Scars look like tattoos

      Хёнджин несколько раз подряд щёлкает мышкой, а после наобум нажимает все кнопки клавиатуры.       — Ну, что? — в динамике слышно спокойный голос.       — Ничего, Сынмин, — выдыхает парень и тихо стонет. — Он завис, понимаешь? Полдня работы коту под хвост. Пять страниц текста…       — Не нервничай, — всё тем же ровным голосом успокаивает Ким. — Насколько я помню у тебя ноутбук?       — Скорее коробка с неработающими железками.       — Посчитай до десяти, — продолжает Сынмин.       — Зачем?       — Вслух, Хёнджин.       Хван закатывает глаза, на пробу пытается ещё раз подвигать мышкой, но курсор прилип к одному месту.       — Один, два, — голос немного раздражённый, когда счёт доходит до конца, то становится на грани шёпота, — десять.       — Успокоился? — в ответ еле слышное мычание. — Теперь просто зажми кнопку включения и подожди когда ноутбук выключится.       Экран гаснет и гостиная погружается в тишину, в трубке лишь размеренное дыхание Сынмина.       — А сейчас включай, — инструктирует Ким.       Компьютер оживает и уже через какую-то минуту работает в прежнем режиме. Хёнджин проверяет документ с текстом. Спасибо, его мнительности и ошибкам прошлого, что теперь он сохраняет работу каждые четверть часа. Потерян один абзац, ничего страшного.       — Нельзя было сразу сказать? — с ноткой обиды в голосе спрашивает Хван.       — Я боялся, что ты кнопку сломаешь, — лёгкий смех вызывает улыбку на лице Хёнджина.       Сынмин удобнее усаживается на диване, откидывается на подушки и обводит взглядом одинокое помещение. Картины на стене больше нет и это отчего-то вызывает приятные чувства. С грустью Ким понимает, что слишком рано повзрослел, никто из его одноклассников не живёт самостоятельно в собственной квартире. И пусть последнее подарок родителей, вот только их самих в жизни парня нет. Да, ему восемнадцать, но какая к чёрту разница. Иногда необходимо обнять маму и сказать о проблемах, какими бы они не были. Или банально попросить совета у отца. Сынмин машет головой, отгоняя давящие в груди мысли и возвращает внимание к важному. Хёнджин всё время молчал, наверно снова погрузился в работу. Ким позвонил ему два часа назад и весь их разговор состоял из приветствия и случившейся неприятности. А Сынмин и не против, ему приятно было слышать тихий голос парня, когда тот особо сильно погружался в работу и начинал размышлять вслух.       — Ты в выходные занят? — неожиданно спрашивает Ким.       Хёнджин несколько раз моргает, глаза слезятся от напряжения.       — Планов нет, но у меня сессия на носу, а у тебя выпускные экзамены, — тараторит парень и закрывает текстовый документ, на сегодня с него хватит. Строчки из букв сплываются в непонятное чёрное пятно, а виски неприятно пульсируют, предвещая неминуемую головную боль.       — Давай прогуляемся? — Сынмин зажмуривается, когда произносит своё предложение. — Всего на час. Погоду обещают отличную.       — Я подумаю и скажу, — шея затекла, да и вся спина неприятно ноет. Хёнджин опирается на спинку стула и вытягивает ноги, облегчённо выдыхая. Это был поистине тяжёлый день. Четыре пары и срочный заказ. В динамике слышно короткие сигналы, оповещающие о входящем вызове. — Подожди, мне звонят, — он ставит разговор с Сынмином на удержание и отвечает. — Привет, Чанбин.       — Хёнджин! — громкий голос заставляет распахнуть глаза и сесть ровно. На фоне слышно звуки сирен. — Чонина везут в больницу, — спешно говорит парень. — Куда мы едем? — обращается уже не к Хвану. Ему отвечают и он повторяет название госпиталя. — Приезжай, как можно быстрее.       — Что… что случилось? — от растерянности Хёнджин даже двух слов внятно связать не может.       — Чонина сильно избили, — звук сирен становится громче, а звонок сбрасывается.       В динамике снова тишина. У Хвана дыхание учащается, сердце стучит в самых висках. Он пытается переварить услышанное и с губ срывается рваный выдох.       — Джинни? — Сынмин и не заметил, что разговор возобновился.       — Отвези меня в больницу, — сдерживая подступающие слёзы, просит парень. — Сейчас.       Хёнджин будто в трансе переодевается из домашней одежды, телефон оставляет на включенном ноутбуке.       Сынмин пытается докричаться в трубку, его не слышат. Парень громко ругается и, накидывая лёгкую ветровку, вылетает из квартиры. На первом этаже вспоминает, что забыл ключи от машины.       — Сука!       Рычит Ким и, минуя лестничные пролеты, за считанные минуты возвращается обратно.       Пальцы крепко сжимают руль, он собирает наверно все светофоры на своём пути и с визгом шин, тормозит у знакомого дома.       На Хёнджине лица нет, парень нервно покусывает губы, глаза стеклянные. Он садится на пассажирское сиденье и тихо говорит адрес. Дрожащими пальцами оттягивает джинсы на коленях. Не обращает внимание на превышение скорости, лишь изредка бросает многозначный взгляд на Сынмина, стоит им пересечься, как утыкается вперёд, рассматривая проносящийся мимо город.       У больницы стоит пара машин скорой помощи, Хёнджин терпеливо ждёт, как их автомобиль припаркуется и стоит мотору заглохнуть, вылетает на улицу. Ким идёт следом, на ходу включая сигнализацию. Двери разъезжаются в стороны, внутри достаточно много народа, ожидающего своей очереди. Хван подходит к стойке администрации и впивается пальцами в деревянную поверхность.       — Здравствуйте, — пытается улыбнуться, выходит с трудом. — Скажите, пожалуйста, в какой палате сейчас Ян Чонин?       Девушка откладывает в сторону папку с документами, которую до этого самого момента спокойно заполняла.       — Добрый вечер, — голос уставший, — могу я узнать, кем вы ему приходитесь?       — Брат, — резко отвечает парень.       — Одну минуту, — она вбивает имя пациента на компьютере и сводит брови на пересонице. — Он сейчас в четвёртой операционной на третьем этаже.       Хёнджин взглядом ищет лифт и срывается с места.       — Спасибо, — благодарит Сынмин и старается не отставать ни на шаг.       Хван непрекращая жмёт кнопку вызова, Ким перехватывает его пальцы и крепко сжимает в своей ладони. Чужое волнение передаётся одним прикосновением. Сынмин пытается хоть как-то понять то, что происходит.       На нужном этаже в конце коридора две одинокие фигуры. Феликс сидит на узком диванчике, а Чанбин нервно расхаживает из стороны в сторону. Сделав очередной круг, он опускается рядом и приобнимает Ли за плечи.       — Феликс, — окликает парня Сынмин. Хёнджин замедлил шаг, словно боится подходить ближе. — Что с Чонином?       Ли выглядывает из-за плеча Со, поднимается, ноги словно свинцом налило. На лице у парня губа рассечена, а вокруг яркий кровоподтёк.       — Привет, — хриплый голос отлетает от стен. — Я после дополнительных задержался, — начинает издалека. — Чонин ушёл раньше, — он говорит, как увидел Чана и Минхо, увязавшимися следом за Яном. — Мне показалось это странным и я пошёл за ними. В общем, — Феликс сглатывает, Чанбин приобнимает за плечо в знак поддержки. — Я увидел, как его избивают и вмешался, — он кривится от воспоминаний.       — Всё в порядке, твоей вины здесь нет, — успокаивает Со.       — Если бы Чонин не попытался остановить Минхо, — голос срывается, Феликс отворачивается, прикрывая лицо ладонями.       — То, что? — безлико спрашивает Хёнджин.       — У него был нож, — продолжает за своего парня Чанбин, который несколькими минутами ранее услышал всю историю. — Нини хотел остановить Минхо, — он видит, как лицо Хвана приобретает ещё более болезненный оттенок. — Он схватился за лезвие и порезал руки, — спешит успокоить Со. — Врачи говорят, что опасности для жизни нет.       Хёнджин садится на уже пустой диван, нервно усмехается, а после из глаз начинают стекать слёзы. Сынмин обнимает, поглаживает по спине и чувствует, как ткань ветровки сминается от крепкой хватки. Хван утыкается в чужое плечо и больше не сдерживает эмоции.       — За что они так с ним, Сынмин? — всхлипывая, спрашивает Хёнджин.       — Не знаю, Джинни, — сквозь зубы отвечает парень, едва заметно целует в макушку. Ему больно, больно от того, что такое переживает любимый человек. Он смотрит на Феликса с непониманием и требованием рассказать мельчайшие подробности. А до последнего только сейчас доходит, что его старый друг каким-то странным образом явился в больницу с Хёнджином.       Спустя два часа двери операционной открываются. Мужчина в синем костюме стягивает маску и шапочку. На него нацелено сразу несколько вопрошающих взглядов.       — Операция прошла успешно, — с тёплой улыбкой говорит хирург. Его волосы растрёпаны, а в глазах неимоверная усталость. — Чонина переведут в палату и вы сможете его навестить. От наркоза он отойдёт минут через сорок. Только не все сразу, — предупреждает мужчина.       Хёнджин вырывается из рук Сынмина, равняется с доктором.       — Спасибо, — он искренне благодарит и наконец отпускает свой самый главный страх.       — А вам, молодой человек, — хирург обращается к Феликсу, — нужно наложить пару швов, пройдёмте за мной, пока я не уснул, — мужчина громко зевает и ведёт Ли в другой конец коридора.       Двери за ними закрываются, Чанбин вместе со всеми остался дожидаться Чонина. В небольшом кабинете со светлыми стенами одинокая кушетка и металлический стол с необходимыми инструментами. Парень присаживается на кожаную мебель, наблюдает, как хирург надевает перчатки, обрабатывает его рану и оценивающе осматривает.       — Всего пару стежков и готово.       Местный анестетик притупляет болезненные ощущения, когда игла прокалывает кожу и всё происходит быстрее, чем представлялость в воображении Ли. Немного неприятно, но терпимо. Поверх раны хирург накладывает тонкие полоски пластыря.       — Чонин в триста пятой палате, а вам я выписываю больничный на три дня, — говорит мужчина, зная наперёд возможный вопрос.       Феликс скомканно благодарит и выходит в коридор, быстро находит нужный номер над дверью и заходит внутрь.       Количество людей в палате удивляет. Помимо Хёнджина, который сидел на невысоком стуле возле кровати брата и держал его за руку, были двое полицейских. Чанбин и Сынмин, кажется, плевали на правила больницы и заняли два кресла в углу. Писк медицинской аппаратуры только добавлял окружению безысходности.       — Так понимаю, это один из участников инцидента? — спрашивает офицер, сразу, как видит нового посетителя. Его напарник крепче сжимает папку с документами. Феликс кивает и смотрит на Со с лёгкой паникой, — У нас к вам несколько вопросов.       — Не так быстро, офицеры.       Ли за спиной слышит уже знакомый голос доктора. Мужчина протискивается между ним и дверным проёмом. На хирурге обычный халат и на удивление бодрость во взгляде. Когда тот успел переодеться и, очевидно, выпить желанный кофе, одному богу известно.       — Если хотите опросить этого парня, то не здесь. Я вам любезно предоставлю свой кабинет, а моему пациенту требуется покой, — на кармашке халата приколот бейдж, на котором тёмным глянцем напечатано: «Клиффорд Джонсон».       Коренастый мужчина в форме хмыкает, выражая крайнюю степень недовольства и жестом просит Феликса покинуть палату. Ли выходит в сопровождении двух полицейских, а Чанбин от волнения сжимает подлокотники кресла.       — Не нервничай, — говорит Сынмин, чем вызывает удивление одноклассника, — он справится. Это же Феликс.       У Со уголки губ дёргаются, неожиданная поддержка только увеличивает почву для размышлений. Почему Сынмин приехал в больницу. Почему Хёнджин так быстро успокоился, пока Ким его обнимал. И почему он до сих пор не ушёл.       — Нини, — голос Хёнджина привлекает к себе внимание.       Чонин вяло ворочается в кровати, открывает глаза, пытается осмотреться, но снова засыпает.       — С ним что-то не так? — волнение за брата буквально слышно в каждом слове.       — Нет, — доктор записывает в планшет показатели с мониторов, — всё в порядке. Он успешно перенёс операцию, вышел из наркоза, а сейчас просто хочет спать.       — Вы не сказали насколько серьёзны травмы Чонина, — Хван смотрит выжидающе, рука всё также сжимает ладонь Яна.       — Перелом двух рёбер, лёгкое сотрясение головного мозга, рассечение сухожилий третьего, четвёртого и пятого пальцев правой кисти. Так же гематомы в области грудной клетки, рана на левой скуле, — Клиффорд Джонсон видит, как от каждого названного увечья Хёнджин немеет. — Ещё раз повторюсь, его жизни ничто не угрожает. А те кто с ним это сделал, надеюсь, понесут соответствующее наказание.       — Не сомневайтесь, — твёрдо говорит Чанбин, ему до сих пор не верится, что это произошло. Особенно с Чонином, который и мухи не обидит. Когда он теперь снова увидит улыбку на лице друга?       Доктор прощается и просит не засиживыться в палате, часы приёма давно закончились, но силой выпроваживать парней никто не собирается. Сынмин набирает из кулера два бумажных стаканчика холодной воды и один отдаёт Хёнджину. Хван смотрит безразличным взглядом на протянутую руку.       — Поговорим? — спрашивает одними губами.       Ким кивает и молча выходит за пределы палаты в коридор.       Хёнджин постукивает по стакану с водой кончиками пальцев, зачёсывает волосы и наконец смотрит с такой болью, что страшно становится.       — Ты в этом как-то замешан? — прямо спрашивает Хван.       Сынмин теряется, с чего вообще такие мысли. Он отпивает ледяную жидкость, та сковывает внутренности.       — Я весь вечер с тобой говорил, почему ты…       — Потому что ты, Сынмин, уже делал это с Чонином, — зло проговаривает Хёнджин, указательным пальцем тыкая в чужую грудь. — Господи, думаешь я не знаю про великую дружную четвёрку из класса моего брата, которая никому жизни нормальной не даёт?!       — Один из этой четвёрки пытался защитить Чонина, а второй давно ни с кем не общается, — парирует парень.       — Замечательно, — разводит в стороны руки Хван, вода выплёскивается на белоснежный кафель. — Я благодарен Феликсу, не знаю, что было бы с Нини, если бы он за ним не пошёл. Если бы он не знал, какими его бывшие друзья могут быть, — зло цедит последние слова.       — Ты прав, — сдаётся Сынмин. — Ты вправе ненавидеть меня за то, что было, но я бы никогда не сделал подобного! — он рукой тыкает в сторону двери, за которой остались только двое.       — Прошу тебя, уйди, — Хёнджин прикрывает ладонью глаза. — Просто уйди.       Сынмин допивает воду, смотрит на того, кто так старательно избегает его взгляда. Сминает в кулаке бумажный стакан, хочется бросить тот в стену, но парень разворачивается и сдерживает свой порыв до первой встречной урны.       У Хвана во рту металлический привкус. Это правильно, что Сынмин ушел. Не стоит Чонину видеть его, одним из первых, после того, как наконец придёт в себя. Он откидывается на прохладную стену, сползает по ней, садясь на пол и тянется за смартфоном, но не находит его в кармане.       Чанбин выходит из палаты, когда по ту сторону стало подозрительно тихо.       — Хёнджин?       — Одолжишь свой телефон позвонить? — спрашивает, смотря снизу вверх.       Со без раздумий достаёт смартфон, снимает блокировку и протягивает тот другу. Хван по памяти набирает номер отца.       — Пап, — говорит, как только на звонок отвечают.       — Я звонил весь вечер, ты почему трубку не брал?       — Я в больнице, — начинает Хёнджин, он кончиком пальца проводит по швам на плитке, что покрывала пол. — Приезжай, ты нам нужен, — парень больше не сдерживает эмоций, не с близким человеком, — особенно Чонину.       Джисок выпытывает хоть какие-то подробности того, что случилось, пытается успокоить, пусть на расстоянии получается довольно плохо. Обещает приехать утром и просит звонить как можно чаще. У Чанбина на душе скверно, он стал поневоле свидетелем хоть и короткого, но личного разговора.       Феликс подходит тихо, пытается не привлекать к своему возвращению лишнего внимания. Со перехватывает его ладонь и сжимает в своей.       — Хёнджин, пойдём, — Чанбин помогает подняться, усаживает в кресле, которое ближе к кровати Чонина и укрывает запасным пледом.       Уходит к автоматам с едой на первом этаже и покупает сырные крекеры, в соседнем чёрный чай с мятой. Буквально заставляет съесть Хвана всё, что принёс и, когда тот засыпает от пережитых переживаний и нервов, вымученно улыбается Феликсу. Оставляет лёгкий поцелуй в уголке израненых губ.       — Не самый лучший день.       — И не поспоришь, — Ли понимает, что его парень пытается разрядить обстановку, вот только Ян, что лежит на больничной койке с кучей травм, не даёт этого сделать. На лице парня россыпь царапин от битого стекла и одна большая, от которой совершенно точно останется шрам. Тот, что будет всю жизнь напоминать ему и остальным о сегодняшнем дне. — Мне завтра нужно в полицию явиться.       — Зачем? Разве они не опросили тебя?       — Нууу, — Феликс облизывает рану на губе. — Офицер сказал, что после допроса Минхо и Чана, им ещё раз «необходимо» поговорить со мной.       — Я с тобой пойду, — говорит Чанбин.       — А как же школа?       — Какая к чёрту школа, Ликси, — он сильнее сжимает любимую ладонь. — Через всё дерьмо будем вместе проходить.

***

      — Мистер Хан! Мистер Хан!              Джисон оборачивается на оклик. Долли Кук быстро беребирает ногами, лавируя среди сонных школьников. Уроки скоро начнутся, но в коридоре по прежнему многолюдно и шумно. Звонкий голос завуча удалось услышать не сразу. Преподаватель останавливается, не думая кивает на приветствие старшеклассницы, даже не взглянув на неё.       — Доброе утро, — здоровается он с коллегой.       — Перестаньте, мистер Хан, — удручённо отвечает женщина, слегка запыхавшись. — Конец учебного года, — говорит так, словно в этой фразе заложены все проблемы мироздания. — Миссис Блер заболела.       — Мне очень жаль, — Хан не знает, что ещё можно ответить, как и не понимает зачем его остановили для такой информации.       — У вас в расписании нет первого урока, — миссис Кук заглядывает в папку с тем самым расписанием, для верности. — А у вашего класса сейчас физика. Нам просто некем её заменить.       — Но я же не могу вести физику и у меня сейчас… — он неопределённо кивает в сторону лестницы, по которой как раз собирался подняться на этаж, где и располагается его кабинет.       — Выручайте, Джисон. Вы же знаете, ваш класс нельзя оставлять без присмотра. Спасибо, — быстро проговаривает завуч, легко касается руки Хана, наверное в знак неописуемой благодарности и, развернувшись на маленьких каблучках, уносится прочь.       Сегодня он не планировал пересекаться со своими учениками, по крайней мере не со всеми. Джисон вообще-то тоже болеет. Точнее его голова от излишне выпитого алкоголя вчера вечером, ну или от отсутствия мозга, к чему мужчина склоняется больше. Минхо в сети не появлялся, а звонить Хан не решился. Что сказать, если и так достаточно наговорил и сделал. Он даже в университете не страдал любовными интригами, хотя казалось, лучшего времени не придумаешь.       Звонок, оповещающий о начале занятий, неприятно режет по ушам. Преподаватель морщится и бредёт по направлению кабинета физики. Нужно как-то взять себя в руки и провести урок.       В классе тихо, будто там никого нет. На ходу Джисон расстёгивает бежевый кашемировый кардиган.              — Миссис Блер заболела, поэтому урок проведу я, — в голосе нет былой радости, что так присуща преподавателю. Он с шумом кладёт дипломат на стол, а кофту небрежно бросает на спинку стула. Беглый взгляд по помещению приводит его в замешательство. Он рефлекторно смотрит на наручные часы, закрытую дверь и вновь на школьников. — Кто-то скажет мне причину по которой есть отсутствующие? — от строгости тона, с которым произнесены слова, пробегают мурашки.              Ученики озадаченно переглядываются и пожимают плечами. Пустые последние парты раньше никого бы не удивили. Возможно подростков и сейчас, но у Джисона внутри поднимается волна беспокойства. Чанбина с Чонином тоже нет и по лицам их друзей не сложно догадаться — они совершенно не понимают почему.       — Сейчас вернусь, — жёстко бросает преподаватель и покидает класс.       В груди сдавливает так, словно лёгкие налились свинцом. Хан расстёгивает верхнюю пуговицу на рубашке, но это ни сколько не помогает. Каблуки туфель громко отбивают ритм шагов. Джисон чувствует лишь свой участившийся пульс. Дёргает дверную ручку в кабинет психолога, но та не поддаётся. В этот момент из приёмной директора выходит секретарь. Они пересекаются взглядами, женщина коротко кивает в бок и удаляется.       В приёмной даже через закрытую дверь слышно, как Ибо и Чжань разговаривают на повышенных тонах. Ещё ни разу Хан не был свидетелем их ссоры. Уместно ли сейчас прерывать, мужчина не знает, но всё же заходит в кабинет директора. Голоса сразу стихают.       — Из моего класса отсутствуют шесть учеников, — говорит он, пропуская приветствие.       По лицам коллег заметно, что и они не нацелены на лишние приличия. Ван Ибо садится на своё кресло, слегка откинув полы тёмно-синего пиджака. Сяо Чжань не спешит занять какое-либо место, он опирается руками о спинку стула, приставленного к столу и выдыхает. Такое поведение вмиг выбивает из головы преподавателя все мысли. Он неосознанно вытирает вспотевшие ладони о обрюки.       — Почему шесть, было же четверо? — Ван обращается к Чжаню. Тот поджимает губы, из груди вырывается ещё один вздох.       — Где? Что происходит? — словно в трансе спрашивает Хан.       — Джисон, присядь, — голос напряжённый, а взгляд полон сожаления.       Хан, как сквозь толщу воды, слушает всё, что произошло вчера. После того, как Минхо ушёл. Когда Джисон позволил ему уйти. В голове сразу же возникает сто тысяч «если бы». Всё могло бы быть по-другому, выразись он иначе, если бы остановил парня, если бы побежал за ним. Если бы изначально вёл себя, как ответственный взрослый. И получается, если бы не влюбился. Хочется схватиться за голову, вырывать волосы, швырнуть что-то в стену, хоть как-то выплеснуть эмоции. Ноги не чувствуют твёрдой поверхности, мужчина нащупывает стул и будто в замедленной съёмке опускается на него. Чувство вины неподъёмным грузом ложится на плечи.       — С Чонином всё будет хорошо.       Доносится отголосок фразы и в руках Джисона появляется чашка с чем-то тёплым. Её легонько подталкивают вверх, призывая выпить содержимое. У Хана нет моральных сил сопротивляться. Кажется, вложи в руку нож со словами «воткни в ногу и всё закончится» и он ни секунды не замешкается. Джисон пьёт так, словно жажда мучила его неделю. И только когда в чашке жидкости остаётся на пару глотков, понимает, что ему дали. Смотрит на кофейный напиток, остро ощущая привкус коньяка.       — Сегодня можно, — невесело говорит Сяо Чжань, встречаясь с недоумённым взглядом друга.       — Где Минхо? — получается слишком жалко. Хочется врезать себе подзатыльник и надеяться, что никто не поймёт истинный мотив вопроса.       — В полиции, как и Бан…       Хан залпом допивает кофе с коньяком и, громким стуком чашки о стол, прерывает Чжаня.       — Меня же будут держать в курсе? Как классного руководителя, — на всякий случай уточняет учитель, поднимаясь с места.       — Полицейские будут говорить со всеми нами, — Ван Ибо впервые за это время обращается к Джисону.       Проводив взглядами ссутуленную спину Хан Джисона, Ибо щурится на смартфон. Тот стоит на беззвучном, а на экране десяток пропущенных.       — Он так переживает за этих детей, — не без восхищения произносит директор.       — Да, Хан хороший преподаватель, — Чжань сверлит глазами закрытую дверь. День будет крайне тяжёлым, он только начался, а голова уже раскалывается от пульсирующей в висках боли.       Дойдя на автомате до кабинета физики, Джисон даёт себе секунд тридцать чтобы собраться, прежде чем переступить порог. В классе в одночасье воцаряется молчание, на него смотрят двенадцать пар любопытных глаз. Но преподаватель не может ничего сказать. Просто застыв на месте, он тупо пялится на школьников, но не видит ровным счётом ничего.       — Мистер Хан, — негромкий голос О Сынмина разрезает тишину, — Ян и Со не отвечают.       Джисон прокашливается и на ватных ногах подходит к рабочему месту, садясь за стол. Теперь ему предстоит пересказывать всю историю, что по сути является кошмаром для ребят и его личной катастрофой.       На улицу опустился вечер. На чернильном небе уже во всю мерцают звезды. В кабинете директора пахнет китайской едой из доставки, а на Т-образном столе повсюду разложены документы. Сяо Чжань бросает палочки в картонную коробку, без аппетита доев последний кусочек свинины.       — Спасибо, Кейт. До завтра, — Ван Ибо откладывает телефон, который буквально горит от звонков. Мужчина растирает затёкшую шею, прокручиваясь на кресле.       — Нам в полицию к десяти часам. Она успеет ознакомиться с делом?       — Кейт хороший адвокат. Я доверяю ей, — голос у Ибо сиплый от бесконечных разговоров. Он устало смотрит на личные дела школьников, которые прочитал за этот день не один десяток раз.       Чжань кивает, выбрасывает упаковки от еды в пакет и принимается аккуратно собирать документы по папкам.       — Наверное, нужно сразу взять это с собой, — психолог методично складывает разбросанные листы.       — Поверить не могу, что никто из пострадавших не жаловался, — Ван наблюдает за тем, как Сяо Чжань откладывает ту папку, что содержит обращения в медпункт с одним единственным выводом «упал».       — Они дети, Ибо, — Чжань собирает самую толстую — личное дело Ли Минхо. — Взрослые учат не ябедничать, а одногодки — не стучать, иначе хуже будет.       Ван Ибо нечего на это сказать. Он грузно наваливается на стол, чтобы помочь уставшему телу подняться и помогает скорее разобраться с бардаком на столе.       — Уже поздно, — на это Чжань только согласно мычит, — подвезти тебя?       — Не думаю, что это необходимо, — ответ получается отстранённым, голос бесцветный, — я здесь недалеко живу. Прогуляюсь.       Дальнейшие сборы проходят в гнетущем молчании. У Ибо нет права настаивать, предлагая помощь. Не сейчас, когда его безучастное отношение к работе разрушило личную жизнь и грозит колоссальным скандалом. Он удобнее перехватывает коробку с бумагами. Сегодня они покидают школу самыми последними.       С неба срываются редкие капли дождя. Воздух пропитан влажностью, отчего становится неуютно в лёгкой одежде.       Сяо Чжань поворачивает голову, чувствуя на себе испытывающий взгляд.       — Отель на Гросс Авеню, — сдаётся мужчина, замечая на любимом лице нежную улыбку.       Автомобиль останавливается у недорогой гостиницы с непримечательной вывеской. Ехать и правда было не далеко и, если бы мужчины не были так истощены морально, они всё равно не успели бы хоть о чём-то поговорить. Зато дождь к этому времени успел разойтись. Капли барабанят по крыше и стёклам, Ибо машинально включает дворники.       — В школу с утра смысла идти нет. Я предупредил миссис Кук, что нас не будет, — завтра предстоит очередной тяжёлый день и Ван будто бы устал заранее.       — Ты думал о том, что будет когда пресса узнает? — Чжань задаёт мучавший весь день вопрос. Фамилия Ван у всех на слуху, тем более когда выборы мэра города вот-вот закончатся.       — Скандал, — спокойно отвечает Ибо, приняв неизбежное. — Но сейчас не стоит об этом думать, хотя удивительно, что ещё никто не знает. Я заеду за тобой к девяти.       — Я могу сам добраться до участка.       — Знаю, — от напряжённого диалога сводит скулы. — Нужно успеть переговорить с Кейт до полиции. Постарайся отдохнуть.       — Спокойной ночи, Ибо, — Сяо Чжань выходит из машины хлопает дверью и быстрым шагом направляется ко входу в отель.       Следующий день выдаётся солнечным, словно погода решила сжалиться над горожанами. От тёплого солнца лужи высыхают и следы дождя, что закончился лишь под утро, быстро испаряются.       Уличное кафе, что располагается неподалёку от полицейского участка, не заполненно посетителями. Кейт Коллинз, закрывает последнюю просмотренную папку и закидывает ногу на ногу.       — Школьный буллинг щепетильная тема, — говорит женщина после того, как допивает последний глоток остывшего кофе. — К счастью, этот случай произошёл за её пределами, так что у школы не должно быть проблем.       — К счастью? — хмыкает Сяо Чжань. К счастью было бы, не будь этого инцидента вовсе.       Адвокат пропускает мимо ушей замечание мужчины.       — Сейчас моя роль будет заключаться только в наблюдении. Обвинений против школы и руководства нет, как я понимаю?       Ван Ибо подтверждает её заключение коротким кивком.       — Не стоит переживать, — Коллинз поднимается со стула, одёргивая зауженные брюки. Строгий белый костюм, явно сшитый на заказ, идеально сидит по фигуре, — вы просто ответите на вопросы. Всего лишь формальность.       Но та самая «формальность», как выразилась адвокат, расстянулась почти на четыре часа. Офицеры задавали одни и те же вопросы в разных формулировках, словно Ибо и Чжань подозреваемые.       Стало понятно — судебный процесс будет не из лёгких.

***

      Яркие солнечные лучи пробиваются сквозь открытые жалюзи. Чонин поворачивается на бок и громко вскрикивает, голос хриплый, из-за чего звучит немного пугающе. Хван Джисок за долю секунды подходит к кровати. Хёнджин спит, не меняя позы, а мужчина ещё ранним утром выехал к сыновьям, взяв на работе отгул.       — С пробуждением, — старший Хван склоняется над Чонином, сразу же появляясь в его поле зрения. — Как ты, Нини?       — Хуёво, — бездумно отвечает Ян.       — Не выражайся, — Хёнджин растирает заспанные глаза. Джисок с гордостью смотрит на старшего сына, который явно никогда не выйдет из роли заботливого брата. Он скидывает плед на соседнее кресло и поднимается на ноги, слегка потягиваясь.       В палату заходит доктор, с неизменной улыбкой на лице.       — Доброе утро, — приветствует пациента и его посетителей.       — Ну, это у кого как, — стонет Ян, пытаясь сесть в кровати.       — Высококачественный юмор, кажется, кто-то стремительно идёт на поправку, — Клиффорд Джонсон записывает в очередной раз показатели в карту и замечает незнакомое лицо. — А вы, собственно, кто?       — Его отец, не родной правда…       — Да это не важно, — перебивая мужчину, отмахивается доктор. — Хотел вам сказать, что следователи наседают. Я дал строгий запрет на допрос Чонина до его выписки, а она будет через неделю.       Хёнджин переглядывается с отцом, новость и правда хорошая. Не хочется заставлять брата заново переживать произошедшее так скоро.       — Благодарю вас, мистер Джонсон, а можно узнать, какое лечение или процедуры будут у Чонина, — Хван Джисок кладёт руку на плечо Яна, предупреждая его очередную попытку сесть.       — Полный покой, обезболивающее и ваша безграничная любовь и поддержка. А еще, Чонину никак нельзя нагружать руки примерно месяц, операция была не из простых, — отвечает мужчина. — И если позволите, я пойду домой, двое суток без сна, чуточку выматывают.       Хирург машет планшетом в воздухе на прощание. В палате снова слышно лишь звуки больничной аппаратуры.       — Я возьму отпуск на две недели, — говорит Джисок. Для него это не будет большой проблемой.       — Пап, ты уверен? Мы и сами справимся, — пытается возразить Хёнджин.       — Вы справлялись одни слишком долго, не отказывайтесь от моей помощи. У тебя сессия, у Чонина экзамены, — этими словами мужчина ставит точку.       Ян пытается взять бутылку с прикроватной тумбочки, но боль в руках заставляет снова издать болезненный стон.

***

      Чонин просыпается в пять часов. Солнце только восходит и будить кого-то из-за того, что он банально хочет пить и есть, кажется неправильным. Ещё только вчера его выписали из больницы с кучей таблеток в придачу. Наверно он ест их чаще, чем обычную человеческую еду. Парень поворачивается на бок, аккуратно опуская перебинтованные руки на подушку. Швы ему снимут через неделю. Потом, как сказал мистер Джонсон, начнётся длительное восстановление, ведь сшить сухожилия, это не то что почку пересадить. Чонин юмора хирурга не понял, но осознал, что последствия могут быть не самыми лучшими. Он поочерёдно пытается пошевелить пальцами, все поддаются кроме трёх.       «Всё будет хорошо» — проговаривает сам себе, как на повторе, Ян.       Глаза начинает щипать, но он быстро переключается. Неловко берет телефон, ещё дольше пытается его разблокировать, а потом пишет сообщение Чанбину.       Me:       «Я дома, больше никакой больничной еды и ваших кислых лиц»       Получается без ошибок. Хоть что-то в его жизни не имеет этого. Чонин раз за разом возвращается в тот злополучный вечер. Знакомая улица, грязный асфальт и Бан Чан, который и шага в его сторону не сделал, чтобы защитить. Слёзы подступают, оповещая о возможной истерике. Чонин закусывает подушку, пытается выровнять дыхание и успокоиться.       Он не знает сколько времени прошло с того момента, как он проснулся и как Хван Джисок зашёл в комнату. Кажется он пару раз успел задремать.       Мужчина заранее приготовил самую простую яичницу и пару тостов. Рядом с тарелкой он ставит стакан с соком, в котором соломинка. Чонину неприятно, что сейчас его приходится кормить с ложечки как ребёнка. Вот только выбора нет, если парень надеется на благополучное выздоровление.       — Хёнджин в университет ушёл, — как бы между прочим, говорит Джисок, пытаясь хоть с чего-то начать разговор.       Чонин мычит, когда съедает с вилки первый кусок. Он буквально в горло не лезет, но говорить об этом язык не поворачивается. Дальше завтрак проходит в полном молчании. Ян осторожно берёт стакан апельсинового сока и самостоятельно выпивает. Хоть какое-то для него достижение.       Джисок помогает умыться, принять душ после недели в больнице, а Чонин себя только хуже чувствует.       — Скажи, что не так? — спрашивает мужчина, когда они завершили все утренние процедуры и разместились в гостиной перед телевизором, где на удивление транслировали какую-то комедию.       Ян хмыкает, у него всё сейчас не так, но вины Джисока в этом нет. Он кончиками пальцев поднимает чипсы из тарелки, стараясь их тревожить как можно меньше.       — Плакать хочется, а нельзя, — тихо проговаривает Чонин. Старший Хван переводит на него взгляд, полный замешательства. — У меня два ребра сломано, больно будет, — продолжает парень, словно это что-то обыденное. — Мне сейчас ни смеяться, ни плакать нельзя.       — Хреново, — Джисок переключает канал, на что-то более нейтральное. — Скажу как есть, — мужчина шумно выдыхает. — Сегодня первое заседание по твоему делу.       Чонин тупо смотрит сначала на тарелку с закуской, а потом на экран, где уже вместо комедии какой-то документальный фильм.

***

      Хёнджин нервно одёргивает рукава бомбера, переступает с ноги на ногу. Лёгкое касание к пояснице заставляет парня напрячься.       — Расслабься, всё пройдёт хорошо, — уверенный голос Джексона не успокаивает.       До первого слушания остаётся всего ничего, а Хван совершенно не понимает, что происходит вокруг. Метаясь между универом и больницей, Хёнджин забывал не то, что бы поесть, но и один раз умыться.       — Не нужно было тебе пропускать пары, — голос звучит тихо и неуверенно. Он закусывает губу и ёжится. Ему так стыдно, что Ван сейчас стоит рядом, откладывая свои дела, хотя Хёнджин и просил этого не делать.       — Джинни, — Джексон тянет парня на себя, заключая в объятия. Тот сразу же утыкается лицом в чужое плечо, неосознанно прося больше поддержки, — когда же ты научишься принимать помощь? — от ласкового тона губы Хвана расстягиваются в улыбке и он легко пожимает плечами.       — Просто вы не обязаны и мне так неловко, — слова звучат глухо из-за того, что Хёнджин всё ещё стоит, зарывшись носом в ткань пиджака друга.       Во внутреннем кармане раздаётся вибрация телефона, от неожиданности парень дёргается в тёплых объятиях. Ван смеётся и вынимает смартфон.       — Это Исин, — бегло просматривает сообщение и так же быстро набирает ответ. — Переживает и желает удачи.       Хван издаёт тихий стон. Даже парень его бывшего не остаётся безучастным. Кажется, он готов расплакаться от такого количества заботы. Джексон отстраняется, обхватив парня за предплечья и заставляя посмотреть на себя.       — Джэхён очень хороший адвокат и он действительно готов помочь. Не думай, что ты должен будешь. Дело не в деньгах и я уже об этом говорил.       — Да-да, карьера, портфолио или как у вас это называется, — тараторит Хёнджин. Он понимает, что с тех пор как Джексон предложил обратиться к его другу на безвозмездной основе, Хван порядком надоел своей неуверенностью. Он не сомневается в молодом и перспективном юристе. Просто это так странно, когда даже незнакомый человек приходит на помощь, пусть и с выгодой для себя.       — Это мелочи, — тепло улыбается парень. — Он бы всё равно согласился. Ты знаешь Исина, он и мёртвого достанет, — при упоминании любимого человека глаза Вана загораются. А вот и он, — кивает за спину Хёнджину, замечая знакомую фигуру.       — Добрый день, — Ли Джэхён, высокий молодой человек в дорогом дизайнерском костюме, останавливается в полуметре от парней.       Хёнджин впервые видит адвоката, который будет представлять их интересы. Ему не больше тридцати, но исходящая аура вселяет неоспоримую уверенность. Джэхён протягивает ладонь для рукопожатия и сдержанно улыбается.       В здании суда стены отделаны деревом орехового цвета. Здесь шумно, словно в улье, не смотря на то, что все стараются говорить вполголоса. У самой двери в зал Джексон крепко сжимает руку Хвана. Тот поднимает такой взгляд, что у Вана болезненно сжимается сердце.       — Я буду рядом, — ободряюще говорит парень и они переступают порог.       В помещении уже душно от количества людей. Хёнджин не понимает кто они и зачем здесь находятся. Пройдя к первым рядам деревянных скамеек, Ли Джэхён кладёт дипломат на стол, указывая Хвану сесть позади. Адвокат вынимает бумаги и, пару раз постучав по столешнице, чтобы образовалась ровная стопка, складывает на край. Хёнджин растерянно оглядывается по сторонам, взгляд останавливается на одноклассниках Чонина. Парни безучастно слушают адвоката.       Бан Чан нервно заламывает пальцы, голова опущена. Минхо, не изменяя привычке, удобно развалился на кресле. У Хвана мороз по коже от острого профиля и пустого взгляда.       Короткие и громкие постукивания судейским молоточком призывают к тишине. Она становится такой давящей, словно вмиг превысила тысячу атмосфер.       — Добрый день, господа присяжные, сторона защиты, обвинения, — Мэддисон Грин поочерёдно одаривает всех проницательным взглядом. Судья откладывает молоточек и вчитывается в текст на бумаге. — Сегодня слушается дело по поводу нанесения тяжких телесных повреждений Ян Чонину, — на фоне раздаётся звук клавиш стенотипа. — Господин прокурор, Вам слово, — женщина сцепляет руки в замок.       — Ваша честь, господа присяжные заседатели, — мужчина выходит перед присутствующими, говоря дежурные приветствия. — Подсудимые Ли Минхо и Бан Чан обвиняются в тяжком нанесении вреда здоровью своему однокласснику, который по рекомендации лечащего врача не может присутствовать на суде. Обвинение просит перенести заседание и назначить первичную меру наказания в виде лишения свободы, до вынесения окончательного приговора.       Хёнджин буквально подпрыгивает на месте от услышанного. В судейском зале поднимается гомон из перешёптываний. Сидящий на одной из последних скамеек Хан Джисон ощущает неприятное дежавю, словно он находится в своём классе и школьники подняли очередной шум недовольства. К сожалению, сейчас всё куда страшнее, чем в его самый первый урок. Звук молоточка заставляет всех замолчать.       — Стороны, подойдите, — Мэддисон Грин подаётся немного впередёт.       Адвокаты расслабленно опираются о высокую судейскую стойку.       — Что это значит? — еле слышно спрашивает Хван.       — Такое бывает, ничего страшного, — Джексон крепче сжимает чужую вспотевшую от волнения ладонь.       Переговоры слегка затягиваются, отчего нервы присутствующих вот-вот не выдержат и лопнут от напряжения.       Представители сторон возвращаются к своим местам. Хван следит за адвокатом Минхо и Чана. Мужчина что-то им говорит, парни практически синхронно кивают. В этот момент Джэхён, говоривший с Джексоном, и судя по всему с Хёнджином, садится за свой адвокатский стол. Барабанные перепонки вновь раздражаются от этого проклятого молотка. Судья поднимается со своего кожаного кресла и расправляет складки на чёрной мантии.       — Суд выносит своё решение, — становится так тихо, словно в вакууме. — Бан Чану выносится первичная мера наказания в виду несовершеннолетия — домашний арест. Ли Минхо — заключение под стражу из здания суда. Приговор может быть заменён суммой залога в пятнадцать тысяч долларов и домашним арестом. Стороны имеют возражения? — женщина внимательно смотрит на коллег.       — Нет, Ваша честь, — немного в разнобой отвечают адвокаты.       — Заседание переносится до возможности присутствия потерпевшего Ян Чонина.       Бой деревянного инструмента по подставке звучит словно гром.       — Что это значит?! — вспыхивает Хёнджин. — Почему его отпускают? — парень не стесняясь говорит на повышенных тонах и указывает пальцем на Бана. — Почему ты сказал, что мы не возражаем? Мой брат он…       Джексон притягивает Хёнджина к себе, гладит по спине, в попытке предотвратить наступающую истерику.       — Их адвокат смог выбить залог, — Джэхён лишь на первый взгляд кажется равнодушным к чужим эмоциям. — Но переживать не стоит, — Ли собирает документы в дипломат.       — Спасибо, — говорит Ван. — Я ему всё объясню, — Джексон кивком прощается с другом, но сам не спешит покидать зал, по крайней мере, пока Хван не будет в состоянии этого сделать.       Сынмин зашёл в помещение как раз в тот момент, когда судья о чём-то переговаривалась с адвокатами, как понял парень. Охранник у входа наградил его уничижительным взглядом, но ничего не сказал. Ким словно прирос к стене, о которую опирался. На руках его лучшего друга застёгивают наручники и он, как безропотная кукла, следует за стражами правопорядка. Сколько же ужасных глупостей они наделали. Сколько разрушили жизней, помимо собственных. Крик Хёнджина, будто лезвием по коже. Ким закусывает губу до крови и выскальзывает в коридор до того, как его заметили. Хотел бы он оказаться на месте Джексона, но у него нет на это никаких моральных прав. Он сам во всём виноват.       Под общую суматоху Ван Ибо удалось подойти к Джисону. Они не пересекались до заседания, да и до этого были очень напряжённые дни, такие, что они могли и не видеться вовсе.       — Это брат Яна?       Мужчина бездумно кивает, даже не вслушиваясь в вопрос.       — Ты как себя чувствуешь? — обеспокоенно спрашивает Чжань, но натыкается на нулевую реакцию друга.       «Посмотри на меня» — проносится в голове шальная мысль.       Минхо опускает голову, скрывая глаза за отросшей чёлкой.

***

      Выпускной бал должен быть одним из самых счастливых событий в жизни подростка, пусть и с привкусом лёгкой грусти, но зато наполненный предвкушением неизвестного и манящего будущего. Это день, когда все запреты для школьников имеют двойное желание, если не сейчас, то когда? У входа в спортивный зал стоит огромная арка из воздушных шаров, пол застелен красной ковровой дорожкой, множество огней освещают помещение и отовсюду вспышки фотокамер. Безалкогольный пунш уже не является таковым. Девушки в блестящих платьях в пол, с идеально уложеными волосами и ярким макияжем, высокие каблуки ступают по ковровому покрытию, словно сейчас действительно проходит кинофестиваль в Голливуде. Костюмы парней украшены бутоньерками. Каждый выпускник старается сделать как можно более интересное фото для альбома. Кто-то принимает смешную позу, корчит рожи, а кто-то изо всех сил вживается в роль знаменитых и успешных актёров.       Феликс теребит бабочку, поправляя несчастный элемент гардероба в сотый раз за вечер. Чанбин перехватывает его руки и сам расправляет атласную ткань.       — Я выгляжу нелепо, — вздыхает Ли, пальцы тянутся к уложенным волосам.       — Ты выглядишь потрясающе, — Со берёт чужие ладошки в свои и ласково улыбается.       — С побитой мордой, — угрюмо подмечает парень. — Отличная память в альбоме.       — Ли Феликс, — официально начинает Чанбин, — твоя побитая морда, самое красивое и милое личико из всех существующих, — он осторожно оглаживает ранку на губе и целует в противоположный уголок.       — Когда-нибудь я привыкну к твоей слащавости, — в шуточной раздражённой манере говорит Феликс, а у самого улыбка не сходит с лица.       — Конечно, тебе теперь всю жизнь с этим жить, любимый, — смеётся Со и тянет парня к столу с закусками и напитками.       — Мы у входа Сынмина видели, — рядом вырастает Од, приобнимающий Чонсу. Кажется в последнее время они будто бы намертво приклеились друг к другу.       Взгляд Феликса перемещается к зоне для фотографий. Пожалуй, в этот вечер он хотел бы подойти к старому другу. Удивительно или нет, но ему есть что сказать.       — Он сразу ушёл, — подаёт голос Чонсу, замечая реакцию Ли.       Чанбин тут же сжимает его ладонь. Он как никто знает, как Феликс переживает всю сложившуюся ситуацию. И не может его винить, что парень всё ещё беспокоится о тех, кого называл друзьями.       — Если никто из вас со мной не потанцует, то я напьюсь, клянусь своим аттестатом с отличием, — в руках у Лилиан уже пустой пластиковый стаканчик.       Она всё же выбрала то платье, которое понравилось Феликсу, хоть и пришлось покупать его одной. Как и быть на этом выпускном.       — Здесь всё ещё есть преподаватели и кажется я директора видел, — Од берёт со стола небольшое пирожное, сначала предлагает Чонсу, но тот отказывается. Сладкое лакомство целиком отправляется в рот.       — А я видела, как они шампанское в учительскую несут.       — В этом пунше градус близится к сорока, — Феликс делает пару глотков, чтобы расслабиться, но отставляет стаканчик подальше.       Быстрая и весёлая музыка сменяется медленной мелодией. Огни на дискошаре замедляются в такт песни. Лилиан опускает взгляд в пол. Ей так хочется пошутить, сказать какую-то весёлую глупость, но всё что она может, это думать про Чонина. У друга не будет школьного бала, не будет первого медленного танца. Девушке хочется плакать, а парни судорожно переглядываются, расстерявшись от такой резкой смены эмоций у подруги. Феликс кивает Чанбину, чтобы тот пригласил Одли. Со уже набрал в грудь воздуха, но его опережают.       — Лилиан, потанцуешь со мной? — Сон Ходжун из параллельного класса смущённо улыбается.       Парню не хватило смелости пригласить её на выпускной. Вокруг девушки всегда кто-то был. Да и как подойти, когда вблизи её друзья. Боязно было. Но это же выпускной, сейчас или никогда. Он протягивает руку, а Одли смотрит на ребят. Те многозначно косят глаза на парня, одними взглядами пытаясь сказать, мол чего ждёшь, иди. Её ладонь осторожно ложится в чужую.       — Наверное и мы потанцуем, — щурится Чанбин и тащит Феликса поближе к Лилиан и Ходжуну.       — А мы, пожалуй, не будем привлекать столько внимания, — уверенно заявляет Од, выходя на танцпол.       — Конечно, мы совсем не подозрительно будем пялиться, — Чонсу закатывает глаза, чувствуя крепкие объятия на талии.       — Мы присматриваем, — уточняет Сынмин, целуя парня в щёку.       — Такие беззаботные, — Чжань становится рядом с Джисоном, который привалился плечом к стене. — Как успехи?       — Сколько не выливай, а они всё равно умудряются набадяжить новое, — устало и с лёгкой снисходительной улыбкой отвечает Хан. Он выпивает содержимое стаканчика, продолжая пустой вертеть в руках.       Музыка на фоне становится очень тихой, сцена подсвечивается прожектором, а у микрофона появляется ведущий вечера.       — Дамы и господа, — театрально говорит один из выпускников, — настало время объявить короля и королеву бала! — парень оглушает присутствующих. Его речь сопровождает шквал аплодисментов. Он вскрывает первый конверт. — Вы готовы? — ведущий держит всех в напряжении. Школьники от нетерпения кричат. — Королева сегодняшнего бала прекрасная, обаятельная, — рассыпается на комплименты, ещё не глядя в конверт, — неповторимая Лилиан Одли!       Диджей включает музыку, а девушка, не ожидавшая такого развития событий, поднимается на сцену. На её голову одевают элегантную диадему. Зал продолжает утопать в авациях. Лилиан краснеет, взгляд растерянно бегает по смотрящим на неё людям. Ведущий ждёт, пока уровень шума немного спадёт.       — Королём этого вечера становится обворожительный, сногсшибательный, неподрожаемый, — школьник смотрит в конверт и с энтузиазмом, вскинув руки вверх выкрикивает имя, — Ли Минхо!       Начавшиеся было аплодисменты пропадают за секунду осознания. Ведущий в практически гробовой тишине неловко стоит у стойки с микрофоном, руки безвольно опускаются вниз.       Хан сминает стаканчик в руках, резко отталкивается от стены и, как можно скорее, уходит из спортивного зала. За его спиной раздаётся новая волна радостных выкриков.              Чанбин взбирается на сцену, обнимая подругу и слегка кружа. Лилиан придерживает корону и начинает искренне смеяться, когда его примеру следуют остальные друзья. Диджей включает музыку.