Другие 365 дней

      Шелест прибоя тонкими ломтиками нарезал тишину, пока мужчина и женщина напряженно молчали посреди пустынного пляжа.       Торичелли присел рядом с Евой и, едва ощутимое, дуновение ветра донесло до него цитрусовую дымку лимона, смешанную с морским бризом, имбирем и ледяной арбузной маргаритой. Что-то новое, смелое, даже дерзкое. Этот аромат очень ей подходил. В голубоватом лунном сиянии она, в своем светлом платье и лазурном тренче, выглядела как дар Посейдона.       Он подавил желание притянуть девушку к себе и прервал, затянувшееся молчание. — Тебе не нужен порт, ведь так? Тебе нужно это, — Торичелли достал из кармана темно-серого кашемирового пиджака черную флешку. — Что там? — Информация, которую ты ищешь. Ева отлично держала покер фейс, лишь невозмутимо бросив, — с чего ты решил, что я что-то ищу? — Сложил два плюс два. Твои люди рыскали по порту несколько месяцев. Потому ты и устроила тот адский пожар, уничтожив резервное питание, чтобы погасить всю систему безопасности, и твои ищейки смогли бы попасть в мой офис. Ты думала, что они сработали чисто, но след остается всегда, Ева. Я ведь поехал туда сразу же как вышел от тебя. Запах дешевого парфюма твоих реджиме не успел выветриться, и трудно было не догадаться, что там побывал посторонний. Тогда я понял, что тебе что-то нужно именно в этом кабинете, раз ты пошла на такие меры. Вряд-ли тебя интересовала моя кристально-чистая бухгалтерия, ты же знаешь, что я не стал бы там хранить другую информацию, потому мои люди вскрыли все до голых кирпичей. И я не ошибся. Они нашли тайник, в котором оказалась эта флешка.       Девушка отпила из бокала, весьма пристойный шираз, и судорожно сглотнула, вино горчило… правдой. — Ты… посмотрел что на ней? — Конечно, и теперь ты расскажешь правду, а не ту ложь, что собиралась упаковать для меня в красивую обертку.       Ева выдохнула. По условиям сделки она не имела права смотреть, что на флешке или копировать информацию. Должна была просто отдать. Она не сомневалась, что Торичелли не просто посмотрел содержимое, но и сделал копии. Девушка подозревала, что там какая-то очень ценная информация, ради которой директор ФБР лично предложил ей сделку.       Как оказалось, принадлежащий вот уже более тридцати лет мафиозному клану Дженовезе, порт хранил тайну, угрожающую национальной безопасности США. — У Витторио был единственный друг в штатах. Человек, который спас ему жизнь, когда отец был еще реджиме и его подстрелили в разборке между кланами. Я помню, он бывал у нас дома, всегда приносил мне желейных мишек. Как оказалось, этот человек служил в ФБР, выполнял для них всю грязную работу во имя страны в которую верил. Служил честно и преданно, хоть и дружил с главой мафиозного клана. После теракта 11 сентября, он провел собственное расследование и узнал что-то такое, из-за чего ФБР спустило на него всех собак. Страна, которой он честно служил много лет, предала его, приговорив к смерти. Джона, даже не знаю было ли это его настоящее имя, убили. Но перед смертью он успел спрятать данные где-то в порту, там тогда, как раз, шла реконструкция. Логово мафии — весьма надежное место, как оказалось. Вряд ли Витторио был в курсе, но, как выяснилось, знал Андреа, и эта тайна умерла вместе с ним. Какое-то время назад, ФБР пронюхало, что интересующая их информация находится где-то в порту. Они начали копать под Витторио, чтобы состряпать показательное громкое дело против мафии, а на самом деле, легализовать и санкционировать обыски порта, но дело осложнялось тем, что они не знали где конкретно искать. Хоть у отца и были могущественные покровители в высших кругах власти, но порт стал приносить слишком много проблем, и рисковать крахом всей Семьи Витторио не собирался. Дело под личный контроль взял Генеральный прокурор, метивший тогда в вице-президенты, а засадить за решетку мафиози и оказать государству неоценимую услугу — беспроигрышный вариант. Именно тогда Витторио дальновидно решил избавится от порта. — И порт стал моим. — Незадолго до смерти Витторио, федералы пришли ко мне. Показали все материалы, которые собрали. У них достаточно доказательств, чтобы посадить тебя, Массимо. Но вместо того, чтобы устроить показательный процесс, они попробовали договориться. Видимо, все же опасались ворошить осиное гнездо, ведь ты обзавелся весьма влиятельным покровителем, — девушка многозначительно вскинула бровь, — да и искать иголку в стоге сена, сам понимаешь… это сумасшедшие ресурсы на деньги налогоплательщиков и никаких гарантий. А я единственная, кто мог отыскать эту информацию. Кристофер Рей лично предложил мне сделку. Меня ни к чему не принуждали, просто предложили выбор: они оставляют тебя в покое в обмен на информацию, либо дают ход уголовному делу. Но при условии, что я не буду смотреть, что находится на диске и не сделаю копий. Они дали мне минимум исходных данных, остальное я отыскала сама. Я перерыла все документы Витторио, но ничего не нашла. Вдова Андреа позволила мне просмотреть его личные бумаги. Записка от Джона, казалось бы, абсолютно незначительного содержания, если не знаешь, что искать, сузила площадь поисков до твоего офиса, раньше это была часть склада. Так я нашла ответ, оставалось лишь как-то попасть в твой кабинет и отыскать тайник. Дальше ты знаешь. — Твой синдром спасателя погубит тебя, Ева. У тебя слишком светлая душа, для мафии, знаешь. Нахера ты вообще полезла во все это? Была бы себе герцогиней, воспитывала сына, организовывала приемы, вышла бы замуж за очередного лорда. — Ты не понимаешь. Я потеряла почти всех, кого любила. И… Ты мне дороже, чем я готова признаться. И я не простила бы себя, если бы не попыталась. Так что, считай, что я сделала это ради себя.       Она смотрела на него так, что ему очень захотелось поверить ей. Очень. Но их разделяли не только обоюдные тайны, было еще кое-что, что не давало покоя. — Какую роль в этом всем играет адвокат? — Торичелли с первой их встречи, на уровне инстинктов, почувствовал незримую угрозу, исходящую от Грегори Бейла, не для себя, для нее… Он видел этот собственнический взгляд американца, в котором не было ни намека на чувства, лишь жажда обладания. — Они связались со мной через Грега, он проанализировал то, что они на тебя нарыли и дал свое заключение. Оценил перспективу защиты. Он знает о сделке.       Девушка смотрела ему прямо в глаза. — Но теперь это все не имеет значения. Федералы узнают, что данные были просмотрены и скопированы, как только флешка окажется у них. — То, что на ней, это атомная бомба для штатов, Ева. Эта информация может стать гарантией безопасности. — Ты хочешь торговаться с генеральным прокурором и бюро?! Очнись. То, что случилось с Джоном, разве не показатель? Если они узнают, что информация у тебя в руках, торговаться не станут. Просто убьют тебя. А может и меня заодно, — девушка встала и отвернулась к морю. Она поняла, что проиграла. Во всех вариантах.       И вот тут, бесстрастный до этого, Торичелли резко поднялся и развернул ее к себе, стиснув хрупкие плечи. Свет от фонаря осветил его напряженное лицо. — Ну почему? Почему ты не пришла ко мне, а снова затеяла свои гребаные игры? Почему твои секреты каждый раз стоят нам слишком дорого, Ева?!       Она почувствовала, как монстр внутри него натянул свои цепи, в попытке сорваться. Видела это в почти черных, широко распахнутых, глазах. — Ответь мне честно, — ни один мускул не дрогнул на ее лице, — если бы я пришла к тебе до того, как ты нашел флешку, ты позволил бы мне забрать ее, не глядя? — Маловероятно, — на деле он знал, что нет, не позволил бы. Получить то, за чем так скрупулезно охотится ФБР, само по себе было очень заманчивым, но теперь, когда он знал, что представляет из себя эта информация… — Вот и ответ на твой вопрос. — Если бы ты рассказала мне правду, то я вывел бы тебя из-под удара. — Неужели ты так слеп, Массимо? Я ввязалась в это дерьмо, потому что моя семья втянула тебя в это. И не смей обвинять меня! Это для тебя власть стала дозой, это тебе нужно все больше и больше контроля, и дело даже не в деньгах. Ты уже не можешь остановиться да? Постоянно ведешь какую-то войну, чтобы получить еще больше влияния. Только вот нельзя выиграть все битвы, на каждого Наполеона найдется свое Ватерлоо. Ты же понимаешь, когда дело касается национальной безопасности, эта страна становится безжалостной.       Ее глаза горели, а сердце грозилось раздробить грудную клетку. Ну почему он не мог остановиться? Просто… жить. — Что тебе нужно, Массимо, чтобы остановиться? Чего ты хочешь? — Я хочу, чтобы мы были семьей, — Торичелли оглушил ее этой фразой, ведь видел в окно, с какой завистью она смотрела на их семейный ужин. — Ч-что? — она попыталась отстраниться, но он, не позволил. Держал ее крепко. А она падала… падала в этот самый момент, теряясь в эмоциях. — Я хочу тебя, Ева. Твою душу. Сердце. Тело. Всю тебя. Навсегда. Я уверен, что Уильям с Маттео поладят.       Голова закружилась, когда он заключил ее в объятья так крепко, что нечем стало дышать. Последняя трезвая мысль покинула, одурманенный этим его признанием, разум, и Ева сдалась. Устала противиться чувствам. Пусть и вернулась в его жизнь лишь для того, чтобы достать проклятую флешку, а потом исчезнуть, но сейчас это уже не имело значения. Ничего больше не имело значения, кроме его слов и теплой ладони, поглаживающей ее между лопатками. — Я твоя уже слишком давно.       Торичелли не ждал от нее аж такой откровенности, от чего расчетливый разум Капо уступил расшатанным чувствам.       С этой женщиной ничего никогда не шло по плану. Видеть ее, вдыхать ее запах и не касаться, было выше его сил, хотя недоверие к ней до сих пор жгло в грудной клетке. Где-то в центре с небольшим смещением влево. Там, где у нормальных людей находится сердце, которого у него давно уже не было. Просто насос для перекачивания крови, не более. Или все же было? Раз сейчас оно вело битву с разумом.       Они целовались под звездами холодной мартовской ночью, совсем позабыв о причинах, что привели их обоих на пляж.       Великий художник, уж точно, изобразил бы их на своем знаменитом шедевре, родись он веком позже. Но сейчас они сами, мазками нетерпеливых ладоней, увековечивали свои чувства на телах, что служили холстом.       Девушка вскинула голову. Ее грудь тяжело вздымалась, а с лица слетела маска невозмутимости, обнажая истинные эмоции.       Массимо сдался своему, рвущемуся наружу, желанию и, потянув ее на себя, опустился на шезлонг.       Он целовал Еву зло и жадно, пока собственное сердце рвано стучало под ее ладонями. Он видел, что она капитулировала перед своим личным демоном, которого прямо сейчас сжимала острыми коленями. Его губы касались ключицы, под хрипловатые тихие стоны, но когда ладони скомкали юбку, и пальцы скользнули под белье, услышал едва слышное «нет».       Это «нет» осело пепелом на губах и мужчина слегка отстранился, сощурился, пытаясь понять от чего это «нет» прозвучало тогда, когда они оба сгорали от желания. — К чему сейчас эти игры, Ева? Ты бросаешь мне кость, а затем дергаешь за поводок, чтобы не смел прикасаться. Я не твой бультерьер, послушно выполняющий команды, — пальцы снова заскользили по шелковистой горячей коже. — Остановись. Пожалуйста. В прошлый раз мы начали точно так же. Злой секс на пляже в наказание за мою непокорность. И все закончилось трагедией.       Девушка коснулась его лица ледяными пальцами, нежно поглаживая, успокаивая мятежную сущность, и вдруг Торичелли заметил, что она дрожит в своем легком тренче. — Я должен тебе ужин. — Я не хочу есть и мне пора домой. — Не раньше, чем отогрею тебя и напою чаем. — Массимо, я не готова встретиться с твоей семьей. Точно не сегодня. — Они уже ушли. Дома остался только Маттео, но, скорее всего, он уже спит. Пойдем. Я не задержу тебя надолго. Просто теплый плед и горячий чай, а потом отвезу тебя. Они поднялись на террасу и наткнулись на Доменико, дымящего сигарой на садовой качели. — Привет, — ее голос звучал мягко, но отстраненно. — Давно не виделись, Ева, — кивнул итальянец, — прекрасно выглядишь. Ну… не буду вам мешать, — с этими словами он поднялся и подошел вплотную к Торичелли. — Я уже видел этот взгляд, Массимо. Ты совсем спятил? — Поговорим потом.

***

      К затерянному в апельсиновых рощах дому Бейла, они подъехали уже глубоко за полночь.       Проводив Еву взглядом, Торичелли смотрел как в одном за другим, зажигается в окнах свет, и собирался уже сесть в машину, когда услышал истошный крик, а внутри все оборвалось.       Он влетел по лестнице на второй этаж и поскользнулся на луже крови, лежащего рядом трупа охранника. В конце коридора, прямо перед распахнутой дверью, лежал еще один труп мужчины.       Массимо вбежал в комнату, по всей видимости, временно служившую детской, и увидел Еву, сидящую на коленях возле пустой кровати, на которой были разбросаны игрушки.       Девушка задыхалась, пытаясь рвано втягивать носом воздух, сжимая побелевшими пальцами, испачканного в крови, голубого зайца. — Тише-тише, моя хорошая, — он опустился рядом, медленно протягивая руки, словно к раненному животному. Бережно поглаживал запястья, одновременно массируя точку Хэ-гу, в попытке хоть немного успокоить, — Смотри на меня. Дыши, Ева. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Еще раз. Вот так. Умница. Еще раз. Хорошо.       Наконец, вызванный шоком, спазм отступил, а по бледным щекам покатились предательские слезы, — Я не могу, Массимо, я больше не могу. Они все… У меня никого больше нет. Я… не выдержу, если и его потеряю, — бормотала девушка надломленным голосом.       А Торичелли беспомощно смотрел, как эта женщина — феникс, столько раз возрождавшаяся после пережитой боли, сейчас сгорала у него в ладонях.       Ева тихонько всхлипнула и он прижал ее к себе. — Он жив. Я найду его, слышишь? Я рядом. Я всегда буду рядом.       Пусть она и была мафией, где-то на другом континенте, но тут, на Сицилии, знала, что беспомощна. Лишь один человек обладал такой властью, чтобы выпотрошить всю Италию в поисках, и которого она за эту самую власть осуждала. Человек, который стоял перед ней на коленях и давал обещания в которые хотелось верить.

***

Два дня спустя.

      Я бросил на поиски все силы, но ты должна разрешить мне допросить Бейла. Те двое его личных охранников, которых он оставил с вами, исчезли не просто так, как и няня Уильяма. Он может быть причастен, Ева. — Сначала я хочу поговорить с ним сама.       Торичелли не стал спорить, хоть и был не согласен. Проводил ее в так хорошо знакомый ей кабинет, где прикованный наручниками к стулу, сидел американец. — Оставь нас, пожалуйста. — Хорошо, но будь благоразумна, — итальянец вышел за дверь. — Так вот зачем ты меня вызвала на Сицилию? Чтобы Торичелли, наконец, исполнил свою угрозу? Тебе не кажется негуманным, заставлять человека так долго лететь на собственную казнь? — Зачем ты это делаешь, Грег? Зачем проверяешь границы моего терпения? — А зачем ты это делаешь, Ева? Ты правда думаешь, что я мог бы причинить вред Уильяму или тебе? — Я сопоставляю факты. Твои люди исчезли с моим сыном. — Повторюсь. Я не причастен к его похищению. Но кто-то хочет, чтобы это выглядело именно так. Похитить Уильяма и убрать меня твоими же руками — блестящий ход. Отпусти меня и я найду того, кто это сделал, может быть не так быстро, как в США, но не нужно меня недооценивать, Ева.       Девушка заколебалась, а через секунду дверь открылась и появился Тоичелли, лицо которого пылало гневом. — Нет… — девушка побледнела.       Мужчина в два шага оказался рядом и взял в ладони ее лицо, — Уильям жив, он в порядке. Дай мне немного времени, и я заберу его без лишнего шума. — Где он?! Кто это сделал? — Я не хочу чтобы ты наделала глупостей. Все будет хорошо, обещаю, — он обнял и поцеловал ее в висок, — Доменико позаботится о тебе. — Я поеду с тобой, — она ухватилась за лацканы его пиджака. — Нет. Ты останешься. Так нужно, — Торичелли мягко обхватил ее запястья и, склонив голову, поцеловал в костяшки пальцев, — Доверься мне. Никто не причинит ему зла.       Ева была слишком измотана, чтобы спорить, да и понимала, что сейчас это бесполезно. Молча кивнула. Он вышел.       Девушка подошла к окну, глядя как Торичелли отдает указания реджиме, собирая свою маленькую армию. Лишь когда они уехали, в кабинет вошел Доменико. — Мистер Бейл будет нашем гостем, пока мы не выясним причастен ли он к похищению, — он обратился к Еве, снимая с американца наручники, — а тебе нужно поесть и хоть немного поспать.

***

Два дня спустя.

— Мамочка!       Ева сидела в саду, когда услышала радостный крик Уильма.       Торичелли нес ее сына на руках, когда она бросилась на встречу и врезалась в них обоих.       Она покрывала лицо сына поцелуями, не в силах справиться с эмоциями. — Мамочка, почему ты плачешь? — От счастья, милый, я так скучала. Ты… ты в порядке? — Да! Дедушка катал меня на лошади, представляешь? — Он был у Медичи, Ева.       Она знала каким жестоким мог быть Джулиано, потому бросила на Торичелли встревоженный взгляд. — Медичи не причинил бы ему зла, ведь твой сын с голубой кровью Фростов, а не ребенок от мафиози. Уильям — его долгожданный наследник. Золотое дитя. Я все расскажу тебе позже, а пока нам всем не помешает отдых.       Массимо бесшумно вошел в спальню, где на огромной кровати Ева прижимала к себе, спящего сына. Ее ресницы подрагивали, но лицо было безмятежным, а значит кошмары не мучали ее в эту ночь.       Его люди целый день пытали всех причастных, и уже к вечеру план Медичи был ему известен до мелких деталей. А значит уже через несколько дней в прессе выйдет некролог Джулиано, скончавшегося от внезапного сердечного приступа.       Торичелли никогда не бросал слов на ветер, и исполнил то, что обещал Медичи в их последнюю встречу. Свихнувшийся на своем наследии, старик, снова посягнул на его семью, потому справедливо заслужил свою смерть. И он жаждал лично всадить тому пулю в лоб, но убийство такой фигуры как Медичи, вызвало бы ненужный, особенно сейчас, резонанс. Потому смерть должна была выглядеть естественно.       Бейл действительно оказался непричастен к похищению и сохранил свой иммунитет. Слово Капо, данное Еве после судебного процесса, все еще берегло адвоката, ведь лишь свое слово и кодекс чести мафии, Торичелли соблюдал неукоснительно.       Весь следующий день Ева с сыном были предоставлены сами себе. Массимо уехал рано, прихватив с собой адвоката, ведь проблема с федералами никуда не делась. Не смотря на острую неприязнь, Торичелли не мог не признать, что Бейл был чрезвычайно полезен и действительно старался максимально защитить интересы Евы во всем этом.       На виллу он вернулся один.       Ева с книжкой на коленях, задумчиво сидела у постели спящего сына, когда он заглянул в спальню. — Вина или что-то покрепче? — поинтересовался мужчина, когда они вошли в кабинет. — Джин со льдом.       Достав из бара лишь один стакан, Торичелли наполнил его, ее любимым цитрусовым джином, и протянул девушке.       Через пару минут горничная принесла для него двойной еспрессо и, оставив поднос на столе, быстро исчезла. — Ты все еще пьешь кофе на ночь? Порой мне кажется, что в тебе вместо крови уже давно течет эспрессо, разбавленный виски.       Мужчина подошел к столу и одним глотком выпил обжигающий кофе, — Уже поздно в моем возрасте избавляться от дурных привычек, — фраза прозвучала двусмысленно.       Я не поблагодарила тебя за Уильяма, — Ева подошла слишком близко и села на стол, коснувшись его коленями.       На тот самый стол, где он имел ее слишком часто в той другой жизни, потому сработали рефлексы, и Торичелли опустил руки на ее бедра. Ева развела колени. Смотрела в упор с не наигранной нежностью.       Он поглаживал ее шелковистую кожу и думал, что вот сейчас им сексом заниматься уж точно не стоило. Она не хотела секс на фоне злости, а он — на фоне благодарности. Да что с ними было не так? Желание-то обоюдное жгло, а вот момент все никак не соответствовал.       Он хотел ее, но удерживал себя на грани. Ладони не скользили под юбку, хоть и очень, очень хотелось…       Ее пальцы нарочито медленно принялись расстегивать голубую, как небо, рубашку, обнажая сначала ключицы, а затем высокую грудь.       И лишь когда тонкий шелк соскользнул на столешницу, он подался вперед, заключая ее в объятия. Пальцы коснулись рубцов, по памяти очерчивая, знакомые линии. Их так много было у нее на теле. А на сердце, ведь было на порядок больше. — Спасибо, — прошептала девушка, потянулась к нему губами, и… можжевелово-цитрусовый вкус смешался с оттенками кофе.       Он хотел ее, но не здесь и не так. Последнее в чем она нуждалась сейчас, это быть нагнутой над этим столом, а ведь он знал, что именно этим все и закончится. Секс, наполненный злостью, давно вошел в привычку, он отвык быть нежным. Но сейчас он попытался сделать хоть что-то правильно.       Подхватил ее под ягодицы и понес в постель, которая так давно не помнила женского тела. Поставил у края. Зашуршала наспех сбрасываемая одежда.       Ева тихонько охнула, когда он опрокинул ее на прохладные простыни, и по телу побежали мурашки. Он смотрел на нее, нависая сверху, а ее глаза лихорадочно блестели, но не от наркотика, как прошлый раз, а от желания. Такого яркого, искрящего, настоящего.       Он плавно вошел в нее, стараясь не причинить боли стремительностью, но совсем позабыв о том, с какой силой его руки сжимают хрупкое тело. Такая горячая и пульсирующая, что от этого враз снесло крышу, а еще от того, что она шептала его имя вперемешку с тихими стонами.       Он задвигался резче, быстрее, словно пытаясь наверстать все то, упущенное время, пока старался принять, что она принадлежит другому. Жесткие злые толчки приносили мимолетное облегчение, пока он не уловил, что тональность ее голоса изменилась, а колени сжали его бедра сильнее. — Массимо, я твоя. Твоя, слышишь, — девушка словно проникла в его мысли.       Он замедлился, а затем перекатился на спину. Потянул ее на себя и Ева вновь застонала, но уже более томно. Прогибаясь в спине, наслаждаясь их близостью, она, ведомая его руками на бедрах, была прекрасна в своем удовольствии.       И в эту ночь, наконец, их души снова соприкоснулись, вторя сплетенным в экстазе телам.