Другие 365 дней

Четыре месяца спустя.

      Советник по национальной безопасности, недавно вступившего на должность, президента, хмуро и сосредоточенно смотрел на Еву с экрана огромной плазмы. Девушка не слушала, что он отвечал на вопрос журналистки, вглядываясь в знакомые черты.       Кристиан не напомнил о себе ни разу с того дня, как она покинула больницу, но, определенно, выглядел он гораздо лучше. Глядя на мужчину, она ощущала странную грусть. Конечно, Ева понимала, что если откроется их родство, это не только скомпроментирует его самого, но также бросит тень на Президента. Однако, в глубине души ей все же хотелось обрести хоть какую-то семью, пусть даже в лице этого опасного и странного мужчины.       Ева выключила новости и прикрыла глаза, война вытягивала из нее все силы.       Девушка не отдавала больше контроль над своими людьми Бейлу ни на минуту, принимая решения по всем вопросам, вплоть до назначения наказаний за проступки членов клана, потому сейчас чувствовала себя опустошенной.       В семейном бизнесе то тут, то там случались неприятности, но основной удар, который компенсировал бы Торичелли ущерб, еще не был нанесен.       Ева изо всех сил старалась контролировать все сферы деятельности Семьи. Только вот она все-равно чувствовала, что проигрывает в этой войне, если ей не удастся выдавить его из Нью-Йорка, то все будет зря.       Дженовезе действовали грубо по-старинке, Торичелли же, как всегда, был изящен в финансовых схемах, то тут, то там подтачивая ресурсы ее Семьи. Еве не хватало знаний и опыта, чтобы вести такую войну.       Обычно, наследников глав мафиозных кланов готовили к подобному с ранних лет, а у нее было лишь несколько месяцев перед смертью Витторио.       «Запомни, никогда нельзя показывать свою слабость, особенно перед членами Семьи, иначе ты лишишься не только власти, но и жизни. Ты должна быть жестокой, но справедливой, Ева.»       Она закрыла глаза, вызывая воспоминания сегодняшнего утра. Ева заканчивала завтрак, когда подручные поставили перед ней на колени молодого мужчину.       Ледяная маска непоколебимости и безразличия намертво приклеилась к ее лицу.       Он смотрел в пол, она же смотрела на перемотанные ошметками рваной рубашки окровавленные пальцы, которые ему раздробили молотком в наказание за то, что крал у Семьи.       На самом деле, прямых доказательств ей так и не предоставили. Деньги буквально в никуда исчезали со счетов одной из компаний Семьи. Ежемесячно одна и та же сумма. Вора не могли поймать четыре месяца, потому просто стали проверять всех причастных к финансовым операциям этой части бизнеса. Вот тут и выяснилось, что его мать, не имея страховки, проходила очень дорогое лечение от рака, на которое у их семьи попросту не хватило бы денег.       Мужчина знал, что раздробленные пальцы это лишь прелюдия, его судьбу должна была решить Донна. И ждал приговора, смиренно опустив глаза, разглядывая ее изящные лодыжки. — Оставьте нас.       Мужчина продолжал смотреть в пол, когда она приподняла пальцами его подбородок, призывая взглянуть себе в глаза.       Избитый, в грязной, оборванной одежде, он излучал, не подобающее моменту, спокойствие. Ясный взгляд серых глаз не кричал о раскаянии, как это бывало в подобных случаях, в нем же, напротив, был некий вызов. — Ты обокрал Семью. — Я взял взаймы и вернул бы все. Чуть позже. — Ложь тебя не спасет от наказания. — Я не вор, — его глаза стали штормовыми. Мужчина вздернул подбородок, отстраняясь от ее пальцев, — У меня не было другого выхода. Я. Взял. Взаймы.       В нем абсолютно не чувствовалось страха. — Выход есть всегда. Я знаю, что твоя мать больна и ты брал деньги только на ее лечение. Стоило прийти ко мне. Но ты сделал неправильный выбор.       Шторм в его глазах сменился удивлением. — Вы… Для вас жизнь человека ничего не значит. Какое вам может быть дело до моей больной матери, — не вопрос, утверждение. — Не дерзи мне, Джейкоб. Поднимись, — Ева встала со стула, спустилась с террасы и направилась в сторону пляжа, жестом приказывая и ему, и реджиме следовать за ней.       Они подошли к океану, где неподалеку от берега была пришвартована небольшая лодка. — Ты знаешь что случается с теми, кто предает Семью? — она все еще не видела страха в его глазах. — Да, — он прекрасно знал, как наказывал Витторио Дженовезе, и не ожидал от его дочери иного.       Мужчина сбросил обувь и неуклюже, сломанными распухшими пальцами, начал расстегивать пуговицы рваной рубашки, — он должен доплыть до лодки, а затем его вывезут в океан и утопят. Тела людей, предавших клан Дженовезе, никогда не находили.              Ева без каких-либо эмоций смотрела на то, как он сбрасывает материю на мокрый песок, обнажая сухое поджарое тело, покрытое кровоподтеками и заходит в ледяную воду, не оборачиваясь. Плывет к лодке. — Леон, — возвращаясь к дому, она подозвала ближе реджиме. — Слушаю, — мужчина идет чуть позади, слегка склонив голову. — Если доплывет до лодки, приведешь его завтра вечером ко мне. — Да, Донна. — И оплатите полностью лечение его матери.       Брови Леона ползут вверх, но он ничего не комментирует.       Когда Ева возвращается, на террасе ее уже ожидает консильери.

***

      Отношения с Грегом становились все сложнее. Как консильери, он давал безупречные советы, но личные у них не клеились.       После пожара в порту, Ева не могла заставить себя доверять ему в полной мере, в отличие от Уильяма, который слишком привязался к мужчине в последнее время.       Она видела тоску в глазах Бейла, когда ее непосредственный и улыбчивый, открытый миру сын, дарил мужчине свою безусловную любовь. Позволить развиваться этой привязанности было слишком опасно. Она не могла допустить, чтобы мальчик видел в мужчине отца. Не тот человек и не та ситуация.       Ева хотела максимально не травматично для Уильяма, оборвать их с Бейлом общение, но отсылать ребенка от себя она не хотела, а в силу обстоятельств, Грег слишком часто находился в их доме.       Ева устало откинулась на подушки. Ей нужна была передышка.       Вскоре должно было состояться открытие реабилитационного центра в Лондоне, и она планировала воспользоваться этим мероприятием, чтобы отдохнуть пару дней.       Ева проделала много работы, чтобы восстановить репутацию Фростов в обществе, и активное привлечение инвестиций в трастовый фонд реабилитационного центра, стало подтверждение тому, что она на правильном пути. Ненадолго она снова станет всего лишь Леди Фрост.

***

             Через две недели, оставив таки дела Семьи на попечение Бейла, Ева с Ульямом улетели в Лондон.       Торжественное открытие реабилитационного центра и прием для инвесторов были организованы без особой пышности, но с достаточным размахом, чтобы попасть в прессу.       Ева, произнося хорошо отрепетированную вдохновляющую речь, наткнулась взглядом на Торичелли, который сидя за, ближайшим к ее импровизированной сцене, столиком, ухмыльнулся и отсалютовал ей бокалом. Неприятное предчувствие защекотало, и без того натянутые, как струна, нервы. Его абсолютно точно не было в списке приглашенных.       Ева закончила речь под громкие аплодисменты и потеряла итальянца из вида, принимая многочисленные поздравления.       Не прошло и десяти минут, когда бледный, как мел, управляющий трастовыми фондом центра, с натянутой улыбкой, взял ее под локоть и отвел в сторону. — У нас огромная проблема, Леди Фрост, — голос мужчины срывался от волнения, — кто-то перевел со счетов фонда все деньги.       Ева шумно выдохнула. Это была огромная сумма, сформированная на восемьдесят процентов из привлеченных средств инвесторов.       Торичелли сделал свой ход, обескровив ее детище и нанеся сокрушительный репутационный удар, после которого оправиться будет невозможно. В мире богатства и роскоши прощали почти все, кроме потери денег. В ее проект больше никто не вложит деньги, если правда откроется. Массимо, а она не сомневалась, что это он, покусился на слишком личное. Он решил отобрать у Уильяма право с честью носить фамилию и титул отца. Девушка знала, что никто никогда не найдет эти деньги, только если он сам не решит их вернуть. — Никому ни слова, Патрик. Я разберусь. Все будет в порядке. И выпейте успокоительное, чтоли, на вас лица нет.       Ева с фальшивой улыбкой на губах искала глазами в толпе гостей Торичелли, но он словно сквозь землю провалился.       Отбыв, с высоко поднятой головой, оставшуюся часть вечера, девушка вернулась домой и устало опустилась в кресло перед разожженым камином, позволив себе несколько глотков крепкого алкоголя. Цитрусовый джин приятно горчил и будоражил рецепторы, отвлекая от тяжелых мыслей и отсрочивая на несколько минут принятие тяжелого решения.

***

      Массимо перебирал пальцами, слегка вьющиеся, пряди сына, пока Маттео спал, обнимая подушку. Фрост был прав в том, что по мере того, как мальчик рос, их сходство с Евой проявлялось все сильнее. В комнату вошел Роман, жестом обозначив, что есть новости.       В кабинете привычно трещал камин. Языки пламени лизали фруктовое дерево, отбрасывая блики на лицо блондина. — Она прилетела на Сицилию, остановилась на вилле Бейла. — Хорошо. Ничего не предпринимайте, пока мы не поговорим, — Массимо, сидящий в кресле у камина, облокотился локтями на колени, — что еще? — Терминал почти восстановлен, планируем запустить в следующем месяце. Сенатор будет на торжественном открытии. Кубинский картель уже подтвердил увеичение поставки. — Надеюсь, на этот раз обойдется без сюрпризов? Твоя ошибка стоила мне очень дорого. — Я лично проверял персонал и утроил охрану. — Федералы? — Это… сложно. — У меня заканчивается терпение, Роман. До запуска терминала я хочу знать кто стоит за всем этим. — Я стараюсь, капо. — Недостаточно. — Ниточки тянутся слишком высоко. — У тебя времени до открытия терминала. — Я понял. — Свободен, — Торичелли очень нервировало то, что федералы наступали ему на горло, угрожая не только бизнесу. Но еще больше его нервировала предстоящая встреча с НЕЙ.

***

      Сицилийское солнце клонилось к закату. Ева спускалась по крутой, высеченной в скале лестнице от фамильного кладбища Торичелли, разместившегося на вершине.             Пройдя десяток ступеней, девушка нырнула под ограждение и подошла к обрыву. Волны разбивались об острые зазубрины скал, пока она собиралась с мыслями, проигрывая в голове предстоящий разговор с Массимо, ради которого, собственно, и прилетела.       Глядя, как солнечный диск купается в неспокойных водах Ионического моря, она не услышала, как по лестнице поднялся и замер за ее спиной мужчина. Но он не смотрел на красивый закат, он любовался ею.       Шаг. Еще один. Ева остановилась у самого края, не отрывая восхищенного взгляда от манящей бурной стихии, брызги которой в закатном солнце переливались всеми цветами радуги.        Порывы ветра доносили капли даже на такую высоту, щедро осыпая фигуру в белом платье соленой пылью. Сицилия была у нее в крови и сейчас эта кровь восторженно кипела, откликаясь на зов поцелованной Богом земли.       Девушка пнула небольшой камушек и чуть наклонилась, чтобы проследить его падение. — Ева! — ее рука оказалась в его руке раньше, чем девушка успела сообразить что произошло. Она опустила глаза, посмотрела на свою ладонь… в его руке, и… переплела их пальцы.       Торичелли вздрогнул от этого невинного жеста, означавшего так много. Он осторожно заключил ее в объятия, уткнувшись в растрепанные волосы, вдыхая аромат ее тела и соленого морского бриза. Его руки замкнулись на ее талии, ограждая от всего мира, а сердце грозилось проломить грудную клетку и девушка спиной ощущала этот бешеный стук.       Ева нежно гладила большим пальцем его запястье, пока сердце Трричелли выравнивало ритм.       В синхрон, растревоженной Этне, его кровь, вулканической лавой потекла по венам, когда его взгляд выхватил на вершине холма белого ангела, как будто, парящего над ними. В этом самом месте, у надгробия их неродившегося сына, все закончилось много лет назад. Но ему показалось, что вот прямо сейчас, солнечные лучи подсвечивали невидимые нити их связи, которая, как будто, никогда не прерывалась. — Мы должны прекратить, — эта короткая, но емкая фраза заменила весь, в одночасье вылетевший из ее головы, зарнее подготовленный, монолог. — Не надо. Не сейчас, — он поцеловал ее в макушку, сделал шаг назад, оттягивая девушку с края обрыва и лишь после этого разомкнул руки, — Давай поговорим позже.       Она молча кивнула, обняла себя руками, пытаясь вернуть исчезнувшее вместе с ним тепло, вслушиваясь как в глухом рокоте прибоя стихают его шаги.       Они с Уильямом остановились на вилле Бейла, утопающей в апельсиновых садах у подножия Этны. Дом был небольшой, в традиционном сицилийском стиле и Ева очень удивилась, что предпочитающий излишнюю роскошь, консильери, не загнал сюда каких-то новомодных дизайнеров.       Как же легко ей тут дышалось. Не только потому, что сицилийский воздух был особенным, но еще и потому, что она отпустила всех сопровождающих, оставив при себе только няню Уильяма и двух охранников.       Она укладывала сына, когда ей доложили, что синьор Торичелли ожидает у входа.       Массимо стоял оперевшись бедрами о машину и засунув руки в карманы, когда она вышла, чтобы встретить его лично. Небрежность его позы шла в контраст с ее внутренним напряжением. Он был без охраны, ведь тут на Сицилии ему нечего было опасаться. — Подождешь меня? Мне нужно дочитать Уильяму сказку. — Конечно, — Торичелли уселся в мягкое плюшевое кресло в комнате, видимо, служащей кабинетом, и прикрыл уставшие веки… — Мы должны прекратить эту войну, — Ева стояла оперевшись бедрами о массивный деревянный стол. — Именно ты развязала ее. И почему сейчас я должен поверить, что ты хочешь обратного? Ты прилетела лишь потому, что я загнал тебя в угол. — Я прилетела потому, что скучаю… Массимо, — ее голос стал мягче, тягучее. — Ты просто хочешь чтобы я вернул деньги в траст. — Одно не исключает другое. — И что я получу взамен?       Ева облизнула губы, присаживаясь на край стола. — Меня. Но сначала я хочу узнать от своего управляющего, что в траст возвращено все, до последнего фунта. — Договорились. Я все равно не собирался оставлять эти деньги. Я лишь хотел показать тебе, что как бы ты не старалась, ты проиграешь.       Торичелли провел транзакции прямо с телефона, и через несколько минут ей позвонил управляющий. — Спасибо, — ее глаза призывно блестели.       Массимо поднялся с кресла и оперся руками о стол, заключая ее в ловушку. Сделка есть сделка. Пусть даже такая грязная. Она предложила себя и он не собирался отказываться, равно как и отпускать ее больше не собирался.       Ева вздернула подбородок, заглядывая в потемневшие от желания глаза, соблазняя. Их губы встретились так резко, что из легких выбило весь воздух. Его пальцы скользнули на затылок, запутываясь в шелке волос, оттягивая ее голову назад и открывая доступ к тонкой шее и ключицам. Ева застонала в голос, разводя ноги шире, чувствуя его возбуждение через тонкую ткань.       Ее рука опустилась к подолу, комкая белое платье, поползла по бедру…       Его глаза расширились, когда лезвие кинжала вошло в его тело, словно в масло. Рука накрыла ее холодные, липкие от горячей крови, пальцы, сжимающие инкрустированную камнями рукоять кинжала. Того самого, что он дал ей как символ своей защиты.                   Последнее, что он услышал, перед тем как погрузиться во тьму, был ее шепот, — Массимо.