил ей нежной улыбкой, и её сердце пропустило удар.       — Кажется, я опоздал на вечернее чтение.       Она внимательно взглянула на Ренгоку, ощутив, как мир вокруг терял ясность. Все звуки утихли, в голове звучал лишь его голос. Мэй вздохнула, едва представив, как его крепкие руки могли обнять её за талию, притягивая ближе. Эти мысли не давали покоя, сводя с ума её тревожный ум. Хотелось большего — особенных взглядов, откровенных прикосновений, горячих поцелуев, от которых перехватывало дыхание. Внутри Кавасаки давно разгоралось желание, и она понимала: подавлять свои чувства больше не получится.       — Да, ты задержался.       — Обещаю, в следующий раз приду вовремя!       Он посмотрел с такой заботой, что у Мэй невольно задрожали колени. Кавасаки была уверена, что нравилась ему — возможно, не так сильно, как он ей, но всё же. Эти чувства взаимны. Она поняла это одновременно с тем, как осознала собственные желания. Мэй не глупа и прекрасно осознавала, что его забота уже давно вышла за рамки дружбы — мечник воспринимал её как женщину. Раньше у неё могли быть сомнения, но теперь они исчезли — все моменты, проведённые вместе, развеяли их. Охотник невзначай касался Кавасаки. Делал комплименты, дарил подарки, ловил её взгляды. И это ей нравилось. Мысль, что она могла бы быть для него особенной, будоражила. Быть может, для него тоже каждая встреча и каждый миг подобны волшебству?       — Не торопись, — ласково сказала Кавасаки. — Ты занимаешься важным делом. Просто береги себя — это главное. Возвращайся домой живым и невредимым.       Они несколько минут смотрели друг на друга, не произнося ни слова. Затем он наклонился ближе и тихо произнес:       — Спасибо тебе. За то, что всегда веришь в меня и поддерживаешь.       Щёки Мэй залила краска, и она неосознанно прижала ладонь к сердцу, которое, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Успокоиться не получалось. Сердце с каждым вздохом колотилось всё быстрее, потому что сегодня Кавасаки собиралась признаться. Она слишком долго откладывала это. Жизнь в доме Ренгоку и общение с Кёджуро — всё это казалось невероятно важным для Мэй. Однако со временем ей стало ясно, что этого недостаточно. Хотелось большего.       «Надо сказать, что я в него влюблена… А потом…»       Предложить женитьбу. Почему бы и нет? Для неё это было естественным продолжением их отношений. Иначе никак. Хотя Мэй никогда не думала о браке всерьёз, предпочитая жизнь полную приключений, сейчас, когда она влюбилась, представить своё будущее без него стало невозможно. Конечно, они могли бы продолжить жить вместе, как раньше. Но стоило ей представить себя не в роли Кавасаки, а Ренгоку, как внутри всё трогательно замирало. Мэй нравилось думать о себе как о любимой супруге, оберегающей уют домашнего очага. Это ощущение значимости оказалось трудно передать словами. Просто в какой-то момент она захотела стать женой Кёджуро и никем другим. Ведь этот шаг мог бы укрепить их связь и сделать ближе. Да и путешествовать вместе с Кёджуро в будущем никто не запрещал. Ведь он оказался тем человеком, который не только уважал её увлечения, но и был готов разделить их. Разве не это идеальный спутник по жизни? Поэтому, вступив в брак, Мэй не потеряла бы ничего, а наоборот — обрела бы нечто большее. Семью.       Надо признаться. Прямо сейчас. Нужно набраться решимости.       — Слушай, Кёджуро, — резко произнесла она.       Истребитель с любопытством посмотрел на неё.       — Да?       Пульс стучал в висках. Кавасаки судорожно сглотнула слюну, понимая, что важные слова вновь застряли на кончике языка. Если бы Мэй призналась охотнику раньше, всё было бы легче. Раньше она казалась смелее в своих желаниях, но чем чаще смотрела в глаза мечнику, тем сильнее томилась и задыхалась от внутреннего огня, пылающего в груди. Её прежняя обезьянья уверенность исчезала, уступив место чему-то новому и незнакомому, что заставляло растерянно топтаться на одном месте и отворачивать свой взгляд от молодого мечника. Смущение накрыло, как волна. Тепло разлилось по телу от кончиков пальцев до макушки.       Почему Кёджуро такой замечательный?       — Я… хотела сказать… — начала она, запинаясь.       «Скажи: Я люблю тебя и хочу быть твоей женой…»       Истребитель бросил на неё тревожный взгляд, нахмурив брови. В его глазах мелькнуло беспокойство — ведь Ренгоку не знал, что творилось в её голове. Кёджуро сделал шаг навстречу, сократив расстояние до минимума, и наклонился к Мэй, обдав горячим дыханием её скулу.       — Что-то случилось? — прошептал он.       По спине Мэй пробежали мурашки. Она вздохнула, подняв голову и едва ли не касаясь его губ щекой. Они стояли так близко, что Кавасаки ощущала его горячее дыхание на своей коже. Она слышала, как его грудь быстро поднималась и опускалась, а сердце стучало в унисон с его дыханием.       Да. Да! Всё взаимно. Взаимно. Иначе он не стоял бы так близко, не смотрел бы на неё этим взглядом. Чёрт возьми…       Мэй едва удержалась от порыва наброситься на Ренгоку с поцелуями. Нет, сначала надо сказать, а потом действовать. Конечно, было бы прекрасно, если бы он признался первым, но, похоже, именно Кавасаки оказалась более решительной в их дуэте.       «Я люблю тебя, я люблю тебя, я хочу быть твоей женой…»       «Люблю. Люблю. Люблю…»       «Люблю… Я хочу…»       Она резко отступила на шаг, набрала в лёгкие побольше воздуха и…       — Я хочу стать твоей женой! — выпалила Мэй, зажмурившись.       После чего её резко обдало холодом. Что она сейчас сказала?       «Сначала признание, потом свадьба!»       В воздухе повисла неловкая тишина. Кавасаки осторожно посмотрела на молчащего Ренгоку. Он выглядел растерянным и даже испуганным. Его взгляд лихорадочно метался по её лицу. Секунда. Две. Он резко схватил её за плечи, и его лицо покраснело.       — Погоди! — выкрикнул мечник. — Проклятье, Мэй! Нет, стой на месте!       Кавасаки пыталась понять, что пошло не так: её признание, которое сбилось с ритма из-за волнения, или его странная реакция. В груди кольнуло неприятное чувство. Она поджала губы, обиженно смотря на охотника. Но в этот момент случилось то, чего она совершенно не ожидала. Вдруг он отстранился, убрав руки с её плеч, и, не глядя на Кавасаки, рванулся прочь. У неё перехватило дыхание от удивления. Она не сразу поняла, что произошло.       — Куда ты? — хриплым голосом спросила Кавасаки. — Кёджуро?       «Он сбежал после моего признания?»       В её голове что-то щёлкнуло, и вся магия момента растворилась в воздухе. Ярость и негодование накрыли Мэй с головой, и в этот момент в её глазах вспыхнули опасные огоньки. Она не могла оставить безнаказанным этот беспредел, поэтому рванула за Ренгоку следом.       Это было первое и самое ужасное признание в жизни Мэй. И, что ещё хуже, она так и не смогла обнять Кёджуро.