Другие 365 дней

      Эдвард разглядывал, прибывающую в состоянии шока, Еву. Остекленевшие глаза, платиновые волосы и фарфоровая кожа, в бледном освещении галогенных ламп, делали ее холодной и неживой, лишь бешено пульсирующая голубая венка на шее свидетельствовала о том, что кровь в этом теле все еще перекачивается разбитым сердцем. — Позволишь войти? — Он знает? — выпалила, вышедшая из ступора, Ева. — Нет.       Она шумно выдохнула и прислонилась спиной к стене узкого коридорчика, впуская британца в дом. — Вина? — Не откажусь.       Пока девушка вышла на кухню, Эдвард профессиональным взглядом рассматривал скромное убранство гостиной: почти все было белым — пол из полированной древесины, потолок, стены, двери, журнальный столик, комод, тонкие полупрозрачные шторы. Лишь насыщенного голубого цвета диван и такое же кресло, ярким пятном выделялись среди абсолютно безликого интерьера. Никаких картин, фотографий, каких-либо приятных мелочей… вообще ничего, что выдавало бы желание хозяйки создать уют.       Безразличие сквозило в каждом миллиметре небольшого пространства, и лишь оставленные на комоде портсигар да зажигалка, выдавали присутствие жильца. — Присаживайся, — девушка махнула рукой в сторону дивана и поставила на комод бутылку Amarone della Valpolicella и два бокала, — Сейчас доставят пиццу.       Эдвард удовлетворенно отметил, что баловать себя хорошим вином Ева не разучилась. — Черт, — дрожащие пальцы не слушались, безуспешно пытаясь срезать колпак с недешевого винтажа.       Мужчина, проигнорировав диван, подошел со спины и уверенно накрыл ее пальцы своими ладонями, — давай помогу.       Ева замерла. К ней так давно никто не прикасался, что теплые ладони мужчины обожгли ее ледяные пальцы.       Она вообще с трудом могла выносить чужие прикосновения после падения, до сих пор фантомно ощущая сомкнувшиеся на своем плече пальцы Торичелли.       Они застыли в этом мгновении, привыкая друг к другу.       Британец прикрыл глаза и вдохнул ее терпкий запах. Что-то цитрусовое, похожее на смесь апельсина или грейпфрута с можжевельником. Ну конечно… она хранила в своем разбитом сердце Сицилию, и в этих ароматах носила на себе воспоминания о ней. О нем… — Позволишь? — Эдвард мягко перехватил бутылку, забирая из ее рук нож сомелье.       Все еще потрясенная его прикосновением, девушка, молча смотрела как длинные пальцы ловко орудуют ножом, вытаскивают штопор. — Декантер у тебя есть? — На кухне, вторая полка справа, — сердце все еще набатом стучало в ушах так громко, что Ева едва услышала мужчину.       Кухня столь же безликая как и гостиная совсем не удивила Эдварда. Перелив вино в декантер, он забрал у разносчика пицу, оставил на кухне и вернулся в гостиную. — Я забрал пицу, пойдем поедим. Я, если честно, жутко голоден.       Девушка рассеянно кивнула. — Но для начала, где у тебя ванная?       Ева указала на нужную дверь, и переодевшись в джинсы и футболку, вернулась на кухню, чтобы выложить пиццу на блюдо. Это какой то сюр…, — в голове не укладывалось как он нашел ее в Рио и почему ведет себя так будто ничего не произошло.       Войдя в санузел, Эдвард первым делом открыл шкафчик за зеркалом, где люди обычно хранят медикаменты. Как он и предполагал, содержимое изобиловало разнообразными психотропными препаратами, которые в Бразилии абсолютно спокойно можно было купить без рецепта. Она, ожидаемо, пыталась справиться с собой с помощью коктейля из антидепрессантов.       Когда он вернулся, Ева сидела на полу в гостиной, а перед ней на журнальном столике стояла пицца, декантер и два бокала.       Мужчина сбросил пиджак, закатил рукава белоснежной рубашки и уселся по-турецки рядом с девушкой.       Судя по тому, как судорожно сжимали ножку бокала ее пальцы, она сильно нервничала. — Успокойся, Ева. Я не расскажу ему, что нашел тебя здесь. Тебя никто не потревожит, я тоже скоро уйду. Просто давай поужинаем, и ты проводишь меня до двери. Идет? — он разговаривал с ней как с нашкодившим, ожидающим наказания, ребенком. — Как?.. Как ты меня нашел? — Поверь, абсолютно случайно. Я купил клуб в котором ты сегодня танцевала.       Девушка моментально покраснела. Из-за того, что он стал свидетелем того как низко она пала, ей было почему-то не по себе, хотя ведь должно то было быть все-равно. — Это было… красиво. Не совсем то, к чему я привык в твоем исполнении, — сказал мужчина, возвращая ее в тот вечер на балу в доме Медичи, — но весьма… чувственно.       Боже, как же он ошибался! Она так давно перестала чувствовать.       Первые месяцы после приезда в Рио, она совсем не выходила из дома, оглушенная и потерянная. А затем, в попытках почувствовать хоть что-то, как безумная гоняла на своем байке по автодрому в Сан Пауло, по вечерам танцевала в стрип-баре, под голодными взглядами нетрезвых мужчин, летала на параплане, искала самые высокие волны на серфе, однако, образовавшаяся в душе пустота сжирала любые эмоции, что она ей скармливала. Абсолютное безразличие ко всему упорно подталкивало ее к грани.       Но отчего-то, такое будничное прикосновение руки британца, внезапно вызвало ураган эмоций, и поселило внутри робкое тепло.       Ева избегала смотреть ему в глаза, пялясь на жилистые предплечья и аристократичные пальцы, аккуратно отправляющие в рот кусочки пиццы.       Так они и ели. Он глядя на нее, а она на его руки. Но молчание не было тягостным, скорее успокаивающим. — Спасибо за ужин, вино было превосходным, — он поднялся, взял пиджак и направился к выходу.       Ева тенью пошла за ним, не желая признаться себе в том, что присутствие мужчины каким-то образом успокаивало ее мятежную душу.       У порога британец развернулся и, наконец, поймал, ее полный смятения и внутренней борьбы, взгляд. — Тебе идет эта прическа и цвет волос, Снежная королева, он улыбнулся краешком губ, — прощай, Ева, — мужчина открыл дверь и вышел в ночь.       Вернувшись в гостиную, девушка достала из портсигара косяк и вышла на небольшую террасу, примыкающую к спальне с прямым выходом на пляж.       Окунувшийся нижним краем, в воды Атлантики, лунный диск, проложил к ее ногам, искрящуюся дорожку, разрезав пополам залив Гуанабара.       Девушка села на деревянные ступени, зарывшись ступнями в еще теплый песок и закурила. Пальцы, держащие самокрутку, наконец, перестали подрагивать, а голову окутала расслабляющая дымка, выгоняя из мыслей образ британца.       Завтра. Она подумает об этом завтра.