Другие 365 дней

Пол года спустя. Нью-Йорк.

      Торичелли скучал на очередном светском мероприятии, организованном республиканцами для сбора средств в поддержку избирательной компании Трампа. В последнее время он слишком часто бывал в США и это, откровенно, начинало его тяготить.       Массимо скучал по сыну, которого из-за обострившейся войны между мафиозными группировками было рискованно привозить в штаты, он скучал по дому, по семье. Однако продолжал строить свою империю здесь, ведь в Италии по этой части все было гладко, а ему не хватало масштаба.       Мужчина посмотрел на неприлично дорогие наручные часы, отмеривая себе еще сорок минут пытки, после чего с чистой совестью спустится в бар, когда его несильно толкнули. — Ох извините, — та самая блондинка смотрела на него в упор, давая понять, что столкновение было не случайным. — Я не работаю сегодня, Джой — пошутил Торичелли. — О… ты запомнил мое имя? Значит я не зря потратила пятьсот долларов, Массимо.       Хитрая выходка девушки пришлась ему по душе, ведь иначе он действительно вряд ли запомнил бы ее имя. — Итак, Джой, с кем ты здесь? — С тобой. — Я же сказал, что не работаю сегодня. — Тогда может быть я могу предложить тебе…себя? — глаза девушки призывно сверкнули, — Абсолютно бесплатно. — Не сегодня. — Ну же, Массимо, нам было хорошо в прошлый раз, обоим. Ты утешил меня тогда и, кажется, настала моя очередь.       Мужчина снова посмотрел на часы, а затем окинул девушку тяжелым взглядом, — Я сегодня не в духе, поэтому лучше тебе держаться от меня подальше. — А то что? Отшлепаешь меня? Ну же…я могу быть ооочень плохой девочкой.       Глаза Тричелли наполнились тьмой. Утром Роман ему доложил, что Ева с сыном и собакой прилетела в Нью-Йорк, и теперь он каждую секунду думал о ней и злился. Злился на Эдварда за то письмо, злился на себя за то, что не мог выбросить ее из головы и злился на нее за то, что она просто существовала. Прямо сейчас ему очень хотелось выплеснуть на кого-то свою злость, и судя по всему, его давняя случайная знакомая была не против. — Пойдем, — он вцепился в ее запястье и потащил к выходу, наплевав на приличия, обязывающие его торчать тут еще, как минимум, пол часа.       Они сели в его машину и поехали в ее квартиру в Гарлеме. Секс был бурным, жестким и грязным, с прокушенными губами, синяками на ее бедрах и его расцарапанной спиной, но, очевидно, им обоим понравилось.        Около полуночи девчонка отрубилась, а Торичелли, не планировавший ночевать, укрыл спящую девушку одеялом и тихонько вышел из квартиры.       Пытаясь очистить голову от навязчивых мыслей о Еве, он сел в машину, откинул голову на подголовник и задремал. К себе в квартиру он вернулся на рассвете, надел спортивный костюм и вышел на пробежку.       Накинув на голову капюшон толстовки, итальянец, восстанавливая дыхание, шел возле Музея Метрополитен, когда увидел как на небольшой лужайке за мячом носится белый бультерьер. Хозяина не было видно за деревьями, поэтому, повинуясь какому-то внутреннему зову, он повернул к лужайке и остановился под кроной раскидистого клена.       Собака снова и снова приносила мяч молодой женщине, одетой в голубые рваные джинсы, белую футболку и темно-синий кардиган. На ногах были неизменные конверсы, а на голове, небрежно собранный пучок. Такая домашняя, такая родная и чужая одновременно.       У Массимо засосало под ложечкой и сердце предательски застучало ушах. Ведь он мог вытрахивать свою злость сколько угодно и с кем угодно, но только из-за нее пульс учащался так сильно, что становилось невозможно дышать.       Уже совсем не белоснежный комок мускулов и шерсти резко затормозил у его ног, когда мяч врезался в кроссовки. — Спарки, ко мне! Извините! — Ева явно его не узнала.       Пес схватил мяч и рванул к хозяйке. Массимо, грешным делом, подумал, что и сам не против был бы оказаться на его месте, и даже позволил бы ей надеть на себя поводок. Но, видимо, пес был воспитан гораздо лучше него, раз Ева, управляя лишь голосом, побуждала собаку идти рядом без какой-либо связки. Он сам не понял, как догнал ее и окликнул.       Вместо того, чтобы охранять хозяйку, пес дружески завилял хвостом. — Массимо?.. — удивленный и слегка растерянный голос, заставил его остановится в полуметре от девушки. — Привет. Ты вернулась в Нью-Йорк? — последовал логичный вопрос, ведь она привезла сына и собаку. — На какое-то время. Отец перенес инфаркт, мне будет спокойнее, если я буду рядом, пока он восстанавливается. — Я не знал. Сожалею. Так значит ты теперь возглавишь Семью? — вопрос был прагматичным, но он ничего не мог поделать. После того, как он убил человека, по чьему приказу Ева чуть не погибла, между кланами разгорелась настоящая война. — Твой отец соблюдал нейтралитет и я должен знать поддержит ли эту линию его преемник. — Я…я не думала об этом. — Ясно. Как ты вообще? Как Уильям?       Девушка немного замялась. Что она могла сказать? Что последние пол года почти не жила. Что Уильям в этой страшной аварии потерял не только отца, но и мать, ведь она так и не оправилась. Телесная оболочка машинально выполняла функции, а сердце осталось лежать на той дороге, раздавленное бензовозом… — Нормально. Мы в порядке. Спасибо.       Он знал, что она лжет. Она знала, что он знает. — Ты домой? Мы со Спарки проводим тебя.       Наконец, мужчина присел и почесал пса за ухом, тот сузил свои треугольные глаза от удовольствия и заложил уши, а затем радостно ткнулся носом в шею. — Спарки! Веди себя прилично! — Ева возмутилась лишь для проформы, но пес сразу же отступил.       Торичелли рассмеялся и снова подумал, что был бы не прочь оказаться на его месте, ведь они с этим бультерьером, как оказалось, были похожи. Их объединяла безусловная любовь к этой девушке.       Они шли по парку в комфортном молчании. Он понимал, что слишком мало времени прошло, чтобы ее душевная рана затянулась, потому просто наслаждался тем, что был рядом.       Город уже окончательно проснулся, когда они подошли к дому, где жил Торичелли, молчание стало неловким. Ева уже собралась попрощаться, как из стоящей неподалеку патрульной машины вышел полицейский и направился к ним. — Массимо Торичелли? — Да. — Офицер Джим Крон, вы арестованы по подозрению в изнасиловании и убийстве Миранды Девон. Вы имеете право хранить молчание, все, что вы скажете, может быть использовано против вас. — Это какая-то ошибка, — Ева заговорила первой, глядя на ошарашенный взгляд итальянца. — Не влезай в это, я разберусь, — Торичелли небрежно протянул руки, на которых защелкнулись металлические браслеты. — Разберемся в участке и если это действительно ошибка, принесем мистеру Торичелли свои извинения, — полицейский взял Массимо под локоть и повел к машине, а Ева, пребывая в состоянии шока, смотрела как итальянец невозмутимо садится на заднее сидение.       Несколько часов спустя, алая Феррари с характерным хрустом мелкого гравия припарковалась на подъездной дорожке фешенебельного особняка в небольшом городке неподалеку от Ньйю-Йорка. Тонкая шпилька продавила грунт, когда Ева, обутая в черные лаковые лобутены, изящно выскользнула из слишком низкого спорткара. Она знала, что человек, к которому она пришла, любил красивых женщин и эффектные появления, потому на ней сегодня было алое платье с глубоким декольте, облегающее ее как вторая кожа и помада в тон. — Здравствуйте, Леди Фрост, хозяин примет Вас на южной террасе. — Спасибо, Оливер. Как ты? — Спасибо, все отлично.       Дворецкий проводил ее на южную террасу и оставил в одиночестве. Ева закусив губу с внутренней стороны, чтобы не испортить помаду, с легким трепетом ждала хозяина дома.                   Услышав знакомые шаги, девушка обернулась, всматриваясь в льдистые бледно-голубые, почти бесцветные глаза мужчины. — Нет. — Что, прости? — Я знаю зачем ты пришла и говорю тебе нет. — Но, ты даже меня не выслушал. — Твоего бывшего мужа обвиняют в убийстве первой степени агента ФБР под прикрытием, сопряженном с изнасилованием. — Что?! Агента? — Ох… ты не знала? Прости, что расстроил тебя. — Грегори, пожалуйста. — Так теперь я Грегори… очень…мило. А куда же подевался «хитрый изворотливый ублюдок», кажется так ты меня назвала в последнюю нашу встречу?       Ее пальцы стали подрагивать и она сжала кулаки. Убийство агента ФБР тянуло на пожизненное. — Грег, пожалуйста, я… — Хочешь извинится за свои слова и тот маленький инцидент, который мне едва не стоил адвокатской лицензии? Да брось, Ева. Ты все так же меня презираешь за то, что я взялся за то дело и вытащил того неприлично богатого урода, изнасиловавшего твою подругу. — Выставив ее шлюхой на всю страну, Грег. Анна покончила жизнь самоубийством из-за тебя! — Ева сорвалась, тут же пожалев о своих словах. Она была уверена, что Грегори Бейл был единственным человеком, способным вытащить Торичелли из этого дерьма.       Грегори Бейл был ее наставником, когда она делала первые шаги в юриспруденции, еще только в качестве ассистента в его юридической фирме.       Она стала хороша в этом бизнесе только благодаря ему, ведь исключительный интеллект и профессиональная чуйка сделали его лучшим в своем деле. Он брался за, казалось бы, безнадежные уголовные дела за баснословные гонорары и не проиграл ни разу.       Все девочки на курсе были влюблены в профессора Бейла, когда он читал им курс уголовного права. И Ева не была исключением.       Первая влюбленность настигла ее именно тогда в девятнадцать. Он был старше ее на пятнадцать лет, но это не имело значения. Она до дрожащих коленок хотела чтобы он стал ее наставником и… первым мужчиной. Упросила отца устроить ее к профессору на стажировку.       Но когда отец попросил Грега обучить ее, тот отказался, сославшись на то, что женщина слишком эмоциональна для того, чтобы быть первоклассным адвокатом. Да. Он был невыносимым сексистом до корней волос. Однако Витторио Дженовезе умел убеждать и Грег все же согласился, поставив условие, что обучит, только если она будет совместно с ним вести все дела без исключения, какими бы грязными они ни были. К слову, Ева оказалась весьма способной ученицей.       И вот, спустя несколько лет стажировки, им предстояло защищать человека, который зверски изнасиловал ее ближайшую подругу.       Она умоляла его не брать это дело, но Бейл был непреклонен. Тогда Ева отказалась помогать ему, и мужчина, в котором юная девушка души не чаяла, в тот же день выставил ее за дверь.       С разбитым сердцем, она следила за громким процессом над сыном конгрессмена, который был по итогу оправдан. Дело не просто прозвучало на всю страну, по наводке Грега журналисты буквально затравили несчастную жертву, которая так и не смогла оправиться от пережитого унижения и через месяц после вынесения оправдательного приговора вскрыла себе вены.       Грег почти всегда играл грязно и сразу же после смерти Анны, на него подала жалобу в дисциплинарную комиссию одна из фигуранток по одному из прошлых дел, в котором Ева была помощницей. После долгого разбирательства его все же не лишили лицензии. Он знал, что это Ева слила информацию и знал, что у нее до сих пор есть на него компромат, который она тогда почему-то не обнародовала.       Твердая рука мужчины легла на ее подбородок, размазывая большим пальцем алую помаду. — Ты надела свою красную броню и думаешь, что под ней я не увижу, что ты все та же? Ты пришла меня шантажировать, ну так давай. Посмотрим чего ты стоишь, герцогиня. Или какой там титул покойного мужа ты носишь? — Графиня, — Ева вздрогнула при упоминании Эдварда. Ее броня дала трещину. — Плевать. Для меня ты навсегда останешься маленькой влюбленной ассистенткой. — Ты знал? — О господи, я же не слепой. Твои, демонстративно облегающие фигуру, платья и откровенные взгляды, алая помада… ты правда думала, что я этого не замечаю? — Ты был всегда холоден. — Я захотел трахнуть твой дерзкий рот с того момента как ты опустилась на колени, когда случайно уронила мне под ноги свой непристойно дорогой Монблан. — И что же тебя остановило? — Я не гажу там, где ем. Но я бы сохранил твою невинность для себя, ведь в свои девятнадцать ты была так прекрасна, влюблена и наивна. Ты даже не смотрела на других мужчин, правда? После окончания стажировки я забрал бы тебя себе. У тебя неплохой генофонд, знаешь, а я люблю красивые вещи.       Ева внутреннее поежилась от этих слов. Как же она была слепа тогда.       Его пальцы скользнули по тонкой шее, провели по открытой ключице и спустились в ложбинку между, аппетитно приподнятыми, полушариями груди.       Преодолевая отвращение, Ева замерла. Он был ей нужен. — Меня привлекала твоя невинность и причудливо работающие извилины в мозгу, однако использованный товар меня не интересует, — он убрал руку.       Девушка гневно сузила глаза, сдерживаясь из последних сил. — Тогда чего ты хочешь? — С чего ты решила, что я что-то хочу? — Ты бы не стоял тут в противном случае. — Те документы, что ты украла у меня. — Хорошо, я верну их, если ты выиграешь его дело. — Это не все. Твой отец не вернется к делам после второго инфаркта, а это означает, что ты встанешь во главе Семьи. И ты будешь мне должна. Ты вернешь долг тогда, когда я потребую и в той форме в которой захочу. Но ты дашь мне свое слово сейчас. — Я не могу возглавить Семью. — Можешь и сделаешь. Витторио попросит и ты ему не откажешь. Просто не сможешь. Сострадание и любовь — твоя слабость. Ведь ты пришла ко мне просить за человека, который меньше суток назад грязно трахал малознакомую девку, которую снял в… неважно. И, — он окинул ее оценивающим взглядом, — даже готова лечь под меня, лишь бы я взялся за его дело. — Прекрати. — Ты все еще любишь его, не так ли? Неужели твой лорд не смог вытрахать из тебя это? — Я ошиблась, прийдя сюда.        Девушка взяла со стола салфетку и вытерла размазанную помаду, а затем, вскинув голову пошла к машине.       У нее оставался единственный выход, крайне рискованный, и слишком мало времени.