Варенье из одуванчиков

      Мэй теряла самообладание. Её то жар накрывал, то холодом обдавало, ладони потели и пальцы дрожали, не поддаваясь контролю. Во рту пересохло, сердце колотилось так, будто сейчас вырвется из груди. Внутри всё сжималось от волнения. И всё это — последствия стремительных событий, которые обрушились на бедную Кавасаки.       Прямо сейчас она, Кёджуро и несколько других истребителей направлялись к поместью Ренгоку. И последние были крайне увлечены обсуждением личной жизни товарища, не уставая повторять: «Какой он шустрый!» и «Почему сразу не рассказал?»       Градус непонимания стремительно рос, и Мэй уже не знала, как выкрутиться из этой ситуации. Может, проще было просто выйти замуж, а потом разойтись?       Или не расходиться…       Она попыталась проглотить липкий ком в горле, но вместо этого почувствовала, как накатывала горькая тошнота. Хотелось просто уткнуться в подушку и забыться.       Между тем Тенген всё не унимался в своей болтовне, когда Мэй и Кёджуро в основном молчали, смирившись с ситуацией. Разговором и вниманием завладел Узуй, сбивая с толку всех вокруг своим бесконечным трёпом. Тогда Кавасаки вдруг осознала, каково это — быть тем, на кого давят нескончаемым потоком информации. В голове сразу же возник образ главы дома, которого она так долго мучила в последние дни, и Мэй едва заметно усмехнулась.       «Бедный Шинджуро, — мелькнула у неё мысль без капли сожалений. — Это повторится…»       Да, она урок-то с любовью поговорить, возможно, немного и усвоила… Но кто сказал, что это остановит её от новых обезьяньих проделок?       Кавасаки фыркнула. В груди у Мэй, несмотря на всё происходящее, слабо звучал и детский задор. Хоть её и охватывало чувство тревоги из-за нарастающего недоразумения, одновременно с этим было смешно от поведения Узуя. Как не улыбнуться, когда на фоне всех переживаний гоготал этот мужчина, забавно кривляясь и подмигивая одним глазом?       — Сейчас я расскажу вам одну историю… — продолжал Узуй, не обращая внимания на возражения толпы.       — Может, не стоит? — засмеялся кто-то из охотников.       — Стоит, — уверенно ответил тот.       Эти слова вызвали у Мэй тихий смех, и она машинально прикрыла рот ладошкой. Однако привычное, хоть и неустойчивое спокойствие вдруг нарушил внезапно заговоривший Ренгоку, заставив Кавасаки напрячься всем телом.       — Прости меня за это, я случайно, — с заметным волнением произнес Кёджуро, внимательно взглянув на Мэй, идущую рядом.       Она быстро бросила взгляд на его лицо, которое, казалось, было расслабленным и спокойным. Но нахмуренные брови и сощуренные глаза выдали Ренгоку с головой. В этом выражении Мэй ясно прочитала тревогу и беспокойство. Кавасаки задумалась, поджав губы. Все волнения с новой силой нахлынули на неё болезненным бессилием. Проклятье. Она раздражённо покачала головой, и весь румянец на её щеках вмиг сошёл. Но ни Кёджуро, ни толпа, идущая впереди к поместью Ренгоку, словно в свой родной дом, не заметили резкой перемены в её настроении.       Багровые лучи заката настойчиво прорезали небосклон, прежде чем заходящее солнце скрылось за горизонтом, утопая в наступающей тьме. Суета дня постепенно утихала, и в воздухе ощущалась приближающаяся прохлада.       Мэй запрокинула голову, смотря, как золотисто-рыжие полосы на небе растворялись в синеве. Это зрелище навело её на неожиданные мысли. Она часто наблюдала за закатом, когда солнце медленно погружалось за горизонт, окутывая небо яркими, словно огненные языки пламени, красками. Каждый раз это зрелище вызывало в её душе странную тоску, напоминающую о тягостном невольничестве. В те моменты Мэй не могла в полной мере насладиться красотой, ощущая себя птицей, заточённой в клетке. Но теперь всё изменилось. Хоть небо оставалось прежним, неизменно величественным, теперь, глядя на него, Кавасаки чувствовала, как в ней пробуждалась свобода.       Кто угодно, услышав о её чувствах, мог бы посчитать Кавасаки странной. Мэй с детства готовили к браку и достойной для богатой госпожи судьбе. Родители навязывали ей свои мечты, которым она должна была смиренно подчиняться. Но благодаря няне, открывшей Кавасаки глаза, Мэй поняла, что есть право выбора и возможность жить по-другому — ярко и с мечтой. Именно поэтому она так отчаянно стремилась к новому пути, даже если он был рискованным и далёким от комфортной жизни в роскоши. Потому что этот путь был её собственным, и только её.       — Тебе не понравилось? — произнесла она, едва шевеля губами.       Мэй не понимала, что чувствовал Кёджуро. Выросшая в богатой семье, она умела читать эмоции других — гнев, зависть, гордость — по мимике и жестам. Она знала, как вести себя с врагами, но рядом с Ренгоку терялась. В её голове не было сценария о том, как говорить и что делать в таких моментах.       Она впервые ощутила нечто подобное, познакомившись с няней Микото. Когда та сделала впервые для юной Кавасаки бескорыстный добрый жест, Мэй растерялась. Как реагировать на такое? Никакой выгоды для няни в этом не было. Молодая госпожа не могла обеспечить ей роскошную жизнь, и, скорее всего, после достижения совершеннолетия сама отправилась бы в чужой дом, потеряв все контакты. Но, несмотря на это, Микото продолжала быть искренней и доброй с малышкой. Сначала Мэй принимала эту заботу, а потом научилась дарить её в ответ, переживая чувства, которые раньше никогда не испытывала с другими.       Теперь, находясь в доме Ренгоку, она снова ощущала нечто похожее — непонимание, а наравне с ним тепло и умиротворение, из-за которых сердце нежно замирало от счастья. Единственное, что отличало эти чувства от тех, что она испытывала к Микото, — это беспокойство рядом с Кёджуро. Очень странное беспокойство. Сердце в груди трепетало, и его обвивала необъяснимая нотка волнения, сливаясь с тем теплом и лаской, которые ей дарил мечник. С охотником всё было по-особенному, и Мэй это даже нравилось. Единственное, что её не устраивало, — это то, как он сейчас себя вёл с ней.       Её ответ явно сбил его с толку. Истребитель с трудом выдохнул, шумно сглотнув, и несколько раз бросил взгляд на незваных гостей, проверяя, не слышали ли они их разговор. Убедившись, что все смотрели на Тенгена, охотник чуть тише произнёс:       — Нет, но… — судорожно пробормотал Ренгоку, всплеснув руками.       Мэй сжала кулаки и поджала губы. Её раздражало то, что говорил Кёджуро — он высказывал не те вещи, от которых в груди могло возникнуть сладостное чувство. Да и почему она так реагировала?       Кавасаки уже начала жалеть, что в тот момент поцелуя так резко отстранилась от охотника — всё из-за неожиданности и волнения. Если бы всё зависело только от неё, она бы задержала это мимолётное прикосновение губ, даже если оно произошло случайно.       Губы и щёки всё ещё горели от воспоминаний о его касаниях, а сердце отчего-то нетерпеливо сжималось, замирало, а потом ускорялось, билось в бешеном ритме, заставляя дыхание сбиваться.       Бам. Бам. Бам. Каждый удар отражал нарастающее смущение.       — Тогда не извиняйся, — хрипло выдавила она и отвернулась.       По затылку пробежала приятная дрожь, а на лице всё ещё ощущалось лёгкое, эфемерное тепло дыхания мечника. Мэй зажмурилась и сглотнула, погружаясь в новые для себя чувства.       Кёджуро недоумённо взглянул на спутницу, ища в её выражении лица хоть какие-то ответы. В его взгляде смешивались беспокойство и непонимание, но под всем этим пряталось и нежное чувство, которое подобно пламени разгоралось от каждого вздоха, жеста или прикосновения Кавасаки.       Оба были так поглощены своими эмоциями и невысказанными словами, что не заметили, как подошли к дому Ренгоку. Истребители, занятые разговором с Тенгеном, обернулись к ним с хитрыми улыбками.       — Ну что, влюблённые, готовьтесь — вопросов будет много! — довольно произнёс Тенген.       Мэй тяжело вздохнула и наконец-то посмотрела на Кёджуро. Судя по его мимике, избавиться от мечников будет не так просто. Она опустила взгляд на свои руки, чувствуя, что вечер обещает быть непростым.              А ведь всё так хорошо начиналось…

⋇⋆✦⋆⋇

      Этим утром Мэй проснулась, чувствуя себя неотдохнувшей, о чём свидетельствовали её бледное лицо и покрасневшие глаза, выдавая бессонную ночь. С охотниками она просидела до глубокой ночи, мучаясь от их утомительных разговоров. Хотелось просто прогнать их прочь, но кто она такая, чтобы решать что-то в чужом доме? Да и деликатно уйти не получалось: стоило Кавасаки попытаться сбежать, как все взгляды тут же устремлялись на неё.       К счастью, неудобных вопросов было немного — всего пару раз прозвучало «Когда свадьба?» и «Почему так внезапно?». Ренгоку ловко переводил диалог в другое русло, подливая всем саке, в то время как сам он и Мэй, оставаясь трезвыми, предпочитали чай и сладкие закуски. Алкоголь явно не входил в их планы. Ещё во время оживлённых разговоров среди охотников на столе часто мелькала баночка с вареньем из одуванчиков. Каждый, кто его пробовал, не мог сдержать восхищённых вздохов. Гостям варенье пришло по вкусу — разве могло быть иначе? Это же волшебная сладость по секретному рецепту, сделанная с душой.       Теперь у Мэй возникло множество проблем — недопонимание с семьёй Ренгоку и сторонними людьми, которые тоже были в курсе «свадебных обстоятельств». А ведь всё началось с пустяка, с мелочи, которая в итоге перевернула всё.       Ложь стала накапливаться, когда Шинджуро ошибочно принял Кавасаки за невесту Кёджуро. Из-за импульсивного поведения главы дома и страха оказаться на улице Мэй не смогла тогда признаться в правде на месте, а пережитые волнения только усугубляли ситуацию. Вскоре у Кавасаки появились сомнения: оставаться ли в доме мечников или уйти. И это породило новый виток лжи, ведь после она поняла, что не хотела покидать это место. Поместье охотников стало тем самым тихим уголком, который искало её сердце. А эгоизм и страх перед правдой сыграли с Мэй злую шутку: проблемы нарастали, давя на плечи, особенно после встречи с Тенгеном и когда другие мечники неожиданно оказались рядом в самый неподходящий момент. Если бы не они, Мэй могла бы продержаться с маленькой ложью чуть дольше. Но их появление всё перевернуло вверх дном: теперь слухи о женитьбе старшего сына Ренгоку могли разлететься по округе. А, может, уже и разлетелись.       С Кёджуро всё было очень запутано. Когда гости разошлись, Кавасаки попыталась поймать его за локоть и увести в уединённое место, чтобы поговорить по душам. Но вместо этого он резко выдернул руку, пробормотал что-то невнятное и ушёл. На протяжении всего вечера он ни разу не посмотрел на неё, постоянно отворачивая лицо или отводя взгляд. Мэй уже забыла о своём смущении, которое не покидало её сердце, и начала интересоваться поведением охотника. Между ними витало неловкое напряжение, которое ощущалось даже во время возвращения домой, и с каждой секундой оно только усиливалось.       Теперь, находясь во внутреннем дворе поместья, Кавасаки не знала, как себя вести. Ситуация с её семьёй и няней Микото тоже была неясной… Мэй едва не взвыла от напряжения, массируя виски — голова гудела.       Она ускорила шаг, продолжая делать круги.       Может, правда задуматься о свадьбе? Это решение казалось самым простым на фоне всего этого клубка лжи, возникшего из-за мелкого недопонимания. Почему бы и нет? Кёджуро был приятным, симпатичным и умным — он идеально подходил ей в качестве спутника жизни. Мэй не могла не отметить его обаятельную улыбку, решительность и искреннюю доброту, которую он излучал, словно солнце, пробивающееся сквозь непогоду. Он был прекрасен…       Она вдруг остановилась, не веря своим мыслям. Неужели ей действительно пришло в голову, что неплохо было бы выйти замуж за Кёджуро? Щёки её моментально вспыхнули от осознания. Всю жизнь Кавасаки считала, что брак — это не для неё, что её сердце навсегда отдано приключениям и свободе. Но сейчас, в тишине раннего утра, под тёплыми лучами восходящего солнца, всё выглядело иначе. И дышалось по-другому, и мыслилось на иной лад, и уединённая жизнь супруги отважного мечника казалось не такой уж плохой…       Кавасаки впала в задумчивый ступор. Иногда она была непредсказуемой даже для самой себя.       Солнце уже поднялось над горизонтом, заливая округу золотистым светом. В воздухе витала приятная прохлада, и всё вокруг замирало в нежной сонливости. Природа тихонько шептала, а ветер доносил дивные мелодии леса. Утренние росинки поблёскивали на листьях, насекомые стрекотали, а птицы весело щебетали среди деревьев. Вся округа наполнялась чарующей благодатью, которой так не хватало душе Кавасаки. Мэй глубоко вздохнула, наслаждаясь этим чудесным умиротворением. В это время за спиной раздались неторопливые шаги, и она резко обернулась, увидев перед собой Кёджуро.       — Мэй.       Она вздрогнула от неожиданности. Внутри что-то ёкнуло, и Кавасаки невольно сглотнула, стараясь скрыть свою растерянность. Охотник выглядел озадаченным, словно собирался развернуться и уйти, но вместо этого невольно произнёс её имя, обратив на себя внимание.       — Доброе утро! — попыталась она сохранить спокойствие.       — Доброе утро… — ответил он, не сдержав улыбку.       Было видно, что мечник изо всех сил пытался выглядеть сдержанным и невозмутимым, но дрожащие руки и блуждающий взгляд выдали его. Они оба замерли, словно в ожидании чего-то большего. Мэй снова погрузилась в мысли о своих проблемах и чуть поморщилась от ноющей головной боли, которая пульсировала и звенела в висках.       — Слушай, нам нужно… — начал он.       — Слушай, нам нужно… — перебила она в тот же миг.       Оба одновременно вздохнули.       — По поводу того, что…       — По поводу того, что…       В воздухе витала неловкость. Они замерли, готовясь вновь заговорить, но в этот момент на плечо Ренгоку сел ворон, передавая важное послание о новой миссии. Мэй заинтересованно склонила голову на бок, глядя на говорящего ворона. Чудо-птица, не иначе. Ей казалось, что она никогда не сможет привыкнуть к таким моментам в жизни охотника.       В то же время её взгляд бессознательно скользнул по стройной фигуре мечника, застывшего в ожидании, возвратившись к лицу и остановившись на его губах. Сердце Кавасаки забилось быстрее.       Сегодня он выглядел потрясающе — дыхание захватывало. Всегда ли Кёджуро был таким? Кажется, со вчерашнего вечера он стал ещё более привлекательным. Но разве это вообще возможно? Внимание невольно приковывали его широкие плечи, крепкие руки, очаровательное лицо с выраженными скулами и волосы, струящиеся золотом… Всё, что было в нём, казалось Мэй безупречным.       Вспоминая их вчерашний поцелуй, Кавасаки невольно облизнула нижнюю губу, ощутив, как колени задрожали от нахлынувших эмоций. Одна мысль о том прикосновении губ разжигала в её груди странный огонь.       — Похоже, мне пора, — произнёс он, поглаживая своего пернатого друга.       Ренгоку слегка нахмурился, как будто хотел сказать что-то ещё, но вместо этого покачал головой и нехотя двинулся в сторону. Между тем Мэй глубоко вздохнула, сцепив пальцы за спиной, пытаясь успокоить дыхание. После чего вдруг нерешительно пробормотала заплетающимся языком:       — Я…       Он остановился.       — Да? — спросил Ренгоку с теплотой в голосе, взглянув на неё с любопытством.       Их взгляды вновь встретились, и Кавасаки ощутила, как приятное тепло пробежало по её груди, окутывая всё тело. Охотник ответил ей озорным блеском в глазах, мягкой улыбкой, сопровождаемой слегка порозовевшими щеками, и всё это вызывало в Мэй необъяснимое сладкое содрогание, которое она раньше никогда не испытывала.       Это чувство было странным — немного неловким, но в то же время приятным. Оно словно опьяняло, заставляя снова и снова хотеть испытать его.       — Возвращайся поскорее, — тихо произнесла Мэй, не в силах уложить мысли в слова.       — Обязательно, — охотно ответил охотник.       Они расстались, обменявшись напоследок странными улыбками и взглядами. Кавасаки провожала его удаляющийся силуэт, надеясь, что эта неловкость вскоре исчезнет. Обстоятельства снова помешали им поговорить по душам. Возможно, в следующий раз?       «Интересно, что он чувствовал после нашего случайного поцелуя?» — пронеслось у неё в голове.

⋇⋆✦⋆⋇

      Спустя какое-то время Мэй начала собираться в гости к соседям. Ей срочно нужны были травяные настои от головной боли, которых в поместье не оказалось. Благо, она узнала, что соседи продавали порошковые лекарства и лечебные настойки. Головная боль была невыносимой, потому что всё утро Мэй только и делала, что мучилась мыслями о том, что происходило вокруг. Проблемы сыпались одна за другой, и как только появлялся шанс что-то решить, он тут же исчезал, затмеваемый новыми заботами.       Кавасаки хлопнула себя по щекам и глубоко вдохнула. Ничего страшного, проблемы есть — проблемы решатся. Сначала нужно освежить голову и привести мысли в порядок, иначе здраво оценить ситуацию не получится. С этой болью в голове это вряд ли удастся.       — Я пошла! — крикнула она, направляясь к выходу.       В этот момент раздался строгий голос главы дома, и Мэй, не успев надеть деревянные сандалии, обернулась:       — Куда ты уходишь? — спросил он.       Она так и застыла на месте, удивлённо смотря на приближающегося Шинджуро, который с каждой секундой становился всё более хмурым. Ещё одна головная боль, которая вновь дала о себе знать. Ренгоку явно чем-то раздражён, Мэй это чувствовала, и он был раздражён из-за неё — это она ощущала вдвойне. Но самое ужасное, что он не решался поделиться своими мыслями уже продолжительное время. Почему?       Мэй слегка растерялась.       — К соседям, как и говорила…       Он замялся, подбирая слова, а затем нахмурился ещё сильнее и произнёс встревоженным тоном:       — Точно? — кашлянул глава дома, а потом добавил: — А ты… никуда больше не собираешься уходить? — вырвалось у него.       Глаза Кавасаки расширились от удивления. За последнее время в её жизни произошло столько всего, что она просто не успевала реагировать на события, теряя свою беззаботность.       — Нет, не собираюсь… — произнесла она, рассеянно качая головой и изучая лицо Шинджуро. Её смущало его волнение, но она никак не могла понять, в чём дело.       Почему эта большая обезьяна начала буянить в самый неподходящий момент? Кавасаки продолжила надевать сандалии под его пристальным взглядом, мысленно умоляя прекратить этот немой допрос и наконец объясниться. Закончив обуваться, она резко выпрямилась, уже собираясь ускользнуть. Потому что находиться рядом с Шинджуро было просто невыносимо.       Глава дома нерешительно шагнул в её сторону.       — Мэй, — пробормотал он, когда Кавасаки уже почти вышла за порог.       Она чуть приостановилась.       — Да?       — Оставайся тут, — тихо сказал Шинджуро. — Пожалуйста.       Она вздрогнула от неожиданности, не ожидая такого поворота. Голос Ренгоку звучал грустно и жалостливо, и это вызвало у Мэй странное чувство вины, которое она не могла объяснить словами.       — Хорошо… Останусь, — неловко ответила она.       Глава дома ничего не добавил. Они какое-то время продолжали стоять, обмениваясь многозначительными взглядами. Шинджуро убивал Мэй без слов. Может, он съел что-то не то или случайно тронул какую-то ядовитую траву? Или, может, уснул в проклятом углу своей комнаты? Его покарали Боги обезьян? Что с Ренгоку не так? Он выглядел слишком странным даже для Кавасаки.       Мэй кивнула и медленно развернулась, как бы говоря всем своим видом: «Умоляю, помолчите».       После чего направилась к выходу по каменной дорожке, даже не подозревая, что вскоре глава дома последует за ней.

⋇⋆✦⋆⋇

      Остаток утра прошел легко и без забот. Соседи оказались удивительно дружелюбными и приятными людьми. Мэй быстро купила настои и отвары, теперь возвращаясь домой и напевая какую-то мелодию себе под нос. День складывался удачно, и, наконец, головная боль могла отступить на задний план. После принятия лекарств Мэй нужно было привести мысли в порядок и начать решать свои проблемы. Первым делом она собиралась поговорить с Шинджуро. Судя по его поведению, он тоже хотел что-то сказать вслух. Отлично.       А потом уже с Кёджуро и остальными…       Солнце слепило прямо в глаза, и Мэй сощурилась, пытаясь разглядеть перед собой дорогу. Она шла по улице, не замечая никого вокруг. Бодрый шаг и уверенная походка выдавали её отличное настроение. Потому что теперь в голове Кавасаки рисовался вполне себе сносный план на ближайшее будущее. Она была так погружена в свои мысли, что не сразу заметила, как к ней стремительно приближалась чья-то мужская фигура. Спустя мгновение кто-то резко схватил её за плечо, и она с громким вскриком остановилась, почувствовав крепкую болезненную хватку. Всё произошло так стремительно, что Мэй даже не успела среагировать — покупки чуть не выскользнули из её рук.       — Ну и встреча! Я-то думал, где же прячется отпрыск Кавасаки, — раздался мужской голос с ехидной ноткой.